Демоны Боддеккера
Джо Фауст


Боддеккер #2
«Дьяволы Фермана». Демоны, выпущенные из ада умным рекламщиком Боддеккером.

Банда уличных отморозков, сделавшая потрясающую карьеру на телевидении – и не намеренная останавливаться на достигнутом.

Кровь льется рекой, пули летят – и все это восхищенные зрители наблюдают в прямом эфире!

Напрасно протестуют защитники морали и нравственности…

Наступило время реалити-шоу нового поколения!





Джо Клиффорд Фауст

Дьяволы Боддеккера




Пембрук, Холл, Пэнгборн, Левин и Харрис.


«Мы продаем Вас всему миру с 1969 года»


Офисы в крупнейших городах: Нью-Йорк, Монреаль, Торонто, Сидней, Лондон, Токио, Москва, Пекин, Чикаго, Осло, Филадельфия, Амарилло.












Глава 1

Сомнительная слава


Услышав позади голоса, я понял, что в очередной раз свалял дурака. Мне уже давненько не приходилось делать таких глупейших ошибок, но теперь, когда я дал маху, то сразу просек – насколько глобально.

Этот ляп обещал стать роковым.

Прошло не так уж много времени с тех пор, как я вышел из кинотеатра в Сохо под ручку с Хонникер из Расчетного отдела. Мы решили, как Левин, «сходить в киношку» и отправились на какой-то допотопный классический фильмец, пытающийся охватить разом всю историю рода человеческого: от Homo erectus до Homo superior. Лично мне фильм не показался ни особо трогательным, ни вдохновляющим, но, вероятно, виной всему шок, который я испытал, увидев начальные кадры. Апатичные гориллы, умирающие от голода в стране изобилия, поразительно смахивали на обезьян в провалившемся сценарии Робенштайна для «Наноклина» – вплоть до затмения над коробкой товара и того, как они молотили костями противников (у Робенштайна – стиральные машины). Мне и без того не нравилась мысль, что Робенштайн свистнул освященных временем пещерных людей Хотчкисса. Теперь же, когда я увидел, что они украдены прямо из этого якобы классического фильма… Все становилось еще хуже.

Именно ролик Робенштайна не дал мне сосредоточиться на продолжении картины. А она оказалась не только тягомотной, но и длиннющей. Вот, кстати, еще одна из моих ошибок – я не рассчитал, насколько затянется фильм. К тому времени, как мы с Хонникер вышли из кино, солнце уже село, а поблизости не было ни одного велорикши.

Последняя моя глупость: я поддался на уговоры Хонникер из Расчетного отдела и согласился идти домой пешком вместо того, чтобы сесть на метро.

Так вот мы шли себе пешочком и болтали. Она рассказывала, как Мак-Фили ловко отмазался от особо неприятного обвинения в выпуске вредного для потребителя товара.

– Приходят, значит, родители того парня, – говорила Хонникер, – и заявляют, что он, мол, выкинулся из окна вследствие действующей на подсознание рекламы в последней записи «Марширующих кретинов».

– Но там только и было рекламы, что подросткового «Любовного тумана», – возразил я.

– Они утверждали, что их сын находился в депрессии из-за того, что ему никак не удавалось найти себе девушку. А потому и для «Любовного тумана» тоже найти применения не мог.

– Постой-ка, – перебил ее я. – Это ж не реклама на подсознательном уровне. «Кретины» написали об этом песню. – Я попытался вспомнить слова: – «Он был неудачник, и был он толстяк, не мог он назначить свиданье никак…»

– Вот-вот, эту! – Хонникер начала петь: – «Он из дому вышел в припадке тоски и выстрелом вышиб тупые мозги».

И тут сзади раздался голос. Он тоже пел:

		– Теперь он мертв, мертв, мертв.
		Да-да, он мертв, мертв, мертв.

Мы резко обернулись.

На вид мальчишке было никак не больше двенадцати. Наверное, юный выпускник «Теч-бойз», из рядов которых так часто выходили головорезы. Смазанные какой-то дрянью огненно-рыжие волосы торчали вверх, зачесанные и подстриженные ровно-преровно, как посадочная площадка. Одет парень был с головы до ног в потрепанный джинсовый комбинезон, а на ногах красовались «Скоорис» – последняя широко разрекламированная «Мак-Маоном, Тейтом и Стивенсом» новинка. Из остального я заметил лишь, что мальчишка простужен – из носа у него так и текло. Он, силясь принять зловещий вид, то и дело вытирал рукавом замызганную физиономию.

От облегчения я едва не рассмеялся.

– Популярная песенка.

Взяв Хонникер за руку, я повернулся, дабы продолжить путь. И замер.

Их было семеро – включая того мальца, что заговаривал нам зубы. Все одинаковые, как под копирку – вплоть до синих комбинезонов, рыжих волос и причесок в стиле «палуба авианосца». Самые здоровенные носили на груди и спине курток ярко-малиновые нашивки; «номер один». Оставалось лишь надеяться, что им не требуется, как Дьяволам, срочно устраивать уличное барбекю для вступления в шайку нового члена.

Самый высокий из шайки запел:

		– Да-да, он мертв, мертв, мертв.
		Ему не жить, жить, жить!

Загораживая собой Хонникер, я попятился к кирпичному фасаду закрытого ресторана.

– Дай-ка попробую сам управиться.

– Похоже, ты уже управился, – ухмыльнулся рослый парень.

– Управился и с одеждой, – в тон подхватил другой.

Если бы я не пытался делать вид, что все в порядке, то не удержался бы от гримасы. В недобрый же день пришла мне в голову эта строчка! Ну да, не важно. Необходимо придумать способ выкрутиться из этой ситуации – причем любой ценой избежав необходимости пообещать еще одной уличной банде раскрутку в рекламе.

– Итак, ребятки, – я снова прибегнул к старому бодряческому трюку, – чем могу помочь?

Самый рослый ответил мне ударом в лицо. Я без труда увернулся, но знал, что он нарочно позволил уйти от его кулака.

– Мы тебе не ребятки. Мы – Большие Красные Торчки. И учитывая, что вы вторглись на нашу территорию, мы порешили: вы теперь обязаны отдать нам должное.

– Должное? – Я обвел их взглядом. – Как именно? «Торжественно признаю, что у вас самые большие и красные торчки, какие я только видел»?

Младшие члены шайки захихикали, однако главарю моя шутка не понравилась.

– Нет! – рявкнул он. – Я говорю о деньгах. Настоящих деньгах.

И почему это я вечно умудряюсь разбудить в уличных подонках самое худшее?

. – Но поскольку ты осмелился насмехаться над нашим священным названием, твои деньги нам не нужны. Усек? Так что, пожалуй, лучше твоя телка поближе познакомится с нашими красными торчками.

Я покачал головой.

– Прости. Сам понимаешь, этого я вам никак не могу позволить.

– Тогда попробуй вот этого.

Он снова замахнулся – лишь немногим проворней прошлого раза. Интересно, да из кого, собственно, вся эта шайка? Может, если мне удастся уложить их главаря один на один…

Я ушел от удара, и кулак со свистом пронесся мимо. Верзила по инерции качнулся вперед, я резко выпрямился и с силой врезал локтем ему по затылку. Бандит со всего размаху грянулся на тротуар.

– Он свалил Торка.

– Бей его!

Они бросились на меня всей сворой. Первым подоспел тот мальчишка, что отвлекал нас. Я перехватил его за руки и развернул, используя как живой щит. Но он так лягался и брыкался, что я скоро отшвырнул его в сторону – в ту самую секунду, когда удар по голове заставил меня пошатнуться. Двое Торчков ринулись добивать жертву, а остальные уже тянули лапы к Хонникер.

– Боддеккер! – закричала она.

Потрясающе. Они все замерли.

– Боддеккер? – прошептал кто-то.

– Тот самый Боддеккер? – поинтересовался робко кто-то еще.

Хонникер из Расчетного отдела раньше меня сообразила, что к чему.

– Мы из Пембрук-Холла.

Главарь приподнялся на локтях, отирая кровь с разбитого подбородка.

– Боддеккер! Охренеть можно! – Он оглянулся на Хонникер. – Простите за выражение.

Ряды Торчков облетел шепот, тихая мантра:

– Боддеккер.

– Боддеккер.

– Боддеккер.

– Боддеккер.

– Боддеккер.

– Я типа, правда, дико извиняюсь, мистер Боддеккер. – Торк поднялся на колени, размазывая кровь изо рта рукавом. – Да знай мы только, что это вы, конечно, пропустили бы сразу, без дураков. Черт, да любая шайка в Сохо к вам и цепляться не подумала бы. Что угодно для вас и вашей дамочки, дружище… Только попросите.

Я протянул Торку руку и помог ему встать.

– Почему?

– Да потому, что вы парень что надо, – пояснил он. – Обещали Дьяволам – и выполнили. Сделали их теми, кто они есть сегодня. Да вас теперь чтят девяносто пять процентов шаек на этом острове. А если считать по всему городу, то, верно, процентов семьдесят.

– «Плохие парни от рекламы подписывают контракт с плохими парнями из реальной жизни», – вставил один из Торчков среднего роста, цитируя заголовок моего интервью.

– Простите, что говорю это, – заметил я, – но вы не похожи на тех, кто читает «Рекламный век».

– Нет, – согласился щуплый. – Не «Рекламный век». «Гангленд-уикли». Они перепечатали это пару недель назад. – Он показал на остальных Торчков. – И я прочел им всем.

Мы с Хонникер из Расчетного отдела беспокойно кивнули.

– Да, пожалуй, теперь все понятно.

– А не могли бы вы и нам подписать? – спросил двенадцатилетний.

– Простите. У меня ни слейта, ни стилуса…

– Да он не автограф имел в виду, – перебил чтец. – Он интересовался, не могли бы вы и нас взять в рекламу, как Дьяволов.

Я так и побледнел. Не знаю, заметила ли это Хонникер – оставалось только надеяться, что Торчки не заметили. Ни за какие блага мира я не собирался больше давать никаких обещаний уличным шайкам. Но эти горе-бандиты казались такими неумелыми – и глядели на меня так жалобно.

Нет. Второй раз я в ловушку не попадусь! – Простите, – произнес я. – Дьяволы были одноразовым проектом. Вряд ли когда-либо еще мне потребуются для рекламы уличные шайки.

– А может, в рекламе мы могли бы подраться с Дьяволами? – робко предположил кто-то из Торчков.

При одном воспоминании о том, как Ферман и его парни обошлись с Норманом Дрейном, меня бросило в дрожь.

– Честное слово, не думаю, что…

Торк покачал головой.

– Отстаньте от него, парни. Разве не видите, мы слишком навязываемся.

Остальные медленно повернулись к нему.

– Это все я виноват. Зря я на него насыпался. Может, если бы я не лез на рожон…

– Ты что, совсем двинулся, Торк? – возмутился один из Торчков.

Их предводитель печально покачал головой.

– Я вот думаю, может, нам…

– Что? – пискнул двенадцатилетка.

Торк выпрямился во весь рост и расправил плечи.

– Я вот думаю, может, нам всем стоило бы и впрямь сделать себе нормальные Прически, носить чистое. Перестать уродовать людей из-за денег. Ведь так мы упустим очередной шанс выбраться с этой вонючей свалки.

– Вонючей свалки? – Двенадцатилетка уже чуть не плакал.

Чтец подошел к нему и обнял его за плечи.

– Не реви. Мы все равно позаботимся о тебе.

– Думаю, Торк прав, – согласился еще один.

Торк шагнул ко мне и протянул руку.

– Примите мои извинения, мистер Боддеккер. И тысячу извинений вашей прелестной подруге.

– Вы совершенно правильно поступили, – заверил я, пожимая ему руку. – Быть может, мне все-таки удастся что-нибудь для вас сделать.

Мы с Хонникер по очереди пожали руку всем Торчкам и позволили горе-гангстерам проводить нас до конца своей территории. Они дали нам подробнейшие инструкции на случай столкновения с другими их собратьями по профессии, а мы пожелали на прощание удачи. Отойдя так, чтобы они не могли нас видеть, мы остановились и ухитрились выловить такси, на котором доехали прямо до моего дома. Войдя в квартиру, мы оба, не раздеваясь, прыгнули в постель, дрожа и прижимаясь друг к другу.

– Просто не верится, – прошептала Хонникер из Расчетного отдела. – Мы же были у них в руках. Они же могли… могли сделать с нами все, что хотят. Но ты так храбро сопротивлялся им.

– Это не я, – возразил я. – Дьяволы. Дьяволы заглядывали нам через плечо и следили за нами.

Хотя на самом деле я знал: если бы Френсис Герман Мак-Класки следил за нами в тот миг, когда было произнесено мое имя, он плюнул бы себе под ноги и предоставил Большим Красным Торчкам полную свободу действий.



– Ну и что все сие означает? – спросил я ее чуть позже. – Как мы выбрались из подобной ситуации, отделавшись лишь легким испугом?

Хонникер взъерошила мне волосы.

– Не тем заморачиваешься. Суть не в том, что мы из этого извлекли, а в том, что извлекли Торчки. Сегодня вечером они получили громадный урок. – Ее губы изогнулись в улыбке, и она поцеловала меня в лоб. – Не связывайся с тем, с кем не следует.

Я отвернулся.

– Не знаю, не знаю.

– Да что тут такого, Боддеккер? Ты разве не это хотел услышать?

Я покачал головой.

– Сам не знаю, что я хотел услышать. Или, точнее, не уверен, что я из тех, с кем не следует связываться.

На лице у нее отразилось замешательство.

– Я не член «Нью-Йорк Хенчмен» или «Пуэрто-Рико Ромраннерс». Эти парни приучены играть, пока не рухнут замертво, но приучены также и служить образцами для подражания. Я же совсем другой. Никогда не хотел оказаться в центре поля. Вести мяч, обходить соперника, забивать голы. Только и мечтал, что о карьере офисного писаки, который сочиняет сногсшибательную рекламу и повышает спрос на товар.

Но теперь, нежданно-негаданно, я вдруг оказываюсь героем, перед которым склоняются шайки гангстеров – из-за того, что я помог возвыситься кое-кому из их братьев по духу.

– Они вовсе не склонялись перед тобой, Боддеккер, – возразила Хонникер из Расчетного отдела. – Они пытались избить тебя. А ты дал им сдачи – да так, что они получили хороший урок. Быть может, сегодня, не подчинившись их требованиям, ты спас семь чужих жизней.

Она снова поцеловала меня.

– Тогда сделай мне одолжение. Не давай раздуться от гордости – как бы штаны не лопнули.

Взгляд ее сообщил мне, что она не поняла метафоры.

– Все это низкопоклонство, что ты видела сегодня, оно же не ограничивается только горсткой болванов в дурацких прикидах. Заразило даже болванов во вполне деловых костюмах.

– И то верно.

Хонникер села и начала расстегивать блузку. Причем уже не дрожала, так что я понял: надо рассказывать, побыстрее.

– Чай «Бостон Харбор», – произнес я. – Клиенты забраковали мой сценарий рекламного ролика.

– Стыд и срам!

Она сбросила блузку и потянулась к одеялу.

– Вернули его с кучей поправок. Я переработал сценарий, кое-какие замечания и правда были по делу, но большинство – чистая прихоть, из разряда тех, что предъявляют просто потому, что имеют власть. Гризволд не хотел с ними ссориться. Ну как же, новые клиенты. Не стал даже защищать работу группы – слишком боялся потерять заказчиков.

Хонникер понимающе хмыкнула. Я услышал, как упали на пол ее туфельки.

– Так что я сдал компромиссный вариант, но они на него даже не взглянули. Заявили, им, мол, нужна совершенно новая концепция. Тогда я сказал Гризволду: передай им – пусть ищут себе совершенно новую группу.

Она извивалась, пытаясь стянуть что-то с плеч, но тут остановилась.

– И что дальше?

– Финней связался с ними и сказал, что я – тот, кто написал рекламу для «Наноклина». А сегодня утром Гризволд приходит ко мне в офис и говорит: «Бостон Харбор» решили вернуться к твоему первоначальному сценарию, без изменений.

– Подержи-ка, – попросила Хонникер из Расчетного отдела. Я протянул руки и через мгновение в них оказались атласные лямочки ее лифчика. – Ну и в чем тут соль?

– Соль в том, что компромиссный сценарий был лучше, потому что они выдвинули несколько вполне законных вопросов про место съемок. Но они предпочли исходный вариант, потому что его состряпал тот самый Боддеккер, который создал ролик, рекламирующий «Наноклин». Я стал пятисотфунтовой гориллой.

Хонникер, совершенно обнаженная, со всего маху взгромоздилась на меня.

– Ну ладно… тогда я – Джейн, – произнесла она. – А теперь заткнись и поцелуй меня, пока Тарзан не вернулся.



Почему-то на следующее утро мне было страшно идти на работу. И самое смешное, я не мог объяснить себе, чего так боюсь. На часах у Меня не было никаких сообщений, предвещающих поступь рока. Все прочее, от продленного после недавних успехов проката «Их было десять» до нынешнего состояния рекламы «Бостон Харбор», шло ровно и гладко.

Единственной тучкой на безоблачном горизонте продолжала оставаться Бэйнбридж. Я еще не успел официально дать ей отставку, но думал, что и так все ясно – не я ли постоянно держусь в обществе Хонникер из Расчетного? Мне было решительно нечего делать с моим новым специалистом по лингвистике, если не считать наших профессиональных отношений.

Не лучший, конечно, способ разрулить ситуацию, я и сам знал, однако, учитывая склонность Бэйнбридж лить слезы по любому поводу, вышло все в общем-то к лучшему. Я списал. ее со счетов и решил, что проблема утратила актуальность – ведь каждый божий день на неделе она заглядывала в мой офис «просто поболтать» и заставала там Хонникер, явившуюся с той же целью.

Скоро я выяснил, что сильно недооценивал серьезность ситуации. Судя по ходившим в агентстве слухам, Бэйнбридж ревностно несла факел с моим именем, терпеливо поджидая окончания интрижки с Хонникер из Расчетного – ну точь-в-точь верная женушка, пережидающая роман мужа с молоденькой дурочкой. Как бы там ни было, Хонникер я ничего говорить не стал. Она знала о Бэйнбридж и ее чувствах ко мне, да к тому же была подсоединена к передающей сплетни сети Пембрук-Холла. Так что происходящее никак не представляло для нее тайны, но я чувствовал: упомянуть об этом вслух – значит в каком-то смысле предать наши отношения.

Кроме того, любое признание в страхе или неуверенности с моей стороны– немедленно повлекло бы за собой повторение ночной атаки в стиле Джейн. А я, как бы ни был восприимчив к физическим чарам и талантам Хонникер из Расчетного отдела, все же хотел поспеть на работу вовремя.

Мы вместе добрались на велорикше к Пембрук-Холлу и поднялись на тридцать седьмой при помощи недавно завоеванного мной «ключа года». Вместо того чтобы там и расстаться, я пошел проводить Хонникер к ее кабинету на тридцать девятом. Мы обсуждали, не удастся ли взять Торка в ученики-курьеры и выучить его читать, как вдруг, сверху, из лестничного проема, гулко донеслось мое имя:

– Боддеккер! Эй, Боддеккер, это ты?

Я глянул на Хонникер.

– Гм… да?

Зазвучали быстрые шаги, и. показался Черчилль.

– Боддеккер! Привет! Как здорово…

Один взгляд на Хонникер из Расчетного – а может, первый удар ее феромонов ближнего действия, – и он остановился, точно пораженный громом.

– Ух ты.

Забыв обо всем, бедняга так и стоял бы, бессмысленно таращась на мою спутницу, но я положил этому конец, представив их друг другу. Черчилль, вздрогнув, вышел из транса и повернул ко мне голову – медленно и с усилием, точно каждый мускул его шеи отчаянно сражался за то, чтобы оторвать хозяина от столь захватывающего зрелища.

– Я… я тут подумывал… – начал Черчилль сомнамбулически, однако, наконец поймав в поле зрения меня, зачастил: – В общем, я хотел бы написать кое-что для нашей группы. В смысле, конечно, для средств массовой информации пишет Апчерч, но мне пришло в голову сверстать что-то вроде книги о моей работе… Ну а для нее, само собой, нужен какой-то текст. Так я и подумал: а почему бы самому не попробовать, верно? Чем больше, тем веселее. И… гм… я не очень-то уверен в своих писательских талантах… то есть, в смысле, уж явно не твоего, Боддеккер, уровня, но был быужасно благодарен, если бы ты просмотрел взглядом знатока страничку-другую. Как считаешь, ты ведь мог бы оказать мне такую услугу, если бы я попросил?

– А ты просишь? – уточнил я.

Он засмеялся.

– Да. Похоже на то.

– А Апчерч тебе с этим проектом не помогает?

– Ну… я не хочу, чтобы он знал, потому как занимаюсь этим на стороне. То есть это как раз не важно, потому что «старики» одобряют, когда ты работаешь над личным проектом, который стимулирует твои творческие способности, но Апчерч так любит критиканствовать…

– А я, по-твоему, не критиканствую?

– Я хочу, чтобы меня критиковали, а не критиканствовали, – сказал Черчилль.

Хотелось ответить напрямик – что на язык просилось, – однако я чувствовал, как глаза Хонникер из Расчетного отдела так и буравят мою спину.

– Когда что-нибудь наработаешь, дай знать. Если буду не слишком занят, обязательно взгляну.

Лицо Черчилля расплылось в широкой улыбке.

– Спасибо, Боддеккер, честное слово, огромное спасибо. Как что, сразу свистну.

И с этим он поковылял вниз по ступенькам.

Я взял Хонникер под руку, и мы вместе начали подниматься на тридцать девятый.

– Почему тебя эта перспектива совсем не обрадовала? – спросила она.

– Апчерч вполне способен сам покритиковать его писания.

– Но он хочет узнать именно твое мнение.

– Он хочет узнать мнение пятисотфунтовой гориллы, – возразил я. Здесь мне ничего не грозило – заниматься сексом на лестнице было слабо даже Хонникер из Расчетного.

– Ну и что тут такого плохого? – осведомилась она.

– Ничего. Только я помню, как встретил его на лестнице месяц назад, когда «Наноклин» еще не прогремел, а я был просто-напросто одним из чернорабочих на потогонной творческой фабрике. Он меня и парой слов не удостоил.

– Может, он просто застенчив? – Хонникер попыталась подсластить свои слова улыбкой.

– Ты так думаешь? У меня на этот счет другая теория.

– И какая же?

– Помимо этого случая, я вообще видел, как он говорит, всего один раз: когда он сидел на коленях Апчерча и Апчерч тянул за струночку, что торчит у Черчилля из затылка.

Хонникер прикрыла рот ладошкой и прыснула.

– Ты сейчас точь-в-точь как Левин.

Я сгорбился и повторил фразу, по мере сил подражая манере «старика». Это вызвало настоящий взрыв хохота. Момент прошел, морализаторство закончилось, а горилла еще пользовалась благосклонностью Джейн.

В каком расчудесном мире мы живем!



Во всяком случае, мир был расчудесным, пока я Не добрался до офиса, где обнаружил на рабочем столе целую стаю посланий. Большинство – просьбы об интервью из «Пипл», «Плейбоя», «Тайм» и «Ти-Ви-Гида». Я спросил феррета, хотят ли они побеседовать именно со мной или с Дьяволами, но он не знал. Я попросил его впредь отфильтровывать подобные запросы и складывать в отдельную папку, пока не получу указания сверху, что с ними делать.

Немало было и хороших новостей – Чарли Анджелес позвонил и сказал, что согласен снимать ролик для «Бостон Харбор» и непременно свяжется со мной, чтобы осмотреть предполагаемое место съемок. Финней сообщил, что проводит подсчет индекса доходности первой фазы рекламной кампании «Наноклина», после чего определит размер премии для моей группы, а семейство, живущее в том доме в Принстоне, который мне хотелось купить, позвонило, чтобы поставить в известность: они решили рассмотреть мое предложение и начинают подыскивать другие устраивающие их дома.

Я велел феррету узнать у Финнея предварительные результаты индекса и преобразовать их в конкретные цифры – я надеялся, довольно хорошие, – которые мог бы сообщить остальным членам группы. Я как раз составлял записку для всех наших, когда в дверь постучала Дансигер.

– Так что ты собираешься сказать прессе?

Я с трудом удержался, чтобы не пронзить ее убийственным взглядом. Похоже, ее феррет опять рыскал в оперативной памяти моего.

– Пусть «старики» разбираются.

Вид у нее был встревоженный.

– И ты еще можешь так говорить после…

– После чего?

Тревога на ее лице сменилась растерянностью и недоверием.

– Ты не знаешь?

В голове у меня что-то смутно забрезжило. Так вот чем объяснялись мои утренние страхи. Я забыл что-то сделать и теперь, кажется, начал вспоминать, что именно.

– Просто поверить не могу, что ты не смотрел вчера вечером Дьяволов, – покачала головой Дансигер.

– Я им не папочка. Не могу тратить все свое время на то, чтобы отслеживать их карьеру. Особенно когда других клиентов полно…

– Но это ведь было такое большое событие, Боддеккер.

У меня заныло внутри.

– Насколько большое?

– Депп собирался записывать передачу, – сказала она. – Сейчас проверю, принес ли он запись.

Дансигер побежала по коридору к офису Деппа. Я мчался в паре шагов за ней, под нос проклиная на чем свет стоит собственную рассеянность. Вчерашний вечер – киношка, стычка с Торчками, чары Хонникер из Расчетного отдела – заставил позабыть, что Дьяволам предстоял первый выход на публику.

Само собой, для меня это было не бог весть какое событие. Так или иначе, а я возился с ними уже несколько месяцев кряду. Но вот широкой аудитории покупателей вчера вечером представилась первая возможность поближе познакомиться с Френсисом Германом Мак-Класки и его сотоварищами.

После того как ролик «Их было десять» буквально взорвал общественное сознание, миллионы потребителей возжаждали узнать все о пятерых угловатых парнях, восхитительно достоверных в роли хулиганов, расправившихся с Норманом Дрейном. Ну а когда стало известно, что это самая что ни на есть взаправдашняя уличная банда – о, тогда истерические восторги и вовсе перешли границы.

«Старики» и старшие партнеры вместе ломали головы, как бы похитрее представить миру Дьяволов Фермана. Средства массовой информации из кожи вон лезли, чтобы первыми удостоиться чести показывать настоящих Дьяволов. «Эй-Би-Си-Дисней» предлагали выпустить их с эмулятором Барбары Уолтерс.[1 - Популярная американская телеведущая.] «60 минут» пытались украдкой протащить камеры на встречу Дьяволов с полицией и были выставлены из коридора Весельчаком. А «Тайм-Лайф-Уорнер-Анензер-Буш» выдвинули комплексное предложение, задействующее все средства массовой информации: обложка журнала, книга, фильм, коллекция вкладышей в жевательных резинках с интервью Дьяволов и их любимыми песнями, а также посвященный банде Фермана аттракцион в сети развлекательных парков.

Но и эти, и все прочие предложения были отвергнуты в пользу простого появления в «Еженощном шоу с Гарольдом Боллом» – старой-престарой программе, пережившей не только десяток ведущих, но даже и основавший ее канал. Это было прямое попадание, и я жалел, что идея протолкнуть туда Дьяволов принадлежала не мне.

По правде, это была мысль Сильвестра. Последний раз сидя дома на больничном, он без передышки смотрел телевизор и обратил внимание на то, что Гарольд Болл, бессменный ведущий шоу на протяжении добрых десяти лет, за последние пятнадцать дней раз десять так или иначе упоминал о Дьяволах в своих монологах. Дальнейшее было вычислить нетрудно.

Власть предержащие нашей компании провели соответствующее расследование и обнаружили, что Гарольд Болл прямо-таки мечтает заполучить Дьяволов. После этого обе стороны послали своих представителей к третейским судьям. Недели через три туман рассеялся, обнаружив конечный итог: Дьяволы Фермана появятся в «Еженощном шоу» за обычную умеренную плату участников, которую поделят на четверых. «Мир Нанотехнологий» соглашается выкупить одну треть рекламных вставок в течение недели, на которой будут показывать Дьяволов, но не ограничивает себя в прокате «Их было десять». Остаток рекламного времени будет приобретен Пембрук-Холлом для наших прочих клиентов или перепродажи третьим агентствам.

Вдобавок Гарольд Болл согласился принять в том же шоу еще двоих гостей из числа протеже Пембрук-Холла: Роддика Искайна, чья книга про клан Кеннеди, отпечатанная в нашей типографии, распродавалась не так бойко, как ожидали, и «Ненавистных», которые должны были исполнить песню из готовящегося альбома.

Гарольду Боллу предстоял весьма занимательный вечер.

Само собой, Пембрук-Холл намеревался преподнести выход Дьяволов на публику как нечто выдающееся. По сему поводу я был приглашен по меньшей мере на три разные «тусовки», посвященные эфиру: официальный прием в большом зале, сборище творческого отдела в нашей комнате для совещаний на «творческом этаже» и частный просмотр у Бэйнбридж в стиле «вечер вдвоем». Поначалу она собиралась отправиться к Огилви, но вдруг осознала, что там нет видеомониторов, и перенесла предполагаемую встречу в свою новую квартиру.

Я твердо решил пропустить все три сборища, а вместо этого отправиться в тот самый злополучный поход в кино с Хонникер. Этакий способ заявить Пембрук-Холлу то, что я уже заявил Дансигер – я не нанимался в няньки Ферману и Дьяволам, потому что имею обязательства перед прочими клиентами из своего списка, в том числе и перед «С-П-Б», которые у меня уже просто в зубах навязли. Писать для них становилось все труднее и труднее, поскольку разные аспекты работы с Дьяволами съедали чертову пропасть времени.

Я планировал вернуться из кино как раз вовремя чтобы записать дебют Дьяволов в «Еженощном шоу». Тогда бы я наскоро проглядел основные моменты за завтраком и смог бы худо-бедно поддержать разговор об этом с Хотчкиссом или Братцами Черчами. К несчастью, Торк и его Торчки сломали все мои планы.

– Так что приключилось? – спросил я, когда Дансигер снова появилась, волоча за собой Деппа с чипом в руках.

– Не могу поверить, что он не знает, – сказал Депп.

– Вот именно, – кивнула Дансигер. – Именно.

– Правда, просто не верится, что он пропустил…

По пути в комнату для совещаний мы столкнулись с хмурой Бэйнбридж.

– Что стряслось? – спросила она.

– Боддеккер не знает, – объяснила Дансигер.

– Не верю! – поразилась Бэйнбридж.

– Да я и сам никак не поверю, что он не знает – поддержал ее Депп.

– Да что именно, черт возьми? – не выдержал я.

– Нет уж. Сам оценишь, – сказала Дансигер.

Мы вчетвером вломились в комнату для совещаний, где работал за своим ноутбуком Гризволд. Он вопросительно посмотрел на нас. Дабы предотвратить повторение новой мантры Деппа и Дансигер, я поспешил лично сообщить ему новости:

– Я не знаю, что произошло вчера вечером. Они собираются показать мне.

Гризволд переполошился.

– Без шуток? Я должен это увидеть.

– Ты что, тоже ничего не знаешь? – спросила Бэйнбридж.

– Знаю, – ответил Гризволд. – Я хочу видеть лицо Боддеккера, когда он будет смотреть запись.

Я уселся на кресло во главе стола. Депп двинулся к магнитофону.

– Что, намерены привязать меня к нему намертво? – саркастически осведомился я. – А в глаза распорки вставить, чтоб не зажмурился?

– Не думаю, что это потребуется.

Он нажал кнопку «включить». Свет в комнате погас, а картины на противоположной стене растаяли, уступая место изображению – заключительным кадрам новостей.

– …а теперь «Еженощное шоу с Гарольдом Боллом», встреча с Дьяволами Фермана… актерами, играющими головорезов во всемирно знаменитом рекламном ролике!

Затем – задорная музыкальная заставка «Еженощного шоу», а Билли Хинд, закадычный дружок Балла, объявляет ликующей толпе вечернюю программу:

– Сегодня в гостях у Гарольда писатель Роддик Искайн, который поведает нам правду о клане Кеннеди! (Слабые аплодисменты.) «Ненавистные», с хитом из их нового альбома «Молодой да глупый»! (Пылкие аплодисменты.) И… самая популярная уличная шайка, продающая стиральный порошок: Дьяволы Фермана! (Безумные, истерические аплодисменты.)

– Перемотай, – предложила Бэйнбридж.

Дансигер помотала головой.

– Пускай увидит все в контексте.

– Она права, – согласился Депп. – Тебе и впрямь надо увидеть, как все это произошло.

Так что я остался сидеть, буквально прикованный к экрану, на котором тем временем под громовые аплодисменты и волчий вой (фирменный знак программы) появился Гарольд Болл. Удостоив аудиторию широким поклоном, он разразился монологом в излюбленном своем стиле. Сегодня он с особой резвостью критиковал президента, который угрожал Голландии вторжением за то, что окрестил «ярко выраженными антиамериканскими тенденциями»:

– …вот президент и говорит им: «Я вас не боюсь. С норвежцами управился, а уж с вами управлюсь, как управился с одеждой». Бог ты мой! Ждет очередного чуда от «Наноклина»!

Аудитория удостоила шуточку раскатами хохота и аплодисментами. Я наклонился к Дансигер и прошептал:

– Теперь я знаю, что чувствовал доктор Франкенштейн, когда его детище начало душить горожан направо и налево.

Она обратила на меня взгляд широко распахнутых глаз.

– Подожди, – только и сказала она.

Болл закончил монолог, повторил имена сегодняшних гостей программы – и началась первая рекламная пауза. «Их было десять» и ролик «Любовного тумана», снятый нами два года назад. Видеоряд: сменяющиеся лица женщин, говорящих в камеру, как будто обращаются прямо к тебе. «Да знай я, что ты такая скотина, в жизни бы не позволила тебе меня провожать». «Не стану я ничего стесняться, все равно расскажу всем своим друзьям, что ты со мной сделал… а они пусть расскажут своим друзьям». «Если я об этом только слово кому промолвлю, ты в этот город больше и носа не покажешь!» Я назвал сюжет «Не говори, что тебе стыдно», – и на нем мы продали целую гору товара.

Через пару минут роликов местного телевидения Болл со своими дружками вернулись в студию – на сей раз со скетчем, действие которого происходило в жутковатом баре, где знакомятся одиночки. Множество мужчин, выряженных сперматозоидами, атаковали женщину, выряженную под яйцеклетку. Под конец Болл и Хинд вошли в бар в костюмах многоруких роботов и вытащили женщину прочь. Все это происходило под множество затрепанных поднадоевших хохмочек о сексуальности, и вы, надо полагать, уже отгадали ударную фразу, оброненную скучающим барменом:

«Не стоило ему стирать трусы «Наноклином».

Зал просто взвыл – на мой взгляд, куда громче, чем шутка того заслуживала. Впрочем, возможно, мне показалось так, потому что я сам был писателем и угадал ее за сто километров до появления. Но тут мне в голову пришла новая мысль, и я повернулся к Дансигер:

– Понимаю, что вы имели в виду. Если публика будет представлять себе «Наноклин» именно в этом свете, у нас возникнет серьезная проблема с имиджем компании.

– Тсс, – выдохнула она.

По спине у меня побежал холодок. Так дело в другом?

Я промолчал и продолжал смотреть. Первым собеседником Болла оказался Искайн – которого лично я прочил в последние гости программы. В тех редких случаях, когда в «Еженощном шоу» появлялись писатели, они обычно выходили под занавес, иной раз даже после музыкального гостя. Но то ли Болл приберегал самый лакомый кусочек на десерт, то ли в договор с Пембрук-Холлом входило, что Дьяволы пойдут последними, дабы зритель точно просмотрел все рекламы.

Выступление Искайна прошло не на высоте, скорее даже из рук вон плохо. Голосу его только-только хватало живости, чтобы не считаться уж совсем монотонным, а он все бубнил и бубнил про факты и расследования – мол, его книга раскрывает (тем немногим, кому в наши дни еще это интересно), как родичи Кеннеди забывали заплатить по счету за электроэнергию или заказывали пиццу, а потом не давали курьеру на чай.

Тут любой потерпел бы фиаско. Агентам Искайна следовало бы нанять кого-нибудь, кто сыграл бы его роль на ток-шоу, но в наши дни писатели – особенно напавшие на золотую жилу вроде семьи Кеннеди – таковы, что это становится все более и более проблематичным. Однако Искайн не входил в число моих клиентов и, следовательно, был не моей проблемой. Кроме того, по виду Дансигер я чувствовал: это еще не то, чего мне полагается ждать.

Искайн наконец перестал бубнить, и Болл попытался оживить представление парой-другой провокационных вопросов про сексуальность Кеннеди. Искайн начал мямлить про то, как один из них как-то раз отправился покупать «Любовный туман» – неплохая рекламная вставочка, – но тут Болл снова ухватил бразды в свои руки и дал официальную рекламу.

– Ол-ля! Чертовская невезуха, Роддик, тебе пора закругляться! Однако шоу закругляться еще и не думает, вернемся сразу после ЭТОГО!

В паузе был только один ролик Пембрук-Холла, тестовый прогон «Кукла-чуть-жива!». Тоже, к слову скаэать, накладочка. Не так уж много в этот час у телевизора деток, которые могли бы, посмотрев рекламу, приставать к родителям с требованиями купить. Лучше бы приобрели право множественного показа в «Бей-Жги-шоу», там-то милые крошки от экрана не отлипают.

Еще один федеральный ролик, «Штрюсель и Штраусс» для «Америка-Плюс Зеплайн», потом еще два местных, и снова шоу, где Болл представил «Ненавистных». Группа вылезла на сцену и йодлем исполнила «Уход» – песню то ли про утрату, то ли про психоз, то ли еще про что-то в том же роде. Толком не понять. Единственное во всем этом интересное – я знал, что под нее, да и под все остальные хиты в альбоме, будет подложена моя «скрытая» реклама кускусных хрустиков.

Еще четыре рекламных ролика: три местных и «Их было десять». Болл вернулся с отрывком, озаглавленным «Записки психов-самоубийц», в котором владельцы мест вроде «Этических решений» демонстрировали коллекцию наиболее бессмысленных, идиотических и корявых фраз из предсмертных писем.

А затем наступил черед Дьяволов.

Я понял, что именно этого момента и ждали Депп, Дансигер, Бэйнбридж и Гризволд. Именно это я и должен был увидеть. Атмосфера в комнате накалилась, в воздухе только что электрические искры не проскакивали. Никто не произносил ни слова.

– Если вы еще не умерли и не страдаете непроходимым идиотизмом, – жизнерадостно начал Гарольд Болл, – то уж точно не могли пропустить хотя бы один-единственный рекламный ролик.

Быстренько прокрутили «Их было десять». Из зала донеслись восторженные вопли и хлопки.

Снова Болл:

– Леди и джентльмены, рад возможности представить вам группу, что превратила эту рекламу в шедевр. Встречайте – первое интервью на телевидении… ДЬЯВОЛЫ ФЕРМАНА!

Толпа обезумела. Камера переехала к занавесям над входом. Первым, с задиристым и самоуверенным видом, выскочил сам Ферман. Он сделал непристойный жест – толпе это понравилось.

Следующим показался шнобель. Выражение его лица яснее всяких слов свидетельствовало: он просто берет пример с вожака. Когда он вскинул голову и обнаружил полный зал народа, челюсть у него так и отвалилась от изумления. Затем появился Джет. Восторженные вопли зазвучали с новой силой, а потом перешли в тихий мерный рокот. Джет одарил собравшихся улыбкой во весь рот и приветственно вскинул сжатый кулак. Мерный рокот опять распался на истерические взвизги и крики.

Последним, из-за занавесей вынырнул Ровер. Он несколько мгновений нерешительно постоял у самого входа, поводя головой из стороны в сторону, точно опасаясь облавы, а затем торопливо прошмыгнул через сцену и спрятался за Джетом. Хинд и Искайн передвинулись в дальнюю часть диванчика для гостей программы, а Ферман плюхнулся рядом с Боллом.

– Вы пришли… – начал ведущий, но тут же умолк, обнаружив, что остальная троица никак не может решить, куда сесть. Ферман рявкнул на них – и Джет немедленно опустился на диван. Ровер – за ним. Шнобелю досталось место рядом с Роддиком Искайном.

– Ну, чего вылупился, Носяра? – спросил он, садясь.

Толпа загоготала. У Искайна и вправду был большой нос, но, разумеется, куда меньше, чем у самого Шнобеля.

– Приветик, – продолжил Шнобель, живо откликаясь на аплодисменты. – Дела – охренеть можно. За кулисами мы встретили «Ненавистных»!

– Они не заглушили его звуковым сигналом, – заметил я.

– А с какой бы стати? – сказала Дансигер.

Я снова уставился на экран, где Болл пытался овладеть ситуацией.

– Добро пожаловать на шоу, парни, – произнес он. – Мне бы хотелось задать вопрос, который сейчас, вероятно, крутится на языке большинства зрителей…

Шнобель приподнялся и громко продиктовал все четырнадцать цифр своего телефона. И добавил:

– Эй, девчонки, я только что проверился – если вы понимаете, о чем я. Думаю, понимаете!

Складывалось впечатление, что прореагировали на эту выходку скорее мужчины из зала, а не женщины.

– Не совсем этот, – засмеялся Болл. – Я о другом – где же пятый маленький Дьявола.

– Я не маленький, – возмутился Джет.

– Нас только четверо, – отрезал Ферман.

– Я говорю о молодом человеке в очках» который так славно поучаствовал в той взбучке, что вы задали Норману Дрейну.

– Джимми Джаз! – выпалил Джет. Ферман, не оборачиваясь, съездил ему по зубам.

– Ах он! – Главарь шайки изобразил удивление. – Он… ну вроде как мертв.

Внутри у меня все оборвалось. Подавшись вперед я спросил одновременно с Гарольдом Боллом:

– Что?!

– Правда? – удивился Шнобель.

Ферман поглядел на Болла, точно приглашая его насладиться шуткой, понятной только для избранных, и покрутил пальцем у виска.

– Вы уж простите Шнобеля. Его стукнули по башке на пару раз больше, чем стоило. Неприятно, но в драках за территорию без такого не обойдешься.

– Понятно. Так вы называете его Шнобелем?

Ферман размашисто кивнул.

– Разве и так на хрен не ясно?

Болл замер с раскрытым ртом – на полсекунды, не дольше, но я понял: на этот раз сквернословие его не столь порадовало, как в прошлый.

– Так… у вас у каждого какое-нибудь забавное прозвище?

– Забавное! – прорычал Джет.

– Прозвище! – буркнул Нос.

– Мистер Болл, – Ферман угрожающе поднялся и перегнулся через стол, глядя ведущему прямо в глаза, – это наши уличные имена. Знаки почтения и уважения, тщательно выбранные мной лично. И чем быстрее вы вобьете это себе в гребаную башку, тем лучше!

Болл не дрогнул.

– Тогда, – произнес он, постепенно повышая голос, – почему бы вам не рассказать мне об этом, вместо того чтобы выставлять себя на посмешище перед всем цивилизованным миром.

По залу прокатился смешок.

– Никто не смеет со мной так разговаривать, – прошипел Ферман.

– А вот я посмел, – отозвался Болл.

Я затаил дыхание.

Ферман улыбнулся и снова сел.

– Так вот, Гарольд, – начал он с видом заправского ветерана подобных маленьких стычек. – У всех у нас есть подобные уличные имена, и все они что-то значат и для меня, и для их владельцев.

– Вот оно что… – Болл оглядел аудиторию и приподнял брови – знак, что близится один из его знаменитых ударов. Зал замер. – И как же вы подобрали подходящее имя для Шнобеля?

Истерический, судорожный хохот. Ферман так сжал подлокотники кресла, что костяшки пальцев у него побелели.

– Ну же, Гарольд, – он облизнул губы и сглотнул, – сами видите, это из-за его здоровенного аппендикса…

Ферман быстро глянул в сторону, точно выискивая Джимми Джаза, и, осознав, что чтеца с ними нет, заметно насторожился.

Болл не стал цепляться за ошибку. Он чуть подался вперед, чтобы лучше видеть Джета.

– А вас, полагаю, зовут Джетом, потому, что вы чернокожий…[2 - Игра слов. Одно из значений слова Jet – блестящий черный цвет.]

Ферман загоготал.

– А вот и нет. Вот из-за чего. – Он протянул руку к самому рослому из Дьяволов и пропел своим пронзительным тенорком: – Познакомьтесь с Джетом Джорджсоном!

После чего залился истерическим хохотом, буквально складываясь пополам и хватаясь за бока от смеха.

По рядам зрителей пробежал недоуменный ропот.

– Почему он все это говорит? – спросил Гризволд.

– Потому Что он – идиот, – сказал я.

– Но что все это значит? – вступила в разговор Бэйнбридж.

– Не знаю.

– …а этого тихого юношу почему кличут Ровером? – спрашивал тем временем Болл.

– Потому что он наш пес, – ответил Ферман.

– В каждой шайке должен быть свой пес, – добавил Джет.

Болл наклонился поближе к Роверу.

– А вы вообще умеете говорить, Ровер?

Ровер сделал тот же непристойный жест, что и Ферман при входе. Аудитория оживилась и зааплодировала. Болл пожал плечами.

– Ну ладно. А теперь мне бы хотелось вернуться к вопросу, что случилось с пятым Дьяволом…

– Нет никакого пятого Дьявола, – громко заявил Ферман.

– Джимми Джаз, – подсказал Джет.

– Да заткнись! – заорал на него Ферман.

– Кажется, Ферман, вы сказали, он умер?

Ферман на миг замер, потом, видимо, остывая, снова расслабился и сел в кресло.

– Понимаете, Гарольд, житуха-то у нас какова. Уж коли ты в шайке, только и поворачивайся, гляди в оба – потому как никогда не знаешь, кто дышит тебе в спину и точит нож. Копы. Педики. Родители.

– И какое положение Джимми Джаз занимал в шайке?

– Он…

– Он был нашим чтецом, – услужливо ответил Шнобель.

– Он имеет в виду – исследователем, – торопливо перебил Ферман.

– Чтецом? – Болл повернулся к Шнобелю. – Вы хотите сказать, никто из вас не умеет читать?

Шнобель засмеялся.

– Ну разумеется, нет!

Ферман опять вскочил с места.

– Шнобель, гребаный ты идиот, я велел тебе помалкивать и предоставить трепотню мне!

Шнобель показал на одну из камер.

– Ферман, мы же на телевидении. Гляди!

– Ферман, – громко прервал их Болл. – Насчет гибели Джимми Джаза…

– Да, – сказал Шнобель.

– Джимми Джаз, Джимми Джаз! – взорвался Ферман. – Чего прицелились с этим самым Джимми Джазом? Спросили бы лучше про меня!

– Я и собирался, – заверил его Болл. – Но хотелось побольше узнать о трагедии с Джимми Джазом. Уверен, что и моим зрителям тоже, ведь он был их фаворитом…

– Фаворитом?! – Ферман харкнул слюной прямо на стол Болла. – Вот какого мы мнения о Джимми Джазе.

Болл вскинул руки – не сдаваясь, но в знак того, что меняет тему.

– Ну хорошо. Джимми Джаз мертв. Почему бы вам не рассказать нам, каково было работать с Норманом Дрейном?

– Мы бы ему все косточки переломали, – похвастался Шнобель. – Да нас остановили.

– Шнобель! – прорычал Ферман.

– Кто вас остановил, Шнобель? – осведомился Болл.

– Никто не остановит Дьяволов, – ответил Ферман. – И вообще, какое вам дело до Нормана Дрейна? Просто-напросто старый Гомер.

– Гомер? – Болл вскинул брови. – Опять ваш уличный жаргон?

– Нет! – Ферман яростно развернулся к нему. – Коммерческий жаргон. Сами знаете. «Вон идет Гомер! Гомер-сексуал!».

Я закрыл глаза рукой.

– О нет…

Меня дернули за рукав.

– Смотри, Боддеккер, – произнесла Дансигер.

– …и весьма интересно, – говорил Болл, – что это тоже реклама Пембрук-Холла. Так, значит, теперь, как признанная шайка Пембрук-Холла…

– Нет! – взвыл Ферман. – Мы – не шайка Пембрук-Холла! Мы – моя шайка! Моя! Моя!

С яростным криком он взлетел в воздух и ловко приземлился прямиком на стол Гарольда Болла, угрожающе протягивая руки к ведущему. В следующую секунду он уже обрушился на злополучного Болла всем весом, и они вместе завалились назад, на мерцающую голограмму с изображением неба над Манхэттеном. Шнобель тоже вскочил на ноги, спеша присоединиться к драке, однако Роддик Искайн ухватил его за плечо и потянул назад.

Смелый, но неразумный поступок. Шнобель вскинул локоть привычным, хорошо отработанным движением, верно, уже не разломавшим переносицы противников. Искайн рухнул назад, прямехонько на Билла Хинда, до которого только-только начало доходить, что происходит. Шнобель весело накинулся на обоих – но его встретила целая серия оглушительных ударов могучих кулаков Хинда.

Ровер вскочил на спинку сиденья, огляделся по сторонам и – сплошные мелькающие кулаки, колени и зубы – кинулся в самую гущу сплетения Шнобель-Искайн-Хинд, судя по всему, не слишком беспокоясь, кому достанутся его удары – другу или врагу. Все четверо одним клубком покатились со сцены к первому ряду зрителей, которые с дикими криками спешили убраться с пути.

Тем временем Джет преспокойно поднялся, нагнулся и легко, точно картонку, отшвырнул в сторону стол Гарольда Болла. За столом обнаружился и сам ведущий: он распростерся на полу, а Ферман сидел на нем верхом, яростно обрабатывая кулаками голову и живот несчастного и при каждом ударе выкрикивая: «Гомер! Гомер! Гомер!». Джет тронул Фермана за плечо и сказал несколько слов, потонувших в общем шуме. Ферман кивнул и слез с поверженного ведущего.

– Ну только поглядите, – удивился я.

Рано радовался.

Едва Ферман встал, Джет принялся зверски избивать Болла ногами, а затем одним рывком поднял, ударил по лицу и развернул лицом к Ферману, заломив руки за спину. Ферман отошел на несколько шагов и, нагнувшись, помчался на Болла, метя головой в живот жертвы.

Я отвернулся от безобразной сцены.

– Почему не пустили рекламу?

– Прошло только три минуты после прошлого блока, – пояснил Гризволд. – Если бы дали ее прямо сейчас, нарушилось бы расписание.

– Вот неплохой момент, – сказала Дансигер.

Я снова взглянул на экран. Из микрофона донесся пронзительный свист, а из выходов со сцены полились потоки людей в форме. Джет с Ферманом вдвоем ухватили Болла под руки и швырнули его в первых троих нападавших, сбив их с ног. Громилы помчались ко все еще катавшимся по полу Искайну, Роверу, Хинду и Шнобелю и проворно извлекли из кучи малы своих товарищей-Дьяволов.

Один из полицейских выстрелил чем-то в Ровера. Тот еле увернулся, и заряд – чем бы он ни был – угодил в спину Искайну. Писатель, содрогаясь в конвульсиях, рухнул на пол.

– Уходим! Через сцену! – прокричал Ферман, перекрывая общий гул голосов.

Дьяволы разделились и побежали – Ферман с Ровером к правой кулисе, Джет со Шнобелем к левой – прямиком в руки поджидающих там охранников. В последний миг все четверо резко развернулись и прыгнули в зрительный зал, умудрившись приземлиться более или менее на ноги – Джет схватил Шнобеля за руку, чтобы не дать тому растянуться плашмя. Несколько быстрых шагов, летучих прыжков – и они исчезли в толпе, которая и так уже ринулась к выходу, образовав давку в проходах. Одна из камер повернулась назад и дала крупным планом лицо непристойно ругающегося полицейского. Выражение, слетевшее с его уст, было понятно даже самому неискушенному в чтении по губам зрителю.

– Все? – спросил я, когда Депп выключил запись.

– Еще минуты две. Народ расходится. Копы, как водится, спрашивают, нет ли среди присутствующих врача, а один сам идет помогать, покуда доктора не подоспели.

– Я имею в виду Дьяволов – они скрылись?

– Бесследно, – сказала Дансигер.

– А жертвы?

– Самолюбие Гарольда Болла, – ответил Гризволд. – Способность Билли Хинда насвистывать.

Я вздохнул и откинулся на спинку стула.

– Рад, что не видел этого вчера вечером.

– Полиция выписала ордер на арест Дьяволов, – промолвила Бэйнбридж. – Их обвиняют в нанесении телесных повреждений трем жертвам и полицейским, пострадавшим во время драки. Официально Дьяволы скрылись из города, пока шум не уляжется…

– Уляжется! – вскричал я. – Да они чуть не убили…

– Знаем, – .перебила меня Дансигер.

– Дай ей закончить, – сказал Депп.

– На самом деле они никуда не скрывались, – продолжила Бэйнбридж. – Отсиживаются в нашем пент-хаусе.

Я медленно кивнул.

– Ладно. Дайте подумать. Прикинуть, что мы сможем из этого выжать.

– Выжать?! – закричала Дансигер. – Боддеккер, До тебя что, не дошло?

– Все не так уж плохо, – заявил я. – Если не считать угрозы для репутации «Наноклина», с чем мы можем как-то справиться…

– Не дошло, – сообщила Дансигер Деппу.

– Это даже хорошо, – настаивал я. – Снимает с нас проблему Дьяволов.

Остальные замерли, уставившись на меня.

– Они же преступники, – продолжил я. – Обычные подонки. Где им самое место? – Ответа не было. – Да полно же. Им самое место в тюрьме, верно? Ну где же еще? И они совершили преступное нападение с покушением на убийство и причинением тяжких телесных повреждений – скажем так – на глазах у по меньшей мере миллиарда свидетелей! К концу недели эти кадры обойдут весь мир. Дьяволов запрут в тесные клетки, а ключи выкинут.

– Боддеккер, – проговорила Бэйнбридж. – Ты это' серьезно?

Я поглядел ей прямо в глаза.

– Поверь мне. С того самого момента, как они окружили меня на улице и угрожали убить, я ничего так не хотел, как увидеть, что они гниют за решеткой.

Она отвернулась.

– Кажется, я ошибалась в тебе, – тихо произнесла Бэйнбридж.

– Извинения принимаются, – сказал я. – Но это не наша проблема. Нам сейчас надо собрать всех и устроить мозговой штурм на тему – как отмазать «Наноклин» от…

Дверь комнаты для совещаний распахнулась.

– БОДДЕККЕР!

Это оказалась запыхавшаяся Хонникер из Расчетного отдела.

– Терпеть не могу приносить дурные вести – да еще не первый раз, – но кто-нибудь из вас в последнее время смотрел в окно?

Гризволд двинулся к ряду окон и начал поднимать жалюзи.

– Не в эту сторону. На Мэдисон.

– Мой офис.

Я ринулся к двери и, схватив Хонникер за руку, побежал через коридор. Остальные мчались по пятам. Ворвавшись в кабинет, я протиснулся мимо письменного стола и велел феррету растонировать стекла.

– Сию минуту, мистер Боддеккер.

Окна начали светлеть. Хонникер из Расчетного взглянула на улицу.

– О Господи! Стало еще хуже.

Нас в комнате было уже шестеро – остальные вошли следом за мной и буквально прилипли к окнам.

– Ух ты! – присвистнул Депп.

– Невероятно, – ахнула Дансигер.

– Хм-м-м, – промычал невозмутимый Гризволд. Далеко внизу, у наших дверей, собиралась толпа.

Сотни и сотни людей осаждали здание, забивая улицы, перегораживая утренние, забитые велорикшами дороги. Они потрясали кулаками в воздухе и что-то скандировали – с такой высоты слов разобрать было невозможно.

– Что им надо? – спросила Бэйнбридж.

– Дьяволов, – ответила Хонникер.

– Но ведь никто не знает, что они здесь, – сказала Дансигер.

– Именно.

Глядя вниз на колышущуюся, бурлящую человеческую массу, я вдруг ощутил, как меня разбирает смех. Я отошел от окна и согнулся пополам, пережидая, пока не закончатся накатывающие волна за волной приступы неудержимого хохота.

Хонникер из Расчетного отдела вопросительно поглядела на меня.

– Боддеккер?

– Я в полном порядке, – выговорил я сквозь смех. – Со мной все прекрасно. Просто великолепно. – Я показал на окно, на толпу. – Народ, – провозгласил я. – Похоже, мы избавимся от проблемы Фермана гораздо быстрее, чем я ожидал.


Пембрук, Холл, Пэнгборн, Левин и Харрис.


«Мы продаем Вас всему миру с 1969 года»


Офисы в крупнейших городах: Нью-Йорк, Монреаль, Торонто, Сидней, Лондон, Токио, Москва, Пекин, Чикаго, Осло, Филадельфия, Амарилло.






ЧЕЛОВЕК В ПАНИКЕ: О нет! Голоса!

ДИКТОР: Вы приняли сегодня свое лекарство?

ЧЕЛОВЕК В ПАНИКЕ: Они вернулись… они не оставляют меня в покое.

ДИКТОР: Сушествует множество причин, чтобы вам продолжать принимать ваше лекарство…

ЧЕЛОВЕК В ПАНИКЕ: Они нашептывают мне… приказывают!

ДИКТОР: Во-первых, вы будете чувствовать себя гораздо лучше.

ЧЕЛОВЕК В ПАНИКЕ: Есть только один способ заставить их замолчать!

ДИКТОР: Равно как и ваши друзья, ваша семья и ваши соседи.

ЧЕЛОВЕК В ПАНИКЕ: Я… должен… повиноваться.

ДИКТОР: Не говоря уж о ваших работодателях.

ЧЕЛОВЕК В ПАНИКЕ: Ха-ха-ха! Узри коня бледного! Я несу вам всем суд и кару! Увы, Вавилон! Ха-ха-ха! (Звуковые эффекты: выстрелы, отчаянно кричащие люди, беготня, паника, звук падающих тел.)

ДИКТОР:…так, пожалуйста, не забудьте! Общество американских рекламодателей и американский совет психиатрического информирования предупреждают.





Глава 2

Судороги экстаза


Я все еще смеялся, когда Хонникер из Расчетного отдела схватила меня за руку.

– Пойдем, – настойчиво потянула она.

– Куда? – спросил я, силясь отдышаться.

– Вниз. Позаботиться о безопасности.

– Это не наша проблема. – отмахнулся я. – Пусть «старики» разбираются. А когда они…

– А если толпа высадит двери и примется громить здание?

– Логичный довод, – признал Депп. – Мы могли бы по крайней мере потянуть время.

– Откуда они узнали, что Дьяволы здесь? – спросила Дансигер.

Хонникер покачала головой.

– Понятия не имею. Знаю только одно: если мы не сумеем уверить народ, что Дьяволов тут нет, толпа повесит их заместителей – и этими самыми заместителями будем мы.

Она потянула меня к двери.

– Но что мы им скажем? – спросила Бэйнбридж.

– Не волнуйся. Боддеккер что-нибудь придумает.

Не успел я и слова молвить в протест, как уже мчался во всю прыть через холл вместе с остальными, внося смятение в ряды тех немногих, кто еще не знал, что у наших дверей начинается самый настоящий бунт.

Рывком всадив «ключ года» в двери лифта, я оглядел себя в зеркало. Сегодня на работу я оделся не вполне официально. Зря. Знай я заранее, что мне предстоит умасливать сердитую толпу, уж выбрал бы что-нибудь другое – например, замотался бы в американский флаг или нацепил синюю футболку с большой красной буквой «С».

– Как я выгляжу?

– Примерно так, как мы себя чувствуем, – отозвался Депп.

Дверь отворилась. Мы всей компанией ввалились в лифт, кто-то нажал кнопку первого этажа. Кабина провалилась вниз, в животе у меня ухнуло, а вокруг разом загомонили, строя всевозможные догадки и спрашивая, как же быть.

– Тише, – прикрикнул я. – Мне надо подумать. Очень серьезно подумать. И очень быстро.

Все замолкли.



«Леди и джентльмены, я прекрасно понимаю, как сильно вы встревожены и разгневаны тем, что увидели вчера вечером. Как один из тех, кто явил Дьяволов Фермана миру…»


Нет. Эту часть лучше выпустить – не то я продолжу параллель с доктором Франкенштейном.



«Как один из сотрудников корпорации Пембрук-Холл, я не могу не разделять вашу тревогу и гнев. Но давайте не позволим эмоциям завести нас туда, где представления об американском правосудии становятся насмешкой над чаяниями отцов-основателей».


Да. Вот это мне понравилось. Попал в переделку – маши флагом.



«Вчера вы все стали очевидцами совершенно возмутительных событий. И, учитывая число свидетелей по всему миру, могу смело заверить вас: зло, сотворенное Ферманом и его Дьяволами, не останется безнаказанным. Но прошу вас позволить работать системе – дабы правосудие стало честным, законным и…»


Раздался сигнал – кабинка со скрежетом остановилась.



«…и быстрым».


Двери разъехались. Потрясающее зрелище. Горсточка охранников из кожи вон лезла, чтобы не пустить внутрь толпу. И – что самое поразительное – толпа повиновалась, не напирала, хотя даже сквозь электронный гул открывающихся дверей лифта я слышал мерное скандирование.

– Мистер Боддеккер! – Это был Весельчак. – Здесь не выйдете. Слишком людно.

И он показал на вход, как будто я сам не видел.

– Знаю, – произнес я.

– Они здесь из-за Дьяволов.

– И это я тоже знаю. Потому и пришел.

– Тоже из-за Дьяволов? Ух ты! Может, вам лучше бы посидеть и подождать со всеми прочими?

Я прошел мимо него к окну. На Мэдисон-авеню собралось столько народа, что улицу было не разглядеть – только сталь и стекло зданий на той стороне, над морем голов.

– Мне потребуется что-нибудь, на чем можно стоять, – сказал я. Депп тотчас же повернул обратно, поговорить с Весельчаком.

Скандирование с улицы звучало все громче и отчетливее:

– Вы-во-ди-те Дья-во-лов! Вы-во-ди-те Дья-во-лов!

– Еще мне надо что-то, чтобы говорить с ними. У кого-нибудь есть что-нибудь вроде громкоговорителя?

– Мегафон сойдет? – спросил один из охранников.

– Лучше, чем ничего.

Охранник отстегнул громкоговоритель от пояса и протянул мне. В эту же секунду подоспел и Весельчак с шестифутовой стремянкой.

– Годится, мистер Боддеккер?

– Великолепно. – Я бросил охранникам: – Двери заперты?

Все дружно закивали.

Я показал на центральную дверь.

– Откройте, чтобы я мог выбраться, хорошо?

– Вы хотите пойти к ним?

– Выбора-то нет.

– Боюсь, мы не можем вас выпустить. Соображения безопасности.

– Послушайте, – произнес я. – Я представляю здесь Пембрук-Холл. Именно мы наняли Дьяволов. И если этим людям нужны Дьяволы, я должен выйти туда и поговорить. Вдруг удастся убедить их разойтись по домам.

Охранники переглянулись и пожали плечами.

– Что ж, шкурой вам рисковать.

Один как-то странно покосился на меня и достал из нагрудного кармана пластиковую карточку.

– Ну ладно, молодой человек, коли настаиваете…

«Черта лысого я настаиваю, – подумал я. – Просто в данных обстоятельствах иного выхода нет».

Пожилой охранник подошел к дверям, показал толпе ключ и жестом попросил расступиться. Передние ряды принялись живо оборачиваться к задним, и скандирование мало-помалу затихло.

Охранник провел ключом по считывающему устройству и приоткрыл дверь на узенькую щелочку.

– У меня тут один молодой человек из агентства, которое занимается теми, за кем вы явились. Говорит, хочет вам всем что-то сказать. Расступитесь, чтобы он мог выйти.

Толпа загудела – народа собралось так много, что этот гул более походил на раскаты грома – и чуть отодвинулась.

– Спасибо, – пробормотал я и обратился к тем кто стоял поближе: – Еще минуточку.

– Давай валяй, – откликнулся кто-то из них. Я расставил стремянку, поднялся примерно до половины и оперся локтем о верхнюю ступеньку. Только однажды, на концерте, я видел столько народу зараз Толпа наводнила всю улицу, люди толпились даже на противоположной стороне Мэдисон. Если считать, что за спиной у меня высилось здание, я был окружен со всех сторон. Справа, от перекрестка, доносились гудки велорикш, сопровождаемые сердитым свистом регулировщика. Пока я осматривался, толпа снова начала скандировать:

– Вы-во-ди-те Дья-во-лов! Вы-во-ди-те Дья-во-лов! Вы-во-ди-те Дья-во-лов!

Я включил мегафон. Он взревел сиреной, и я тут же поспешил его вырубить. Толпа притихла. Я снова включил аппарат, на сей раз убавив громкость, и поднес к губам.

– Леди и джентльмены! Могу ли просить у вас минутку внимания?

– Давайте послушаем! – выкрикнул кто-то.

– Меня зовут Боддеккер. Я представляю Пембрук-Холл…

– Это он! – завопил еще чей-то голос. – Он написал эту рекламу!

В животе у меня все перевернулось, голова закружилась. Я вцепился обеими руками в лестницу, ожидая самого худшего.

– Он создал Дьяволов!

Я зажмурился и стиснул зубы.

Волна звука, нарастая, ворвалась в уши, такая громкая что почти разрывала тело на куски.

Аплодисменты, прерываемые радостным свистом, визгом и топотом.

Я открыл глаза и челюсть у меня так и отвалилась. Эти люди были в восторге!

– Приведите сюда Дьяволов! – выкрикнул кто-то. Совсем еще мальчишка, лет десяти, не больше, одетый на манер «Теч-бойз».

– Когда мы их увидим? – Новый голос. На сей раз – девочка лет четырнадцати, размалеванная донельзя и в белой футболке, раскрашенной под бронекуртку времен Норвежской войны.

– Они умеют писать? – Женщина среднего возраста. – Мы хотим их автографы!

Я заставил себя снова выпрямиться и обернулся, вглядываясь через стекло в вестибюль Пембрук-Холла. Оставшиеся там встревоженно смотрели на меня.

– Они мирно настроены! – прокричал я. – Мирно!

– Я так и знал! – раздался ответный возглас из толпы.

Новый шквал восторженных воплей, да такой, что я решил: сейчас здание обрушится. И снова понеслись вопросы.

– А как их звать по-настоящему?

– Сколько им лет?

– Они женаты?

– Они гетеросексуалы?

– Когда выйдет их следующий ролик?

– А Болл правда им специально заплатил, чтобы они его отколотили?

– Да ни в жизнь! – выкрикнул кто-то другой. – Старый Гомер заслужил хорошую взбучку!

Я наконец-то вспомнил о громкоговорителе и попытался обратиться к толпе, но меня просто не слушали. Тогда я врубил звук на такую мощность, что мегафон опять взвыл. Все ошеломленно умолкли.

– От имени «Пембрука, Холла, Пэнгборна, Левина и Харриса» благодарю вас всех за пылкую поддержку и одобрение Дьяволов Фермана.

Громогласное «ура».

А дальше-то что? Я приказал себе пошевелить мозгами.

– К сожалению, даже мы не были всецело готовы к столь восторженному отклику публики на «Наноклин» и представляющую его банду. Однако позвольте заверить: в самом ближайшем будущем вы будете видеть Фермана и Дьяволов гораздо чаще.

– Напустите их на президента! – По толпе прокатился хохот.

– Я вынужден извиниться перед всеми. Мы не готовы вывести к вам Дьяволов прямо сейчас. И, к сожалению, здесь не самое подходящее для этого место, поскольку вы блокируете движение транспорта. Но опять-таки хочу заверить, мы непременно примем меры, чтобы вы могли лично увидеть четверку, сделавшую «Наноклин» самым заманчивым продуктом в мире.

Новые аплодисменты. Когда они отгремели, опять посыпались вопросы.

– А разве их было не пятеро?

– Что случилось с Джимми Джазом?

– Он правда умер?

– Ну скажите, скажите, что он не умер! – прорыдала какая-то. девица.

– Нет, – ответил я. – Насколько мне известно, Джимми Джаз не умер…

Я сделал паузу, пережидая всплески радостных аплодисментов.

– К несчастью, мистер Джаз сменил сферу своих интересов и более не входит в состав Дьяволов Фермана.

Толпу облетел разочарованный вздох. Некоторые, впрочем, немногие, начали расходиться.

– А как насчет остальных?

– Остальные живы и здоровы…

– Их не убили, когда они пытались спастись в Нью-Джерси?

– Нет, – ответил я. – Все остальные живы, здоровый оченьскоро снова будут работать с нами. К сожалению, в результате их столкновения с Гарольдом Боллом и его гостями нам надо уладить кое-какие формальности с законом, прежде чем позволить им вновь появиться на публике…

– Кому нужен этот Болл?

– Приведите к нам Дьяволов!

– Хотим Дьяволов!

Они опять завели свой речитатив, на этот раз в усеченном виде: «Дья-во-лов! Дья-во-лов!». Я замахал руками, пытаясь заставить их замолчать, но тщетно. Эти люди твердо вознамерились непременно хоть мельком увидеть своих… Короче, тех, кем они воображали Фермана и его шайку.

Я поднял мегафон. Толпа притихла.

– А что, если я скажу вам, – спросил я, – что Дьяволов тут нет? Что нам понадобится некоторое время – даже несколько часов – на то, чтобы привести их сюда?

Сразу из доброй дюжины мест зазвучал нестройный ответ:

– Мы подождем!

Новые «ура», речитатив: «Дья-во-лов! Дья-во-лов!»

Я снова взмахнул мегафоном, утихомиривая толпу.

– Чем дольше вы будете здесь стоять, тем в большее нетерпение придете и тем сильнее раздразните копов. Надо освободить улицу. Если я дам вам на секунду увидеть Дьяволов – обещаете немедленно разойтись?

Толпа – все продолжавшая расти – одобрительно завопила.

– Я скоро вернусь!

Торопливо спустившись с лестницы, я бросился к двери, жестами призывая охранника впустить меня. Влетев в вестибюль, я сунул Хонникер из Расчетного отдела ключ от лифта.

– Иди к «старикам». Посоветуй им вывести Дьяволов на балкон третьего этажа.

– Что ты задумал, Боддеккер? – изумилась она.

– Дадим толпе то, за чем она сюда явилась.

– Спятил? – спросила Дансигер. – Хочешь взвалить на себя ответственность за…

– Они пришли, чтобы восславить Дьяволов, а не линчевать их. – Я легонько подтолкнул Хонникер к лифту. – Поживей. Пожалуйста.

– Что ты там делал? – спросил Депп. – Выглядело так, точно ты аукцион проводишь…

– Не аукцион, – поправил я. – Встречу. С Манхэттенским отделением фан-клуба Дьяволов Фермана.

– Что? – завопил Депп, но я уже направился к двери и подал охраннику знак открывать.

Увидев меня, толпа просто взбесилась. Я взобрался на стремянку и поднял мегафон, чтобы заставить их замолчать.

– Я устроил так, что вы увидите Дьяволов, – сообщил я, а когда вопли восторга утихли, продолжил: – Они будут здесь через несколько минут. Тем временем, если у вас есть вопросы, на которые могу ответить я… Пожалуйста, пожалуйста, по одному!

– Кто из них самый высокий? – выкрикнул кто-то, но его дружно подняли на смех.

– В какую школу они ходят?

– Гм, в настоящее время никто из них не посещает школы.

– Где они живут?

Я даже не знал, выехали ли они из той сожженной церкви. Насколько мне было известно, Дьяволы еще подыскивали себе логово.

– Я не уполномочен сообщать, где они живут. Прошу прощения.

– Ферман у них за главного?

Еще один вопрос, на который у меня не имелось ответа. Зато ответ прозвучал из трех других мест сразу:

– Ну разве это на хрен не очевидно?

– Как вы их выдумали?

– Я их не выдумывал. Полагаю, можно сказать, я их открыл.

– Как вы их открыли?

– Как-то ночью забрел туда, куда лучше не забредать. Они угрожали убить меня. Я пообещал протащить их в рекламу, если они оставят мне жизнь.

– Эй, Боддеккер, я тоже собираюсь вас убить, – крикнул кто-то.

– Ничем не могу помочь, – покачал головой я. – Я делаю такие предложения только один раз.

Толпа засмеялась и захлопала. Я поймал себя на мысли: «Что ж, это не так уж и плохо…»

– Нормана Дрейна и в самом деле избили во время первой рекламы, или это постановочный эффект?

– В самом деле, – проговорил я. – К несчастью, в самом деле.

– Почему тогда вы использовали пленку с его избиением?

– Чтобы подчеркнуть всю силу эффекта «Наноклина».

– А как насчет Гарольда Болла?

– Смотрите его шоу сегодня вечером. Беру на себя смелость предсказать, ближайшие шесть-восемь недель они будут прокручивать записи лучших передач и приглашать ведущих со стороны.

– Сколько стоят их куртки? Их шили на заказ?

– Нет. Это настоящее армейское обмундирование, бронекуртки с Норвежской войны. Только Джет «еще разрисовал их символикой Дьяволов.

Вопросы все поступали и поступали, примерно одного склада, только уже чуть лучше продуманные. Какая-то девушка спросила, правда ли, что Фермана отчислили из Джульярда,[3 - Джульярдская музыкальная школа, лучшая музыкальная школа США, расположена в Нью-Йорке.] потому что если «да», она думает, он был ее одноклассником. Эта новость мгновенно сделала и ее саму знаменитостью. Добрых два десятка фанатов обступили девушку, стремясь услышать, что она сможет рассказать.

Наконец, когда у меня уже начал садиться голос, а вопросы делались все заковыристее и заковыристее, из толпы высунулась чья-то рука. Указательный палец тыкал в какую-то точку.

– ВОН ОНИ!

Я обернулся. Это и впрямь оказались они, все четверо, на балконе третьего этажа, специально открытом охранником, чтобы Дьяволы могли высунуться и помахать. Чуть сзади за происходящим надзирали Хонникер из Расчетного отдела, Левин, Харрис и Спеннер.

Дьяволы дружно шагнули к перилам. Ферман завопил:

– Ну что, как поживаете, чертяки гребаные?

Он запрокинул голову назад, резко мотнул шеей – и плюнул прямо в толпу.

Народ взревел от восторга. Тут бы мне и слезть со стремянки, потихоньку улизнув обратно в здание, – но я в жизни не видел ничего подобного. Такое иногда показывают по телевизору: кто-нибудь из очень узкого круга высокопоставленных лиц машет народным массам – например, принц Уильям со своей новобрачной; Папа Римский во время вечных своих разъездов; президент в родном штате Онтарио. Все это прежде казалось мне каким-то нереальным, ненастоящим – пока Ферман, Джет, Шнобель и Ровер не вышли на балкон, приветствуя людей, которые сошлись сюда, чтобы краешком глаза увидеть их, омыться в их славе – и, судя по избранной Ферманом манере поведения, в их слюне.

Мне следовало бы еще тогда осознать, что все это значит. Но я был настолько поражен, преисполнен благоговейного ужаса, что если правда и забрезжила предо мной, я ее не понял.

Наконец, получив вдоволь плевков и оскорблений фанаты вспомнили о данном обещании и начали понемногу расходиться. Дьяволы исчезли в окне, а я начал слезать с лестницы.

– Боддеккер! Эй, Боддеккер!

Я оглянулся. Хонникер помахала мне рукой и послала воздушный поцелуй.

– Ты великолепен!

Горстка еще остававшихся вокруг стремянки зрителей захлопала.

– Ваша краля? – спросил кто-то. – Вот счастливчик!

– Спасибо за помощь, – прокричал я и продолжил спускаться, но она снова позвала меня.

– Тебя хотят видеть «старики».

Я ошеломленно уставился на нее. Она пожала плечами.

Хонникер из Расчетного отдела, мой личный ангел рока.

Я сделал ей знак, что все понял, спустился на тротуар, сложил лестницу и вернулся в подъезд.

– Сынок, – с чувством заявил мне старший охранник, – это был самый храбрый или самый глупый поступок, какой я когда-либо видел.

– Без вас у меня бы ничего не вышло, – ответил я, возвращая ему мегафон.

Я отдал стремянку Весельчаку, пообещал на дня угостить его ленчем и бросился к лифтам, зовя за собой остальных.

– Дай-ка догадаюсь, – сказала Бэйнбридж. – «Старики» опять хотят тебя видеть.

Мой ключ был все еще у Хонникер, так что пришлось добираться на наш этаж на перекладных. По дороге я рассказал остальным, что произошло. И все со мной согласились – просто стыд и срам, что это оказалась не толпа линчевателей.

Наконец мы добрались до тридцать седьмого, торопливо прихватили свои ноутбуки, а заодно – Харбисон, Мортонсен и Сильвестра. Когда мы вышли на тридцать девятом, Хонникер уже поджидала там.

– Я и забыла, что он у меня, – сказала она, протягивая мне ключ. И прибавила, понизив голос: – Будь тут поменьше народа, я бы нашла способ показать тебе свои чувства на деле.

– Верю на слово, – ответил я. – Что хотят «старики»?

– Как обычно.

– Дело Дьяволов. Ей-ей, я становлюсь самой высокооплачиваемой нянькой в городе.

– Ты пятисотфунтовая горилла, – напомнила Хонникер. – Вот и используй свой вес.

– Спасибо.

Я легонько сжал ее руку, и мы вошли в малый конференц-зал. Уже на пороге я подумал, что напрасно привел с собой всю группу. Там собрались исключительно «старики» и старшие партнеры плюс Бродбент, Мак-Фили и Абернати из отдела авторских прав и разрешений.

– Ага! – довольно заметил Левин. – Боддеккер! Заходи.

– Да. Я взял на себя смелость привести свою творческую группу.

– Отлично, – отозвался Левин. – Места всем хватит. Надеюсь, Боддеккер, ты не возражаешь, но я попросил Бродбент зайти для обсуждения небольших дополнительных вложений. Робенштайн отбывает обратно в Осло, так уж позволим ему перед отъездом насладиться прелестями цивилизации. Верно я говорю?

Он рассмеялся собственной шутке, а мы расселись по местам.

– А теперь, Боддеккер, прежде чем начнем, мне бы хотелось обсудить с тобой пару вопросов. Во-первых я ожидаю самого лучшего от того сценария, что ты пишешь для «С-П-Б». По твоим прикидкам, когда мы сможем его увидеть?

Не успел я ответить, как вмешалась Дансигер.

– Собственно говоря, сэр, он поручил мне провести кое-какие исследования, которые оказались чуть. сложнее, чем я ожидала.

Она пожала плечам и с таким видом, как будто только это и собиралась сказать.

– Мистер Левин, – произнеся, – мне вполне довольно и того, что мисс Дансигер уже сделала Нет, больше всего меня сейчас задерживает то, что я вынужден тратить ни с чем не сообразное количество времени на дела Дьяволов. Возможно, если…

– Дьяволы, – сказал Левин, держа руки как две чаши весов. – Самая горячая рекламная концепция нашего времени… – Его левая рука качнулась вниз. – И полузабытая музыкальная группа. – Правая взлетела вверх. – Не надо особо. нагружать нервные клетки, чтобы решить, что тут делать, а? – Он снова засмеялся. – Ну ладно. Как сможете что-нибудь показать, так и покажете. Во-вторых…

Он покосился на Харрис.

– Сценарий для ОАР и АСПО, – подсказала она.

– Именно! – победоносно заявил Левин. – Спасибо. – Он повернулся ко мне. – Насчет вашего ролика для Общества американских рекламодателей и Американского совета психиатрического осведомления.

– «Голоса, голоса», – уточнила Харрис, с отвращением покачав головой.

– Да, – согласился Левин. – ОАРу он страшно не понравился.

– Они сочли его открыто оскорбительным, – пояснила Харрис.

– Типичный пример того, что со мной происходит. В тот день мне пришлось шататься с Дьяволами по магазинам кухонной утвари, вот я и писал сценарий второпях…

– Однако когда они услышали, что его написали именно вы… – продолжал Левин.

– …просто первое, что в голову пришло.

– …то передумали.

Члены моей группы дружно заахали, заохали и зааплодировали.

– Сэр? – переспросил я.

– У них появились некие новые идеи. Они хотят знать: не сможете ли вы его переписать? Им бы хотелось как-то задействовать там Дьяволов.

Я так и вылупился на старикана. Левин и не думал шутить. Но должен же быть хоть какой-нибудь способ выкрутиться! Через миг меня осенило.

– Мистер Левин, конечно, это было бы просто замечательно, только вот когда я обещал Дьяволам взять их «в дело», они заставили поклясться, что я не стану вовлекать их ни в какие социальные рекламы. Судя по всему, у мистера Мак-Класки не слишком сильно развито чувство гражданского долга.

Левин поглядел на Абернати из отдела авторских прав и разрешений.

– Это так?

– Насколько я помню, мистер Мак-Класки говорил что-то такое их агенту во время утверждения контракта. Не знаю, включено ли это в окончательный вариант.

– Мисс Джастман сегодня на месте?

– С утра она у Дьяволов, – сказал Абернати. – Будет днем.

– Как вернется, пришлите ее сюда, – велел Левин. – Мы обсудим этот вопрос.

Левин чуть подвинулся в кресле и открыл ноутбук. Мы приняли это за намек сделать то же.

– Итак, дальше. Если вы обновите данные по Дьяволам, можем начинать.

Я нашел частоту, экран вспыхнул, на нем проявилось изображение нарисованной Джетом эмблемы Дьяволов. Я щелкнул мышкой на обновление данных.

– Мистер Мак-Фили, будьте любезны ввести всех в курс дела.

Мак-Фили откашлялся.

– Ну, если посмотрите на первую страницу, будет видно, что до начала показа ролика «Их было десять» процентный индекс узнаваемости Дьяволов Фермана равнялся нулю.

– Нашли чему удивляться, – фыркнула Харрис.

– В конце первой недели их ПИУ равнялся двум. Да, именно так. Двум. Но теперь мы знаем, что цифры вели себя столь экстравагантно из-за того, что эта кампания протекает вообще абсолютно аномально. По истечении двух недель цифры были уже куда лучше. Двенадцать. Тоже не фонтан, хотя лучше, чем в среднем для нового продукта. В прошлую пятницу мы перевалили за месячную отметку. Вы видите, что тут приведены данные не только по Дьяволам и «Наноклину», но также и по неким сопутствующим концепциям, представленным в ролике.

Я поглядел на экран, где тем временем появилась таблица:








Послышалось сосредоточенное хмыканье – все вчитывались в цифры. Увиденное мне не понравилось. Основной товар шел пятым, уступая двум слоганам, самовлюбленному актеру и самим Дьяволам.

– Далее, – произнес Мак-Фили, – мы наскоро провели оценку ПИУ после вчерашних небольших… гм, беспорядков. То, что вы увидите, возможно, удивит, а то и шокирует – но помните, эти оценки дают погрешность плюс-минус четыре процента.

Цифры на экране изменились:








– Как видите, избиение Дьяволами Гарольда Болла оказало примечательный эффект на их узнаваемость. По счастливой случайности, побочным эффектом этого стал рост узнаваемости других концепций, наиболее резко выраженный – для самого «Наноклина». Леди и джентльмены, то, что произошло вчера вечером – в чистом виде подарок судьбы. И в соответствии с нашим контрактом с «Миром Нано», скачок узнаваемости «Наноклина» принесет нам весьма неплохую прибыль. Всякому, разбирающемуся в цифрах, ясно: чем больше мы будем показывать Дьяволов публике, тем выгоднее нашему клиенту.

– Это с девяносто девятью процентами-то? – переспросила Бэйнбридж. – Похоже, никакого особого смысла…

– Плюс-минус четыре процента, – напомнил Спеннер.

– И у «Наноклина» пока только тридцать девять, – добавил Финней. – Что означает: в дальнейшем ориентированные на Дьяволов мероприятия должны проводиться в непосредственной связи с рекламируемым товаром.

Мак-Фили кивнул.

– Именно поэтому я бы рекомендовал перейти ко второй фазе кампании «Наноклин» – Дьяволы Фермана.

– Погодите минутку, – перебил я. – Ко второй фазе?

– Первая фаза включала в себя изначальный ролик я подписание контрактов, – прорычал Робенштайн.

– Знаю, – парировал я. – Суть в том, что Дьяволы зверски напали на всемирно-известного ведущего ток-шоу перед миллиардом зрителей…

– Двумя миллиардами, – уточнил Мак-Фили. – Ну, одним миллиардом девятьсот шестьдесят семью миллионами четыреста двадцатью двумя тысячами триста шестью. Вчера у него был экстраординарный рейтинг.

Я продолжал стоять на своем.

– Вы забываете, что это не столь уж важно. Дьяволы нарушили закон…

– Разумеется, нарушили, – согласился Спеннер. – Это же уличная шайка.

– Им придется отвечать за то, что они натворили, перед судом.

– Пфа! – фыркнул Левин. – На то и существуют обходные пути.

– Именно что обходные…

– Наш юридический отдел оформляет обвинение в адрес Гарольда Болла за несанкционированную эксплуатацию гостей программы, – сообщил Мак-Фили. – Видите ли, по контракту он пригласил Дьяволов на интервью, однако обманом вынудил к выступлению.

– Дьяволы Фермана – исключительно однонаправленные дарования, – сказал Финней. – Поэтому нам приходится защищать их интересы.

– Если кому-то хочется, чтобы его хорошенько отколошматили, – подхватил Спеннер, – пусть платит за привилегию.

– Это чисто упреждающее обвинение, – произнес Левин. – Если Болл и остальные иже с ним не предпримут никаких шагов, мы не дадим делу хода.

– И мы не совсем уж бесчеловечны, – добавил Абернати. – Мы готовы оплатить им лечение.

– А если мистер Болл не станет выдвигать обвинений, мы предложили ему вести следующие серии «Операции «Чистая тарелка», – закончил Левин.

Пару секунд я сидел, глядя на Деппа и Дансигер, Гризволда и Бэйнбридж, Харбисон, Мортонсен и Сильвестра. Они недоверчиво уставились на Левина. Раньше и я бы уставился, но теперь уже привык к его манере вести дела. Однако я не израсходовал еще всех патронов.

– А вы хорошенько обдумали аспекты? В смысле, учитывая судебные процессы и прочее, вам пока выгодно работать с Дьяволами?

– Ага, – кивнул Левин. – Молодой Боддеккер учится думать. Приятно, приятно.

– Мы провели кое-какие исследования, – сообщил Мак-Фили. – Взвесили возможные последствия того, чтобы сохранить эксклюзивный контракт с Дьяволами.

– И решили, – сказал Спеннер, – что покуда размер прибыли выше ноля, Пембрук-Холл готов мириться с этими мелкими неудобствами.

Я пополнил число тех, кто глядел на них, разинув рот и не веря ушам.

– Итак, – продолжал Абернати. – Первая стадия была пробной. Мы выпустили товар на сцену с сильным сопровождающим роликом – чтобы проверить, сработает ли. Сработало. Во второй фазе мы переходим к более комплексной операции, эксплуатирующей популярность, которую успели снискать Дьяволы. Основной упор надлежит делать на то, чтобы связать в общественном сознании образ Дьяволов и «Наноклина», тем самым добившись максимального ПИУ, а значит, и максимальной привлекательности самого товара. Это будет достигаться посредством целой серии хорошо разработанных и взаимосвязанных мероприятий. И все они, безусловно, будут самым тщательным образом контролироваться.

– Не шутите. – Фраза сорвалась у меня с языка словно сама собой. Сдержаться я не успел.

– Да что с вами, Боддеккер, – сказал Робенштайн. – Не знай я вас, чего доброго подумал бы, что вам все это крайне не нравится.

Я смерил его злобным взглядом.

– Будете в Осло, купите и для меня героинчику.

Это его заткнуло.

– Первое мероприятие уже разрабатывается, – продолжал Абернати, – и уже даны интервью.

– Надо бы в «Прыгги-Скок», – вставила Харрис.

– Совершенно верно.

– «Прыгги-Скок»? – поразилась шокированная до глубины души Дансигер.

– А что это? – поинтересовался я.

Бэйнбридж нагнулась ко мне и прошептала:

– Такой журнальчик, вроде «Подросточков» или «Бит-боп Делюкс».

Я поглядел на нее и покачал головой.

– Ну такие, для девочек-подростков. Состоят сплошь из фотографий смазливых пареньков.

– Понятия не имею, о чем ты.

Вид у нее стал совсем обиженный.

– …и «Прыгги-Скок» весьма благодарен за подобный эксклюзив, – говорил Мак-Фили. – Само собой в свете последних показателей ПИУ им достанется неслыханная добыча. Они уже дали своему серверу распоряжение ожидать рекордное число запросов.

– Разумеется, – добавил Мак-Фили, – где пожнут они, пожнем и мы. Одним из условий получения ими эксклюзивных прав на Дьяволов было то, что мы становимся их рекламным агентством – вкупе с соответствующим пунктом о доходах.

– И, Боддеккер, – сказал Левин, – мы передаем нового клиента твоей группе.

Моя команда была еще слишком растеряна, чтобы отреагировать на это приятное известие. В данный момент ничего, хоть каким-то боком связанное с Дьяволами, приятным показаться просто не могло.

– Так что ожидайте поступления в сеть более свежей информации. И само собой, этот ролик нам нужен как можно скорее.

Я ухитрился кивнуть.

– Идем дальше, – произнес Абернати. – Пора бы уже приступать к выпуску второго рекламного ролика для «Наноклина» в качестве одной из ступеней следующей фазы. Поэтому передаю слово мистеру Робенштайну, у которого имеются некие соображения по этому поводу.

Робенштайн самодовольно покосился на меня и поднялся.

– Выход ролика «Их было десять» поставил нас в уникальное – быть может, следует даже сказать, беспрецедентное – положение, – обратился он к присутствующим. – Телевизионные станции – не просто программы, а отдельные станции и телеканалы по всей стране – буквально обрывают провода, умоляя нас купить у них время, чтобы они могли крутить «Их было десять». Некоторые предлагают время бесплатно, а некоторые даже сами готовы платить за привилегию показывать эту рекламу. Многие сообщают, что им звонят зрители с вопросом: когда же они смогут увидеть ролик?

Я считаю, для второй фазы необходима двухступенчатая программа, позволяющая с максимальным успехом использовать и развить интерес, который нам удалось пробудить. Далее следует провести какое-то крупное событие. Теперь подробнее.

Первым шагом программы должен стать показ «Их было десять» с максимальной насыщенностью…

– Нельзя] – завопил Гризволд. – Рано. Ролик слишком недавно вышел на экран.

– Данные о продаже «Наноклина» поддерживают показ с максимальной насыщенностью, – возразил Мак-Фили. – Знаю, что получается слишком быстро, но этот продукт и раскупается с невиданной скоростью.

– Наряду с этим, – продолжал Робенштайн, – вторая ступень плана состоит в том, чтобы запустить новый ролик, причем ролик той же эксклюзивности, что и «Их было десять».

– Новый ролик? – переспросила Дансигер.

– Уже? – спросил я.

– Об этом подробнее через минуту. Итак, последующим крупным мероприятием как раз и мог бы стать выпуск ролика в эфир. Мы думаем представить его ограниченным числом показов в кинотеатрах: либо эксклюзивным вступлением к выпуску какого-нибудь фильма, либо самого по себе вместе с коротеньким документальным фильмом о создании ролика. Помимо охвата аудитории киноманов мы обеспечиваем себе место по крайней мере в двух разных оскаровских номинациях… Вдобавок к этому мы подумываем о покупке киностудии.

– Едва ли она обойдется дорого, – вставил Мак-Фили. – Знаете ли вы, что за почти сто пятьдесят лет истории кино ни одной киностудии не удалось заработать больших денег?

– Если остановиться на втором варианте, – продолжил Робенштайн, – и ограничить документальный фильм двадцатью минутами, можно устраивать два сеанса с десяти утра до полуночи. В любом случае это сулит очень большую прибыль. Обсуждался также другой тип Главного События, что-нибудь более пассивное и менее затратное для Пембрук-Холла. Ходят слухи, что некоторые политики – главным образом, из республиканской и неократической партий – заинтересованы в использовании «Наноклина» в собственных целях. Конкретно, они хотят объявить дату первоначального выпуска ролика выходным днем – как символ того, что «Наноклин» сделал для рабочих семен. Некоторые даже предлагают назвать его Днем Свободы…

Я покосился на Мортонсен и Харбисон, всем видом показывая «я же вам говорил». Обе заметили мой взгляд, но ни одна не повернулась в ответ.

– Простите, – подала голос Бэйнбридж, – не поведет ли это к некоторой путанице с Неделей падения Стены?

– Идеи лишь предварительные, – пояснил Абернати. – Мы еще ни на одной из них не. остановились.

– Наряду с этим, – сказал Робенштайн, – у нас есть некие планы, гарантирующие, что новый ролик сам по себе станет Главным Событием.

Левин кивнул.

– Заказчики из «Мира Нано» крайне заинтересованы в том, чтобы воспользоваться нынешней ситуацией, а потому дали нам полный карт-бланш в выборе стратегии и тактики. Единственное условие – сделать второй ролик столь же возмутительным и вызывающим, как первый.

– А значит… – начал было Депп.

– А значит, необходимо повторить формулу, которая так хорошо сработала в «Их было десять», – ответил Абернати. – Сделаем то же самое, только по-другому.

– Прослеживается вполне определенная закономерность, – произнес Робенштайн. – Народ откликнулся на избиение Нормана Дрейна, потому что Дрейн был псевдознаменитостью. И народ совсем уж живо откликнулся на избиение Гарольда Балла, потому что Болл был уже состоявшейся знаменитостью.

– Поэтому мы хотим, чтобы в следующем ролике они выбили дух из еще какой-нибудь полноценной знаменитости. – Левин сложил руки на груди и приятно улыбнулся.

– Вы. верно, шутите, – выговорил Сильвестр.

– Отнюдь, – возразил Абернати. – Мой отдел получил множество заявок от знаменитостей, выразивших заинтересованность в том, чтобы их избили Дьяволы.

– Все они из числа тех, чья известность пошла на убыль, – пояснил Левин.

– Знаменитость есть знаменитость, – философски заметил Робенштайн.

– Не знаю, стоит ли предоставлять им эту услугу даром, – сказал Левин. – Хотят подновить карьеру таким образом – пусть платят.

– Мы с мистером Робенштайном уже обсудили этот вопрос, – сообщил Абернати, – и стоим за то, чтобы обратиться в «Прокат бывших».

Я оказался не единственным в комнате; кто недоуменно уставился на него.

– Мы предлагаем пойти в «Агентство знаменитостей» и воспользоваться услугами одного из бывших. Из тех, кто понимает, что его карьера закончилась, и берется за любую работу, лишь бы поддержать уровень дохода – хоть мешать рис в китайской забегаловке.

– Мысль в том, – уточнил Робенштайн, – чтобы минимизировать возможную вспышку негодования из-за избиения кумира. С Дрейном и Боллом нам так повезло лишь потому, что волна интереса к Дьяволам еще в начале подъема. По мере того как кампания станет привычной, зрители вполне могут заволноваться от того, что происходит. Поэтому мы хотим подбирать персонажей, лица которых поблекли в зрительской памяти. Узнаваемых, но уже не кумиров.

– О! – вступила в разговор Бэйнбридж. – Может, кого-нибудь из этого глупого шоу, где столько народа застряло на острове?

– Бэйнбридж… – в ярости начал я.

Она поглядела на меня телячьими глазами и блаженно улыбнулась. «Как я люблю, когда ты произносишь мое имя…»

– По-моему, они все умерли, – заметил Депп.

– А по-моему, – возразила Харбисон, – кто-то еще жив, но сейчас находится в доме инвалидов.

– Отлично, – просиял Левин. – Как вы думаете, мы можем заполучить его?

– Не его, а ее, – поправила Харбисон.

В животе у меня сжалось, я не мог больше молчать.

– Не знаю, не знаю, – сказал я. – До сих пор все жертвы были мужчинами. Женщина добавляет еще и вероятность изнасилования. Не думаю, что публика готова к такому повороту.

– Так, обмозгуйте, – проговорил Левин.

– А что? Это дало бы нам несколько новых типов пятен для рекламы, – жизнерадостно заявил Мак-Фили.

– Нет, – поспешно возразила Дансигер. – Думаю, Боддеккер прав. А что до пятен, по-моему, даже самое банальное избиение дает их вполне достаточно… Кровь, въевшаяся грязь, жирная копоть, моча, экскременты…

– Жирная копоть? – наморщил нос Робенштайн.

– Ну да, с улиц, – ответила Дансигер.

– Ладно. – У Левина был такой вид, точно у него отобрали любимую игрушку. – Хорошо, хорошо.

– Знаете ли… – Лицо у Харрис было кислое-прекислое, точно она никак не могла отделаться от неприятного вкуса во рту. – Уж если мы собираемся давать на растерзание Дьяволам еще кого-то, самое меньшее что в наших силах – подобрать такого человека, у кого будет хоть малейший шанс дать им сдачи.

– По-моему, Харрис абсолютно права, – сказал я стыдясь, что не додумался до этого раньше.

– Нет! – воскликнул Робенштайн.

– Почему же нет? – поинтересовался я.

– Боддеккер, ты-то должен понять почему. В конце концов именно ты создал Дьяволов.

– Все-таки объясните, – попросил я.

– Потому что это разрушает героический архетип «Наноклина», – встрял Мак-Фили.

Я возвел глаза к потолку.

– А это еще что значит?

– В глазах простого народа Дьяволы олицетворяют типичных американских героев, – пояснил Мак-Фили. – Они сражаются за то, чтобы держать одежду в чистоте и ставят зазнавшихся знаменитостей на место. Скажем так, грязь не имеет против «Наноклина» никаких шансов. Думаю, покупатели «Наноклина» видят это именно так – и «Мир Нано», безусловно, тоже того хочет.

Я откинулся на спинку кресла и испытующе поглядел на Мак-Фили.

– Вы провели социологическое исследование, подтверждающее подобное мнение?

Плечи его почти невольно поползли вверх.

– Ну…

– Не провели, – подытожил я.

– Нет.

– Тогда к чему гадать на кофейной гуще, что там думает покупающая мыло публика?

– Боддеккер, мы же не хотим по дурости загубить успешную схему.

Я пинком оттолкнулся от стола и развернул кресло, выискивая взглядом Бэйнбридж. Окликнул ее.

– Да? – отозвалась она.

– Что интереснее смотреть? – спросил я. – Матч, в котором «Чикаго Фил истине» выигрывают у «Атланта Конфедерейтс» двадцать девять с половиной к семи – или в котором они идут голова в голову, и Чикаго выигрывает пол-очка в тройном овертайме?

Ответом мне стал недоуменный взгляд, как будто она ждала чего угодно, только не такого вопроса.

– Гм… ну… я не разбираюсь в играх…

– Игру на равных, голова к голове, – вмешалась Дансигер. – Она гораздо сильнее захватывает, чем когда победа предопределена с самого начала.

Харрис кивнула:

– И наша реклама должна не только способствовать продвижению товара, но и развлекать публику.

– Гм-гм, – пробурчал Левин, обхватывая рукой подбородок.

– Этот феномен меня всегда завораживал, – продолжал я. – Вот есть популярный детективный сериал, и вы видите рекламу, где говорится: «На следующей неделе! Сложнейшее дело Нэда Дженнера – дело, которое может стать для него роковыми Однако, включая телевизор, вы знаете, что Нэд должен справиться, а не то вы не получите следующей серии через неделю. И настраиваетесь вы не на то, чтобы посмотреть, как он искрошит всех в порошок. Вы собираетесь увидеть, в какую еще передрягу он впутается и как ухитрится из нее выбраться.

Робенштайн покачал головой.

– За шестьдесят секунд такого не добиться.

– Мы могли бы перейти к более продолжительным роликам, – предложил Абернати.

– Нет, – сказал я. – Даже и этого делать не придется. Возвращаясь к архетипам Мак-Фили, надо представить все это как битву добра со злом, Дьяволов «Наноклина» с Пятном, которое не выводится – то есть с приглашенной знаменитостью. Разумеется, в конце они торжествуют.

– Гм-м, – промычал Левин.

– И, разумеется, от ролика к ролику необходимо подавать знаменитостей в виде разных типов злодеев. Сперва какой-нибудь техноинтеллектуал, потом здоровяк, олицетворяющий грубую силу. – Я обвел взглядом аудиторию. Я не знал, купятся ли на это Робенштайн и Мак-Фили, но единственный, кого мне позарез требовалось убедить, это был Левин. – Мы могли бы разрабатывать эту идею годы и годы. А вы же понимаете, как нам понадобятся любые преимущества, когда остальные компании моющих средств опомнятся и попытаются нанести ответный удар. Вы же знаете, что это обязательно произойдет. Они либо завалят рынок своими наноподделками, либо обнародуют какие-нибудь данные, что систематическое использование «Наноклина» оставит вас без единого волоска на теле.

Они уже думали об этом. Оставалось лишь нанести завершающий удар.

– Представьте себе угрозу, которую представляет для «Мира Нанотехнологий» один только «Проктор-энд-Гэмбл». Скорее всего они засадят упряжку адвокатов искать уязвимые места в патенте, а заодно наймут банду хулиганов, чтобы сорвать намеченные «Миром Нано» мероприятия.

– Молодой Боддеккер чертовски прав, – сказал Левин. – Так кого вы видите первым противником Дьяволов?

– Ранча Ле Роя, – буднично отозвалась Харрис.

– Ранча Ле Роя? – прошептала Дансигер. – Он же надерет им задницы.

Я улыбнулся Харрис и поглядел на Дансигер.

– По-моему, прекрасная идея.

– Ранч Ле Рой? – переспросил Левин.

– Ну конечно! – подхватил Абернати. – Идеальный вариант. Он из этих самовлюбленных зазнаек, детей-актеров, которые выросли и переросли свои роли.

– Да на то, как ему взбучку устроят, я мог бы хоть билеты продавать, – сказал Робенштайн.

Депп наклонился ко мне и прошептал, не шевеля губами:

– Поправь меня, если я ошибаюсь, но не он ли прославился в «Малыше Нарко»?

Я еле заметно кивнул в ответ.

– А ты знаешь, чем он сейчас занимается?

Дансигер тоже придвинулась к нам, точно желая посовещаться.

– Открыл свою школу боевых искусств.

Депп злорадно ухмыльнулся.

– Я бы тоже заплатил за то, чтобы на это поглядеть.

– Но доступен ли он? – осведомился Спеннер. – Мне казалось, он вышел из дела.

– Думаю, вполне доступен, – сказала Дансигер. – Одной из причин, по которым Ле Рой вышел из игры, стала ссора с менеджером, нанятым его семейкой. А тот оказался малый не промах и хорошенько обчистил их. Они все еще не развязались с мультимиллионным судебным процессом. Думаю, Ранч Ле Рой обрадуется возможности неплохо подзаработать за день съемок.

– И его легко найти, – добавила Харрис. – Когда перестали снимать «Малыша Нарко», его семейство переехало обратно в наши края.

Спеннер кивнул.

– Если все согласны, я распоряжусь, чтобы наши агенты связались с агентами Ле Роя.

– Чтобы наши агенты связались лично с ним, – подчеркнула Дансигер. – Своего агента он давным-давно уволил.

– Ну что, – осведомился Левин, – мы пришли к консенсусу относительно наших действий на этом этапе?

– Абсолютно, – кивнул Робенштайн. Я так и видел крючок с наживкой, свешивающийся у него изо рта.

Харрис подмигнула мне.

– Да.

– Да, – сказал я.

Голосование было единодушным. Бродбент присоединилась к остальным, соглашаясь с общим решением.

– Очень хорошо, – подытожил Левин. – Значит, в этом направлении и будем двигаться. Что ж, если больше добавить нечего…

– Сэр, – торопливо проговорил Робенштайн, – если можно, мне бы хотелось попробовать это снять…

В смысле, отыграться за унижение, когда ему вернули паршивый сценарий, содранный с невразумительного фантастического фильма.

– Прошу прощения, – удивился Левин, – разве ты и без того не будешь по горло занят, продавая норвежцам норвежскую селедку?

– Я… ну, я подумал…

– Не надо, – отрезал Левин. – Брось. Пусть думают те, кто умеет. – Он отвернулся от Робенштайна, что-то бормоча себе под нос. И выдал: – За сценарий отвечает творческая группа Боддеккера.

Собрание не столько разошлось, сколько расползлось, разбившись на маленькие группки, жарко обсуждавшие, что кому делать дальше. Я как раз направлялся к двери, когда Харрис окликнула меня и лично пожала руку.

– Отличное представление, Боддеккер.

– Спасибо, – улыбнулся я.

– Если мы с вами понимаем друг друга – а мне кажется, так оно и есть, – сегодняшнее решение раз и навсегда снимет неприятную проблему с Дьяволами, вам не кажется?

– Очень надеюсь, – ответил я.

Харрис улыбнулась.

– А самое замечательное, что когда это произойдет, Левин обвинит во всем Робенштайна. Сидеть бедняге в Осло до конца его карьеры в Пембрук-Холле.

– И в чем тут подвох? – поинтересовался я.

Она засмеялась.

– Потом поговорим, Боддеккер.

Я, как хорошая пастушеская овчарка, подождал у выхода остальных членов своей группы, пока они медленно подтягивались к дверям. Наконец, когда дошло до Бэйнбридж, эскортируемой Робенштайном, я пожелал им счастья в личной жизни и двинулся вниз по лестнице на тридцать седьмой. В голове уже крутились всякие соображения по поводу нового наноклиновского ролика.

Однако какие бы мысли там ни витали, все они мгновенно по выветрились, едва феррет почуял мое присутствие и воззвал ко мне.

– Ну что еще? – проворчал я.

– Я получил для вас важные материалы. Файл озаглавлен «Подросткам обо всем», степень значимости – «Новый клиент». Содержит предварительную верстку октябрьского выпуска журнала «Прыгги-Скок». Какой статус вы бы хотели ему придать?

Я закрыл глаза и опустился в кресло. Было бы легко – так легко! – велеть феррету стереть все к чертям собачьим. К моменту выхода журнала в свет Дьяволы станут уже вчерашним днем, аномалией, прочесть о которой можно будет лишь в подстрочных примечаниях к какому-нибудь учебнику по рекламе.

– Выведи на экран, – сказал я и принялся наблюдать, как появляется информация.


СПЕЦИАЛЬНЫЙ ВЫПУСК ЖУРНАЛА «ПРЫГГИ-СКОК» № 443


ТОЛЬКО ДЛЯ ОГРАНИЧЕННОГО ИСПОЛЬЗОВАНИЯ


НЕ ОБНАРОДОВАТЬ ВЛОЖЕННЫЕ МАТЕРИАЛЫ РАНЕЕ 1 ОКТЯБРЯ

– Листай, – приказал я. Экран мигнул, разворачивая эмблему журнала во всей ее разухабистой красе.


ПРЫГГИ-СКОК


Журнал для девочек, которым нравятся мальчики № 443

– Листай.

В жизни не видел ничего тошнотворнее того угодничества перед вкусом подростков периода полового созревания, которое предстало моему взору теперь. Ну я и сам в отрочестве нередко заглядывал в папины файлы «Плэйбоя», мечтая увидеть тех или иных актрисок без одежды. Но чего еще было ждать? Ведь я был мальчишкой и во мне бушевал тестостерон. А тому, что открылось сейчас, я никаких разумных объяснений подобрать просто не мог.

Собственно» девиз «Прыгги-Скок» все объяснял. Журнал был под завязку забит широкоформатными переносными голограммами практически всех юнцов более или менее подросткового возраста, упоминавшихся в прессе за последний год. Юнцы из комедий и «мыльных опер», юнцы-ведущие телепрограмм, юнцы-исполнители поп-музыки – все, как один, пойманные в прицел видеокамеры. Каждая страница была посвящена самой бесполезной информации касательно того или иного героя девичьих дум, а все до единого интервью можно было бы поменять местами без малейшей потери смысла и логики. Сплошная лажа. Я бы сравнил ее с сахарной ватой, не будь это таким вопиющим оскорблением безобидного лакомства. Все равно что впиться зубами в хотдог, услышать громкий треск и обнаружить, что тебе достался обмазанный горчицей надувной шарик.

А гнуснее всего мне показались сувениры, которые «Прыгги-Скок» предлагал самым ревностным своим читательницам. Помоги Боже тому юному актеру, который решил податься на раскрутку в Нью-Йорк – стервятники из «Прыгги-Скока» уже кружат над его головой, стремясь выкрасть не банное полотенце, так хоть наволочку или даже список отправленного в стирку белья, небрежно кинутый в мусорную корзинку отеля. В редких случаях им удавалось, чтобы улестить, пожертвовать что-то фанаткам. Некоторые – но таких было подавляющее меньшинство – и в самом деле дарили какое-нибудь самолично набитое чучело или рубашку с Собственного плеча. Большинство же просто-напросто мчалось в ближайшую лавку за какой-нибудь дешевенькой дрянью, лишь бы отвязаться от прилипал из «Прыти-Скока». Их дарьт насчитывали столько ручек, зубных щеток, расчесок и шаров с надписью «Я люблю Нью-Йорк», что хватило бы открыть магазинчик американских сувениров в Союзе Монгольских Государств.

Я велел феррету пустить файл в режиме быстрого просмотра, так что весь журнал пролистался за считанные секунды. Я покачал головой и облегченно вздохнул.

– Отлично, феррет. А теперь стирай все, ладно?

– Простите, мистер Боддеккер, – возразил он. – Но там содержалась развернутая статья о Дьяволах Фермана. Наверное, вы просто проглядели. Желаете, чтобы я сохранил копию?

Я обругал было феррета, потом извинился.

– Нет. Выведи ее на экран. И сохрани, пожалуй, все целиком. Почитаю кое-что отсюда «старикам».

Экран снова замигал, и на нем появились пять Дьяволов рядом со мной – рекламный снимок для «Рекламного Века».

Дьяволы Фермана! – кричал заголовок. – Самая горячая группа со времен «Голых Барби»!

Горло у меня так и сжалось.

– Листай, – буркнул я.

Нет, они не певцы, не танцоры и не театральная труппа. Они – самая горячая шайка плохих мальчишек, какие только украшали когда-либо альбом рабочей девчонки!

Я закусил губу.

– Листай.

Статья продолжалась, вкратце пересказывая историю Дьяволов – в смысле, с момента съемок их первого ролика и вплоть до сего дня.

– Листай.

Все та же статья. Сбоку – врезка, озаглавленная Наш милый Джимми Джаз – ах, где же он сейчас? а под ним – стилизованное под рукописный текст обращение с призывом провести расследование, действительно ли бывший Дьявол мертв, как утверждал Ферман.

– Листай.

Статья оборвалась, уступая место длинной таблице. При всем своем таланте меткого слова я даже не знал, что сказать, дабы воздать ей должное, и лишь ошеломленно взирал на информацию, которую феррет вываливал на экран:


Краткий путеводитель «Прыгти-Скока»


по миру


Дьяволов Фермана



Надеемся, вам понравится наш ЭКСКЛЮЗИВНЫЙ взгляд на известнейших в МИРЕ продавцов МЫЛА! Чтобы помочь выбрать, кого из ДЬЯВОЛЬЧИКОВ обожать лично ВАМ, мы создали этот расчудесненький список всевозможных интересных мелочей о гадкое четверке! Поскольку мыльным шутникам нравится водить нашу сестру за нос, мы ДВАЖДЫ перепроверили некоторые их ответы по полицейским досье! Эти ГАРАНТИРОВАННЫЕ сведения отмечены нашим фирменным восклицательным знаком (!).







После этого я почти сдался. Мне казалось – я так и слышу в ушах рев конца света. Нет, не того, который предрекал Хотчкисс, а потом провозгласил упоенный Левин – истинного G?tterd?mmerung,[4 - Сумерки богов (нем.) – одно из названий Рагнарёка – конца света в германо-скандинавской мифологии.]который создали мы, обитатели Мэдисон-авеню.

И все же я не сдался. Прошептал феррету:

– Листай, – и статья появилась снова, на сей раз с цифрами из какого-то текущего опроса, проводимого редакцией среди читателей. Очередная стилизованная под рукописный текст заметка гласила, что это лишь предварительные данные, абсолютные же будут доступны позже, к моменту выхода журнала в сеть.



«Все Льяволы красавчики: Кто самый хорошенький?» Мы задали этот вопрос нашим читательницам в эксклюзивном МГНОВЕННОМ ОПРОСЕ. И вот вам захватывающий результат:







Это пробудило во мне мимолетный лучик надежды: быть может, американских девочек – во всяком случае, тех, что читают «Прыгги-Скок», – не так уж легко обвести вокруг пальца, как я думал.

Но сей солнечный лучик сиял недолго. Его сгубил следующий вопрос из той же анкеты:



«Вы бы хотели, чтобы вас ударил какой-нибудь из Дьяволов?»







Сам факт, что читательницы «Прыгги-Скок» опустились до ответа на подобный вопрос, подействовал на меня столь угнетающе, что я даже думать об этом не мог.

– Выключай, феррет, – простонал я. – Хватит, нагляделись.

Экран уже давно погас, а я так и пялился в него невидящим взором. Это было слишком странно. Каждый раз, как я думал, что теперь-то с Дьяволами точно покончено, для них все складывалось еще удачнее.

И для меня тоже. Вот что самое худшее. Проклятие какое-то!

И вот я сидел один в своем кабинете, занемев от осознания того, что закат западной цивилизации уже настал, а я назначен на нем распорядителем.

Ну и ладно. По крайней мере хуже быть не может.

Но, разумеется, я и тут ошибался.


Пембрук, Холл, Пэнгборн, Левин и Харрис.


«Мы продаем Вас всему миру с 1969 года»


Офисы в крупнейших городах: Нью-Йорк, Монреаль, Торонто, Сидней, Лондон, Токио, Москва, Пекин, Чикаго; Осло, Филадельфия, Амарилло












Глава 3

Сырая краска


По первоначальному плану снимать «Быть чистым нелегко» надлежало прямо на улицах Нью-Йорка. К несчастью, город находился в тисках Дьяволомании, и стоило только киногруппе – не обязательно даже одной из наших – приступить к съемкам, как площадку затопляло море зевак, надеющихся хоть краешком глаза увидеть самых знаменитых в мире продавцов мыла.

План Б предполагал съемки в том же бывшем здании масонской ложи, где снимался «Их было десять» с последующей оцифровкой действия на фон Нью-Йорка. Передвижная съемочная группа запросто могла бы все снять за пару часов, причем вполне законно заявить, что Дьяволы тут ни при чем – тогда и шумная толпа никакой помехи не представляла бы.

Но и так ничего не вышло. Сведения, что первый ролик снимался в масонском логове, просочились в народ, и это место превратилось в настоящее святилище. Велорикша, который вез нас с Чарли Анджелесом, не смог и близко подобраться. Толпы юнцов, вырядившихся в подражание Дьяволам, наводняли улицы и жгли костры в старых бочках. Само здание было сплошь изрисовано фанатскими изображениями эмблемы Дьяволов и портретами их самих. Я так и не смог решить, грустное это зрелище или, скорее, пугающее.

План В заключался в том, чтобы снимать в Торонто, но тут сразу же возникли проблемы. Отцы городя успели насмотреться, что происходит в Нью-Йорке Филадельфии и Чикаго в результате Дьяволомании и недвусмысленно дали понять: здесь нам не рады. Они заявили, что при первой же попытке провезти Дьяволов, торонтское отделение Пембрук-Холла будет немедленно прикрыто. Кроме того, возник вопрос с транспортировкой – ни одна из крупных цеппелиновых линий не согласилась предоставить нам хотя бы чартер. Мы напрочь застряли в городе.

И тогда Хонникер из Расчетного отдела предложила план Г. Арендовать старый театр Салливана-Леттермана в качестве репетиционного зала для готовящегося тура «Ненавистных», а Дьяволов выдать за подручных, таскающих ящики с камерами и прочим съемочным оборудованием.

Следующая закавыка возникла, когда выяснилось: чтобы перетащить хотя бы один контейнер, Дьяволам необходимо вступить в профсоюз грузчиков. Сами они были решительно против – за исключением Джета, который считал, что неплохо будет, когда вся эта шумиха закончится, остаться при полезной профессии. К тому же мы не могли пойти на риск новой утечки информации о том, что будет происходить у Салливана-Леттермана.

В конце концов решение проблемы пришло от Бэйнбридж; а почему бы не упрятать самих Дьяволов в ящики? – И коли на то пошло, – присоединилась Дансигер, – почему бы не надписать на ящиках «в Австралию» и не надеяться на лучшее? Если Ферман фанат старых комиксов, его это должно позабавить.

Сколь ни заманчива была эта идея, мы вынуждены были противостоять искушению. И вот в начале третьей недели сентября Дьяволы были перевезены законными членами профсоюза грузчиков в театр Салливана-Леттермана и раскупорены уже на месте съемок «Быть чистым нелегко».

Настроение на съемочной площадке царило отнюдь не такое безоблачно-расслабленное, как во время первого ролика. Все втайне опасались, что дьяволоманы таки обнаружат нас. Все – кроме Фермана, который вылез из своего ящика, клокоча от возмущения.

– Нет, ты видел, Боддеккер? – заявил он, вклиниваясь в разговор между мной и Чарли Анджелесом.

– Ферман, – строго произнес Анджелес, – мы с мистером Боддеккером разговариваем.

– А мне плевать. – Он ухватил меня за плечо и оттянул в сторону. – Он без нас ничто.

– Одну минуточку, сейчас я все улажу, – пообещал я Анджелесу и, когда мы с Ферманом отошли в тихий уголок, набросился на него: – Полегче, приятели. В чем еще дело – тебе не понравилось в ящике?

– О чем ты там трепался с этим старым Гомером?

– Он не старый и не Гомер, – отрезал я. – И хватит об этом.

– А по-моему, он охотится за Джетовой кпопкой, – сказал Ферман. – И, выходит, ты ему пособничаешь.

– Ферман, да в чем дело? Ревнуешь? Хочешь приберечь его для себя?

– Не будь гребаным идиотом. Я не из таковских…

– Тогда в чем проблема?

Он покосился на Чарли Анджелеса и поиграл челюстью, подыскивая слова.

– Не нравится мне, как он подлизывается к Джету.

– По-моему, ты все путаешь, – возразил я. – Это Джет подлизывается к Чарли Анджелесу.

– А чего ради? Мы ведь как братья. Дьяволы дают ему все, что надо.

– Ферман, у него нет отца. Будь ты хоть самым лучшим братом в мире, все равно мальчику нужен отец, и с этим ты ничего не поделаешь.

– Мальчику? Он…

– Он все еще мальчик, – прервал его я. – И Чарли Анджелес, судя по всему, отнюдь не против в чем-то заменить ему отца. По-моему, это просто здорово. Он и сам вышел из примерно таких же слоев общества, что и Джет, но сумел кое-чего добиться в жизни. Сейчас он среди главных шишек в нашей индустрии.

Ферман обжег режиссера взглядом. Мои доводы пришлись ему не слишком-то по вкусу.

– Послушай, чтобы выжить, мальчику нужна семья, – продолжил увещевать я. – А вы с ребятами так и останетесь его братьями, и этого уже ничто никогда не изменит. Даже когда у него появится отец.

Ферман уставился на носки ботинок.

– Ему по-прежнему будем нужны мы со Шнобелем и Ровером?

Я внимательно поглядел на него. Кто кому нужен? Он Джету – или Джет ему? Является ли Джет символом устрашения для других уличных банд – или дубинкой, которая не дает Роверу зарваться? Я уже чуть было не сказал «Я обещаю», но в последний момент изменил слова:

– Наверняка.

– Ну ладно.

– А теперь, с твоего позволения…

Ферман схватил меня за руку. Лицо его снова горело гневом.

– Еще кое-что.

– А ты – уверен, что нельзя чуточку…

– Нет! Нельзя! – рявкнул он. – Ты видел?

Я вздохнул.

– Что видел?

– Новый выпуск «Прыгги-Скока»?

– За мной не водится привычки скачивать такие журналы.

– Брось, Боддеккер, ты прекрасно знаешь, о чем я. Они прислали мне предварительный вариант выпуска на следующий месяц. Того, где мы с ребятами.

– Этот выпуск я видел.

– Я не давал разрешения ни на что подобное.

– Однако у нас оно было, – сообщил я. – Через твоего агента.

– Да не в том суть, Боддеккер…

– А тогда в чем? Тебе не нравится, когда девочки балдеют от твоего изображения и считают тебя красавчиком? Задний ход уже не дать, поезд ушел. Ты сам ответил на их вопросы.

Ферман поглядел на меня.

– А что там говорится?

Взгляд у него так и рыскал взад-вперед, точно у камышового кота, выискивающего добычу.

– Всякая мура, какую девочки-подростки хотят знать о смазливых парнях. Какого они роста, их любимое блюдо, любимая песня…

– И любимый Дьявол? – перебил Ферман.

– Ну, и это тоже. – Я старался смотреть на него столь же твердо и пристально, как и он на меня. – А кто это тебе прочитал, Ферман?

– Я завел себе ро… – Он осекся на полуслове, но через секунду продолжил: – Кое-кого, кто может мне прочитать.

– И теперь ты расстроен, потому что все считают самым хорошеньким Джимми Джаза…

– Боддеккер, да он ведь даже не Дьявол, туды его!

Я поглядел Ферману прямо в лицо – и меня удивило то, что я там увидел. Не злобную браваду, его привычное фирменное выражение. В обведенных красными кругами глазах застыли обида и неуверенность в себе – точь-в-точь как у мальчишки, которому никак не удается добиться, чтобы с ним гуляли девчонки.

– Это только первая статья, Ферман, – утешил его я. – Будут и другие. В других журналах.

– Клянусь, Боддеккер, я убью его! Я с ним поквитаюсь!

– Да брось, – посоветовал я. – Вот только выйдет эта реклама, и все позабудут про Джимми Джаза.

– Ой ли? – вызывающе спросил он.

– Погоди, пока не проведут опрос, кто самый умный Дьявол. Или самый сильный. Или самый крутой. Есть вещи и поважнее, чем внешность. И если хорошенько подумать, что чего стоит, Ферман, то красота – штука относительная и преходящая. Вот хоть тот же Ранч Ле Рой тому первый пример.

– Ранч Ле Рой? Малыш Нарко? Эй, да ведь я его, бывало, смотрел.

Я кивнул.

– Десять лет назад его лицо было на обложках всех девчачьих журналов. Он лидировал абсолютно по всем опросам: самый красивый, самый милый, с самой чистой кожей, все такое. И где он теперь?

Ферман пожал плечами.

– Сегодня ты это узнаешь. Он играет Пакостника в вашем ролике.

– Ого! Вот здорово… – Ферман снова осекся. – А тебе не кажется, что он красивше нас всех, а?

– Он будет сильно загримирован. Девочкам придется напрячь память, чтобы узнать его.

– Ну ладно, – сказал Ферман. – Ладно. Эй, погоди только пока я остальным расскажу…

Съемки начались примерно через час с группкой статистов, которые должны были изображать толпу на улице. Сперва мы хотели снимать этот эпизод последним, чтобы предотвратить утечку информации, но потом решили задержать статистов здесь до тех пор, пока все не закончится и Дьяволы не уедут. Кроме того, Дьяволам в этой сцене полагалось выглядеть безупречно, а после того, как Ранч Ле Рой над ними поработает, свернутые носы и фингалы под глазами будут не очень-то фотогеничны.

Однако на деле первые кадры были записаны только через полчаса, потому что стоило статистам узнать, с кем им предстоит работать, как они дружно потребовали автографов. Каким образом они умудрялись отличить крестик Фермана от крестиков Ровера или Джета, было превыше моего разумения, но сами статисты от счастья себя не помнили.

Чарли Анджелес собрал Дьяволов в кучку и пару минут им что-то втолковывал. Потом отослал всех на точку, где им полагалось красоваться с коробками «Наноклина», чуть попозже подозвал Джета обратно и поболтал с ним еще немного. Джет улыбнулся и радостно кивнул, явно счастливый тем, что привлек внимание столь знаменитого режиссера.

Потом они все сгрудились вокруг коробки. Чарли чуть подправил, кому где стоять – Джета отвел назад Шнобеля – в сторону, и группа в один дубль записала всю сцену. Последний кадр ролика, где все блестит и сияет.

Все дружно захлопали: статисты, киношники, члены моей творческой группы.

Сбоку от меня появилась Дансигер.

– Когда начнут драться?

– Ле Роя ожидают только после ленча, – ответил я.

– Прямо как рождественским утром, когда только проснешься, – мечтательно проговорила она. – Лежишь в постели и надеешься получить то, что загадал, но твердо не уверен. А встать и посмотреть никак не решаешься.

Следующими на очереди стояли Дьяволы, попирающие ногами поверженного Пакостника. Поскольку Ранч Ле Рой должен был подъехать только после часа, вместо него на полу, отвернувшись от камеры, распростерся дублер. Дьяволы немало развлеклись, стоя над безжизненным телом, и обогатили сценарий, от души попинав Пакостника под ребра – дублер будет помнить эти удары даже после того, как сойдут синяки. Сцена была сложнее предыдущей, и Чарли Анджелес запечатлел целых четыре дубля прежде, чем добился того, что хотел, а потом снял еще пятый – на всякий случай.

Когда начались приготовления к сцене в толпе, у меня чуть закололо в запястье, поэтому я отошел в зрительный зал и сел в заднем ряду, а уж потом нажал нужную кнопку. Меня приветствовала Хонникер из Расчетного отдела.

– Боддеккер! – радостно сказала она. – Как возвращаемся домой – я с тобой или ты со мной?

– Мне все равно, – ответил я. – Можно опять ко мне.

– Моллен на митинге Фронта борцов за права животных, – сообщила она, – так что добро пожаловать в мой сад земных наслаждений.

– Можно и так, – согласился я.

– Эй… ты слышал что-нибудь о семье, которая живет в твоем доме?

А, там, в Принстоне. В моем личном Святом Граале, единственной причине, по которой я с самого начала позволил втянуть себя в авантюру с Ферманом.

– Папаша купился на идею. Детки тоже – для них там все еще слишком новое. Но мамаша упрямится. Так что, надо полагать, пока продолжается стадия переговоров.

– А твоя финансовая ситуация?

– «Старики» еще сидят на тех премиальных, что наобещали. Думаю, хотят торжественно вручить на рождественской вечеринке, чтобы все видели, какие они щедрые.

– Я тоже так думала. – Она произнесла это тоном, ясно дающим понять «спроси меня, что я думаю об этом теперь».

Я и спросил.

– У тебя ведь еще остались наличные, верно? ~ поинтересовалась она.

– Да еще и приумножились благодаря сберегательному вкладу, где приносят жалких пятнадцать с половиной процентов.

– А что, если я скажу тебе, что узнала способ увеличить эту сумму раз так… ну скажем, в десять – за ближайшие четыре-шесть недель?

– В десять? – Это позволило бы мне выплатить за дом полную стоимость, да еще и осталось бы кое-что на обстановку. – Что ты придумала?

– Нашла выход на кое-что, где это можно провернуть, – туманно ответила Хонникер. – И не волнуйся. Все абсолютно законно.

– А как насчет риска?

– Нулевой. Это акции на очень агрессивном рынке. Вот и все, что я могу пока сказать. Хочешь взглянуть на проспекты?

– Не мешало бы посмотреть. Как ты на это вышла?

– Знаю кое-кого, кто знает кое-кого другого. Я скину файлы тебе в директорию и скажу твоему феррету, что они там. Идет?

– Буду ждать.

– А я буду ждать тебя.

– Тогда до встречи.

– Чудесно. – Пауза. – Я люблю тебя, Боддеккер.

Я уже открыл было рот, чтобы ответить, но у меня перехватило горло. Она сказала совсем не то, что я думал услышать.

– Что? – уже начал спрашивать я, но голос Хонникер зазвучал снова.

– Ой-ой-ой! Меня вызывает Левин. Потом поговорим. Пока.

На часах загорелся огонек «линия свободна».

Щеки у меня пылали, я так взмок, будто все поры на теле разом вдруг открылись, чтобы окатить меня холодным душем. Я не мог отвести глаз от часов, как если бы это было лицо Хонникер из Расчетного отдела, а я ждал, чтобы она повторила слова, которые мне послышались.

Не знаю, долго ли я просидел там, ошарашенный и в полном раздрае. Знаю только, что из мечтательного оцепенения меня вывел запах лосьона Сильвестра, плюхнувшегося на скамейку рядом со мной. И зачем только он (она) вечно поливал(а) себя таким количеством духов, словно феромоны могли просочиться сквозь кожу и что-то изменить?…

– Боддеккер, – сказал он, протягивая мне небольшую белую коробку. – Мы не сумели отыскать тебя, когда ходили перекусить, так что я принес тебе ленч из фургона профсоюза статистов.

Я живо открыл коробку. Кисловатый хлеб, паста «вегемит», яблоко и пакетик мятной жевательной резинки.

– Как в полете, – пробормотал я.

– С тобой все в порядке? – спросил Сильвестр. – Может, хочешь пойти домой? Но мне казалось, ты хотел посмотреть, как снимают драку.

Драку. Я заморгал. Одно короткое слово быстро вернуло меня к реальности.

Сильвестр поднялся и показал вперед.

– Как раз собираются начать.

Я выпрямился и прищурился, глядя на сцену. Дьяволы стояли полукругом вокруг Чарли Анджелеса, слушая его указания. В нескольких футах позади, укомплектованный в костюм Пакостника, стоял Ранч Ле Рой.

– Идем, – бросил я Сильвестру.

Пробираясь по залу, я разглядывал бывшего «звездного мальчика». Костюм Пакостника должен был придать ему громоздкий и неуклюжий вид, но при этом изображал гипертрофированные налитые мускулы. Сам же Ле Рой не принадлежал к числу мускулистых качков, которые наводнили приключенческие фильмы – судя по всему, он просто находился в хорошей форме и был неплохо обучен. Даже в костюме из неопены он двигался легко и с изяществом. Я вскарабкался на сцену и окликнул его.

– Мистер Ле Рой!

Он повернулся и поглядел на меня. Примерно того же типа, что и Ферман – белокурый и голубоглазый, – но полная его противоположность. Ферман был бледен и держался как типичный злодей-ариец, а загорелый Рой олицетворял собой привлекательную калифорнийскую открытость.

– Привет! – поздоровался он, сверкнув полным ртом белоснежных зубов. Я все еще различал в нем Малыша Нарко: вот с таким же блеском в глазах он и играл некогда двенадцатилетнего мальчишку, попавшего в президентский отряд по борьбе с наркотиками.

– Моя фамилия Боддеккер. – Я протянул ему руку. Ле Рой пожал ее сквозь перчатку Пакостника. Хватка у него осталась довольно-таки твердой и крепкой. – Это я Написал небольшую пародию, в которой вы здесь играете.

– Звучит забавно. Сто лет ничего не играл.

– И уж конечно, не в таком вопиющем костюме.

– Тем более негодяя. Никогда не играл злодеев.

– Не знаю, приходилось ли вам когда-нибудь играть против таких негодяев, как вот эти, – сказал я, обводя жестом Дьяволов.

Рой пожал плечами, огромный дутый костюм заходил ходуном.

– Да они же просто дети.

– Эти дети могут быть очень опасны. Вы же видели, что они сделали с Гарольдом Боллом.

– А кто не видел? – Он наклонился за пожарным шлангом, из которого предстояло лить грязь.

– Хочу убедиться, что вы знаете, во что ввязались.

– Мы обговорили всю последовательность действий, мистер Боддеккер.

– Но Дьяволы любят импровизировать, – произнес я. – Имейте в виду. Я не хочу, чтобы вас слишком потрепали. Даже если вам и придется самому потрепать их.

Рой прекратил возиться со шлангом.

– Вы на что-то намекаете?

– Я?

– Дело в том, что я не собираюсь использовать свои таланты и умения для мести или чего-нибудь в этом роде. Боевые искусства не для того предназначены.

– Разумеется, – пробормотал я, давая задний ход. А потом умудрился выдавить из себя виноватый смешок. – Честно говоря, мистер Рой, когда-то я очень любил смотреть «Малыша Нарко», ну и вот… я просто счастлив познакомиться с вами. Стараюсь держать себя в узде, вы, сдается мне, и так по горло сыты восторженными поклонниками.

Он засмеялся и кивнул.

– Все в порядке.

– Только поосторожнее с этими парнями. У них вполне определенная репутация.

– Так и у меня тоже.

Ле Рой подмигнул мне, пухлыми маскарадными руками натянул на себя искусственное лицо Пакостника и, подняв большие пальцы вверх, уверенной, сильной походкой зашагал к Чарли Анджелесу.

– Теперь все в руках божьих, – прошептал я.

– Что-что? – переспросил Сильвестр. – Послушай, ты себя нормально чувствуешь? Ведешь ты себя как-то чудно.

– Хотелось бы мне, чтобы драка уже закончилась. Я спустился со сцены, так и держа в руках коробку с ленчем, и сел рядом с Дансигер и остальными.

Ожидание тянулось невыносимо. Перед началом самой драки надо было еще заснять предшествующие события – как Дьявол ы получают порцию грязи в лицо и кадр, когда обнаруживается, что Пакостник поливает их из шланга. Для этой цели Чарли Анджелес выставил сразу три камеры: одна, наведенная на Дьяволов, вторая – на Пакостника с его гигантской пожарной кишкой и третья – захватывающая всю сцену в целом. Недешевый процесс, зато так экономилось время, которое потребовалось бы на то, чтобы Дьяволы успели переодеться в чистое. А при нашей степени секретности время было на вес золота.

Они дважды прорепетировали сцену, причем Чарли Анджелес детально объяснял каждому Дьяволу в отдельности его действия, а потом обкатали часть Ранча Ле Роя. Наконец все были готовы к съемкам. Позади Дьяволов натянули здоровенный кусок брезента, чтобы защитить окружающих от грязевой струи. И вот раздалась команда: «Поехали!».

Дьяволы двинулись вперед, стараясь шагать медленно и непринужденно, делая вид, будто и не подозревают о том, что их сейчас ждет. Несмотря на все репетиции, сейчас, когда из насоса, сбивая с шага, опрокидывая и валя на землю, хлынула настоящая грязь, все стало совершенно иначе. Казалось, грязевая буря неистовствовала несколько часов – на самом же деле, не дольше трех секунд. Дьяволы кое-как поднялись и сбились в кучку, старательно изображая на лицах выражения, которым учил их Анджелес.

Едва только Ферман открыл рот, чтобы выразить свой ужас, Рой снова включил насос и засадил ему прямо в лицо заряд мерзкой густой жижи. Из горла Фермана выполз здоровенный коричневый пузырь, а когда он лопнул, над сценой прозвучал яростный крик:

– Бей его, парни!

Операторы с балетной плавностью и слаженностью перешли на новые позиции для съемок. Черт! Чарли Анджелес с самого начала все так и задумывал!

– Нет! – закричал я, вскакивая с места. Дансигер и Депп удержали меня и посадили обратно.

– Не волнуйся за него, – сказала Дансигер.

– Уж он-то их разделает!

– Он с ними управится, – хихикнул Депп.

– И с одеждой тоже, – добавила Бэйнбридж.

В итоге все прошло примерно так, как я написал в сценарии. Дьяволы ринулись на Ранча Ле Роя так яростно, что это наводило на воспоминания об атаке Пикетта.[5 - Атака Пикетта – вошедшая в поговорку неудачная атака южан на армию северян в Гражданской войне США. Атака с самого начала была обречена на провал и стала символом безнадежного предприятия.] Рой спрыгнул со своего бака, перевернулся воздухе – невзирая на неуклюжий костюм – и приземлился прямо перед Ровером. Тот бешено размахивал кулаками. Рой элегантно уклонился в сторону, пропуская противника, а потом, развернувшись на пятке одной ноги, второй заехал Дьяволу прямо между лопаток. Ровер ткнулся носом в пол и заскользил в своем грязном костюме – что и было прилежно запечатлено на камере.

Следующими оказались Ферман со Шнобелем, набросившиеся на Роя сразу с двух сторон. Рой сделал ложный выпад в сторону Шнобеля, тот отпрянул, и в эту же секунду Ранч одним прыжком оказался около Фермана, схватил его и швырнул в Шнобеля. Оба Дьявола с грохотом врезались в мусорный бак.

– Хиииийя! – завопил Джет таким срывающимся фальцетом, что я не удержался от нервного смешка. Джет с Ле Роем некоторое время кружили вокруг друг друга, обмениваясь выпадами и быстрыми ударами, часть из которых время от времени достигала цели – со смачным шлепком, когда бывал задет Джет, или с приглушенным уханьем, когда удар, напротив, приходился в дутый костюм Пакостника. Наконец Джет изловчился двинуть Роя локтем в висок. Ле Рой отшатнулся, Джет ловко заплясал вокруг, обрушив на маску недруга град ударов то с левой, то с правой руки. Рой отчаянно замахал руками, чтобы удержать равновесие, и Джет повернулся, занося правую ногу для последнего, решающего удара.

Но удар этот так и не был нанесен.

Заметив, что Джет разворачивается, Ле Рой выпрямился – весь этот маневр оказался лишь уловкой. Инерция уже несла Джета вперед, остановиться он не мог. Рой обеими руками схватил его поднятую ногу и резко крутанул, вынуждая Джета согнуться в три погибели. А Рой ударил его ногой. Еще. И еще. Первый из этих могучих ударов пришелся Джету прямо в солнечное сплетение, остальные – в живот. И наконец, Ле Рой вскинул руки вверх, позволяя Джету упасть на пол.

– Мне нравится, как он действует, – улыбнулась Дансигер.

– Снято! – крикнул Чарли Анджелес.

Раздались аплодисменты. Плечи Ранча Ле Роя чуть поникли под костюмом Пакостника, сообщая нам, что он вышел из роли.

Однако операторы оставались на местах.

– Погодите… – выпалил я.

Слишком поздно. Ферман и Шнобель уже снова поднялись и ринулись на Роя. Ферман приземлился ему на спину, впиваясь пальцами в маску на лице, а Шнобель кружил вокруг, готовый нанести удар. Ле Рой выпрямился – снова входя в образ – и, вскинув руку вверх, ухватил Фермана за шиворот. Кулак второй руки самонаводящейся торпедой ударил Шнобеля в нос.

Даже со зрительских мест мы услышали хруст. Сильвестр отвернулся, а Бэйнбридж прикрыла ладошкой рот и опрометью бросилась прочь.

Шнобель завалился на спину. Рой схватил Фермана второй рукой и аккуратненько швырнул его через голову. Болтающиеся ноги Дьявола так и мелькнули в воздухе, а через миг он приземлился, покатился по полу в своем пропитанном грязью костюме и так и ехал пока не снес одну из камер.

Рой выпрямился, высокий и сильный, все еще в образе. Голова его торчала под совершенно немыслимым острым углом, но это была лишь маска. Он поднял руки, чтобы поправить ее.

Ровер стоял позади него, спрятав руки за спину и что-то нашаривая за поясом джинсов.

– Берегись! – выкрикнул кто-то. Возможно, это был я.

Рой начал поворачиваться, но тут зал прорезал первый выстрел, и актер начал падать как подкошенный Еще два быстрых выстрела один за другим. Рой рухнул наземь, толстый костюм спружинил, подбрасывая его вверх.

Еще один выстрел, и вот Ровер опустил руку и заткнул револьвер обратно за пояс.

Ферман поднялся, тыльной стороной руки отирая со рта кровь и грязь.

– Выпендрежник гребаный, – хрипло проговорил он и плюнул на лежащего Роя. А потом кивнул Роверу: – Хороший мальчик. Хороший песик.

Ровер почесался.

А в следующий миг застывшая сцена словно взорвалась беспорядочной суматохой, увидеть которую можно разве что разворошив муравейник. Чарли Анджелес кружил вокруг неподвижного Ле Роя, подавая какие-то знаки операторам. Те отступили и начали торопливо убирать оборудование. Режиссер повернулся и что-то прожестикулировал оцифровщикам, которые тоже куда-то двинулись.

– Куда они? – спросил Депп.

Я не ответил – уже мчался к Рою вместе с двумя-тремя другими зрителями, на бегу работая челюстями, потому что от выстрелов мне заложило уши. Взбираясь на сцену, я обратил внимание на то, что около каждого Дьявола собралось по группке из членов союза грузчиков, готовых оттащить их, если понадобится. Но Дьяволы стояли неподвижно.

– Где статисты? – спросил кто-то.

– В гримерках, – пробормотал кто-то еще. – Мы загрузили им всякие игры…

– Все равно свидетелей до фига. – Это уже голос Чарльза Анджелеса.

Я первым оказался возле Роя. Упал на колени рядом с ним, пытаясь разглядеть, куда же он ранен – но пена, из которой был сделан костюм Пакостника, плотно затягивала все отверстия.

– Не трогайте его! – крикнул кто-то. Обернувшись, я увидел бегущего к сцене мужчину.

Я подполз к голове Роя. Маска сидела все еще неровно, в прорези для глаз торчали пряди светлых волос. Я подсунул пальцы под края маски и стянул ее, надеясь, что так ему будет легче дышать. Из носа и рта Ле Роя текла кровь.




Конец ознакомительного фрагмента.


Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (http://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=422492) на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.



notes


Примечания





1


Популярная американская телеведущая.




2


Игра слов. Одно из значений слова Jet – блестящий черный цвет.




3


Джульярдская музыкальная школа, лучшая музыкальная школа США, расположена в Нью-Йорке.




4


Сумерки богов (нем.) – одно из названий Рагнарёка – конца света в германо-скандинавской мифологии.




5


Атака Пикетта – вошедшая в поговорку неудачная атака южан на армию северян в Гражданской войне США. Атака с самого начала была обречена на провал и стала символом безнадежного предприятия.