Битва при Азенкуре. История Столетней войны с 1369 по 1453 год Альфред Бёрн Эта книга посвящена второму этапу Столетней войны. Автор анализирует события 1369 – 1453 годов, исследует причины, которые влияли на ход боевых действий, рассказывает о серии неудачных сражений, резко контрастирующих с прежними победами англичан. Особенно подробно рассмотрена битва при Азенкуре – самая значительная баталия этого периода. Альфред Бёрн Битва при Азенкуре. История Столетней войны с 1369 по 1453 год Охраняется Законом РФ об авторском праве. Воспроизведение всей книги или любой ее части воспрещается без письменного разрешения издателя. Любые попытки нарушения закона будут преследоваться в судебном порядке. Посвящается Джону Престу, показавшему мне Азенкур Предисловие В моей предыдущей книге о Столетней войне «Битва при Креси» (М., Центрполиграф, 2004) исследуется период от начала войны в 1337 году до договора, заключенного в Бретиньи в 1360 году. Война возобновилась в 1369 году и продолжалась, включая ряд перемирий, до 1453 года. Повествованию об этой второй войне, или периоде войны, которое я озаглавил в интересах краткости «Время битвы при Азенкуре», посвящена эта книга. Второй период включает две, если не три военные кампании, а с 1396-го по 1415 год соблюдалось перемирие. После договора в Труа характер войны изменился. Войска Англии и Франции объединились для борьбы против сил дофина – «короля горожан». Тем не менее основной нитью повествования о 116-летнем периоде Столетней войны остается борьба англичан за владения в пределах территории нынешней Франции. На 1369 год приходится расцвет военной мощи и славы Англии. Мы видим спад, усиление и снова спад военных действий. Хотя методы ведения войны и сами обстоятельства войны изменились мало, следует отметить, что, если вначале в боевых действиях принимали участие рыцари в легких доспехах и плохо оснащенная артиллерия, то в финале – рыцарей мы видим закованными с ног до головы в латы, а мощь артиллерии выросла настолько, что она и решила исход последней битвы. Большая часть военной кампании прошла в утомительных однообразных осадах городов. Описывая эти операции кратко, мы имеем возможность более подробно остановиться на значительных сражениях. Битва при Азенкуре главное сражение, но не стоит забывать и другие сражения этого времени, поучительные для военной истории. Также следует сказать, что на этом этапе Генрих V был доминирующей фигурой. Но, отдавая должное его доблести и подвигам, я хотел проникнуть сквозь ослепительное сияние его славы, затмевавшее таланты и достижения его главных военных помощников. Их имена неизвестны даже большинству образованных людей – разве что Шекспир спасает их от забвения. «Король Гарри, Бедфорд и Эксетер, Уорик и Толбот, Солсбери и Глостер». Эти и другие имена, такие, как Хантингтон, Скейлз, Фастольф и Керьел, будут вновь упомянуты в нашей книге. Эта книга по жанру похожа на предыдущую. Она адресуется скорее «широкой публике», чем специалистам-историкам или студентам, изучающим историю. Поскольку средний читатель из «широкой публики» не любитель многочисленных сносок, я постарался свести их до минимума. Однако снабдил большинство глав книги приложениями с краткими комментариями к спорным вопросам. Акцент на заявленной в титуле «военной истории» предполагает свести к минимуму анализ политических проблем. Но полностью политический контекст игнорировать невозможно. Например, о влиянии на ведение боевых действий недостаточного финансирования упомянуть необходимо, но без углубления в причины и способы выхода из этого положения. Опять же исследование источников боеспособности войск должно занять подобающее место, но без подробного описания системы набора в армию – разве что в общих чертах. Воспроизведение истории в целом возможно лишь предположительно, и это применимо к военной истории более, чем к какой-либо иной. Следовательно, нельзя упускать из виду, что во всех описаниях военных операций присутствует элемент вероятности. Однако читателя утомило бы использование в начале каждого предложения таких выражений, как «Представляется, что...», «При всей вероятности того, что...» или «Имеются свидетельства, подтверждающие тот факт, что...». Когда меня особенно одолевали сомнения и трудности, я подвергал проблему испытанию тем, что называю «неизбежными военными версиями» (НВВ), и то, что мне подсказывали НВВ, я обычно принимал. Конечно, критикам легко высмеять этот метод, многие из них так и поступали, но другого метода я не знаю. В книге не выдержан размер глав. Не видя в этом какой-либо пользы, я предпочел поместить в отдельные главы описание важной военной операции или четко очерченной фазы войны. Места военных операций, за исключением малозначащих географических пунктов, либо указаны на картах, либо описаны в соответствующих фрагментах книги. Я снова становлюсь должником господина Робина Джеффса из колледжа Святой Троицы Оксфордского университета, который прочел мою рукопись и проконсультировал меня в политических проблемах. Если временами я уклонялся от узкой стези достоверности, то это следует отнести на счет моей рассеянности, но отнюдь не на счет моего наставника. В заключение хотелось бы выразить благодарность сотрудникам Лондонской библиотеки, которые неизменно оказывали мне любезное внимание и помощь. Альфред X. Берн ФРАНЦИЯ В ПЕРИОД СТОЛЕТНЕЙ ВОЙНЫ – – – ? Большой переход Джона Гонта Глава 1 ВОЙНА ДЮГЕКЛЕНА (1369-1396 ГОДЫ) «Вверху сияла голубизна небес – но вдали на горизонте виднелось маленькое облачко, размером в человеческую ладонь». Вышеприведенными словами заканчивалась прошлая книга. Небо было голубым потому, что короли Англии и Франции после 22-летней войны поклялись в вечной дружбе, маленькое же облачко указывало на неопределенность в состоянии здоровья французского монарха. В течение 22 лет Эдуард III, король Англии, преследовал единственную цель – ликвидацию вассальной зависимости своего владения на французской территории от короля Франции. И вот наконец в 1360 году он добился своего, заключив договор в Бретиньи. Согласно этому договору король Англии приобрел абсолютные суверенные права на треть французской территории. Ликвидация взаимных претензий мыслилась как шаг, направленный на заживление гноящейся раны, которая портила отношения между королями соседних государств в течение двух столетий. Все было хорошо. Но договор предусматривал передачу нескольких французских провинций, связанных узами вассальной зависимости, от одного государя к другому. Хотя идея национальной принадлежности еще не утвердилась в той степени, в какой это случилось впоследствии, такая передача повлекла за собой результаты, подобные тем, которые производит в живом теле хирургическая операция. Требовался период полного покоя, в течение которого новый орган прижился бы в теле и начал нормально функционировать. В этом состояла трудность. Наилучшим выходом из положения было бы сохранение королем Франции Иоанном королевского скипетра в течение нескольких лет, но его здоровье резко ухудшилось, а после смерти короля в 1364 году ему наследовал сын – Карл V. Смерть короля Иоанна стала похоронным звоном для договора в Бретиньи. Новый король Карл V был, возможно, одним из самых миролюбивых французских королей, за исключением Карла VII. Он не желал новой войны, но жаждал реванша. Будучи достаточно проницательным, он терпеливо дожидался времени, когда его жажда могла быть утолена. Между тем произошли важные события. В Бретани с переменным успехом более 20 лет продолжалась «освободительная война». Одного из двух претендентов на герцогство, Жана Монфора, поддерживали англичане, которые к этому времени установили свою власть на большей части территории Бретани. Другой претендент, Карл Блуа, был ставленником французов... После короткого перемирия война вспыхнула с новой силой и в 1364 году достигла критической стадии. Противоборствовавшие армии встретились в миле от северного городка Оре, в 60 милях к юго-западу от Рена. В последовавшем сражении англо-бретонская армия под командованием сэра Джона Чандоса разгромила войска графа Блуа, который погиб в сражении. Военачальник Бертран Дюгеклен, командовавший французами, попал в плен. Сражение явилось завершением освободительной войны и началом золотого века Бретани. Второе важное событие произошло далеко на юге. Короля Педро Жестокого (которого его придворный называл «камберлендским мясником») свергнул с трона его незаконнорожденный брат Энрике Трастамара. Педро обратился за помощью к Черному принцу, которого Эдуард III сделал герцогом Аквитанским. Он содержал свой двор в столичном городе Бордо. Принц Эдуард откликнулся на обращение с большим энтузиазмом. Собрав армию англосаксов – в дальнейшем именуемую для краткости англичанами, – он преодолел Пиренеи по горному проходу у Ронсеваля, получившего известность благодаря эпосу о Роланде, прошел через Памплону к Витории, следуя тем же путем, каким двигался Веллингтон в 1813 году. Принц Эдуард вступил в сражение с армией Энрике Трастамары у горного хребта близ Нахеры и добился впечатляющей победы. Командовавший французским контингентом войск Бертран Дюгеклен вновь был захвачен в плен. Англичане преследовали противника вплоть до Нахеры и окружили беглецов в ущелье, которое до сих пор называется местными жителями «ущельем англичан». Несмотря на успешный исход, испанская кампания имела пагубные последствия. От Педро (позже умерщвленного единоутробным братом) на оплату военных расходов не было получено ни пенни, впоследствии пришлось взимать с населения Аквитании обременительные налоги. Феодальные вотчины Аквитании заплатили в начале 1368 года дополнительные налоги, которые потребовал Черный принц, но два основных феодала пожаловались на поборы королю Англии. Не дожидаясь его ответа, они попросили защиты у короля Франции. Согласно заключенному в Бретиньи договору, Карл V, разумеется, не имел права вершить суд в Аквитании, но юристы убедили короля в обратном на том основании, что статьи об этом в договоре не были прописаны. После некоторых колебаний Карл перешел Рубикон, дав аудиенцию двум жалобщикам. После этого война стала неизбежной, и 30 ноября 1369 года король ускорил дело захватом Аквитании – как это сделал его дед поколением раньше. Перед тем как совершить роковой шаг, Карл всячески подготовился к войне: он собрал военное снаряжение и продовольствие, обеспечил себе союзников и, что важнее всего, задействовал посредством своего брата, герцога Анжу, мелких феодалов Гаскони. Все это время Эдуард III, совершенно неготовый к войне, делал жесты примирения, однако Карл, стиснув зубы, отказывался пойти навстречу английскому королю и даже не отвечал на его послания. Принц Уэльский отнесся к происходившему не столь миролюбиво. Когда французский король вызвал его в Париж, тот дал свой знаменитый ответ: «Мы придем в Париж, но в шлемах и во главе шестидесяти тысяч войск». Это было хвастливое заявление, которое принц не имел возможности выполнить. В то время максимум, на что он мог рассчитывать, – это собрать армию в десять раз меньшую по численности. Война приближалась! БИТВЫ ДЮГЕКЛЕНА (1369-1396 ГОДЫ) Последовавшая военная кампания, продолжавшаяся с небольшими перерывами с 1369-го по 1396 год, не имеет названия. Мы называем ее по имени военачальника, принимавшего в ней активное участие. (Сражения были прерваны перемирием.) В этот период не произошло ничего, достойного называться собственно битвой. Дело в том, что французские войска, выполняя строгий приказ своего короля, уклонялись от прямых столкновений с англичанами. Соответственно последние располагали возможностью передвигаться в стране по своему усмотрению, французы же ограничивались осадами городов. Таким образом, эта война малоинтересна именно из-за крайне малого числа реальных сражений. Несмотря на то что французы располагали преимуществом в военном снаряжении, численности войск, союзниками и фактором внезапности, несмотря на то что они вторглись в герцогство, находившееся на грани мятежа, их действия отличались поразительной нерешительностью. Захватив ряд окрестностей Рурге, французы перешли к спорадическим нападениям на отдельные замки. Возможно, их осторожная тактика была вызвана вестью о том, что сэра Джона Чандоса вызвали на юг из его нормандского замка Сен-Савер-ле-Виконт и вскоре он прибыл с войсками в Пуату. Первый год войны не дал определенных результатов. Но для англичан большой потерей стала гибель несравненного сэра Джона Чандоса, одного из блестящих героев Англии, у ворот Луссака в провинции Пуату. Дело Чандоса продолжили сэр Роберт Ноулз и сэр Хью Калверли. ЛИМОЖ В 1370 году произошло событие, которое историки впоследствии так извратили, что на нем следует остановиться подробнее. В ходе своего похода герцог Беррийский вышел к Лиможу, однако штурмовать крепость не было оснований, поскольку епископ Лиможа сам пригласил французов в город. Когда Черный принц узнал об измене, он пришел в ярость. Епископ числился в кругу самых близких друзей. Он был крестным сына принца – Ричарда Бордоского, его лояльность не вызывала подозрений. Принц Уэльский пригрозил отомстить епископу и выступил в поход на Лимож вместе с братом Джоном Гонтом, прибывшим из Англии с подкреплениями. То есть правильнее было бы сказать, что марш совершала только армия, поскольку самому принцу сильно нездоровилось и его несли на носилках. Герцог Беррийский со своей армией благоразумно воздержался от встречи с войсками принца[1 - «Очевидно, что французы опасались принца Уэльского, даже при том, что того несли на носилках». Денифле X. Опустошение церквей... во время Столетней войны]. Англичане осадили город, подорвали крепостные стены и через шесть дней взяли его штурмом[2 - Принц Эдуард, видимо, преднамеренно выбрал датой штурма годовщину своей победы в битве при Пуатье 19 сентября.]. Затем последовало знаменитое «разорение Лиможа». Многие историки – я должен констатировать, к сожалению, что наиболее злостными фальсификаторами из них были англичане, – дали волю слишком богатому воображению в описании мнимых зверств, чинимых английскими войсками по наущению Черного принца. Любопытно, что даже такого выдающегося рыцаря, как Эдуард Вудсток, низвели в связи с этим историческим эпизодом до крайней степени бесчестия, назвав его «пятном позора». Однако новейшие исследования дали правильный ответ на вопрос. Он очень прост: никакой поголовной резни в Лиможе не было. Слишком легковерные последователи абсолютно безответственного летописца Фруассара подхватили знаменитый отрывок из его хроники: «В этот день были преданы смерти более 3000 мужчин, женщин и детей». Отрывок принялись дружно цитировать английские исследователи, хотя Фруассар благоразумно исключил эту цифру из своей последующей Амьенской рукописи, которая этим исследователям известна не была, поскольку ее не переводили на английский язык. Ролан Делашеналь цитирует знаменитый отрывок Фруассара, где описано, как женщины и дети бросаются на колени перед Черным принцем, моля о пощаде, и замечает, что этот отрывок «не следует игнорировать». Что ж, посмотрим. Однажды я стоял на том месте, где предположительно помещались носилки принца, и изо всех сил стремился представить сцену, описанную Фруассаром. Мне не удалось этого сделать. Во-первых, в обстановке резни ее жертвы не могли знать о местонахождении принца. Во-вторых, даже если бы они и знали, то не смогли бы приблизиться к нему. Чтобы подойти к принцу, следовало пройти по узкой улочке, которую перегородили его охранники. Судя по утверждению Фруассара, таких смельчаков прикончили бы на месте, если бы они попытались это сделать, поскольку он свидетельствует, что любого встретившегося им жителя города захватчики убивали. В-третьих, инстинкт подсказал бы женщинам, оказавшимся в городе, где бесчинствуют убийцы и мародеры, бежать за городские стены или прятаться в погребах, а не пытаться пробиться с детьми к принцу сквозь узкую улочку. Вместо этого перед нами душераздирающая сцена, созданная опытным сказителем, который хорошо знал, как воздействовать на чувства читателей. Его перо постоянно напоминает, что это была большая трагедия. Коротко же говоря, этот отрывок не следует принимать во внимание: трагическую сцену создало воспаленное воображение летописца. В общем, как считают английские летописцы, не скрывая своего удовлетворения, принц Уэльский преподал урок неверным защитникам Лиможа, но действовал наследник английского престола больше посредством грабежа и разорения, нежели убийств. По просьбе Джона Гонта победители даже пощадили жизнь епископа. БОЛЬШОЙ ПОХОД Не стоит утомлять читателей подробными описаниями многочисленных осад обеими сторонами крепостей в последующие восемь лет, когда французы медленно приближались к Бордо. Нет нужды и в обстоятельном рассказе о передвижениях различных английских армий по французской территории. Таких передвижений было не менее пяти. Первый переход совершил в 1369 году Джон Гонт, который высадился в Кале и совершил марши в Арфлер и обратно, не вступая в соприкосновение с противником. Второй переход осуществлялся в 1370 году под командованием бывшего простолюдина, сэра Роберта Ноулза. Он тоже высадился в Кале, совершил марш через Аррас в Труа и затем, минуя Париж, направился в Бретань. К сожалению, во время этого перехода он поссорился с представителями знати, которые увели свои войска в другом направлении. Дюгеклен воспользовался этим распылением сил для нападений на изолированные воинские колонны англичан и их уничтожения. Третья военная кампания получила название «великий поход Джона Гонта» и заслуживает более обстоятельного обсуждения, поскольку привлекла внимание всего цивилизованного мира того времени и действительно напоминает эпопею Христофора Колумба. Гонт располагал войском численностью 15 тысяч солдат, ему было поручено освободить Гасконь. К этому времени французы господствовали на море, и добраться до провинции морем не представлялось возможным. Поэтому Гонт высадился в Кале, заявив, что совершит марш через среднюю часть Франции в Бордо. По карте это был маршрут протяженностью почти 600 миль по территории враждебной страны. Французы повсюду уклонялись от боя с ним, и самым опасным врагом английского военачальника стал голод. С приближением зимы англичане вышли на возвышенности Центральной Франции. Обстановка все больше ухудшалась, но Гонт противостоял трудностям с железной решимостью своего отца Эдуарда III. Он продолжал двигаться через горы и наконец спустился в долину реки Дордонь. К Рождеству, почти через пять месяцев после выступления в поход, Гонт прибыл в Бордо, преодолев около тысячи миль. При нем осталось чуть больше половины армии, остальная часть погибла в пути. Итоги похода считаются английскими и другими историками катастрофичными, но французы оценивают их по-другому. В «Великих хрониках» отмечается, что это было «наиболее почетное предприятие для англичан». На самом деле поход принес важные результаты. Он обеспечил Бретани передышку, поскольку из этого герцогства на защиту Франции были срочно отозваны не только Дюгеклен, но и герцог Анжуйский. В результате похода в Аквитанию прибыло значительное подкрепление. Поднялся престиж английских войск, была продемонстрирована их мощь, противник понес потери, был подавлен его моральный дух, а его наступление на Аквитанию остановлено. Четвертую экспедицию возглавил в 1375 году Эдмунд, граф Кембриджский, который высадил свои войска на побережье Западной Бретани и пересек герцогство из конца в конец. Последний из этих походов совершил граф Букингемский, который повторил фактически переход Ноулза в Майен, но продолжил его в соответствии со своим планом вплоть до Рена – столицы Бретани. Между тем французы последовательно придерживались кампании осад крепостей в Гаскони. Они дали ряд сражений на море, где адмирал Вьенский добился значительных успехов. Дюгеклен проявил себя как самый выдающийся и успешный французский военачальник. В конце концов Карл V сделал его коннетаблем Франции. Он первым из простолюдинов добился столь высокой чести. Дюгеклен заслужил ее. 1377 год стал решающим. Французы усилили наступление и перенесли боевые действия на расстояние 20 миль от Бордо. Но далее они не продвинулись. В тот же самый год умерли Эдуард III и Черный принц, через три года за ними последовали Карл V и коннетабль Дюгеклен. После 1380 года не осталось территории, где бы происходили серьезные сражения. После серии коротких перемирий в 1396 году было подписано заключительное перемирие, предусматривающее статус-кво и оставляющее нерешенным и недискутируемым важный вопрос о вассальных территориях. * * * Как отнестись к этой необычной 27-летней войне, в ходе которой не велось реальных сражений и осуществлялись лишь осады крепостей, но четверть французских земель сменили владельцев? Казалось, сама природа способствовала естественным путем процессу перехода земель из рук в руки по обоюдному согласию. На ранних стадиях и на внешних границах вновь приобретенных английских территорий все складывалось примерно так, поскольку давние владения Генриха II уже давно находились в руках французов. Но даже тогда, когда война приблизилась к Бордо, в котором французы не были более 200 лет, военное противостояние оказалось весьма незначительным. Наиболее основательное объяснение этому дал профессор Перро, который отмечает, что французы добились успехов «более дипломатией, чем силой оружия». Что касается военной стороны дела, мы можем процитировать с удовлетворением слова проницательного историка профессора Т.Ф. Таута из его «Политической истории Англии» (1906): «Когда французы и их испанские союзники завоевали господство на море, все надежды на возвращение Аквитании были утеряны». В свете столь незначительного ведения боевых действий трудно оценивать достоинства военного руководства каждой из сторон. Можно восхищаться энтузиазмом – подлинной доблестью, – проявленным Ланкастером, Ноулзом и Букингемом во время их трех больших походов, какова бы ни была их стратегическая ценность. Французы приобрели, конечно, ряд городов и замков. И здесь следует сказать несколько слов о коннетабле Франции, Бертране Дюгеклене. Этот бретонец весьма низкого происхождения не поднялся бы до столь сияющей высоты, если бы не обладал выдающимися способностями, и все же список его военных достижений едва ли оправдывает такой взлет. В двух действительно серьезных сражениях он потерпел поражение и был захвачен в плен, а о его полководческом таланте на поле боя мы знаем слишком мало. Вероятно, поэтому позднейшие французские военные историки характеризовали Дюгеклена как заурядного военачальника, неспособного выиграть битву или провести сколько-нибудь успешный штурм крепости. Однако эта оценка слишком категорична. Способ, которым Дюгеклен уничтожил отдельную военную колонну армии Ноулза, говорит о его незаурядных способностях к руководству войсками. И это был не единственный случай. Тем не менее правильным было бы сказать, что Дюгеклен родился в счастливое время. В отдаленной Аквитании маятник качнулся против Англии, поскольку ею было утрачено господство на море. И кто бы ни командовал в то время французскими войсками, ему сопутствовал бы успех, одерживал бы он победы в сражениях, демонстрировал бы свой военный гений или нет. Таким образом, стратегия Дюгеклена, навязывал ли ее ему его хозяин или нет, вела к конечному успеху – как принесла бы успех и противоположная наступательная стратегия. Как бы то ни было, Англия не считала себя побежденной. Ведь в течение 10 лет французы явно избегали риска прямого столкновения с англичанами. В последние два года Англия остановила наступление французов в Гаскони и сама перешла в наступление. Одна из английских армий совершила рейд по французской территории с целью оказать помощь Бретани, другая армия прошла победоносным маршем в Испанию, чтобы помочь другому союзнику. Если Англия уступила в борьбе за свои зарубежные владения на юге Франции, то она решительно и бесповоротно отвергла любые предложения восстановить вассальную зависимость Бретани от Франции или вернуть Кале. Ее упорство в этом отношении предотвратило заключение постоянного мира. Перемирие 1396 года признавало статус-кво, потребовалась новая война, чтобы решить вопрос окончательно. Приложение ВОЙСКА До правления Эдуарда III английская армия, подобно французской, комплектовалась на базе феодального ополчения. К нему добавлялась национальная милиция, или «ферд». Однако Эдуард радикально реформировал систему комплектования армии. Он заменил ее набором солдат по оплачиваемому контракту в армию, предназначенную для участия в зарубежных военных предприятиях. Для набора определенного количества рекрутов, причем в установленной пропорции тяжеловооруженных всадников и лучников, назначались определенные лица, обычно из числа знати. Им выплачивалось по определенной норме жалованье в течение установленного срока. Этот срок редко превышал год. По его окончании контрактник (выражаясь современным языком) мог либо возобновить контракт, либо уволиться со службы. В результате Англия приобрела оплачиваемую, профессиональную, краткосрочную армию для заморских операций. Вместе с тем Франция до конца Столетней войны оставалась в тисках феодальной системы набора. Внутреннее состояние ее армии, в отличие от английской, отличалось примитивизмом и почти полной анархией. Таким образом, это было все еще феодальное войско независимых друг от друга сеньоров, над вассалами которых коннетабль не имел никакой власти. Рыцари и тяжеловооруженные всадники не просто считали себя костяком армии: они и были армией на самом деле, хотя в целях увеличения ее численности в войско привлекались новобранцы из местных общин, а также иностранные наемники с арбалетами, главным образом из Италии. Не существовало даже намека на взаимодействие кавалерии с презираемой ею пехотой. Битва при Креси продемонстрировала это со всей очевидностью, однако Франция все еще не извлекла урока из такого положения, в отличие от ее соперника, который сделал это много лет назад. Итак, несмотря на многочисленное население, превышающее английское в три-четыре раза, Франция к этому времени не сумела создать полевую армию, способную противостоять войскам Эдуарда III. В области вооружения обе армии мало чем отличались друг от друга. Тяжеловооруженные всадники имели копья (или пики), мечи, кинжалы, в отдельных случаях булавы. Легкие кольчуги вытеснялись тяжелыми латами, а к концу войны рыцари были закованы в броню с ног до головы. Щит постепенно выходил из употребления, частью из-за большей надежности тяжелых доспехов, частью из-за его неспособности защитить от артиллерийских ядер. Каждого тяжеловооруженного воина сопровождали два лучника, один-два пажа или оруженосца, вооруженные кинжалами, часто меченосец. Вся эта группа из четырех или шести человек составляла «ланс». Здесь есть свои трудности. Состав «ланса» постоянно изменялся в английской армии, а во французской устоялся лишь к концу войны, когда была установлена его численность в шесть человек (включая слугу и пажа). Кроме того, когда в источниках приведена численность «лансов» и лучников, абсолютно неясно, включены ли лучники, входящие в «лансы», в общую численность лучников, набранных по контракту. Я подозреваю, что лучники рыцарей не включаются в общую численность лучников, зато это делается, когда речь идет об обычных тяжеловооруженных всадниках. Однако во французской армии вплоть до конца войны при упоминании «лансов» следует увеличить численность лучников в четыре или шесть раз в зависимости от того, считаем ли мы пажей участниками боевых действий или нет. Фердинанд Ло не включает их в эту категорию, но они могут в нее войти, как, например, солдаты, обслуживающие современные пушки, которые, несомненно, участвуют в боевых действиях. Английский лучник к этому времени, как правило, ездил верхом. На коне или в пешем строю при нем были большой лук, меч и кинжал. Лучник был способен производить шесть выстрелов в минуту, наивысшая эффективность стрельбы достигалась на дистанции 250 ярдов, ее поражающая сила сохранялась на дистанции 350 ярдов. Со своей стороны, французский лучник располагал арбалетом. Хотя арбалет превосходил большой лук по поражающей силе, он в четыре раза уступал ему в скорострельности и стрелял на меньшее расстояние. Обычно арбалетчиками были генуэзские наемники. Что касается другого рода войск – артиллерии, – имеется мало сведений об ее использовании какой-либо из сторон на поле боя, но во время осад крепостей значение пушек возрастало, а в последние годы Столетней войны, как мы увидим далее, они играли ведущую роль в принуждении защитников городов и замков к капитуляции. Помимо лучников пехота включала определенное число копьеносцев (до их упразднения Генрихом V) из числа иностранных наемников – фламандцев, немцев, гасконцев и т. д. Генрих V не жаловал наемников. В качестве экипировки лучники носили стальные шлемы, нагрудники с металлическими пластинами или плотной ткани, копьеносцы имели такую же защитную экипировку, за исключением того, что они редко носили нагрудники с металлическими пластинами. ПРОГРЕСС ВОЕННОГО ДЕЛА В ХОДЕ ВОЙНЫ Несмотря на значительную продолжительность Столетней войны, прогресс в оружии, вооружениях и методах ведения боевых действий был на удивление незначительным. Он отмечен лишь в двух отношениях. Во-первых, в развитии мощи и эффективности артиллерии, что уже упоминалось и о чем будет речь впереди. Во-вторых, в употреблении тяжелых доспехов. Все это менялось постепенно, и имеется мало прямых указаний на темпы развития. Наши знания ограничиваются большей частью свидетельствами о духовых инструментах, портретах и окнах с витражным стеклом. Но прогресс имелся, и в конце войны рыцари целиком были закованы в латы. Влияние войны на тактику также осуществлялось постепенно. Оно носило двойственный характер: снижалась мобильность пеших тяжеловооруженных воинов, а также эффективность стрельбы из лука. В отношении степени мобильности и проворства закованных в латы рыцарей нет единого мнения. Несомненно, металлические доспехи были многообразны, в противоборствовавших армиях не было единообразия доспехов. Но в целом существовала тенденция переложить на лошадь львиную долю работы по транспортировке рыцаря. Легче определить эффективность тяжелых доспехов. Они явно снижали убойную силу стрелы большого лука. К концу войны появляется меньше свидетельств о потерях от оружия подобного рода и больше примеров, когда тяжеловооруженные всадники прорываются сквозь ряды лучников. Тем не менее перемены здесь происходят медленно и не очень заметно. ФЛОТ В период, который рассматривается в этой книге, произошло всего два крупных морских сражения. Имеется мало сведений о состоянии флотов двух стран, хотя начинает давать о себе знать эффективность корабельной артиллерии. Обе стороны владели небольшим числом боевых кораблей, содержавшихся за счет королевской казны. Основа флота формировалась по случаю, посредством простых заявок на определенное количество кораблей от каждого порта. В случае с «пятью портами» в юго-восточной Англии существовал ордер на предоставление постоянного количества кораблей для каждого порта. Французы помимо этого располагали некоторым количеством боевых галер, которые базировались на побережье Средиземного моря, но в ходе войны подтягивались к Ла-Маншу. Глава 2 ПЕРЕМИРИЕ 1396-1415 ГОДОВ Через три года после подписания перемирия 1396 года Генрих IV одолел в борьбе за трон своего кузена Ричарда П. Смена монархов почти не отразилась на отношениях между Англией и Францией или на соблюдении перемирия. Францию раздирали внутренние конфликты, а нового английского короля вначале слишком заботило укрепление своих позиций внутри страны, чтобы он думал о возобновлении войны. Политическая обстановка осложнялась под воздействием двух партий, как в Англии, так и во Франции, которые по очереди брали верх в своих странах и по очереди брали на себя обязательства друг перед другом, не выполняя их. Недоверие между двумя странами росло, и, когда в 1413 году Генрих IV умер и ему наследовал старший сын Генрих V, семена открытой войны между Францией и Англией уже были посеяны. Англия все еще придерживалась условий договора в Бретиньи и не допускала его разрыва. Однако существовал соблазн воспользоваться внутренней нестабильностью Франции в целях компенсации потерь минувшего периода войны. Англичане возмущались двуличием французов, в стране усиливалась военная лихорадка. Молодой король отнюдь не способствовал спаду воинственных настроений. Будучи 25 лет от роду, он родился и воспитывался в военном лагере, вероятно, с 12 лет. Настроения короля и страны так удачно охарактеризовал обстоятельный и глубокий историк К.Л. Кингсфорд, что мне не остается ничего другого, как процитировать его: «Идея войны с Францией отнюдь не вызывала у англичан апатии. Такие настроения питали традиционные коммерческие связи Англии с Фландрией и Гасконью. Долгий спор между двумя странами разрешен не был, и последние действия французских властей служили основательной причиной для недовольства англичан. Для самого Генриха, непоколебимо отстаивающего свои права, претензии на французский трон выглядели почти обязанностью. Возможно, он руководствовался и другими мотивами, мечтал о том, что, объединив Западную Европу под своим руководством, восстановит единство церкви и станет лидером христиан в новом крестовом походе» («Генрих V»). Хотя невозможно со всей определенностью указать момент, когда король перешел Рубикон и твердо решил начать войну, должно быть, это случилось ранней весной 1415 года. 22 марта Генрих V выступил с воззванием, предписывающим всем солдатам, которые были обязаны служить королю либо в силу обязательств вассалов, либо за плату, собраться в Лондоне. Тот же самый призыв был произнесен более четко и официально на большом Военном совете 16 апреля. Король заявил также, что на время отсутствия назначает регентом Англии своего второго брата герцога Бедфорда. За этим последовало объявление условий контрактов на военную службу в период заморской кампании, всеобщая мобилизация призывников графств, что позднее будет называться «милицейским сбором». Рекруты в пяти северных графствах оставлялись охранять северную границу от возможного вторжения из Шотландии (хотя шотландский король Яков I содержался в заточении в Англии, такая возможность не исключалась). Остальные рекруты рассредоточивались по стране для предупреждения возможной угрозы со стороны Уэльса, где Оуэн Глендоуэр все еще проявлял враждебность, или отражения десантов на побережье. Что касается ударных сил, то их комплектование, структура, организация и управление оставались теми же, что и во время правления прадеда короля. Единственные два отличия от прежних войн, которые следует отметить, состояли в том, что легкие доспехи в основном уступили место тяжелым и что артиллерия выросла в весе и мощи. Генрих собрал большое количество пушек – некоторые из них больших калибров, а также пушечных ядер. Король предусмотрительно и с далеким прицелом принял меры по тыловому обеспечению. Подробности этого приводятся, главным образом, в сборнике Рюмера «Федера». Несомненно, использовался опыт войн короля Эдуарда. Во всяком случае, ничего не было упущено ни в отношении личного состава, ни в отношении снаряжения. Например, мы впервые узнаем о прикомандировании к войскам хирургов, 20 из них были приняты на армейскую службу. Кроме того, в армии служили шахтеры, каменщики, вязальщики веревок, токари, столяры (не менее 1200 человек), кузнецы, полковые священники, мясники, пекари, кучера, маляры, кожевники, рыбаки, даже менестрели и скрипачи. Помимо изобильного числа лошадей и рабочих быков на корабли были погружены большие стада крупного рогатого скота. Конечно же были взяты в поход телеги, фургоны и другие средства передвижения, полевые кухни и пекарни, мельницы, лопаты, кирки и пилы. И что важно, имелся солидный набор разного рода запасных частей. Для перевозки столь большого количества участников похода и снаряжения потребовалось не менее 1500 судов, каждое из которых имело грузоподъемность 20 тонн. Собрать столько судов было весьма непросто. Частью они были построены в Англии, частью закуплены во Фландрии и Нидерландах. Однако подавляющее большинство кораблей поступили по заявкам из прибрежных портов Британии. Было велено, чтобы все силы, армия и флот, сосредоточились 1 июля 1415 года в зоне Саутгемптон – Портсмут. Пока силы концентрировались, французы прислали делегацию, чтобы в последний раз попытаться предотвратить войну. Генрих принял ее в Винчестере во дворце Вулвеси. Прием происходил вполне по-современному. Он начался с тостов и дружелюбных речей, но завершился через несколько дней сценами гнева и замешательства. 2 июля 1415 года король прибыл в зону сосредоточения войск и активно занялся решением сложных проблем сбора, руководства и снабжения великой армады. Все реки, текущие в море, и лагуны на побережье, обращенные к острову Уайт, были забиты кораблями, которые непрерывно заполняли солдаты и сопровождавшие армию гражданские лица. Эту сцену, возможно, представят лучше других те, кто через 530 лет наблюдал концентрацию в этом районе войск, отбывающих в том же направлении. Задача, стоявшая перед Генрихом V и его военачальниками, была, естественно, менее сложной, но зато более трудоемкой, если представить себе примитивный характер транспорта и средств связи, особенно между морем и сушей. Численность армии вторжения удостоверяется списком Азенкура, который было бы правильнее назвать списком Арфлера. Согласно этому списку, в море отправились на кораблях две тысячи тяжеловооруженных воинов, восемь тысяч лучников и 65 артиллеристов. Но в отношении численности вспомогательных и невоенных сил можно только строить догадки. Нельзя произвести даже их приблизительный подсчет, исходя из численности транспортных судов, поскольку грузоподъемность последних различалась от 20 до 300 тонн. Но, сравнивая число кораблей, потребовавшихся для транспортировки войск в период предстоящей кампании и в период битвы при Креси, можно представить, насколько велико и всеобъемлюще стало тыловое обеспечение на этот раз. Вот приблизительные цифры. 16 августа все было готово для отправления армии в путь. Король перебрался на лодке из замка Портчестер, где в бухте Портсмут находилась его резиденция, на флагманский корабль «Тринити – Ройэл», стоявший на якоре у Спитхеда. Корабль считался гордостью флота страны, он один имел грузоподъемность 500 тонн и экипаж в 300 матросов. Прибыв на борт корабля, король приказал приспустить паруса, подавая сигнал флоту следовать за флагманом. Для осуществления этой сравнительно простой операции потребовалось четыре дня. Когда армада собралась, корабли столь тесно прижимались друг к другу, что возникший на одном корабле пожар перекинулся на два соседних. Это было воспринято как плохое предзнаменование, но последовавшая за отчалившим флотом стая лебедей означала, возможно, что Небо смилостивилось над участниками. Летнее солнце играло в парусах, флагах и стягах армады. Картина была такая, что подняла бы из могилы Фруассара, чтобы описать ее. В воскресенье 11 августа 1415 года в 3 часа дня, по сигналу короля флот, ведомый дядей монарха графом Дорсетом, на верхушке мачты корабля которого горели два фонаря, медленно вошел в Ла-Манш, миновал остров Уайт и вышел в открытое море, держа курс на юг. Глава 3 ВТОРЖЕНИЕ ВО ФРАНЦИЮ Французские власти давно знали о подготовке интервенции. Но Генрих позаботился о том, чтобы сохранить в тайне конечную цель похода. Мне удалось найти единственное заявление короля, гласившее, что этой целью могла быть Аквитания или «король Франции». Формулировка выглядит довольно туманно. Но французские власти не обманывались насчет района высадки войск Генриха. Они помнили, что Эдуард III уже делал Аквитанию целью своего вторжения. Однако его войны показали, что подобные операции весьма опасны. Нет, по всем признакам местом высадки должно было стать северное побережье Франции. Им могла быть Бретань. Брест и Сен-Мало в прошлом заслужили известность излюбленных районов высадки английских войск. Либо король Англии по примеру своего предка мог высадиться близ Шербура. Арфлер, расположенный в устье Сены, предчувствовал угрозу и спешно укреплял свою оборону. Некоторые считали наиболее вероятным местом высадки Фландрию. Французские же власти полагали, что подлинной целью вторжения станет Булонь[3 - Здесь неизбежна параллель с 1944 годом, когда немцы считали район Булони, а не Нормандию местом высадки союзников.]. Однако оборонительные меры французов носили исключительно половинчатый характер. Из двух соперничавших политических партий сторонники Орлеанской ветви пребывали в состоянии летаргии, сторонники же Бургундской ветви под тем или иным предлогом не отвечали на призывы о помощи. Дофин Луи, болезненный молодой человек 19 лет, был назначен главнокомандующим французскими вооруженными силами и коннетаблем Франции, его помощником стал Шарль д'Альбре. Помощник начал собирать армию близ Руана. На южной стороне устья Сены, напротив Арфлера, были сосредоточены силы в 1500 человек под командованием Альбре и маршала Бусико. В целом же французы оставались безразличными, их больше беспокоили высокие налоги, чем угроза нашествия. Таким образом, обстановка для вторжения была благоприятной, когда английская армада скрылась из вида к югу от Бембриджа на острове Уайт. Какова же была конечная цель короля Англии? Исследование его заявлений и посланий показывает, что монарха больше интересовало возвращение Нормандии, чем захват Аквитании. Из двух наследственных вотчин Нормандия была более древней. Более столетия она находилась под англо-норманнским контролем, однако по ряду причин ее возвращение не было учтено в договоре в Бретиньи. Генрих решил исправить этот просчет и сделал провинцию первоочередной целью вторжения. Но относительно конечных целей и планов их достижения с уст короля не слетело ни одного слова, не более он написал и своей рукой. Мы вступаем на почву предположений и догадок, но более глубокое постижение намерений короля дает метод, который я называю «неизбежными военными версиями». Вполне вероятно, что молодой король тщательно изучал успешные кампании своего прадеда и его военачальников – особенно Генри Ланкастера, графа Дерби. Он мог советоваться с некоторыми из них, в частности с дядей Джоном Гонтом. (Карл VI мог воспользоваться советами герцога Беррийского, который участвовал в сражении при Пуатье.) «Почтенный Гонт» умер, когда Генриху исполнилось 12 лет, мальчик, должно быть, с жадностью внимал рассказам и воспоминаниям дяди. Кроме того, Генрих V усваивал уроки прежних войн. Четыре из этих уроков имеют первостепенное значение. Во-первых, успешная война в далекой Аквитании была сопряжена с большими трудностями. Французы располагали тем, что мы называем тыловыми коммуникациями, они могли сосредоточить большие силы на своих границах гораздо раньше и быстрее, чем Англия смогла бы дать подкрепление. Во-вторых, широкомасштабные операции на чужой территории были обречены на провал в условиях отсутствия надежных коммуникаций. В-третьих, Франция была так насыщена замками и укрепленными городами, что силы вторжения без обеспечения осадным парком были не способны удерживать враждебную территорию и сломить волю противника к сопротивлению. Это доказала – хотя и не полностью – последняя успешная военная кампания Эдуарда. В-четвертых, было очевидно преимущество обладания прочной базой на французской территории. Бордо представлял одну из них на юге, Кале – на севере. Логика этих уроков, наряду собственно со стремлением короля вернуть древнее герцогство, приводили к заключению о том, что Нормандия должна была стать первостепенной задачей, что на территории герцогства следовало создать надежную базу, что там надо построить порт, подобный Кале, и что в нем нужно сосредоточивать средство для осады. Где следовало поместить эту базу? Устье Сены указывало на это. Из двух крепостей, стороживших вход в реку, Арфлер на северном берегу всегда рассматривался как «ключ к Нормандии» и, значит, должен был стать первоочередной целью. Подобные соображения, видимо, вынудили Генриха V, как только армада вышла в море, приказать взять курс на устье Сены. За этим последовало оповещение капитанов судов о том, что в качестве первого шага он намерен овладеть Арфлером. * * * 14 августа 1415 года после благополучного 50-часового перехода корабли бросили якоря в 5.00 после полудня в устье Сены, напротив длинной пустынной отмели примерно в трех милях к западу от Арфлера, где сейчас располагается Гавр. Хотя противник в пределах видимости не наблюдался, до утра никому не было позволено сходить на берег. На следующий день перед рассветом на берег высадился разведывательный отряд под командованием графа Хантингтона и сэра Гилберта Амфревилла, которые вскоре доложили, что берег пуст. Тогда король велел военачальнику организованно произвести полную высадку и сошел на берег в числе первых. Первым делом он припал на колени и произнес молитву, обещая не делать ничего неугодного Богу и утверждению справедливости. Арфлер был древним городом и единственным портом на северной стороне устья реки. Город защищали крепостная стена и ров чуть меньше двух миль в периметре, заполненный водой. Обороне города помогали природные условия. Он располагался на берегу речки Лезард, близ ее впадения в Сену. Южную сторону прикрывало русло этой реки. С востока к нему примыкали соляные озера, через которые проходила единственная дорога, на север уходила долина реки Лезард. Реку перекрыли плотиной, ширина поверхности водохранилища составляла 100 ярдов. Все мосты на несколько миль к северу от города были разрушены. На северо-запад и запад уровень земли постепенно повышался, вершину возвышенности покрывали деревья и фруктовые сады. Река Лезард пересекала город с северо-запада на юг, а порт располагался в центре города. У входа в город реку перегораживали цепи. Главным зданием в городе была церковь Св. Мартина (которая стоит до сих пор). В крепостной стене имелось трое ворот – с северо-востока, юго-востока и юго-запада. С верхушек ворот недавно скинули временные навесные башни, сооруженные из деревянных стен, промежуток между которыми заполняла земля. Все ворота окружала вода[4 - Остатки восточных ворот сохранились до сих пор.]. На контрэскарпе рва выстроили низкий земляной вал. Кроме того, на побережье были вырыты траншеи для отражения десантов, но гарнизон был слишком малочислен, чтобы заполнить эти траншеи. На крепостной стене были установлены несколько пушек, в ряде мест хранились запасы негашеной извести и смолы, чтобы поражать осаждавших. Неудивительно, что Арфлер считался неприступным. ОСАДА АРФЛЕРА Потребовалось три дня, чтобы выгрузить людей, пушки, запасы продовольствия и снаряжения. Вокруг холма к северо-востоку от города, на расстоянии мили от него, разбили большой военный лагерь. Пока происходила выгрузка – совершенно беспрепятственно, – в город через юго-восточные ворота прибыло подкрепление из 300 тяжеловооруженных воинов под командованием крупного феодала де Гокура. Первой задачей английской армии была, очевидно, блокада города с восточной стороны. Но для этого следовало совершить обходной маневр на север, поскольку долина реки была французами затоплена. 17 августа король отрядил для обходного маневра и блокады города с востока колонну воинов под командованием своего старшего брата и ближайшего помощника герцога Кларенса. Операция прошла успешно, Кларенсу посчастливилось встретить обоз, везущий в город пушки, оружие и амуницию. Все это было захвачено англичанами, несмотря на то что из города выслали отряд с целью вызволить обоз. В результате жаркого боя французский отряд отбросили к городу. Таким образом, англичанам досталась первая добыча в период, ведущий к битве при Азенкуре. Наконец, Арфлер полностью окружили, и городу едва ли в скором времени пришли на помощь. Коннетабль д'Альбре не мог форсировать устье реки, поскольку у устья стоял английский флот. Теперь Генриху V следовало подумать, каким образом можно было захватить город. Для взятия его измором требовалось время, а времени было в обрез. Другой способ состоял в прямом штурме и методичных попытках разрушить крепостные стены. Это, в свою очередь, можно было осуществить двумя путями: за счет подрыва стен или посредством массированного артиллерийского огня (старый метод использования таранов был неприменим из-за широкого рва, окружавшего город). Сначала король решил использовать саперов. Но рытье шурфов оказалось медленным и трудоемким. К тому же английские саперы за время перемирия снизили эффективность работы, а у французов имелись собственные саперы, которые были пущены в дело. Они произвели встречные работы по минированию и свели к нулю усилия англичан взорвать крепостные стены. В конце концов король сделал ставку на артиллерию. Точными данными о количестве и весе пушек мы не располагаем[5 - Артиллерия включала несколько так называемых «машин войны», таких, как баллисты.]. В письме, отправленном одним священником в Париж, приводится цифра – 12 тяжелых орудий, однако это может быть преувеличением. По крайней мере три орудия были особой мощи, поскольку приобрели в войсках почетные названия «Лондон», «Гонец» и «Дочь короля». Они начали методичный обстрел города, сосредоточивая огонь главным образом на стенах, башнях, расположенных по краям ворот, и навесных башнях. Огонь велся также по самому городу, и пушка «Лондон» старалась попасть в башню церкви Св. Мартина. (Церковные башни во все века были излюбленными мишенями артиллеристов.) Когда англичане вступили в город, они обнаружили большие разрушения церковной колокольни. Согласно одному свидетельству, бомбардировка продолжалась день и ночь. Если это верно, то мы имеем дело с одним из наиболее ранних примеров ночного обстрела города из орудий, и было бы интересно узнать подробности того, как осуществлялась подсветка и как заряжались пушки. К тому же английские артиллеристы, как мы увидим, применили еще одну новинку. Гарнизон города мужественно встретил бомбардировку. Ночью разрушения в стенах и башне, которых насчитывалось не менее 26, были заделаны (из чего очевидно, что ночной огонь артиллеристов не отличался эффективностью.) Между тем стояла очень жаркая погода. Одетые в тяжелые доспехи рыцари испытывали бы большие неудобства. К счастью для них, пока стороны вели артиллерийскую перестрелку, потребность в доспехах была небольшой. Другим родам войск ничего не оставалось, кроме как насыщать утробу. Вокруг было изобилие недозревших фруктов. Солдаты потребляли их без меры, как поступал во все века Томми Аткинс. Естественным следствием этого были широко распространенные расстройства желудка, усугубленные нездоровой ночной атмосферой в районе соляных озер, отсутствием санитарии и, возможно, движения. Вскоре распространилась дизентерия, одной из первых жертв которой стал епископ Кортенейский из Норвича, близкий друг короля. Заболели дизентерией графы Суффолк и Марч, но они выжили. Возможно, причиной эпидемии стала пища, подпорченная морской водой. Французы тоже томились недугом, но другого свойства. Минимум один гонец пробрался ночью из города с просьбой к дофину о помощи. Однако после попыток убедить его атаковать Арф л ер дофин дал поразительный ответ. Он заявил, что город уже взят англичанами. Король Генрих не знал отдыха. Он вникал в мельчайшие детали, неутомимо выполнял военные обязанности, все проверял, лично занимался днем разведкой и ночными обходами. (Вспоминается ночная сцена из исторической хроники Шекспира.) После двух недель осады король написал важное письмо, адресованное в Бордо. Он просил прислать пушки и вино, сохраняя в то же время уверенный, даже триумфальный тон в оценке осады. Король считал, что осада продлится еще восемь дней, после этого он двинется на Париж, а затем повернет в Бордо. Как раз после отправки этого письма дизентерия приобрела серьезный оборот, но она не отразилась на ходе осады. Огонь английской артиллерии концентрировался главным образом – и не без оснований – на юго-западных воротах и навесной башне (прозванной осаждающими «бастионом».) Бастион имел форму окружности диаметром 50 ярдов, а перед ним располагался ров. К этому месту вели подкоп саперы; король, видимо, рассматривал его как решающий узел обороны города. 16 сентября, через 13 дней после отправки королем письма в Бордо, бастион был разрушен, а ворота за ним вконец искорежены. Фланкирующий ров частично засыпали хворостом в целях предстоящего штурма. 16 сентября, в день смерти епископа Кортенейского, французы совершили в полдень отчаянную вылазку от юго-западных ворот. Захватив осаждающих врасплох, они сумели пробиться к английским траншеям и поджечь деревянный забор. Однако англичане быстро приняли контрмеры, отбросили французов и потушили пламя. На следующий день французы повторили вылазку, но англичане на этот раз были начеку и сорвали замыслы противника. Затем молодой граф Хантингтон, который командовал местным сектором осады, сам перешел в наступление. Он атаковал бастион, предварительно подвергнув его массированной бомбардировке. Кроме того, он использовал новый снаряд, вероятно изобретение главного оружейника короля, «Мастер Джайлз». Он походил на современный зажигательный снаряд. К каменным пушечным ядрам были приделаны заряды с воспламеняющимся веществом, которые после зажигания этого вещества выстреливались из пушек в направлении деревянных сооружений бастиона. В условиях сухой жаркой погоды дерево быстро воспламенилось. Затем в атаку пошли тяжеловооруженные воины. Они преодолели посуху ров, засыпанный хворостом, и разрушенный забор. Защитники бастиона не смогли оказать серьезного сопротивления, англичане победоносно ворвались в пылающий бастион. Французы через ров отступили за крепостную стену и закрыли ворота в город, прежде чем в него могли войти англичане. Теперь, когда бастионом овладели англичане, победители принялись за тушение пожаров. Пожары были между тем столь мощные, что их удалось ликвидировать только через два дня, остатки деревянных сооружений тлели еще несколько дней. Успех был впечатляющим. Он воодушевил атакующих и привел в уныние защитников города. Положение этих храбрецов резко ухудшилось и стало безнадежным. Никакой помощи извне не предвиделось, среди защитников города свирепствовали болезни, продовольствие и снаряжение истощались. Их отчаянные усилия не могли заставить англичан отступить, последние силы таяли. Король Генрих знал об этом. Он решил прекратить агонию, взяв крепость штурмом, и принудить гарнизон к немедленной капитуляции. После нескольких невнятных и безуспешных попыток Гокура договориться Генрих приказал начать следующим утром всеобщий штурм. Всю ночь должна была продолжаться бомбардировка города, так чтобы не дать его защитникам передышки, командирам штурмовых отрядов дали соответствующие инструкции. Французов оставили в тревожном ожидании их судьбы на следующий день. Однако угроза подействовала. Ночью городские парламентеры выбрались из города с относительно безопасной – восточной – стороны и предложили герцогу Кларенсу передать королю их запрос об условиях капитуляции. В течение той же ночи состоялся обмен посланиями, в результате которого город обещал сдаться, если до следующего воскресенья, 22 сентября, то есть через три дня, не придет помощь для его освобождения. Решающие переговоры провел епископ Бангорский, который постарался успокоить гарнизон города. «Не бойтесь! Король Англии прибыл не затем, чтобы разорять ваши земли. Мы добрые христиане, а Арфлер – не Суасон». Это было не пустое заверение. Воины противоборствующих сторон расположились на своих позициях, молча глядя друг на друга. Все боевые действия были приостановлены. Однако помощи осажденному гарнизону не поступило, хотя дофину доложили о судьбе города. Когда срок ожидания истек, король послал к воротам города 500 воинов с требованием сдачи. Капеллан короля Томас Элмхем так описывает сцену, которая за этим последовала: «Наш король, надев золотое королевское облачение, взошел на монарший трон, помещенный в павильоне на вершине холма. Здесь в своих лучших одеждах собрались самые знатные и главные лица из королевского окружения. Сэр Гилберт Амфревилл держал в правой руке на алебарде венценосный, победоносный шлем короля. Сеньор де Гокур предстал перед королем, выйдя из палатки (где ждал приема), в сопровождении лиц, присягнувших ему служить. Они передали королю ключи от города, отдавшись под его покровительство». Капеллан предусмотрительно забывает сказать, что несчастный Гокур и 76 его помощников были вынуждены предстать перед королем с веревками на шеях. Кроме того, перед соизволением принять пленников король заставил их ждать продолжительное время в палатке. Вся эта церемония, без сомнения, была скопирована с представления, устроенного прадедом короля после сдачи Кале, когда перед ним предстали 12 горожан с веревками на шеях. В обоих случаях это был тщательно инсценированный спектакль, призванный подчеркнуть могущество короля Англии и его королевское величие. Впоследствии король устроил для пленников роскошный ужин и пообещал обойтись с ними милостиво и справедливо, о чем подробно и широко оповестил. К тому же манера его обращения с побежденными копировала Эдуарда III. Это означало, что рыцари, за которых можно было получить выкуп, отправлялись в Англию или отпускались под честное слово для сбора необходимого выкупа. Тем из горожан, которые были готовы признать власть английского короля, позволялось остаться в городе вместе со своим имуществом. Кто воздерживался от подчинения королю Англии, через несколько дней был выведен из города с пожитками, которые в состоянии были унести, и передан французским властям в Лильбонне. По всей Англии распространялись объявления, приглашавшие торговцев и всех других желающих селиться в Арфлере, который Генрих решил превратить, как и Кале, в английский город. Глава 4 ПОХОД НА АЗЕНКУР С овладением Арфлером первая часть грандиозного плана Генриха V была осуществлена. Возникал вопрос: добиваться ли ему выполнения второй части плана – брать Париж? Против этого имелись веские основания. Захват Арфлера занял больше времени, чем предполагалось (хотя в тех обстоятельствах пять недель было адекватным сроком) , а в наступавший сезон идти на Париж становилось нецелесообразным. Стало известно, что король Франции пытался собрать крупные силы войск в районе Париж – Руан, которые, хотя и не отличались боеспособностью (таковыми всегда являются наспех собранные войска), все же представляли угрозу числом. Хуже всего, однако, было то, что дизентерия произвела столь значительные опустошения в рядах английских войск, что осталось немногим больше 7500 относительно здоровых солдат, остальные либо умерли, либо были отправлены в Англию. Из этого числа 900 тяжеловооруженных воинов и 1200 лучников составили гарнизон Арфлера под командованием графа Дорсета. Таким образом, лишь 900 тяжеловооруженных воинов и 5000 лучников, то есть 6000 человек в целом, могли продолжать поход. Из этого следовало, что в случае намерения французской армии дать сражение сложилось бы крайне невыгодное для англичан соотношение в численности войск сторон. Стоило ли рисковать? Идти на Париж означало попытку нанести удар по противнику там, где он был особенно силен. Возможно, это имело смысл, если бы англичане располагали 12 тысячами солдат, но, поскольку у них оставалась лишь половина от этого числа, марш на Париж выглядел явно неразумным. Когда во Францию вторгался Эдуард III, он учитывал, что французские войска разбросаны по территории страны. Значительная часть из них находилась в Гаскони. Теперь складывалось другое положение, поэтому Генрих был вынужден с большой неохотой отказаться от похода на Париж. Перед королем открывались три возможности: он мог остаться с армией в районе Арфлера, у границ района Кале; мог двигаться на Кале, то есть совершить переход в духе стратегии своего прадеда; мог, оставив в Арфлере гарнизон, вернуть оставшиеся войска на зиму домой. Для оценки ситуации король собрал военный совет. Первая возможность не вызвала поддержки его участников, но вокруг второй развернулись бурные дебаты. Как это бывает на военных советах, некоторые его члены сосредоточились на различных рисках, которыми чревата наступательная стратегия. Под воздействием их аргументов на совете сложилась атмосфера пораженчества, и в результате была выработана рекомендация, содержавшая наименьший риск, – в данном случае возвращение войск в Англию. Генрих V стойко возражал против рекомендации военного совета. Для этого требовалось немало мужества, несмотря на привилегированное положение короля. Он был еще молод и, возражая против мнения военного совета, шел на большой риск. Не исключались потеря всей армии, гибель или плен короля, как это случилось с французским королем 60 лет назад. Этот огромный риск осознавался историками разных эпох. Их точку зрения резюмирует следующая цитата: «Риск был неоправданным, это был поспешный, даже безумный план». Профессор Вюлли явно был захвачен потоком критики позиции короля и плыл по течению, расценив ее как «крайне неразумную, опрометчивую авантюру из всех, задуманных опрометчивым пиетистом». Лишь профессор Джэкоб осмелился оспорить приговор Вюлли и мягко заметил, что это, «возможно, преувеличение». Риск был, видимо, гораздо меньшим, чем внешне представлялся, поскольку Франция оставалась дезориентированным, раздробленным государством. В ней еще тлели угли гражданской войны. Нападение на страну, должное произвести дисциплинирующий и объединяющий эффект, на самом деле оказало на страну весьма слабое влияние. Правда заключается в том, что Франция не приобрела еще того чувства национального единства и патриотизма, которое развилось позже под воздействием Жанны д'Арк. Герцог Бургундский оставался буревестником, непредсказуемым фактором. Демонстрируя лояльность королю, он прибегал одновременно к различным уловкам, чтобы уклониться от службы монарху. Герцог не давал и своему сыну, Филиппу, графу Фландрии (который позднее станет герцогом Филиппом Добрым), оказать услуги королю. Страна находилась в состоянии смятения и беспорядка, приказы общенационального характера выполнялись вяло и далеко не всегда. * * * Зона сосредоточения французской армии располагалась вдоль Сены, между Мантом, Верноном и Руаном. Дофин прибыл в Вернон 3 сентября, а 10 сентября Карла VI в рамках соответствующей церемонии принял в зале собора в Сен-Дени королевский штандарт в виде красного шелкового стяга – символ борьбы с агрессией – и двинулся в Мант, где оставался некоторое время. Между тем Бусико и д'Альбре выступили из Онфлера в Руан, где занялись формированием авангарда национальной армии. В начале октября он составил, как утверждают, 14 тысяч человек. Несомненно, это преувеличение, но численность авангарда, должно быть, намного превышала количество полевых войск, которое могла выделить Англия. Предположим, Генрих знал обо всем этом, но не представлял подлинную эффективность армии противника в конкретный момент. Из опыта предыдущих двух войн, если не существовало других источников, он должен был неплохо знать об особенностях местности в зоне Арфлер – Париж – Кале. В данный момент его целью был Кале, марш до которого покрывал расстояние более 160 миль. Двигаясь налегке, то есть с обозом продовольствия и снаряжения, перевозимых на вьючных животных, он мог дойти до Кале за 8 – 9 дней. То же расстояние было между Кале и Верноном, но вновь сформированная французская армия, учитывая ее слабую маршевую дисциплину и обремененность телегами и фургонами, могла преодолеть это расстояние едва ли за 12 дней. Таким образом, даже если бы обе армии выступили одновременно, французская армия почти не имела шансов догнать, не говоря уже о том, чтобы перехватить английскую армию. Однако вряд ли обе армии выступили одновременно. До тех пор пока англичане не выступили бы в поход, командование французов в Верноне ничего бы не знало о происходящем и не могло бы знать об этом, пока англичане не прошли бы минимум 36 часов, потому что лазутчикам требовалось покрыть от Арфлера в Вернон расстояние 100 миль. Стало быть, французская армия могла выступить в поход через два дня после английской и, следовательно, риск того, что войска Генриха были бы перехвачены французской армией в случае их беспрепятственного марша на Кале, оставался минимальным. Но остаются сомнения. Мог ли английский король рассчитывать на успешный переход вдоль морского побережья? Для этого нужно было форсировать две небольшие речки, которые имели названия Бетюн и Брель, однако это были незначительные препятствия для войск, не обремененных тяжелым оборудованием. (Король решил оставить все свои пушки в Арфлере.) Но предстояло перебраться через реку Сомму. Вновь следуя примеру своего прадеда, Генрих намеревался воспользоваться бродом Бланш-Таке в нескольких милях от Абвиля вниз по течению реки. Он рассчитывал, что брод не будет защищен войсками прикрытия. В качестве меры предосторожности король послал в Кале перед выступлением своей армии в поход контингент войск, поставив перед ним задачу вести бои в южном направлении, что отражало бы на него и отвлекало от жизненно важного брода все французские войска в данной местности. Сохранялась, однако, одна неприятность. Как быть с французскими войсками в Руане? Не перехватят ли они англичан в походе? Судя по карте, такая возможность существовала. Руан находился на 30 миль ближе к Кале, чем Арфлер. Но опасность такого перехвата могла быть сведена к минимуму, если не произойдет утечки информации о времени выступления англичан в поход. Более того, выступление французов из Руана едва ли могло произойти без предварительного разрешения коннетабля Франции, который на тот момент находился в Гонфлере, в 30 милях от Руана. Как мы уже знаем, на самом деле и Бусико и д'Альбре двигались в Руан, но об этом не знали английские разведчики, которых отделяло от дороги, по которой двигался коннетабль, широкое устье Сены. Далее, Генрих мог с большим основанием рассчитывать на то, что войска в Руане не посмеют атаковать его армию без поддержки основных сил французов. Как мы увидим, расчеты Генриха были обоснованны. Могли возникнуть другие непредвиденные обстоятельства, когда войска в Руане могли выйти к реке Сомме, форсировать ее и занять позиции на противоположном берегу. Словом, в плане действий англичан таился риск, но ни одна военная операция не обходится без риска. Ее исход зависит от человеческого фактора, часто также от условий местности и погоды. На войне без риска ничего нельзя добиться, а в данном случае было за что бороться. Альтернативой было возвращение в Англию. В обоих странах это было бы истолковано как поражение, престижу короля был бы нанесен непоправимый ущерб, мог бы произойти даже государственный переворот, а король заменен его законным наследником, графом Марчем. В любом случае условия будущего вторжения во Францию были бы хуже. С другой стороны, если бы поход Генриха удался, он оживил бы в памяти аналогичные походы, прославившие англичан во время правления Эдуарда III. Это показало бы, что английская армия была способна перемещаться на территории, которую считает своей, в любом направлении. С двумя надежными плацдармами на северном побережье Франции сложились бы благоприятные предпосылки для дальнейшего продвижения в глубь обетованной земли. Все это требовало риска. Как справедливо заметил военачальник Вульф: «На войне что-то необходимо оставить на волю случая и судьбы, сознавая, что это опасно и является трудным выбором». Суммируя все это, Генрих V, располагая теми сведениями, которые были в его распоряжении, пошел, как мне представляется, на допустимый и оправданный риск. * * * Выбор состоялся: английской армии следовало попытаться дойти до Кале по суше. Король Генрих выражал желание сразиться во время похода с французской армией, но вместе с тем принял меры, чтобы двигаться «налегке» и как можно быстрее добраться до Кале. Возникает впечатление, что эти два желания противоречили друг другу. Как это объяснить? До этого слова короля соответствовали делам. Он вызывал дофина на поединок и ждал восемь дней в Арфлере ответа. Такой вызов очевидно не похож на действие человека, желающего увильнуть от опасности, однако последнее решение заставляет заподозрить это. Полагаю, объяснение противоречия состоит в том, что король слегка изменил свой план в результате позиции, занятой большинством участников военного совета. Они подчеркивали опасности, связанные с предполагаемым маршем на Кале, и, чтобы учесть их опасения, король считал себя связанным с необходимостью свести к минимуму возможность прямого столкновения с французской армией. Только это, по моему мнению, объясняет очевидную аномалию. Упомянутый вызов требует пояснения. Король Генрих вызвал на поединок дофина (отец которого был полубезумным) , чтобы избежать кровопролития в столкновении армий. Победитель должен был после смерти Карла VI получить в наследство французское королевство. Трудно предположить, что Генрих ожидал принятия вызова таким зеленым юнцом, как дофин. Для нас такой вызов ассоциируется со школьной стычкой, когда более сильный парень вызывает помериться силами более слабого. Но современники той эпохи воспринимали его по-другому. Для них это было «боевое испытание». Бог должен был отдать победу достойному претенденту – возможно, скорее Давиду, чем Голиафу, – «Бог стоит за правду». Генрих был глубоко религиозным человеком, или, как мы сказали бы сегодня, суеверным. Он был фанатично уверен в правоте своих претензий на французскую корону. Он был убежден, что Всемогущий дарует ему победу в личном поединке или в столкновении армий. Более того, он следовал примеру своего уважаемого предка, который не раз вызывал короля Франции на поединок с целью «избежать бесполезного кровопролития», – и столь же безуспешно. Важность вызова на поединок состоит в том, что он раскрывает, по мнению Рамсея, конечную цель Генриха стать королем всей Франции, претензию, с которой он никогда не выступал официально. НАЧАЛО ПОХОДА После того как прошло восемь дней без ответа дофина на вызов, король дал окончательный приказ выступить в поход. Каждый участник похода должен был взять с собой восьмидневный запас продовольствия, чтобы не зависеть от снабжения. Все войсковое имущество (это слово в данном случае уместно) следовало оставить, армия двигалась «налегке». (Однако транспорт был предоставлен для перевозки Святого Креста шести дюймов длиной.) При высадке армии были отданы строгие приказы относительно поведения в стране, теперь их уточнили и усилили. Без приказа запрещалось жечь дома, запрещалось грубо обращаться со священниками, монахинями, женщинами и детьми, что-либо присваивать в церквах и домах религиозных собраний, допускать богохульство. Король по средневековым понятиям поддерживал в армии железную дисциплину. Это не означает, что не было никаких эксцессов. Ведь французские летописцы почти заученно приводят обвинения в поджогах, грабежах и насилии. Один из этих летописцев, однако, имел мужество признать, что английские войска не грабили и не насиловали, в то время как французские войска занимались в данном районе и тем и другим. На самом деле Жанна д'Арк, знала она об этом или нет, следовала во многом той же линии, что Генри Монмут, в обращении с войсками. Источники расходятся в определении даты выступления в поход. Большинство историков называют 8 или 9 октября, однако Вюлли предпочитает 6 октября. Неизбежные военные версии ставят под сомнение эту последнюю дату. Если бы армия действительно выступила в поход 6 октября, она проходила бы по 10 миль в каждый из первых четырех дней и по 20 в последующие два дня. Обычно войска движутся быстрее, когда они более свежи. Правда, была короткая задержка перед Монтивилье и еще одна к югу от Фекана, но этого недостаточно, чтобы объяснить столь крупное несоответствие. Я предпочитаю в качестве подлинной даты 8 октября. Походный строй армии делился, как обычно, на авангард, основные силы и арьергард. Авангардом командовали сэр Гилберт Амфревилл и сэр Джон Корнуолл, два весьма надежных командующих. Сам король находился во главе основных сил в сопровождении своего брата герцога Глостера и Джона Холланда, позднее ставшего графом Хантингтоном. Арьергардом командовали дядя короля герцог Йорк вместе с графом Оксфордским. (Шекспировский граф Уэстморленд в походе не участвовал.) На четвертый день армия вышла к Арку, преодолевая по 15 миль в день (если датой выступления в поход считать 8 октября). В Арке случилось любопытное происшествие. Там мост через небольшую речку Бетюн прикрывал знаменитый замок. Владелец замка решил сопротивляться. (Возможно, его воодушевляли мощные укрепления замка.) Однако, когда Генрих пригрозил сжечь город в том случае, если ему не дадут пройти через мост, владелец замка не только не оказал сопротивления, но даже снабдил английскую армию хлебом и вином. Генрих, как обычно, копировал уловки своего прадеда, которые тот с успехом применял в военной кампании 1359 года. Генрих прибегал к таким уловкам с неизменным успехом в течение всего похода. На следующий день, 12 октября, армия совершила переход на добрых 20 миль до городка О на речке Брель, где произошла стычка с крупными силами противника. Они были отброшены, а англичан, как и предыдущим днем, обеспечили хлебом и вином. Перейдя Брель между Иншвилем и Бошампом в четырех милях на юго-восток от города, армия направилась к броду Бланш-Таке в пяти милях на запад от Абвиля, двигаясь через Виривиль. В нескольких милях от брода пленный, захваченный в О, сообщил, что брод защищен кольями, а на противоположной стороне реки дислоцировались крупные силы под командованием маршала Бусико. Поверив сообщению пленного, король пришел к неутешительному выводу, что должен отказаться от попытки форсировать Сомму в том месте[6 - Версия приведена в книге Рене де Белеваля «Битва при Азенкуре». Однако источник я не нашел.]. Вместо этого он повернул на восток, прошел долину вверх по течению реки, надеясь найти неохраняемую переправу. Сообщение пленного произвело шок. Я полагаю, что король столь же удивился присутствию Бусико, как и мы. Каким образом французский маршал, который, по последним сообщениям, находился в Гонфлере, оказался на противоположном берегу Соммы? Это хотели бы знать и мы, но источники здесь пасуют. Один из них утверждает, что Бусико и коннетабль д'Альбре действительно совершили переход из Руана через Амьен, как только они узнали, что английская армия выступила в поход. Это выглядит невероятным. Переход по маршруту через Амьен в Абвиль составил бы почти 100 миль, и для этого потребовалось бы семь дней. Если французы выступили в путь по получении вести о начале похода англичан (что должно было произойти очень быстро), то они не могли достичь Абвиля, следуя через Амьен, до 15 октября, через два дня после того, как мимо него прошли англичане. Но д'Альбре, очевидно, был там минимум целый день до подхода англичан, поскольку он, оказывается, завершил напряженные и успешные работы по укреплению обороны всех переправ через Сомму, как вверх, так и вниз по течению реки от Абвиля, уничтожив, где необходимо, мосты[7 - В данном случае Альбре был более проворен и эффективен, чем немцы, предпринявшие в сентябре 1944 года попытку остановить наступление британской армии от Сены к Сомме.]. Более того, мы узнаем, что Альбре отрядил контингент войск под командованием Бусико для марша в О, очевидно, чтобы задержать продвижение англичан. Ведь именно Бусико противостоял англичанам в О, отступив затем к броду Бланш-Таке. В отсутствие надежных источников напрашивается только два возможных объяснения маневра Бусико. Если он не выходил из Руана до получения сведений о выступлении в поход англичан, то, должно быть, совершил марш налегке, возможно одной кавалерией, за которой последовали затем пехота и обоз. В этом случае, не желая втягиваться в бои с англичанами, он совершил широкий обходной маневр их армии, возможно форсировав Сомму у Сен-Реми (в 4 милях к востоку от Абвиля). Альтернативное объяснение состоит в том, что произошла утечка сведений о плане английского короля совершить поход в Кале, и Бусико решил немедленно выступить, чтобы опередить англичан. В этом случае он, вероятно, проделал прямой путь по дороге на Абвиль. Получил ли он разрешение дофина разделить армию или нет, его маневр следует считать блестящей военной операцией, а его самого выдающимся военачальником. За это он не получил должных почестей ни в Англии, ни у себя на родине. Его операция вполне могла бы привести к разгрому английской армии[8 - Известно, что д'Альбре пересек Сомму через несколько дней. Вполне вероятно, что оба военачальника координировали свои действия и д'Альбре поручил маршалу использовать его войска в качестве арьергарда, в то время как сам он занялся форсированием Соммы.]. Английская армия, изменив маршрут похода с тяжелым сердцем и дурными предчувствиями, вскоре столкнулась с первой неприятностью. Она обнаружила боевое заграждение у моста близ Абвиля, а на противоположном берегу крупные силы Бусико. Мост близ Пон-Реми в нескольких милях вверх по течению также имел заставу, поэтому английская армия была вынуждена уйти на постой в Байоль и соседние деревни, совершив 10-мильный марш[9 - Старая резиденция Байоль. До сих пор сохранились остатки девиза и двора замка.]. На следующий день, 14 октября, возобновились поиски переправы с теми же результатами. Армия после 14-мильного марша выбрала для постоя Ангест, на полпути между Абвилем и Амьеном. 15 октября был совершен широкий обходной маневр вокруг Амьена, а ночь провели у Пон-де-Мец, в двух милях к юго-западу от города. 16 октября англичане совершили марш к Бову-на-Оре. Страж замка после надлежащего внушения обеспечил англичан хлебом и вином, последним в изобилии. Участники похода испытывали усталость и жажду. Они столь пристрастились к вину, что король был вынужден отдать приказ о прекращении его выдачи. Когда кто-то пояснил, что солдаты всего лишь наполняют вином бутыли, король воскликнул: «Это действительно бутыли! Они превращают свои желудки в бутыли и пьянеют без меры». Несомненно, это было правдой. Небольшая английская армия находилась теперь в крайне удрученном состоянии. Люди голодали. Запасы продовольствия почти истощились, а добывать провизию было трудно. Несколько дней участники похода питались главным образом сушеным мясом и грецкими орехами. А походу не было видно конца. Сложилось общее мнение, что армии придется двигаться к истокам реки, то есть еще 50 миль, чтобы перебраться на ее противоположную сторону. 17 октября армия возобновила свой утомительный марш. На этот раз двигались курсом на северо-восток, чтобы выйти к реке и снова попытаться найти переправу. Шестимильный марш вывел англичан к огороженному крепостной стеной городу Корби, расположенному на северном берегу реки. Из крепости был спущен мост и конная группа противника совершила по нему яростную вылазку, заставшую англичан врасплох. Придя в себя, они энергично контратаковали, отбросив французов в город и взяв в плен нескольких кавалеристов. (Французы были заранее оповещены о приближении англичан с вершины церковной колокольни с двумя башнями.) Некоторые из пленников сообщили, что французы намерены дать бой участникам похода и смять ненавистных лучников, вооруженных длинными луками, мощной кавалерийской атакой. Узнав об этом, король велел, чтобы отныне каждый лучник имел при себе шест длиной шесть футов с заостренным концом. В случае атаки кавалерии шест следовало воткнуть в землю, с наклоном заостренного конца в сторону противника. Так и поступили. Возможно, эти пленники также передали королю ценную информацию о топографии района, в частности верхнем течении Соммы. Так это или нет, но Генрих неожиданно изменил маршрут движения армии, повернув почти на 80 градусов направо вместо того, чтобы двигаться вдоль русла реки к Перону. Как свидетельствует карта, это было чрезвычайно важное решение. Из Амьена река берет вправо (если смотреть против течения) и тянется 30 миль до Перона. Затем она поворачивает вправо под прямым углом и через 15 миль к югу снова делает плавный поворот у Ама на северо-восток до самого Сен-Кантена. Теперь новый маршрут армии позволял сократить длинный путь по излучине реки напрямик к Аму. Это изменение маршрута было выгодно с трех сторон. Во-первых, армия вновь выходила к реке в точке, расположенной значительно выше по течению, где, даже если бы не существовало мостов через реку, ее можно было бы пересечь вброд. Во-вторых, если бы французская армия, двигаясь по северному берегу реки вровень с английской, продолжала свой путь, ей пришлось бы преодолеть расстояние по северной стороне излучины на 12 – 14 миль длиннее и отстать от англичан на целый день. В-третьих, любые войска, призванные охранять переправы на излучине у Ама, не будут ожидать появления противника раньше времени и будут захвачены врасплох. Это был блестящий шаг со стороны английского короля, хотя он остался, видимо, незамеченным и неоцененным. Итак, английская армия повернула в Фуайи (к югу от Корби) направо и поднялась по склонам, уходя чуть влево от Вимер-Бретонне. Неизвестно, где она провела ночь, хотя имеются предположения, что в районе Корби. Я считаю, что это крайне маловероятно и что местом постоя главных сил был Арбонье, а авангарда – Кайе[10 - На этих позициях в 1918 году сдерживала наступление немцев 5-я английская армия.]. Во всяком случае, теперь средневековая английская армия вступала на поле будущей битвы при Сомме в 1916 году и отступления в 1918 году. На пути дальнейшего ее продвижения на расстояние в 60 миль не было ни одной деревни, у которой не вели бы бои войска союзников (почти во всех случаях англичане) в 1914-1918 годах. В Арбонье или Кайе солдат вошел в церковь, схватил медную дарохранительницу, полагая, что она золотая, и спрятал ее в рукаве. Когда королю сообщили о хищении из церкви, он велел разыскать злоумышленника, которого по обнаружении немедленно повесили по приказу монарха на дереве. Такого рода проступков больше не совершалось. На следующий день участники похода добрались до Несла. Местные жители повели себя воинственно, но одна лишь угроза сжечь их поля умерила страсти. Утверждают, что они сообщили королю о местоположении на реке неохраняемых переправ. Как бы то ни было, это место было вскоре обнаружено, поскольку армия направилась прямо к нему с намерением переправиться на другой берег. Во всяком случае, разведчики сообщили, что броды в Войенне и Бетанкуре, в трех милях на северо-запад от города, не охранялись, и на рассвете следующего дня, 19 октября, армия переправилась на противоположный берег по этим двум бродам, причем по одному прошли боевые части, а по другому – обоз. Однако англичане столкнулись с трудностями. На большом протяжении широкая долина реки оказалась болотистой, а дамбы, только по которым армия могла перебраться с одного берега на другой, были разрушены французскими войсками. Небольшой передовой группе из 200 лучников удалось выйти на противоположный берег и рассеять перепугавшихся французов. Так, пока ремонтировали поврежденные дамбы, на другом берегу был завоеван небольшой плацдарм. Ремонтные работы продолжались весь день. Для добывания бревен солдаты сносили дома. Они трудились самоотверженно, поскольку от результатов этого труда зависели их жизни. Было неспокойно, поскольку ожидали нашествия крупных сил противника, который мог появиться в большом количестве до того, как было бы завершено восстановление дамб. Около полудня 19 октября переправа была готова, но ее создание требовало большого мастерства и тщательного контроля за транспортировкой. Король сознавал это и сам наблюдал за переправой через один брод боевых сил, а два его наиболее доверенных помощника – за переправой через другой брод. Примерно в 8 вечера на другой берег переправился последний солдат, и армия, совершив ночной переход в несколько миль, расположилась на постой в Атье и Монши-Лагаше. «Мы провели ночь в воодушевлении», – писал капеллан короля. Этому можно поверить. Что же делала в это время французская армия? Мы помним, как ее авангард под командованием маршала Бусико и коннетабля д'Альбре отправился из Руана в Абвиль до или после того, как начала свой марш 8 октября английская армия, как король Карл VI и дофин остановились в Верноне, пока главные силы французской армии сосредоточивались в Руане. 12 октября, когда король Англии приближался к О, французский король в сопровождении дофина прибыл в Руан. Они явно имели намерение возглавить армию и дать сражение англичанам. Во французской армии никто не желал, чтобы ее вел безумец или простофиля. Ветерана войны герцога Беррийского попросили отговорить короля от его затеи. Герцог участвовал в битве при Пуатье и сохранял живые, хотя и горькие воспоминания об этой битве, а также о судьбе деда нынешнего короля Иоанна П. Он имел с королем нелицеприятную беседу и суммировал свои доводы в словах: «Лучше проиграть битву и спасти короля, чем потерять короля и проиграть битву». Этой логике перечить было невозможно. Король и дофин согласились остаться в тени, а командование возложить на герцогов Орлеанского и Бурбонского, пока армия не воссоединится под главенством коннетабля д'Альбре. Я полагаю, что французская армия направилась в Амьен 13 или 14 октября, в то время как английские войска двигались в долине Соммы между Абвилем и Амьеном[11 - Подробности дискуссии вокруг маршрута следования французской армии приводятся в приложении к этой главе.]. Должно быть, французы прибыли в Амьен 17-го, а их противник в это время проходил мимо Корби. Но, срезав расстояние посредством пересечения вслед за английской армией излучины реки, французы теперь почти догнали англичан. В самом деле, многочисленность гарнизона Корби указывает на то, что передовые части французской армии уже прибыли туда. Захваченные англичанами пленные, видимо, имели отношение к основным силам французской армии. Можно предположить, что д'Альбре с авангардом опережал их на несколько миль, направляясь в Перон. Итак, обстановка складывалась следующим образом. Пока англичане срезали расстояние на изгибе Соммы, французы, расположенные к северу от реки, двигались теперь по более протяженному маршруту, если не приняли решение перебраться на южный берег. Этого от них, однако, вряд ли можно было ожидать, поскольку они были заинтересованы в том, чтобы река отделяла их от англичан. Таким образом, пока англичане 18 – 19 октября подходили и преодолевали реку к востоку от речки Нель, французы совершали марш вдоль северного берега реки к Перону. Они прибыли в город вечером 19 октября, в то время как англичане предпринимали опасную переправу через реку. Той ночью обе армии разбили ночной бивуак буквально в семи милях друг от друга и на том участке, где река их не разделяла. Утром намечались решающие события. Но англичане устраивались на ночлег в состоянии большого воодушевления и в счастливом неведении о близости противника и той опасности, которая над ними нависла. Ведь необходимо признать, что французы, учитывая большую численность, поспешность формирования и разнородный состав своей армии, добились заметного прогресса в ее управлении и, кроме того, двигались в абсолютно правильном направлении. Невозможно оценить, насколько они были обязаны этим точной информации о передвижениях англичан, интуиции или простому везению, поскольку мы не располагаем данными о том, какой именно информацией о противнике французы располагали. Их передвижения в этот решающий период времени на самом деле отражены в хрониках неадекватно. Возможно, это связано с неприятными воспоминаниями, которые вызывало впоследствии название Аженкур. (Французы позже изменили это название на Азенкур.) НА ДРУГОМ БЕРЕГУ СОММЫ Теперь вернемся к англичанам. В воскресенье, 20 октября, Генрих позволил уставшим войскам отдохнуть после предыдущего напряженного дня. Это было вполне логично. Перед тем как определить маршрут следования к Кале, желательно было выяснить местонахождение армии противника. Пока разведчики рыскали в северном направлении, сам король, по-видимому, ехал верхом впереди. Между тем английские солдаты гадали, сколько потребуется переходов, чтобы добраться до Кале. «Всезнайки» утверждали, что армия будет в городе через восемь дней. Томми Аткинс в своем неведении был прирожденным оптимистом. На вопрос о том, где находилась французская армия, вскоре ответили сами французы. Из французского штаба в Перон прибыли три гонца с вызовом от герцогов Орлеанского и Бурбонского. Тит Ливий описал сцену их прибытия. Гонцы сначала подошли к герцогу Йоркскому, который препроводил их в королевское присутствие. Они проворно упали на колени, не произнося ни слова, пока не получили разрешения говорить. Тогда они начали читать свое послание, начав довольно тихим, покорным голосом: «Справедливый могущественный государь, велика и благородна твоя королевская власть, о чем известно нашим господам. Они знают также о твоих усилиях овладеть силой поселениями, замками и городами королевства Франции, а также французами, которых ты уничтожаешь». Вскоре тон чтения изменился и достиг кульминации при этих словах: «Они сообщают тебе нашими устами, что, перед тем как ты придешь в Кале, они встретятся с тобой на поле битвы». Король Генрих, которому теперь, очевидно, уже было известно о местоположении французской армии, воспринял послание так, что его войска будут атакованы на следующий день где-то между нынешней позицией и Пероном. Он обрадовался возможности скрестить мечи со своими противниками. Если запись Тита Ливия правдива, а я не вижу причин сомневаться в этом, ответ Генриха отличался достоинством, спокойной гордостью и уверенностью. «На это Генрих с невозмутимым духом и твердым взглядом, без гнева и раздражения, не изменившись в лице спокойно ответил, что «все совершится согласно Божьей воле». Когда гонцы поинтересовались, какой дорогой пойдет король, он сказал: «Прямо на Кале. И если наши противники намерены помешать нам и маршу армии, это чревато для них величайшей опасностью и не может не нанести им ущерба. Мы не ищем встречи с ними, но и не боимся их попыток заставить нас свернуть со своего пути или поспешить в нашем марше. Мы советуем им, однако, не мешать нам двигаться вперед и не искать христианского кровопролития». Автор «Краткой биографии» приводит еще одну интересную подробность. Когда гонцы приблизились, король сидел верхом на коне в чистом поле в окружении своих военачальников. Возможно, он производил собственную рекогносцировку местности, когда прибыли гонцы. Ожидая, очевидно, что, получив его бескомпромиссный ответ, французская армия приготовится к атаке, король Генрих предупредил об этом свои войска приказом и занялся поиском и обустройством позиции, с которой они могли бы встретить противника. Любопытно отметить, где именно располагалась эта позиция. Любому человеку, знакомому с этой местностью, было бы нетрудно определить место выбранной позиции. Дорога между Атье и Пероном постепенно поднимается на полторы мили, затем пересекает большую Римскую дорогу, которая тянется по прямой линии в восточном и западном направлениях через поля сражений на Сомме в 1916-м и 1918 годах, связывая Амьен с Сен-Кантеном. Непосредственно к северу от Римской дороги находится горный хребет, который тоже тянется с востока на запад. Дорога Атье – Перон проходит через хребет и затем постепенно спускается в долину небольшой речки Колонь и так до Перона. Не сомневаюсь, что английский король выбрал позицию вдоль хребта. Весь день английские солдаты напряженно всматривались в направлении Перона, отстоявшего на четыре мили, но не могли заметить ни единого признака присутствия противника, продвигавшегося или занимавшего позиции к востоку от города, чтобы перекрыть путь англичанам. В наступившую ночь армия отошла ко сну со вздохом облегчения: очевидно, утром не ожидалось никакого сражения. Но что происходило с французской армией после передачи английскому королю вызова на бой? Нет ни единого свидетельства, которое объяснило бы нам поведение ее военачальников. Если они действительно намеревались, как утверждали, перекрыть англичанам дорогу на Кале, то лучшей позиции для этого, чем та, которую они заняли, нельзя было и придумать. Сам Перон в сочетании с хребтом с восточной стороны представляли собой пробку бутылки, в которой находилась английская армия. Слева от англичан располагалась широкая болотистая долина реки Соммы, которую они только что с большим трудом преодолели. Впереди находился укрепленный город Перон, а справа, как раз к северу от города, горный хребет, за которым протекала река Колонь. Обойти ее почти не было шансов. Если бы англичане попытались повернуть на восток, тяжеловооруженные французские воины верхом на лошадях, составлявшие большую часть своей армии, могли обойти их слева гораздо раньше, чем английская армия смогла бы совершить свой маневр, поскольку темп движения армии задавали ее самые медленные подразделения, а это была пехота. Причина, по которой французы вместо того, чтобы дать сражение, проследовали маршем 13 миль на север до Бапома, неясна. Может быть, коннетабль д'Альбре, фактический командующий французской армией, после передачи вызова лично связался с ее основными силами и не рискнул ввязываться в сражение с англичанами. Другая возможная причина состоит в том, что главные силы армии отступили к Бапому, чтобы соединиться с войсками д'Альбре. Если так и было, то нетрудно объяснить причину пассивности объединенных сил французов на следующий день. Ведь для объединения войск, которые прежде не взаимодействовали, потребовалось некоторое время. Из двух объяснений это – наиболее правдоподобное. 21 октября английская армия отнюдь не бездействовала. Следуя заявленным намерениям, король Генрих отдал приказ возобновить марш по прямой дороге на Кале[12 - Авангардом теперь командовал герцог Йорк. Хроника «Брут» объясняет это тем, что в какой-то момент король разочаровался в герцоге и Йорк, зная об этом, упросил короля назначить его командующим авангардом, чтобы доказать свою пригодность.]. Из-за этого армия приблизилась к стенам Перона. Из ворот крепости несколько французских всадников совершили вылазку. Произошла мелкая стычка, которая не стоит описания. Прямая дорога на Кале лежала через Альбер, расположенный почти в 20 милях на северо-восток от Перона. В одной миле к северу от Перона дорога пересекалась с дорогой Перон – Бапом, по которой сутками ранее прошла французская армия, оставив за собой явные следы, определенное указание на направление своего движения. Английский король не переставал удивляться этому, поскольку Бапом находился не менее чем в 10 милях правее от его собственного маршрута. Действительно ли противник стремился перекрыть ему путь? Или он намерен был провести фланговую атаку на англичан на марше? Очевидно, королю захотелось обезопасить себя от такой возможности, и он выслал заградительный отряд на правый фланг на возвышенность к юго-западу от Бапома, откуда можно было увидеть приближение противника. Эта горная дорога шла через Комбле, Жинши и Мартинпьюиш, знакомые названия по боям на Сомме в 1916 году. Фланговый отряд не заметил никакого движения противника и, вероятно, провел ночь в районе Грандкур – Миромон в долине Анкра[13 - Район, куда Ольстерская дивизия прибыла в первый день битвы на Сомме.]. Между тем главные силы следовали маршем по прямой дороге к Альберу сквозь дождь и ветер, вероятно сделав остановку после марша примерно в 16 миль в районе Маметц – Фрикур. На следующий день, 22 октября, армия возобновила поход (фланговый отряд присоединился на марше). Она прошла через Альбер и Бузинкур, останавливаясь по ночам в Форсвиле, Ашо и Бокене. Последний населенный пункт располагался довольно далеко слева от дороги, и, как я полагаю, авангард сбился с пути. Подобные ошибки возможны даже сегодня, когда имеются в наличии весьма подробные карты. В тот же день французская армия, которая днем раньше делала привал в Бапоме, пошла дальше. Отдых был необходим, поскольку она проследовала быстрым маршем и без передышки весь путь от Руана, не обращая внимания на пеших солдат, которые, должно быть, выбились из сил. В Бапоме она поравнялась с англичанами, отстоя от их фланга на 10 миль. Но в этот день, как я полагаю, французы прошли 16 миль, в то время как английская армия – только 14, и остановились в районе Кульмон, опередив англичан на три мили и расположившись в восьми милях от их правого фланга. В общем маршруты движения обеих армий постепенно сближались, причем французы чуть опережали англичан. 23 октября англичане совершили продолжительный марш в 18 миль, пройдя в трех милях справа от Дуилана через Лушо к Боньере. Их авангард под командованием герцога Йорка расположился во Фреване. Боньере находился не менее чем в двух милях слева от прямой дороги, и снова представляется, что эта колонна войск заблудилась. Но после того как эта колонна останавливалась на постой в нескольких деревнях, складывается впечатление, что она вышла к другим деревням, расположенным уже на более верном пути. В тот же день французы совершили менее продолжительный марш к Сен-Полю или его окрестностям, где они все еще опережали англичан на три мили, но и расстояние между флангами двух армий сократилось до трех миль. Все это время обе армии, как утверждают, не соприкасались, поскольку не игрались военные марши. На таком расстоянии военный марш в любом случае не мог произвести впечатление; маловероятно, однако, чтобы конные дозоры двух армий не могли следить за их передвижением. Сбивались основные силы с пути или нет, но английский король определенно заблудился и с наступлением ночи очутился в двух милях от деревни, которую разведчики рекомендовали для привала. Генрих, однако, не вернулся назад, место привала само должно было придвинуться к нему. Король дал любопытное обоснование своему поведению: «Бог не позволил мне вернуться и обеспечить армию фуражом, поскольку я уже надел доспехи». 24 октября авангард вышел из Фревана и после 12-мильного марша прибыл в деревеньку Бланжи в долине реки Фернуа. В деревне не так давно видели французские патрули. Очевидно, противник сблизился, наконец, с англичанами. Разведчики уже сообщали, что видели французов в трех милях справа. Но король продолжал избранный путь, отказываясь отклониться влево. В Бланжи долину реки перекрывала узкая дамба, и переход по ней занял продолжительное время. Между тем авангард расположился в горах к северу от деревни. Прибыв на это место, англичане стали свидетелями ошеломляющего зрелища. В миле от них вся небольшая долина между англичанами и Амбрикуром была занята французами, тысячами и тысячами воинов! «Им несть числа», – написал в донесении королю его напуганный капеллан. Генрих сам поспешил в горы, чтобы убедиться в этом[14 - Место наблюдения и сейчас довольно легко определить.]. В тот день показалось, что противник намеревался атаковать англичан с фланга. Король срочно принял меры по развертыванию своей армии в линию вдоль горной гряды. При виде вражеских войск огромной численности английские солдаты впали в уныние, не многие из них надеялись вернуться на родину живыми. Французы также принялись было развертывать свои силы для боя, но через некоторое время они потихоньку возобновили марш. Как и прежде, нам остается только догадываться об их намерениях. Самое простое объяснение поведения французов состоит в том, что, когда их авангард почти столкнулся с английским у горной гряды, он остановился и послал гонцов за указаниями, строясь в то же время в боевой порядок. Несомненно, это вызвало в результате продолжительные споры во французском командовании. Французские военачальники решили продолжать марш и занять позиции в местности, расположенной в двух милях оттуда, перекрывая дорогу англичанам. Таким образом, продвижение французов возобновилось, и с наступлением ночи они расположились в открытой местности рядом с дорогой на Кале, недалеко от деревни Азенкур. Английская армия тоже возобновила движение, остановившись в деревне Мезонсель в миле от противника, который теперь отрезал ей путь к отступлению. Битва утром на праздник Св. Криспена стала неотвратимой. Приложение ПОХОД АНГЛИЧАН Маршрут похода английской армии нетрудно установить достаточно точно. Можно рассчитать и скорость движения армии, если условиться о дате ее выступления в поход. Я принял дату, приведенную в «Хронике Лондона», – 8 октября. Против карты, помещенной в книге «Ланкастер и Йорк» Рамсея, у меня нет возражений, за исключением того, что на ней нанесен маршрут следования армии через Трепор после прохождения ею О, а также того, что Трепор изображается на карте прибрежным городом между устьями Бреля и Соммы, в то время как на самом деле он расположен в устье Бреля. Но текст книги Рамсея не всегда согласуется с его картой. Он пишет, что английская армия следовала слева от Перона, в то время как карта (правильно) показывает, что она шла справа от города. Его карта отображает проход англичан через Альбер, а пишет он, что они проходят чрез «Анкр», средневековое название Альбера, и утверждает при этом, что город стоит «на берегу реки Миромон». Реки Миромон не существует, но есть деревня Миромон (получившая известность во время войны 1914 – 1918 годов), которая расположена на берегах реки Анкр. Должно быть, Рамсей неверно прочитал карту. Фактически он привел два взаимоисключающих утверждения: согласно одному из них, дорога проходила через Альбер, согласно другому – через Миромон, причем оба населенных пункта расположены на берегах реки Анкр. Поскольку они отстоят друг от друга на добрых семь миль и желательно установить, который из маршрутов истинный, я решил проблему посредством применения метода «неизбежных военных версий» и послал фланговый отряд войск в Миромон, а главные силы – в Альбер. Я не заметил, чтобы эта проблема обсуждалась историками. Некоторые из них выбирают один маршрут, а некоторые – другой, не приводя никаких обоснований. Вюлли предпочитает Миромон, но для того, чтобы пройти через Миромон и Форсвиль одновременно, у первого из этих населенных пунктов требуется поворот почти под прямым углом, а это прибавит к протяженности марша добрых четыре мили. Профессор Джэкоб также приводит Миромон, но, судя по его карте, это – Альбер. Кроме того, Сен-Реми (указывающий на Миромон), который, казалось бы, должен был излагать факты правильно, поскольку находился в английской армии, делает большую географическую ошибку как раз в том предложении, которое относится к Миромону. Он пишет: «Король Генрих преодолел Сомму у Эсклузье» в шести милях от Перона по течению и в 15 милях от действительного места переправы. Ворен и Момстрель, со своей стороны, заставляют Генриха следовать «прямо» на Форсвиль из окрестностей Перона, что предполагает марш через Альбер. С этим я согласен. Поскольку маршрут дальнейшего марша не вызывает возражений. Теперь мы можем составить график движения английской армии с допустимой погрешностью. Естественно, нельзя абсолютно точно измерить отрезки пути. В нижеследующей таблице я не скупясь удлинял его за счет изгибов и поворотов, но отнюдь не за счет маршей армии с целью вернуться на верную дорогу, после того как она сбилась с пути – эпизоды, которые происходили, должно быть, довольно часто. Разделив поход на три стадии, мы видим из вышеприведенной таблицы, что переход до Соммы совершался со скоростью 17 миль в день, вдоль Соммы – по 14 миль в день и переход до Азенкура – по 17,5 мили в день. С учетом дня отдыха весь поход протяженностью 260 миль совершился за 17 дней со средней скоростью чуть больше 15 миль в день. Это неплохо для голодных людей, хотя для всадников это скорость ничтожная. Маршрут английской армии был изумительно прямым. Если начертить прямую линию от Перона до Кале, расстоянием всего лишь 100 миль, выясняется, что Азенкур находится ровно на 10 миль влево от этой линии и что боковая погрешность нигде не превышает 12 миль. Верно, что в первые два дня маршрут движения отклонялся на 15 градусов влево от прямой линии. Но по достижении Ашо погрешность в основном исправляется, и оттуда до Кале маршрут движения следовал близко к прямой линии. Наибольшим отклонением в сторону был сам Азенкур, в данном случае оно составляло около четырех миль. Здесь возникает вопрос: имела ли армия карты? И если не имела, то как она определяла направление движения к месту, отстоявшему на 100 миль? Это определение маршрута еще более изумляет во время кампаний Эдуарда III, что постепенно привело меня к выводу о наличии в армии каких-то карт. Если у Эдуарда III была карта этого региона Франции, то нет ничего невозможного в том, что она имелась и у Генриха V – возможно, такая же, какой пользовался его прадед. ПОХОД ФРАНЦУЗОВ Определение маршрута движения французской армии и его расчет по времени представляют собой гораздо большую трудность, чем те же действия в отношении английской. На это уже указывалось. Сложность состоит также в том, что в случае с французской армией следует иметь в виду не один, а два контингента войск – авангард под командованием коннетабля Шарля д'Альбре и главные силы под командованием герцогов Орлеанского и Бурбонского – по крайней мере, до Перона. Сначала проясним вопрос с авангардом. В этом отношении главным источником является Ворен. Он свидетельствует, что д'Альбре, Артюр Ришмон, герцог Алансон и другие находились в то время, когда английская армия совершала поход, в районе Абвиля на Сомме. Из «Хроники Персиваля из Каньи» мы узнаем, что герцогу Алансону «удалось добраться на дилижансе до Бланш-Таке раньше короля Генриха», что подразумевает следование им прямым путем в Абвиль, а не проезд через Руан, на чем настаивает Оумэн. Алансон был хозяином Каньи и общался с д'Альбре, вот почему упоминается именно он, а не коннетабль. Ясно, однако, что здесь речь идет об авангарде. Ворен рассказывает о том, что д'Альбре «поехал в Корби и оттуда в Перон, взяв в дорогу своих людей». После Перона, согласно рассказу, путники направились в Бапом. К сожалению, автор не сообщает, когда совершался этот отрезок поездки: до или после соединения авангарда с главными силами. Далее я еще вернусь к этой теме. Теперь попытаемся проследить поход главных сил французской армии. Дата их выхода из места сосредоточения в Руане неизвестна, но у нас есть указания на дату прибытия французского короля в Руан. Приводятся разные даты. Монах из Сен-Дени, надежный источник, утверждает, что король прибыл в Руан в первой половине октября во главе части своих войск. Точной датой является 12 октября. По крайней мере один день потребовался для того, чтобы перед выходом вновь прибывшие войска слились с теми, которые уже были в Руане. Стало быть, поход едва ли начался раньше, чем 14 или 15 октября. Если бы он начался раньше, то французы бы буквально столкнулись с англичанами во время прохода последних через Амьен. С другой стороны, поход не мог начаться позже, поскольку французы были бы в Пероне или около города 19 октября. Расстояние от Руана до Амьена более 50 миль, поэтому, выступив 14 или 15 октября, французская армия могла прибыть в Амьен 17 октября. Оттуда до Перона 25 миль: в этот город армия могла прибыть, следуя весь день 18 октября и часть дня 19 октября. Если все происходило по вышеуказанному графику, то французская армия могла пересечь маршрут движения англичан близ Пон-де-Меца через 48 часов после их прохода и прибыть в Амьен в тот день, когда войска противника проходили через Корби, расположенный в 10 милях в стороне от маршрута. Французы настигали противника, а протяженный обходной путь, предпринятый затем английской армией, позволил им пересечь ее путь в Перон, о чем мы уже знаем. Все известные факты складываются таким образом в ясную картину. Не думаю, чтобы против вышеизложенного имелось много возражений, но исследователи не оказывают нам достаточно помощи в прояснении проблемы. Вюлли хранит молчание в отношении этой темы, довольствуясь (в сноске) замечанием, что Рамсей изображает на карте движение французской армии «мимо Бове и Мондидье к Амьену и оттуда вокруг Ама и Бапома, не соприкасаясь с Пероном», без указания на то, согласен ли он сам с этим поразительным маршрутом. Фактически карта Рамсея и вовсе не отображает проход французов через Амьен. Из Мондидье они направились в Ам и оттуда на север к Бапому. Рамсей не подкрепляет толкование маршрута, который он изображает на карте, какими-либо ссылками на авторитеты или глубоким обоснованием. Он даже не комментирует карту в своей книге. Его версия, естественно, абсолютно несообразна, неразумна – даже не упоминается слабоумный король. Бове расположен к востоку от Руана; что могло заставить французскую армию пойти в этом направлении, если перед ней стояла задача сорвать поход англичан на Кале? Решением этой задачи активно занимался авангард французов, когда французская армия покидала Руан. Последняя информация из зоны боев, которой располагали французы перед выступлением в поход из города, состояла в том, что д'Альбре с войсками находился где-то в районе Абвиля, то есть к северо-востоку от Руана, на 45 градусов влево от направления на Бове. Более того, чтобы помешать движению англичан на Кале, французам нужно было попытаться выйти к северу от англичан, а не к югу. Бове – в 30 милях к югу от Соммы, и следовать в этот район, когда англичане пытаются переправиться через Сомму, я бы сказал, полное безумие. Поразительно то, что французская армия не пошла прямо на Абвиль вместо Амьена. Возможно, причина состояла в том, что, зная или надеясь на патрулирование войсками д'Альбре Соммы в районе Абвиля, герцоги Орлеанский и Бургундский справедливо решили, что англичанам придется следовать по северному берегу Соммы и их можно будет встретить в Амьене. Если это так, то командование французов оказалось довольно проницательным и герцоги заслуживают высокой оценки. Возвращаясь к карте Рамсея, необходимо отметить, что если бы французы следовали маршрутом на Перон, указанным на карте, то их путь оказался бы на 30 миль протяженнее, чем через Амьен, и они едва ли могли бы опередить англичан. В самом деле, дорога от Ама до Бапома повела бы их через Монши-Лагаш, где бы они вышли прямо на место привала армии Генриха! Переход главных сил армии французов в Амьен доказывает, что герцог Бретани сделал в городе остановку, оставив войска двигаться дальше без него. Вернемся к французской армии, следующей 19 октября по северному берегу Соммы через Корби, Брей, Клери, под горой Сен-Кантен – через все населенные пункты, которые так знакомы по завершающему наступлению англичан в 1918 году. Остается вопрос: где французская армия соединилась с авангардом? Я не нашел прямых свидетельств по этому поводу и сомневаюсь, что они существуют. Я сделал этот вывод из единственного факта. Три гонца, прибывшие к королю Генриху, вряд ли могли отправиться из такого отдаленного пункта, как Бапом, потому что английская армия только что расположилась на постой в середине предыдущей ночи, а место привала было бы невозможно оборудовать до следующего утра. Бапом расположен более чем в 20 милях от Монши. Доставка в Бапом свежей информации, составление вызова на битву и отправка герольдов, которым нужно пройти 20 миль и вернуться с ответом в тот же день, выглядят по меньшей мере маловероятными. Нет, я полагаю, вызов должен быть доставлен из Перона. Он был составлен герцогами Орлеанским и Бурбонским, но не главнокомандующим, коннетаблем д'Альбре. Хотя герцоги, говорят, питали к нему некоторое уважение, они едва ли, преодолев столь значительное расстояние, согласились бы сражаться под его командованием в Азенкуре несколькими днями позже. Объяснение, по моему мнению, заключается в том, что, пока главные силы под командованием герцогов находились в Пероне, авангард уже двинулся к Бапому, как и сообщал Ворен. Если это верно, легко понять, что герцоги, составив свой вызов, продолжили переход с целью сосредоточить всю армию в Бапоме, не рискуя предварительно ввязываться в бой с противником. Путь из Бапома к Азенкуру, кажется, не вызывает споров. В отсутствие точной информации я после изучения карты указал предполагаемый путь следования французов. Глава 5 АЗЕНКУР Соперничающие армии ушли на отдых, но накануне рокового дня Св. Криспена в обоих станах спали немногие, хотя их настроение и физическое состояние было разным. Англичане находились в походе 17 дней, имея лишь один день отдыха. Проходя в день в среднем 15 миль, они покрыли расстояние 260 миль. Правда, большая часть английской армии ехала верхом, но значительное количество лучников оставались пешими. Французы не подвергались такому изнурительному испытанию. Конечно, они тоже спешили, покрыв за 10 дней 180 миль, но пехота составляла лишь незначительную долю их армии. Настроение противостоявших армий еще более разнилось. Англичане считали, что большинство из них погибнут в предстоящей на следующий день битве. Мысль о сдаче никому из них не приходила в голову. Они настроились «победить или умереть». Солдаты готовились к роковому сражению, осматривали оружие, исповедовались и получали отпущение грехов, устраивались отдохнуть в пропитанном дождевой водой открытом поле. Вероятно, они не думали о победе. Пред их глазами предстала огромная французская армия, вчетверо больше их собственной, которая составляла всего лишь шесть тысяч воинов. Среди них менее тысячи были тяжеловооруженными, остальные являлись лучниками (поскольку артиллерии не было)[15 - См. приложение к этой главе.]. У англичан была небольшая армия, но крепко сбитая, в ней поддерживалась дисциплина, уникальная для той эпохи. Пусть об этом скажет современник, симпатизирующий французам. Монах церкви Сен Дени констатирует: «Они считали преступлением пребывание в их лагере женщин легкого поведения. Они более, чем сами французы, заботились о благополучии местных жителей, которые (постепенно) склонялись на сторону англичан. Они строго соблюдали воинскую дисциплину и неукоснительно выполняли приказы своего короля. Его призывы воспринимались с энтузиазмом, и не только знатными людьми, потому что обычные солдаты тоже обещали сражаться до последней капли крови». Король приказал соблюдать ночью полную тишину в расположении английских войск, и его приказ выполнялся. Было такое безмолвие, что передовые посты французов подозревали англичан в намерении потихоньку выскользнуть из окружения. По образному выражению Сен-Реми: «Даже конь не ржал». Генрих V привел свои войска в состояние величайшего боевого настроя и братской солидарности, подобное тому, которое удалось воспроизвести Жанне д'Арк во французской армии, шедшей освобождать Орлеан. «Нас мало, немногих счастливцев, мы – братья». Лучше всех это выразил Шекспир. В лагере противника дела обстояли совершенно по-другому. С одной стороны, представители французской знати возбужденно спорили о том, кто из них должен пленить английского короля. Полидор Вергилий утверждает, что они приготовили даже телегу, по-особенному выкрашенную, на которой намеревались провезти короля по улицам Парижа. Другое отличие в положении противостоящих станов заключалось в том, что во французском военном лагере господствовали шум и суматоха, почти хаос. Крики знатных особ, конюхов и слуг доносились даже до расположения английских войск, отстоявших более чем на полмили. Всю ночь непрерывно шел дождь, и дворяне с криками и руганью посылали своих слуг на поиски повсюду соломы, чтобы выстелить ею пропитанную влагой рыхлую землю (недавно засеянную озимой пшеницей) для ночного отдыха. С одной стороны, в отдельных, отборных частях армии поддерживалась строгая дисциплина, с другой – армия представляла собой огромную, беспорядочную, разрозненную орду наспех сформированных отрядов, собранных со всех уголков Франции и даже за ее пределами, лишенную одного главнокомандующего с непререкаемым авторитетом, к приказам которого в ходе битвы солдаты относились бы с почтением и доверием. Действительно, трудно было найти большее различие между двумя средневековыми армиями, разве что в оружии и доспехах англичане и французы не особенно отличались друг от друга. Английский король остановился в деревне Мезонсель, но вряд ли он долго спал в ту ночь. Должно быть, он пребывал в состоянии чрезвычайного возбуждения. Трудно представить, какие чувства обуревали его. До недавнего времени Генрих желал битвы с французами и, по общему мнению, его желание было искренним. Но вид огромной французской армии, явившейся перед ним в полдень, несомненно, избавил его от подобного желания. Тем не менее, если у него и были дурные предчувствия, то он их тщательно скрывал. Речь идет о вполне реальной истории, которая отнюдь не является плодом воображения Шекспира, в случае, когда неизбежность битвы стала очевидной и сэр Хангерфорд восклицает: «Хотелось бы, чтобы у нас было еще 10 000 хороших английских лучников, которые были бы рады находиться здесь вместе с нами сегодня». На это король отвечает: «Ты говоришь глупость! Клянусь Господом Богом, на милость которого уповаю, я не пожелал бы иметь ни одного лишнего воина, если бы даже и мог. Эти люди – Божьи воины. Господь доверил их мне сегодня, и Он в состоянии смирить гордость этих французов, столь хвастающих своей численностью и мощью». Но каковы бы ни были тайные помыслы короля, в эти ночные часы он занимался более важными делами. Монарх, что бы он ни говорил, готовился заключить сделку, позволившую бы английской армии дойти до Кале без сражения. С этой целью между командованием обеих армий велись переговоры, так же как они происходили в ночь перед битвой при Пуатье. В качестве цены за беспрепятственный проход англичан король был готов заплатить возвращением Арфлера его прежним владельцам. Однако французы, уверенные в превосходстве своих сил, не согласились на это и потребовали цены, заплатить которую не позволяла гордость Генриха. Таким образом, переговоры завершились ничем и сражение на следующий день стало неотвратимым. На заре 25 октября 1415 года, в праздник Св. Криспена и Криспиниана, двух сапожников-мучеников из Суасона, дождь прекратился. Две усталые армии поднялись и стали строиться в боевые порядки под командованием своих военачальников. Король Англии, отстояв мессу, надел поверх доспехов мантию, с яркими геральдическими леопардами и герольдической лилией французского королевского дома, свой шлем, который охватывала золотая корона, усеянная бриллиантами, сапфирами и рубинами. Затем он оседлал серого коня, сняв по какой-то причине шпоры, и поскакал вдоль линии войск, делая частые остановки, приветствуя воинов и принимая ответные их приветствия. После этого король занял место во главе центра войск, герцог Йорк взял под свое командование правый фланг, а лорд Кемойз – левый. Французы между тем еще не приготовились к битве. Последовала долгая и, несомненно, мучительная пауза, которая дает нам возможность описать поле боя. Это легко сделать, поскольку поле было удивительно симметричным. Если противники действительно искали поле боя, которое не давало бы преимуществ ни одной из сторон, то они, несомненно, нашли его в Азенкуре. Как видно из моей карты-схемы, поле представляло собой прямоугольник, две стороны которого составляли края лесов, окружавших деревни Азенкур и Трамкур[16 - В то время французы называли деревню Аженкур, лишь впоследствии название изменили на Азенкур.]. Ширина открытого пространства в сужающейся части прямоугольника составляла 940 ярдов. Обе армии выстроились в линии на расстоянии более тысячи ярдов друг от друга. Пространство между двумя армиями чуть заметно шло под уклон, тогда как его протяженные стороны резко обрывались вниз, что для меня явилось сюрпризом, поскольку ни одно из исторических свидетельств не упоминает об этом факте. Благодаря легкому уклону обе армии отчетливо видели друг друга. Каждая из армий занимала свое место на открытом пространстве, вновь засеянном пшеницей поле, и, поскольку поле на стороне французов расширялось, их боевая линия была несколько протяженнее, чем английская, примерно 1200 ярдов к 950. Но французы, будучи в несколько раз многочисленнее, имели более широкую линию. Тяжеловооруженные английские воины стояли по четверо на ярд, лучники – примерно по семи на ярд. Число войск было столь небольшим, что английский король не мог позволить себе сформировать резерв, не считая милицейских формирований, охранявших в лагере обоз. В этом таился большой риск, но крайняя нужда требует крайних средств. Существует большой разброс мнений относительно организации боевого строя английской армии, но я вижу его таким. Он состоял из трех основных частей, каждая из которых имела в центре тяжеловооруженных воинов, а по флангам лучников. Кроме того, имелось мощное формирование, – назовем его формированием «армейских лучников», – которое не прикреплялось ни к какой основной части, но строилось двумя колоннами на каждом фланге. Лучники центра боевой линии взаимодействовали, стало быть, с лучниками колонн, располагавшихся на флангах. Таким образом, при взгляде с фронта на дистанции, с которой французы и могли видеть его (и это существенно в моей аргументации), английская армия выглядела так. В ее центре находились тяжеловооруженные воины, разделенные двумя небольшими отрядами лучников, в то время как основные силы лучников располагались на флангах. Полагаю, что численность армейских лучников составляла около 3100 человек, тогда как лучников при основных частях сил – 1850 человек. Наибольшие формирования лучников, при взгляде с фронта, находились на флангах, приблизительно по 1900 человек. Простой подсчет показывает, что такое формирование должно было заполнить расстояние в 940 ярдов между лесами. Французская армия, в отличие от английской, состояла в основном из тяжеловооруженных воинов. Они выстроились в три линии в пешем порядке, за исключением последней линии. На флангах размещались два кавалерийских отряда, численностью по 600 всадников каждый. Они предназначались для кавалерийской атаки на английских лучников, которые были сосредоточены на флангах. Французская армия фактически представляла собой недисциплинированный сброд, когда я говорю о ее боевых линиях, то имею в виду только теоретическое построение. На практике наблюдалось много толчеи, тесноты и смешения тяжеловооруженных воинов с лучниками, в то время как артиллерия была выведена из участия в битве. Сомнительно, чтобы французские пушки выпустили больше чем несколько ядер. Для упрощения карта-схема изображает лишь две боевые линии. * * * Итак, две армии выстроились на заре 25 октября 1415 года и в следующие четыре часа стояли неподвижно, глядя друг на друга и ожидая атаки противника. Но сражение не может состояться, если ни одна из сторон не предпринимает атакующих действий, и в 11.00 утра король Англии решил взять инициативу на себя. «Стяг к наступлению» воспринимался как знакомый приказ, заставивший каждого воина «стать на колени, начертить на земле крест и поцеловать его» (хроника «Брут»). Боевой строй армии начал двигаться вперед. Французы стояли, как я полагаю, в 470 ярдах к северу от дороги Азенкур – Трамкур. Английская армия упорно продвигалась вперед, пока не подошла на 170 ярдов к северу от пересечения дорог, находившегося в 50 ярдах от места, где ныне расположена рощица, а в ней скрывается самая глубокая шахта Франции. Англичане двигались медленно, часто останавливаясь, чтобы дать передохнуть тяжеловооруженным рыцарям. На максимальной дистанции сохранения убойной силы стрелы их боевой строй остановился, лучники воткнули перед первой боевой линией заостренные шесты, создав своеобразный частокол, и начали стрелять. Их стрельба, видимо, имела целью спровоцировать французов на атаку, поскольку противник располагал недостаточным числом лучников для ответной стрельбы. Такая тактика дала должный эффект. Тяжеловооруженные всадники, согласно разработанному плану, предприняли атаку на английских лучников, занимавших позицию на фланге. Когда французские всадники начали атаку, вперед пошел строй тяжеловооруженных пеших воинов, вероятно без приказа коннетабля д'Альбре, их номинального главнокомандующего. Атака тяжеловооруженных всадников на оба фланга должна была вестись отрядами по 600 воинов каждый (в отношении их численности мнения противоречивы), но из-за сумятицы и недостатка дисциплины в рядах французов всего лишь по 150 или около того воинов на каждом фланге действительно приняли участие в атаке. Атакой со стороны Азенкура руководил барон Гийом Савойский, чей отряд, по словам Сен-Реми, «бросился на английских лучников, перед которыми был установлен частокол из заостренных кольев. Однако земля была настолько рыхлой, что многие колья упали. Французы отступили, за исключением трех человек, в том числе барона Гийома. К несчастью, их кони упали среди английских лучников на опрокинутые колья, увлекши за собой всадников. Их немедленно убили. Остальные всадники или большая часть из них, спасаясь от града стрел, вернулись в ряды французского авангарда, внося большую сумятицу, нарушая боевой строй и подвергая его опасности, заставив авангард отступить на другое место. Их кони были так изранены стрелами, что стали неуправляемы. Таким образом, авангард был дезорганизован, многие тяжеловооруженные воины гибли в большом количестве, их кони обратились в бегство, следуя примеру бегущей пехоты». До этого момента в исторических описаниях битвы все ясно и понятно. Но вот наступает ее кульминация. Перед тем как остановиться на этом этапе, нужно бросить взгляд на главные силы французов, которые наступали в центре. Все авторитетные исследователи соглашаются в том, что, когда основные силы завязали бой с англичанами, они находились в таком стесненном положении, что воины не могли пошевелить руками, чтобы воспользоваться своим оружием. Как это вышло? Разве они могли на самом деле построиться в такой тесный боевой порядок? Полагаю, столь неблагоприятному и фатальному исходу для французов способствовали две причины. Взгляните на карту, и вы заметите, что ширина поля на французской стороне была на 150 ярдов больше, чем на английской. По мере того как французы наступали, ширина фронта для них уменьшалась из-за того, что два лесных массива сужали поле в центре, подобно воронке. Это и стало фактором уплотнения французских боевых рядов в ходе их наступления. Думаю, однако, что была и другая, более веская причина для этого. Я уже упоминал, что английские тяжеловооруженные воины были поделены на три части отрядами лучников. Эти лучники выстроились в виде клиньев. Такое построение оказалось весьма эффективным в битве при Креси, оно представляло собой нечто похожее на бастионы, выступавшие из боевой линии тяжеловооруженных воинов. Как только французы перешли в наступление, они инстинктивно, если не по приказу, устремились на английских тяжеловооруженных воинов, именно в них они видели основного противника, а не в презренной породе лучников. В самом деле, одна из исторических хроник особо подчеркивает это. Более того, чем больше французы сближались с англичанами и подвергались плотному обстрелу лучников, тем больше они сбивались в кучу, стараясь уклониться от стрел и вступить в бой с тремя рядами тяжеловооруженных воинов, на которые делился английский боевой порядок. Следует заметить, что в упомянутой английской хронике ничего не сказано о французских всадниках, утративших в грязи маневренность. В конце концов, та же грязь досаждала англичанам, дождь не щадил никого. Хотя англичане мокли под дождем ночью, они продвинулись днем по грязи дальше, чем их противники. Нет, не грязь, а стрелы заставили французов повернуть назад и предопределили их разгром. Не помешала грязь французским всадникам скакать галопом наутек сквозь ряды своей пехоты. Теперь обратимся к описанию битвы Сен-Реми, воссоздавшему картину движения в центре поля огромной массы французов, осыпаемой стрелами с фронта и флангов, в то время как пришедшие в смятение всадники разрывали ряды собственного войска. «Английские лучники, видя беспорядок в рядах авангарда, вышли за частокол, побросали свои луки и стрелы на землю и, взявшись за мечи, топоры и другое оружие, набросились на противника. Они устремились к местам, где беглецы оставили бреши, убивали и ранили французов... почти не встречая сопротивления. Разя врагов направо и налево, англичане пробились ко второму боевому эшелону и продолжали бой при личном участии короля Англии». Видимо, лишь отдельные горстки английских лучников перебрались через горы трупов, оставленных после разгрома первой боевой линии французов, потому что навстречу двигался вал второй линии. Большая его часть смешалась с первой линией в беспорядочную массу вооруженных людей, смявших арбалетчиков, которые первоначально находились между двумя боевыми линиями. Прорыв во второй эшелон лишь усилил резню и увеличил горы трупов французов, по которым карабкались проворные и легковооруженные английские лучники. Чуть менее чем через получаса обозначился перелом. Битва постепенно затихала, по мере того как все меньше и меньше французов оставались в боеспособном состоянии. Сражение оказалось для них кошмаром: чем больше они ломились вперед, тем менее были способны сражаться. Они не могли использовать оружие, один из воинов, падая, увлекал за собой соседа и подняться вновь был не в силах. Не было рядом пажей, которые должны были поддержать своих господ. Говорят, что воин, оказавшийся под двумя другими, одетыми в тяжелые доспехи, не мог даже дышать. Такая участь постигла и некоторых англичан. Герцог Йорк, ворвавшийся в ряды первой линии французов, упал на землю из-за потери равновесия или толчка. Поверх него легли другие сраженные воины. По окончании битвы, когда его тело вытащили из-под груды павших воинов, обнаружили, что герцог, не получив ни царапины, умер. Он попросту задохнулся. Так погиб последний из внуков Эдуарда III. Большое число тяжеловооруженных французов разделили его судьбу. Джон Хардинг, наблюдавший битву, утверждает в своей стихотворной хронике: «Больше людей погибли под тяжестью других, чем было убито нашими воинами»[17 - Это подтверждает хроника «Брут» (приложение Н): «Многие из них погибли без единого удара». Брут / Под ред. Брие. С. 555.]. Так, в поразительно короткий отрезок времени две первые боевые линии французов, превышающие по численности противника минимум в соотношении три к одному, были уничтожены. Оставалась третья линия, состоявшая, как мы помним, из тяжеловооруженных всадников. Они не могли идти в наступление, это было бы бесполезно. Не могли они и отступить в организованном порядке. Среди воинов этой линии поднялась паника, многие из них, не отличавшиеся отвагой, потихоньку бежали в тыл. Тех же, кто оставался на месте, увидел король Генрих, взобравшийся на гору трупов. Ему было достаточно одного взгляда, чтобы понять, что, по крайней мере, на данный момент эта боевая линия не представляла для англичан никакой опасности. Король позволил победителям заняться пленением французов и обсуждением с пленниками размеров выкупа. Но встала задача довольно неприятная и требующая продолжительного времени: нужно было отделить мертвых от живых, собрать шлемы и неповрежденные доспехи, сопроводить в соответствующие места тех из живых французских воинов, которые могли ходить. Эта работа продолжалась более двух часов, когда неожиданно произошли два тревожных события, одно на поле битвы, другое в тылу. Для охраны лагеря и обоза было оставлено лишь небольшое боевое охранение, совершенно недостаточное для отражения сколько-нибудь серьезного нападения. Но такую атаку осуществила банда мародеров, которая прорвалась в лагерь и учинила там разгром. Из лагеря вывезли не только королевские постели, но также главную корону и печати. В то же время внезапно возникла опасность на поле боя. Решительные попытки взять боевую инициативу в свои руки предприняли командиры французской третьей линии. Их поддержал с небольшим отрядом герцог Брабантский (младший брат герцога Бургундского). Собранные силы сами по себе превышали численность англичан, которые были захвачены врасплох, занимаясь пленными. Более того, значительная часть пленных еще была в доспехах. Лучники, стало быть, оказались повязаны по рукам и ногам. Если бы они оставили пленных и стали готовиться к отражению атаки, пленные были бы вольны поднять оружие, разбросанное на земле в изобилии, и ударить по англичанам с тыла, возможно, вместе со своими соратниками, все еще неистовствовавшими в английском лагере. Положение сложилось скверное, могло случиться все, что угодно. Необходимо было немедленно предпринять решительные действия: они заключались, в конце концов, в принципе «никакой пощады». Всех пленных следовало убить. Король не колеблясь отдал такой приказ, а английские воины неохотно подчинились ему, потому что убийство пленных лишало их выкупа. Число убитых неизвестно, но, когда угроза атаки миновала, пленникам перестали перерезать горло. Некоторые современные британские историки осудили эти меры в самых резких выражениях. В «жестокой резне» обвинил их Рамсей. Нет нужды доказывать, что подобные события следует судить исходя из обстоятельств и обычаев того времени. Ни один хроникер даже из числа французов не осуждал действий англичан. Напротив, один француз – современник событий осуждает своих соотечественников за то, что они ввязались в битву, которая сделала резню неизбежной. Вполне допустимо, что в подобных обстоятельствах французы поступили бы так же. В действительности за 20 лет до этого накануне битвы при Никополе французский военачальник приказал перерезать горло тысяче пленникам с тем, чтобы они не обременяли его на следующий день[18 - Тем не менее, последний биограф Жанны д'Арк редко упоминает Генриха V без красноречивого эпитета «горлорез».]. Характерная особенность сражения состояла в огромном количестве убитых французов. Их общее число доходило едва ли не до 10 тысяч, включая трех герцогов – Алансонского, Брабантского и Барского – коннетабля Франции, главнокомандующего Шарля д'Альбре вместе с не менее чем 90 представителями знати и 1560 рыцарями. Утверждают, что погибло более половины представителей французской знати. В плен попали оба самых влиятельных герцога – Орлеанский и Бурбонский, граф Артюр Ришмон и маршал Бусико. Фактически «начисто» был уничтожен командный состав французской армии, которая превратилась в разбежавшееся стадо без пастуха. Потери англичан составляли в худшем случае несколько сотен человек, главным образом ранеными. Невозможно привести более точное свидетельство, чем это. Главной потерей стал, конечно, герцог Йорк, которому следует отдать должное за идею установления перед лучниками заграждения из заостренных кольев. Погиб также молодой граф Суффолк, чей отец умер при осаде Арфлера. Нет достоверных сведений о поведении во время битвы французских военачальников, но два свидетельства о действиях короля Генриха вполне надежны. Когда в один из этапов сражения он подключился к схватке, то увидел, как его младший брат Хамфри Глостерский легко раненный свалился у его ног. Король оберегал брата до тех пор, пока распростертое тело раненого герцога не вынесли в безопасное место. Другой эпизод состоит в том, что 18 французских рыцарей дали клятву пробиться к королю Англии и либо сбить с него корону, либо убить. Пытаясь добиться этого, они все погибли, но не раньше, чем один из рыцарей пробился к королю и нанес удар по его шлему, сбив одну из лилий на короне и сделав вмятину в шлеме. Шлем со вмятиной теперь прикреплен на верху стены, возвышающейся у гробницы короля в часовне Эдуарда Исповедника в Вестминстерском аббатстве. Воистину, это наиболее красноречивый из сохранившихся образцов средневекового вооружения! В отличие от битв при Креси и Пуатье исход сражения при Азенкуре определился в первые полчаса. Это тем более поразительно, что соотношение сил в ходе сражения, как мы помним, было еще менее в пользу победителя, чем во время двух предыдущих битв. Историки извели немало чернил в попытках найти объяснение столь выдающемуся успеху. Но по-моему, далеко ходить за ответом не нужно. Сражения можно уподобить перетягиванию каната. На одной стороне складывается комплекс факторов, действующих в одном направлении – в направлении победы. Итог действия всех этих факторов определяет мера «воли к победе». Та из сторон, которая проявляет эту волю сильнее, становится победительницей. Все очень просто. В случае битвы при Азенкуре нет необходимости подробно обсуждать эти факторы. Все они, за исключением одного – соотношения численности войск, – были, насколько нам известно, на стороне англичан. Отсюда и их победа. Однако итог битвы можно подытожить в одном предложении: регулярная, обученная и дисциплинированная армия нанесла поражение войскам, которые не располагали ни одним из этих военных качеств. МАРШ В ОБРАТНУЮ СТОРОНУ Наутро после битвы при Азенкуре английская армия возобновила поход на Кале. Принято считать само собой разумеющимся, что такой маршрут был выбран раз и навсегда, но интересно поразмышлять в заключение о том, что случилось бы, если бы король Генрих неожиданно изменил свой план и направился в противоположном направлении – на Париж. Любопытно заметить, что в таких же обстоятельствах Эдуард III отказался изменить свой план после победы в битве при Креси и что оба монарха – по разным причинам – продолжили путь в Кале. Вопрос заслуживает небольшого исследования. Прежде всего, учтем крайнюю подавленность Франции наутро после битвы. Ее армия накануне вечером была полностью разгромлена. На время страна оказалась фактически беззащитной. Все ее лидеры, за исключением старого герцога Беррийского и герцога Бургундского (а лояльность последнего вызывала подозрения), были не у дел. Королевский двор в Руане, или то, что от него осталось, был шокирован вестью о поражении. Король восклицал сквозь слезы: «Нас всех лишат власти и убьют!» Согласно Ювеналу де Юрсену, король располагал в Руане небольшим количеством войск, что весьма вероятно. Преодоление походным маршем расстояния от Руана до Парижа занимало четыре дня, а от Азенкура – около восьми. Но английская армия уже выступила и могла достичь французской столицы первой. Конечно, парижане могли закрыть ворота города перед англичанами, как это было 55 лет назад с армией Эдуарда III. С другой стороны, существовала, по крайней мере, возможность того, что, столкнувшись с перспективой дальнейшего хаоса, перед лицом слабоумного короля и умирающего дофина (через несколько дней он умер), парижане предпочли бы твердую и организованную власть вместо того, чтобы мириться с убожеством существующих правителей. Возможно было бы предвосхитить договор в Труа, заключенный через пять лет. Как бы то ни было, но, согласно одному из хронистов, английская армия на следующий день рано утром возобновила продвижение к Кале. В это трудно поверить, поскольку было немало других дел. Следовало рассортировать пленных, приставить к ним охранников и снабдить продовольствием. Ведь пленные остались без еды, не было и денег. Следовало позаботиться и о павших на поле битвы англичанах. Их кремировали, поместив трупы в амбар, который подожгли. Следовало провести, пока не поздно, опознание трупов знатных французов. Тела герцога Йорка и графа Суффолка были обварены кипятком с целью уменьшения их веса (Йорк был тучным и тяжелым) и отправки их костей домой. Необходимо было уничтожить доспехи и вооружение, которые нельзя было использовать, и т. д. Наконец, армия выступила в поход, выбрав наиболее прямую дорогу к Кале. За четыре дня она прошла без всяких происшествий 45 миль. Должно быть, колонна из пленных (их было около двух тысяч), которые тащились рядом с победителями, нагруженными до предела трофеями и навьючившими их на своих лошадей, выглядела весьма любопытно. Шествие было похоже на армию «белых рыцарей» из «Алисы в Стране чудес». По прибытии армию встретил граф Уорик, комендант Кале, и повел ее в город. Здесь уставших солдат ждало разочарование. Продовольствие, которое им послали из Англии, еще не прибыло, и несколько дней из-за плохой работы тыловых служб они бедствовали. Без продовольствия и пристанища обойтись было трудно, не хватало судов для доставки солдат домой. Прошло немало времени, прежде чем армия вернулась в Англию. Король ехал верхом в сопровождении двух плененных герцогов, обсуждая с ними перипетии сражения. На их вопрос о том, готов ли он теперь замириться с французами, король ответил, что для него нет ничего желаннее. С этой вестью герцог Орлеанский послал гонца в Руан – но из его инициативы ничего не вышло. После короткого пребывания в Кале король Генрих сел на борт корабля, доставившего его в Дувр, и оттуда в несколько легких этапов добрался до Лондона, сделав остановку на два дня в аббатстве Св. Августина в Кентербери. Он прибыл во дворец Элтем ровно через четыре недели после битвы. Сюда прибыл на следующий день мэр Лондона в сопровождении 24 членов городского управления, за которыми следовали верхом на конях и с инструментами в руках не менее 15 – 20 тысяч ремесленников Сити. Прием королю в Лондоне был достоин столицы, никогда раньше она не видела такого великолепного и многолюдного приема. Кульминации торжества достигли в соборе Св. Павла, где короля приветствовали 18 епископов и в его честь пели «Те Деум». Это был час триумфа Англии. Приложение ЧИСЛЕННОСТЬ ВОЙСК Английская армия. Все согласны, что численность английской армии составляла шесть тысяч человек. Это – цифра Элмхема. Английская армия выступила в составе 900 тяжеловооруженных воинов и пяти тысяч лучников. К этим цифрам следует добавить лучников в рядах высокородных рыцарей, которых не включили в состав регулярных отрядов лучников. Определим их численность, скажем, в 100 человек. Это и дает общее число в шесть тысяч. Из него нужно вычесть потери во время похода – больных, раненых, плененных и возможных дезертиров. О них мы абсолютно ничего не знаем. О том, что в ходе марша появились больные, существуют вполне достоверные свидетельства, во время сражения их включали в боевое охранение военного лагеря. Что касается раненых и пленных, то такого рода потери имели место во время стычек у городов О и Корби, особенно в последнем случае, но возможно, также и в других местах. Если мы определим потери в пять процентов, то, вероятно, не намного ошибемся. Это позволит исчислять количество боеспособных войск в битве при Азенкуре в 5700 человек, и можно довольно уверенно заявить, что погрешности в отношении точной цифры находятся в пределах 200 человек. Французская армия. Оценить мощь французской армии гораздо труднее. Какой ни возьмешь период Столетней войны, хронисты показывают, что не располагают точными цифрами в этом отношении. И это неудивительно. Точная численность пеших рекрутов, или «общинников», никогда не определялась, ее не знали даже их собственные командиры. Таким образом, хронисты были вынуждены строить догадки, и об изобилии этих догадок можно получить представление, когда узнаешь, что численность колеблется от 10 тысяч до 200 тысяч. Очевидно, что устанавливать численность французской армии, даже приблизительно, по этим свидетельствам – напрасная трата времени. Нужно вернуться к известным факторам, позволяющим приблизиться к истине. Их – четыре. Первый состоит в том, что французы значительно преобладали в численном отношении над англичанами. В этом согласны практически все хронисты – английские, бургундские и французские. Оспорить этот факт попытались два современных профессора. Немец Дельбрюк, вопреки всем свидетельствам, утверждал, что англичане превосходили по численности французов. То же самое утверждал Фердинанд Ло[19 - Это не должно вызывать удивления, если учесть, что он также оценивал соотношение сил в битве при Креси.]. Аргументы профессоров, если их вообще возможно назвать аргументами, смехотворны, но, поскольку французский профессор пользовался широкой и справедливой известностью в качестве историка и поскольку его выводы остались незамеченными и без ответа по английскую сторону Ла-Манша, их следует рассмотреть. Эти выводы содержатся в его книге «Военное искусство средневековых армий». Основной мотив историка заключен в единственном предложении, которое стоит процитировать: «На 800 метрах фронта – принимая во внимание, что тогда кавалерия развертывалась в линию из трех рядов, разделенных промежутками примерно в 50 метров, – можно было максимально разместить не более 1800 всадников». Профессор определяет количество лучников в 3600, что в целом дает численность французской армии в 5400. По его расчетам, численность тяжеловооруженных воинов каждого ряда боевой линии составляла 600 человек, по фронту – два человека на три ярда. Он полагает, что каждый ряд тяжеловооруженных воинов строился в одну линию, и при этом англичане располагали своих тяжеловооруженных воинов в четыре линии (и, без сомнения, эшелонировали бы их еще глубже, если бы имели больше людей). На каком основании он полагает, что французские тяжеловооруженные воины наступали одной линией? Это, должно быть, единственное и почти неизвестное построение. Более того, в битве участвовали только два французских подразделения, выстроенные в линию, поэтому общее число тяжеловооруженных французов, вступивших в битву с англичанами, составляло всего лишь 1200 человек, 1,3 человека на один ярд фронта. Откуда тогда трупы, которые, как мы знаем, громоздились на поле боя? Если бы убили всех тяжеловооруженных воинов такой одной линии, этого было бы недостаточно, чтобы образовать груду тел, но известно, что не все воины этой линии были убиты. Помимо неизвестного числа тех французов, которых отправили после сражения домой, около двух тысяч пленных сопровождали английскую армию на марше. Откуда взялись эти пленные, если их было больше, чем участников битвы? Нет сомнений, что арбалетчиками были немногие из них, именно немногие, поскольку они принимали участие в битве эпизодично, будучи оттеснены от боя тяжеловооруженными воинами. Короче, примирить цифры Ло с общепринятым историками ходом сражения невозможно. В опровержение французского профессора я могу процитировать самое последнее исследование битвы английского историка, профессора Е.Ф. Джэкоба. Он считает, что французская армия «значительно превосходила по численности» английскую («Генрих V и вторжение во Францию»). Доктор Вюлли полагает, что французская армия превосходила по численности английскую в 10 раз, но не приводит обоснований этого заключения. Он намеревался дать свое обоснование в приложении, которое не смог написать в связи с кончиной. Перехожу теперь ко второму известному фактору: боевому построению двух армий. Известно, что английская армия строилась в одну линию, в то время как французская – в три линии или формирования, самая последняя из них тоже состояла из всадников. Но, кроме того, имелась дополнительная линия между первой и второй линиями, состоявшая из лучников и артиллерии. Если предположить, что глубина каждой линии обеих армий была одинакова, то численность французов превзойдет англичан почти в четыре раза. Однако построение французов осуществлялось, видимо, на большую глубину. Третий известный фактор – местность. Известно, что ширина между краями двух лесов была почти одинаковой на всем протяжении. В месте, куда передвинулась французская армия, она составляет 1200 ярдов. Что касается количества рядов, из которых состояла линия тяжеловооруженных воинов, то этого не могли знать ни Фердинанд Ло, ни кто-либо другой. Говоря по правде, сомневаюсь, чтобы существовало боевое построение, численность которого можно было бы определить рядами: я готов усматривать в построении скорее три скопления, чем три ровных ряда и линии, отстоящие друг от друга на много метров, причем вышеприведенное мнение предполагает, что боевые линии с самого начала были перенасыщены войсками, что бедные лучники и артиллеристы были «вытеснены» со своей линии, что теснота не позволяла тяжеловооруженным воинам применять оружие. В целом средняя глубина в начале атаки каждой боевой линии французов в пять-шесть рядов представляется вполне допустимой. Это дает их общую численность (включая лучников и т. д.) минимум 24 тысячи, что в четыре раза превосходит численность англичан. Кстати, с такой цифрой согласен лучший и наиболее надежный французский хроникер, монах из Сен-Дени, который считает, что французы превосходили англичан по численности в четыре раза. Почему же профессор Ло игнорирует своего же хроникера? Четвертый известный фактор – число потерь, если признать его за «известный» в свете противоречивых данных из разных источников. Доктор Вюлли оценивает их в 10 тысяч. Гораздо более надежным источником в этом отношении я считаю рукопись из замка Рюссовилль. Это – местный документ, и там, где в нем приводятся местные топографические данные, им следует доверять. Документ констатирует, что после битвы епископ Теруанский в сопровождении аббата Блан-жи посетил поле боя, освятил землю, на которой все еще лежали павшие воины, и велел рыть братские могилы для захоронения тел погибших. Рукопись добавляет, что были вырыты пять братских могил, в непосредственной близости одна к другой, и в каждую опустили до 1200 тел. Это означает, что в данном месте было захоронено до шести тысяч человек. Учитывая, что тела рыцарей не опускали в общие могилы, и помня, что большая часть потерь французов приходилась на первую боевую линию, а в последней их не было вовсе, общую численность французской армии следует определить от 20 до 30 тысяч человек. С разных точек зрения, следовательно, общая численность французских войск выглядит близкой к цифре 25 тысяч. Я преднамеренно выбираю эту округленную цифру, чтобы продемонстрировать «приблизительность» своей оценки. Глава 6 ВАЛЬМОН И АРФЛЕР Весь мир потрясла весть о том, как маленькая английская армия разгромила огромную французскую армию при Азенкуре. Не менее был удивлен император Сигизмунд Люксембургский (младший брат «доброго короля Венчесла», именовавшегося более справедливо королем римлян). Этот монарх стремился в первую очередь залечить Великую схизму 1378 года, создававшую скандальную ситуацию в церкви, когда правили два соперничавших папы – один в Риме, другой в Авиньоне. На данном этапе французы признавали папу в Авиньоне, а англичане – римского папу. Сигизмунд понимал, что Англия стала важной державой в Европе, без которой нельзя было решить ни одной проблемы. Поэтому он взял на себя функцию миротворца. С этой целью император посетил в 1416 году Францию, прибыв в середине марта в Париж. После бесплодных переговоров здесь в течение шесть недель он проследовал в Англию. Встречать его отправился в Дувр герцог Глостер. Обнажив меч, он в сопровождении воинов своего отряда въехал верхом в воду, в то время как лодка с императором приблизилась к берегу. Герцог заявил, что императору не будет позволено сойти на берег, пока он не откажется от претензий осуществлять юрисдикцию на английской территории. Император с готовностью обещал это и получил возможность высадиться из лодки. По прибытии Сигизмунда в Лондон английский король компенсировал нелюбезный прием императора в Дувре пышным приемом и наградил гостя орденом Подвязки. Сигизмунд, таким образом, стал первым иностранным государем, удостоенным такой чести. Возможно, то, что он воплощал душу св. Георгия, сыграло в этом свою роль. По инициативе Сигизмунда все лето велись переговоры о мире, правда бессистемно. Король Генрих решительно отстаивал положения договора в Бретиньи (который возвращал Англии всю территорию Аквитании за отказ английского короля от претензий на французский трон). Французы, возможно, согласились бы на эти условия, но они возражали против захвата королем Генрихом Арфлера. Об эту скалу и разбивались переговоры. В конце концов 15 августа Сигизмунд и Генрих подписали в Кентербери договор, в котором они поклялись в «вечной дружбе» между своими странами, в готовности поддерживать друг друга в войнах, как наступательных, так и оборонительных. Когда содержание договора получило огласку, французских правителей, естественно, охватило негодование. С их стороны было заявлено, что Сигизмунд оказался слабой политической фигурой, поддавшейся давлению английского короля. Возможно, в этом была доля истины. Но император не располагал военными средствами для оказания эффективной поддержки Англии, даже если и желал этого. С одной стороны, существовало то, что можно было бы назвать условно как буферное государство между Англией и Священной Римской империей, а именно фламандские территории герцога Бургундского. Если бы Бургундию можно было вовлечь в альянс, таким образом образовав то, что профессор Джэкоб называет «Большой тройкой», ситуация радикально изменилась бы. Генрих попытался осуществить это. Кажется, он снова следовал примеру своего прадеда в создании против Франции великого альянса, поскольку тоже заигрывал с фламандскими провинциями. Конец ознакомительного фрагмента. Текст предоставлен ООО «ЛитРес». Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (http://www.litres.ru/alfred-bern/bitva-pri-azenkure-istoriya-stoletney-voyny-s-1369-po-1453-god/) на ЛитРес. Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом. notes Примечания 1 «Очевидно, что французы опасались принца Уэльского, даже при том, что того несли на носилках». Денифле X. Опустошение церквей... во время Столетней войны 2 Принц Эдуард, видимо, преднамеренно выбрал датой штурма годовщину своей победы в битве при Пуатье 19 сентября. 3 Здесь неизбежна параллель с 1944 годом, когда немцы считали район Булони, а не Нормандию местом высадки союзников. 4 Остатки восточных ворот сохранились до сих пор. 5 Артиллерия включала несколько так называемых «машин войны», таких, как баллисты. 6 Версия приведена в книге Рене де Белеваля «Битва при Азенкуре». Однако источник я не нашел. 7 В данном случае Альбре был более проворен и эффективен, чем немцы, предпринявшие в сентябре 1944 года попытку остановить наступление британской армии от Сены к Сомме. 8 Известно, что д'Альбре пересек Сомму через несколько дней. Вполне вероятно, что оба военачальника координировали свои действия и д'Альбре поручил маршалу использовать его войска в качестве арьергарда, в то время как сам он занялся форсированием Соммы. 9 Старая резиденция Байоль. До сих пор сохранились остатки девиза и двора замка. 10 На этих позициях в 1918 году сдерживала наступление немцев 5-я английская армия. 11 Подробности дискуссии вокруг маршрута следования французской армии приводятся в приложении к этой главе. 12 Авангардом теперь командовал герцог Йорк. Хроника «Брут» объясняет это тем, что в какой-то момент король разочаровался в герцоге и Йорк, зная об этом, упросил короля назначить его командующим авангардом, чтобы доказать свою пригодность. 13 Район, куда Ольстерская дивизия прибыла в первый день битвы на Сомме. 14 Место наблюдения и сейчас довольно легко определить. 15 См. приложение к этой главе. 16 В то время французы называли деревню Аженкур, лишь впоследствии название изменили на Азенкур. 17 Это подтверждает хроника «Брут» (приложение Н): «Многие из них погибли без единого удара». Брут / Под ред. Брие. С. 555. 18 Тем не менее, последний биограф Жанны д'Арк редко упоминает Генриха V без красноречивого эпитета «горлорез». 19 Это не должно вызывать удивления, если учесть, что он также оценивал соотношение сил в битве при Креси.