Послание Джек Керли Райдер и Наутилус #1 Найдено обезглавленное тело. Затем еще одно такое же. И еще… Внизу живота каждой жертвы бисерными буквами написан зашифрованный текст. Чтобы найти убийцу, детективам команды психопатологических и социопатических исследований Гарри Наутилусу и Карсону Райдеру предстоит расшифровать эти загадочные надписи. Невероятно интересно… Невероятно страшно… Джек Керли Послание Посвящается моим родителям, Джеку и Бетти Керли От автора В интересах повествования я часто искажал названия учреждений, географических мест, всевозможных организаций и правоохранительных органов. Ко всему этому нужно относиться как к выдумке, за исключением природной красоты Мобила и его окрестностей. Любое сходство персонажей книги с реальными людьми, ныне живущими или умершими, является совпадением. Пролог За несколько секунд до самого долгожданного события во взрослой жизни Александра Колфилда – события, которое он планировал и к которому стремился долгие годы, события, знаменовавшего его восхождение к профессионализму, достойному жалованью и уважению окружающих, – его глаз начал дергаться, как у какого-то жиголо из третьесортного итальянского кинофильма. тик Колфилд мысленно выругался. Как медик, он идентифицировал у себя симптомы преходящего гемифациального спазма, когда в ответ на события, вызывающие тревогу либо таящие в себе угрозу, начинает дергаться веко. Беспокойство в такой ситуации просто нелепо, уговаривал он себя, прижмуривая противно дрожащий глаз, – в интернатуре он выполнял вскрытия сам и сотни раз ассистировал при них. Разница заключалась только в том, что это было его первое профессиональное вскрытие. К тому же в каких-то пяти метрах от него сидела она. Колфилд медленно приоткрыл глаз… тик Он искоса взглянул на доктора Клэр Пелтье. Она только что вскрыла письмо в служебной комнате зала для аутопсии и, видимо, была полностью поглощена знакомством с его содержанием. Колфилд был огорошен, он не чувствовал себя готовым, пальцы плохо слушались. На сегодня у него было запланировано повторение методических правил и встреча с новыми коллегами в местном отделении Бюро судебной экспертизы штата Алабама в Мобиле, и тут она как бы невзначай предложила ему занять ее место во время процедуры вскрытия. тик Колфилд поправил свисавшую с потолка хирургическую лампу, установил ее над телом лежавшего на столе белого мужчины средних лет и снова взглянул на доктора Пелтье. Она по-прежнему читала почту. Он вытер пот со лба, в третий раз поправил маску и внимательно посмотрел на покойника. Получится ли разрез точно посередине? Выйдет ли он прямым? И ровным? Будет ли он соответствовать ее меркам? Он вдохнул побольше воздуха и скомандовал рукам: «Все, сейчас». Бело-голубые внутренности раскрылись перед ним от лобковой кости до грудины, словно занавес. Чисто и ровно, как в учебнике. Колфилд снова бросил взгляд на доктора Пелтье. Теперь она уже следила за ним. тик Доктор Пелтье улыбнулась и вернулась к своей корреспонденции. Колфилд спрятал страх в дальнем уголке сознания и сконцентрировался на осмотре и взвешивании внутренних органов. Свои заключения он произносил вслух: они записывались на диктофон, чтобы потом можно было сделать распечатку. – При первичном осмотре ткани миокарда представляются нормальными по размеру и толщине стенок. Состояние миокарда в области левого желудочка указывает на перенесенный инфаркт… Знакомые слова и картины возвращали Колфилда в привычную колею. Он даже не заметил, что глаз прекратил дергаться. – …печень имеет крапчатую окраску, ранняя стадия цирроза… почки без отклонений… Этого мужчину нашли во дворе его дома после звонка в службу 911. Работники «скорой помощи» предприняли методы интенсивной терапии, применяемые при сердечном приступе, но в университетскую клинику неизвестного доставили уже как «скончавшегося по пути в больницу». Первые выводы Колфилда подтверждали версию обширного инфаркта, хотя неповрежденные ткани на вид выглядели здоровыми, без следов атеросклероза. Колфилд двинулся в глубь брюшной полости. – В нисходящей ободочной кишке наблюдается непроходимость… Колфилд сжал выпуклость внутри, кишки. Предмет был твердым, правильной формы, явно изготовленным человеком. Ничего необычного в этом не было: персонал «скорой помощи» постоянно привозил к ним своих пациентов, чтобы извлечь вибраторы, свечи, овощи и всякие тому подобные штуковины; люди в своей тяге к сексуальным наслаждениям бывают чрезвычайно изобретательны. – Скальпелем номер десять выполняется вертикальный разрез длиной десять сантиметров во внешней стенке нисходящей ободочной кишки… Колфилд сдавил кишку, чтобы вытолкнуть наружу то, что стало причиной закупорки. – Виден серебристый предмет цилиндрической формы, напоминающий фрагмент корпуса электрического фонаря… В разрезе кишки блестел влажный металл, один конец которого был покрыт черной краской. Нет, это не краска, а изоляционная лента. Что-то угрожающее было в этом предмете. От него веяло опасностью. тик Он услышал, как отодвинулся стул и раздался стук высоких каблуков доктора Пелтье. Она подошла и прислушалась. Его пальцы углубились в разрез и ухватили странный предмет. Он легко скользнул было наружу, но затем словно уперся. Колфилд плотнее сжал его пальцами и потянул сильнее. тик Ослепительно-белая вспышка и черный провал… Голова Колфилда резко откинулась назад, и он упал спиной на пол. Перед глазами поплыл красный туман и дым. Через рев в ушах прорвался женский вопль. Кто-то размахивал над ним тупой палкой, дубинкой. Нет, не дубинкой… Свет еще дважды вспыхнул, и наступила темнота. Когда результаты вскрытия переводились с диктофона в печатный вид, фонотипист Мари Маноло засомневалась, нужно ли включать туда последние пять слов доктора Колфилда. Но, приученная доктором Пелтье работать бесстрастно и скрупулезно, она закрыла глаза, сделала глубокий вдох и продолжила: «Мои пальцы… Где мои пальцы?…» Глава 1 – Поздно вечером мужик прогуливает свою собаку… Я смотрел на Гарри Наутилуса, который, облокотившись на стол для вскрытий, рассказывал столетний бородатый анекдот, Самый Смешной в Мире, десятку слушателей, державших в руках завернутые в салфетки чашки и пластиковые стаканчики. Большинство из них были чиновниками из нашего города Мобил или одноименного округа. Двое – практикующими юристами, выступающими в суде со стороны обвинения, разумеется. Из копов были только мы с Гарри. Вокруг топталась целая куча церковных сановников, в основном в зоне рисепшн, где и были запланированы основные события по освящению морга. Торжественное разрезание ленточки состоялось час назад, причем ленточка была золотистого цвета, а не черного, как предполагали вслух остряки. – Что за собака? – спросил Артур Петерсон. Петерсон был заместителем прокурора, и вопрос его прозвучал, как возражение в суде. – Дворняга, – бросил Гарри, скосив глаз в сторону перебившего. – Мужик прогуливает по улице свою шавку по имени Фидо, как вдруг замечает человека, стоящего на четвереньках под фонарным столбом. Гарри пригубил пиво, облизнул пену с усов, торчавших вперед, словно ковш бульдозера, и поставил стакан на стол – туда, где должна лежать голова трупа. – Любитель собак спрашивает у этого человека, не потерял ли он чего. «Да, – отвечает тот, – потерял, у меня выскочила контактная линза». Мужик привязывает Фидо к телефонному столбу и тоже становится на четвереньки, чтобы помочь. В итоге они обыскали под этим фонарем все вдоль и поперек. Через пятнадцать минут собачник говорит: «Приятель, что-то я ее нигде не вижу. Ты уверен, что она выпала именно здесь?» – «Нет, – отвечает мужчина, – я потерял ее в парке». – «В парке? – взревел собачник. – Тогда какого же черта ты ищешь ее на улице?» – Гарри сделал короткую паузу. – А человек показывает на фонарь и отвечает: «Так тут освещение лучше». Гарри расхохотался, причем этот музыкальный смех никак не соответствовал чернокожему парню с телосложением паровоза. Слушатели вежливо захихикали. Привлекательная рыжеволосая женщина в темно-синем брючном костюме нахмурилась и сказала: – А я не поняла. Почему это считается самым смешным анекдотом в мире? – Просто он имеет двойной смысл, – ответил Гарри. Правая половина его усов вызывающе ощетинилась, а левая презрительно поникла. – Когда у людей появляется выбор, искать ли потерянное на ощупь в темноте или надеяться легко обнаружить его на свету, они в девяносто девяти случаях из ста выбирают свет. Петерсон вопросительно приподнял свою прокурорскую бровь. – Так кто же этот сотый парень? Тот, который всегда идет на ощупь в темноте? Гарри ухмыльнулся и кивнул в мою сторону: – Он. Я замотал головой, повернулся к Гарри спиной и отправился на рисепшн. Там было шумно и многолюдно, местные VIP-персоны толкались, как куча мышей в ведре, пытаясь пробиться на место рядом с Еще Более Важной Персоной или оказаться перед камерами теленовостей. Гости в три слоя облепили стол с закусками. Я сам видел, как тучная женщина в вечернем наряде, сунув в сумочку два бутерброда, озадаченно замерла перед тефтелями в подливе. В нескольких метрах раскрасневшийся окружной комиссар полиции гордо вещал перед тележурналистами. – …рад приветствовать вас на освящении нового оборудования… один из самых уникальных в стране… горд, что в свое время проголосовал за основание… трагедия доктора Колфилда должна всегда напоминать нам о бдительности… Я заметил в другом конце зала Уиллета Линди и, нырнув в водоворот тел, принялся пробираться в его сторону, извиняясь направо и налево. Репортерша с «Канала 14» сначала уставилась на меня, а затем встала у меня на пути. – А я ведь вас знаю, верно? – сказала она, прикасаясь алым ногтем к губам. – Вы принимали участие в том довольно громком деле несколько месяцев назад. Стоп, не подсказывайте, сейчас вспомню… Я быстро повернулся и сбежал от нее, удивляясь собственной популярности. Уиллет Линди стоял у стены и потягивал что-то слабоалкогольное. Я вырвался из кружившего вокруг потока и присоединился к нему. – Как в «Уолмарт»[1 - Сеть однотипных универсальных магазинов, где продаются товары по ценам ниже средних; крупнейшая сеть розничной торговли в стране. (Здесь и далее примеч. пер.)] за три дня до Рождества, Уилл, – сказал я, ослабляя галстук, и поморщился, заметив, что на рубашку капнуло что-то темное. По той же вселенской неотвратимости, согласно которой бутерброд всегда падает маслом вниз, пятно это никак нельзя было спрятать под спортивной курткой. Линди ухмыльнулся и слегка подвинулся, освободив для меня кусочек стены, к которой можно было прислониться. Мне было двадцать девять, ему – на четыре года больше, но благодаря лицу гнома и редеющим волосам он выглядел старше меня минимум лет на десять. Линди выполнял в данном учреждении немедицинские функции, такие как снабжение и техническое обслуживание. Мы были знакомы уже около года – с того момента, как статус детектива сделал меня причастным к тайнам морга. – Славно обновили это местечко, – сказал я. – Выглядит как с иголочки. Мне приходилось говорить вниз, поскольку рост Линди где-то метр семьдесят, а я выше его сантиметров на пятнадцать. Это было не очень трудно: шутили, что наклоняться у меня получается очень естественно – как у большой марионетки на ослабленных нитках. Линди кивнул. – Косметический ремонт – это пустяки. Мы заменили многое из оборудования. Плюс у нас появилось кое-что, чего здесь раньше не было… – Он ткнул пальцем в точку на потолочной плитке. – Камеры системы безопасности. Миниатюрные. Если снова произойдет что-то вроде истории с Колфилдом, саперы смогут увидеть всю сцену со стороны. Колфилду, начинающему патологоанатому, изувечило руку бомбой, предназначавшейся человеку, который был уже мертв, – жуткий случай, остававшийся нераскрытым вот уже шесть месяцев. – Что-то копов здесь немного, Уилл, – сказал я, чтобы сменить тему. Линди протестующе приподнял брови. – Шеф полиции со всеми своими помощниками, пара капитанов… Да, но я-то имел в виду копов, и у меня не было времени – а скорее, желания – объяснять ему, в чем заключается разница. Как нарочно проходивший мимо капитан Терренс Скуилл заметил меня и вернулся. В прошлом мы с ним едва обменивались междометиями – он стоял настолько выше меня по служебной лестнице, что приходилось задирать голову, чтобы посмотреть на подошвы его ботинок. – Райдер, вы? Какого черта вы здесь делаете? Взгляд его остановился на моей испачканной рубашке, и он брезгливо поморщился. Начальник следственного отдела был подтянутым, щеголеватым мужчиной – правда, правильные черты его лица и влажные женственные глаза почему-то вызывали в памяти актрису сороковых годов Орин Хатч. Узел на его галстуке был таким тугим и симметричным, что казался вырубленным из мрамора. Я мало что понимал в серых костюмах, но подозревал, что как раз сейчас вижу костюм, сшитый на заказ. – Я получил приглашение и решил, что иду сюда представлять наш участок, сэр. Он наклонился ко мне и понизил голос. – Это мероприятие не для младшего состава. Вы что, уболтали какую-то девку из муниципалитета под шумок внести ваше имя в список приглашенных? Или просто просочились через заднюю дверь? Я удивился тому, сколько злости было в его глазах, – и это при том, что губы продолжали любезно улыбаться. Любой, кто видел нас со стороны, определенно решил бы, что мы говорим о футболе или рыбалке. – Я никогда никуда не просачиваюсь, – сказал я. – Как я уже сказал, я получил… Тут в разговор вмешался Линди. – Какие проблемы, капитан? – Что здесь происходит, мистер Линди? – Детектива Райдера пригласила доктор Пелтье. Она также пригласила его напарника, детектива Наутилуса. Скуилл обиженно поджал губы, словно собираясь что-то сказать или плюнуть, после чего помотал головой и растворился в толпе гостей. Я тут же выбросил этот инцидент из головы, сказал, что хотел бы поблагодарить доктора Пелтье за приглашение, и нырнул в толпу. Клэр стояла в дверях своего кабинета и разговаривала с генеральным прокурором Алабамы и его сопровождающими. Черное платье оттеняло ее кожу – бархат на фарфоре. Я получал удовольствие, глядя на то, как она владеет аудиторией. Этой потрясающей сорокачетырехлетней женщине с черными, как антрацит, коротко подстриженными волосами и голубыми, словно лед, глазами, доктору Клэр Пелтье, начальнику местного отделения Бюро судебной экспертизы штата Алабама в Мобиле, не хватало только копья и лат, чтобы смело претендовать на главную роль в опере Вагнера. Несколько лишних килограммов на ее плечах и бедрах только усиливали это впечатление. Когда прокурор со своей свитой чинно удалился, я подошел к ней. На высоких шпильках она была со мной практически одного роста. – Уилл Линди говорит, что своим пребыванием здесь я обязан вам, – сказал я, поднимая свою чашку почти до уровня этих поразительных глаз. – Спасибо. – Не стоит благодарности, Райдер. Список гостей был отчаянно перегружен полицейским начальством. Приглашена пресса, и я решила, что присутствие нескольких детективов будет вполне уместным. Я выбрала вас с детективом Наутилусом, потому что после дела Эдриана вы стали узнаваемы. Карсон Райдер и Гарри Наутилус – символические детективы, и просто так попасть в список «А» для них слишком жирно. Я сомневался, что нас еще могут узнавать; как показало пересечение с репортершей, в сознании прессы, ориентированном на настоящее время, дело годичной давности оказывается где-то между завоеванием Англии норманнами и промышленной революцией. Тем не менее я снова принялся благодарить доктора П., но тут меня оттер плечом в сторону какой-то сверхэнергичный младший прокурор, желающий представить свою смешливую невесту «одной из лучших в стране женщине медицинскому эксперту». Отходя от нее, я улыбался. Это же надо: лучшая в стране женщина медицинский эксперт… За такие слова Клэр просто съест этого маленького мерзавца с потрохами, когда они будут работать вместе в следующий раз. Тяжелая черная рука сжала мое плечо. Гарри. – Обрабатываешь толпу, амиго? – спросил я. Он подмигнул. – На такие тусовки, Карс, все политики и рвущиеся в политику приходят с подспудным чувством вины, так что выжать из них хотя бы немножко молока просто невозможно. Молоко было у Гарри специальным термином, обозначающим конфиденциальную информацию относительно участка и событий в нем. Хотя сам он политических интриг не любил, зато обожал сплетни, и этого самого молока у него всегда было больше, чем от целого стада породистых коров. Он склонился ко мне и зашептал: – Прошел слух, что шеф Хирам отбывает и уже следующей весной нас покидает. Самое позднее – летом. – Он что, начал брать уроки танцев? – Манера Гарри периодически начинать говорить в рифму меня то изумляла, то раздражала. Сегодня – как раз раздражала. – Выход на пенсию, Карс. На два года раньше срока. Три года я был патрульным полицейским на улице и еще год – детективом. Хотя я и знал о сложных взаимоотношениях внутри участка, меня они как-то не интересовали. Гарри посвятил пятнадцать лет изучению всего этого буквально на молекулярном уровне, а мне в подобных вопросах требовался переводчик. Перед тем как высказать свое компетентное мнение относительно того, чего следует ожидать в ближайшем будущем, Гарри выдержал паузу. – Грядут властные игры, Карсон: задвигание конкурентов, предательские удары в спину и откровенная ложь. Люди, которые до этого только бумажки перекладывали, начнут строить из себя крутых, каких еще свет не видывал. – И какая часть этого дерьма свалится конкретно на наши головы? – спросил я. Гарри сердито взглянул на свой пустой стакан и решительно двинулся в сторону бара; толпа расступалась перед ним, словно морские воды перед Моисеем, хоть Моисей этот и был негром в широких розовых брюках и красной рубашке. – Мы, дружище, можем не волноваться и потом не обливаться, – бросил он через плечо. – Мы с тобой находимся слишком низко на служебной лестнице, чтобы нас достали эти потоки грязи. В моем стакане с холодным чаем остался только лед. Я выловил кубик и провел им по потному лицу и затылку. Посреди ночной жары эффект был потрясающим: холодное прикосновение льда и вяжущий привкус танина. Маленькие радости, подумал я и со вздохом откинулся на спинку шезлонга. Над головой горел подернутый дымкой горбатый месяц с расплывчатыми очертаниями, воздух был перенасыщен влагой. После церемонии повторного освящения морга прошло уже несколько часов, и я, закинув босые ноги на перила веранды, любовался золотым пером нефтяной буровой вышки с газовым факелом наверху, видневшейся в трех милях через залив. Огонь на черной воде выглядел так же экзотично, как попугай в зарослях соснового леса. Я живу на острове Дофин, в тридцати милях к югу от Мобила, причем несколько из этих миль – по воде. По местным меркам жилище мое скромное до неприличия – коттедж на две спальни на сваях, вбитых прямо в песок пляжа, – но любой риелтор оценит его в четыреста тысяч. Когда моя мама три года назад умерла, она оставила мне достаточно денег, чтобы провернуть эту сделку. Это был момент, когда мне требовалось безопасное уединение, а что может быть лучше, чем коробка посреди песка на острове? Зазвонил телефон. Я машинально похлопал по тем местам, где должны были быть карманы, если бы я был одет, потом взял трубку со стола. Это был Гарри. – Нас ждут на месте убийства. Возможно, для ПИС-ПИС пришло время выхода. – С первоапрельскими розыгрышами, Гарри, ты опоздал на пару месяцев. Что там на самом деле? – Это наш инаугурационный бал, напарник. В центре города объявилось тело, которое ищет свою голову. Мы с Гарри служили детективами Отдела убийств в первом округе Мобила и были напарниками, а в силу бессмысленной жестокости, которая имеет место в любом городе, где бедность и достаток тесно переплетаются, работа у нас была всегда. Но работали мы в своем округе только в тех случаях, если, в соответствии с пересмотренными методическими указаниями, убийца проявлял «явные признаки психопатологических или социопатических тенденций». Тогда, независимо от юрисдикции, на сцену выходила команда психопатологических и социопатических исследований. Эта команда ПСИ, которую у нас в участке, понятное дело, называли ПИС-ПИС, состояла из Гарри и меня, да еще, возможно, парочки специалистов, которых мы могли привлекать в случае необходимости. Хотя само это подразделение существовало в основном на общественных началах – и не было задействовано, – были в участке люди, которым это не нравилось. Вроде меня, если говорить конкретно. – Давай туда как можно быстрее, – сказал Гарри, продиктовав мне адрес. – Я встречу тебя снаружи. Включай сирену и мигалку. Не тяни, жми на газ и лети пулей. – Не хочешь, чтобы я по дороге заехал за молоком и булкой для тебя? Но он уже отключился. Я впрыгнул в джинсы, натянул еще достаточно свежую белую рубашку, в которой был на вечеринке, а сверху набросил кремовый полотняный пиджак, чтобы прикрыть ремни кобуры на плече. Я слетел вниз по ступенькам, забрался в свой «Форд-Таурус» без полицейских опознавательных знаков, стоявший под домом, и рванул с места, подняв фонтан песка и битых ракушек. Пока я не пересек чернильную полоску воды, отделявшую остров от материка, мигалка и сирена отдыхали, а после я врубил световое и звуковое шоу на полную и вдавил педаль газа в пол. Тело находилось в небольшом парке в юго-западной части Мобила – пять акров посадки из дубов и ореховых деревьев, окруженных постройками начала прошлого века, отражавшими постепенное движение города от упадка к облагораживанию территорий. Напротив парка стояли три патрульные машины с включенными мигалками плюс микроавтобус технической службы. Два автомобиля без полицейской маркировки пристроились по бокам блестящего черного внедорожника, в котором, как я решил, приехал Скуилл. Здесь же был фургончик вездесущей службы новостей с задранной вверх спутниковой антенной. Впереди, метрах в пятнадцати, я увидел Гарри, который направлялся к входу в парк. Я остановился и, выйдя из автомобиля, тут же угодил в засаду: в глаза мне внезапно ударил яркий свет телекамеры. – Это ДиДи Денбери, «Новости Экшн Четырнадцать». Я нахожусь перед парком Боудери, где было найдено обезглавленное тело. Рядом со мной детектив Карсон Рай дер из… Я хмуро глянул на камеру и выругался, использовав при этом слова трех действительно существующих языков и еще одного, придуманного только что, на месте. Больше всего на свете репортеры не любят, когда их перебивают. Репортерша оттолкнула меня в сторону. – Блин, – бросила она оператору. – Стоп! Я догнал Гарри, и молодой патрульный, охранявший вход в парк, внимательно посмотрел на меня. – Вы ведь Карсон Райдер, верно? Я опустил глаза и промямлил что-то невнятное, что можно было расценить как угодно. Ткнув пальцем в свою форму, патрульный спросил у Гарри: – Что мне сделать, чтобы поскорее избавиться от этого, как это получилось у Райдера? – Нужно, чтобы ты был либо чертовски хорош, либо абсолютно безбашенным, – бросил через плечо Гарри. – А Райдер какой? – не отставал молодой полицейский. – Хороший или ненормальный? – Хватает и того, и другого, черт побери! – рявкнул Гарри. И, обращаясь ко мне, уже спокойнее добавил: – Поторопимся. Глава 2 Криминалисты привезли с собой на место происшествия переносные прожекторы, настолько мощные, что их света было бы вполне достаточно, чтобы посадить «Боинг-757», причем все освещение было сконцентрировано на участке размером метров семь на семь, где кое-где торчали кусты в рост человека. Вокруг высились деревья, закрывавшие практически все небо. На каждом шагу нас подстерегало собачье дерьмо. Метрах в десяти от этого места парк пересекала извилистая бетонная дорожка. Возле ограды, отделявшей парк от улицы, теснилась все растущая толпа зевак: пожилая женщина, теребящая в руках носовой платок, держащаяся за руки молодая парочка, с полдюжины потных бегунов трусцой, которые продолжали пританцовывать на месте. Внутри огороженного лентой участка работали двое экспертов: один из них склонился над жертвой, второй что-то рассматривал у соседнего дерева. Гарри направился к толпе в поисках свидетелей. Я остановился возле желтой полицейской ленты и осматривал место происшествия с расстояния в несколько метров, со стороны. Тело лежало в траве навзничь, как будто человек просто заснул: ноги слегка разведены, руки вытянуты по бокам. Под безжалостными лучами прожекторов оно выглядело почти сюрреалистично: цвета казались слишком яркими, очертания – слишком резкими, словно фигуру вырезали ножницами из другого мира и наклеили в этом. Одежда была легкомысленной, вполне в духе весеннего вечера: джинсы без ремня, коричневые парусиновые туфли на толстой каучуковой подошве на босу ногу, белая футболка с логотипом «Олд нейви». Рубашка была задрана, змейка на джинсах расстегнута. Над телом склонился эксперт по обследованию мест преступления, старший криминалист Уэйн Хембри. Негр, тридцати пяти лет, тощий, как бесплатная похлебка для бедняков. У Хембри было круглое, как луна, лицо и внушительная лысина. Он сидел на корточках, плечи его судорожно подергивались. На лбу блестели капельки пота. – Ничего, если я пройду здесь, Бри? – обратился я к нему. Не хотелось наступить на что-нибудь важное. А также вступить в собачье дерьмо. Хембри кивнул, и я проскользнул под лентой. Как-то один старый патрульный полицейский, который по эту сторону нашего городского ада видывал все, сказал: «Когда найдешь голову без тела, Райдер, это, конечно, необычно, но все же в этом есть какая-то целостность. Когда же находишь тело без головы, от этого одновременно и в дрожь бросает, и очень тоскливо становится – так это все одиноко выглядит, понимаешь?» Теперь я понял, что он имел в виду. За четыре года службы в полицейском участке Мобила каких только я трупов ни видел – с огнестрельными ранениями, с колотыми ранами, утопленников, изувеченных в автокатастрофах, было даже тело, у которого кишки вывались наружу и лежали рядом, – но вот без головы среди них не встречалось. Старый коп очень точно подметил: тело было абсолютно одиноким, как первый день сотворения мира. Меня передернуло, но я надеялся, что никто этого не заметил. – Его убили здесь? – спросил я у Хембри. Он пожал плечами. – Не знаю. Могу только сказать, что обезглавлен он был там, где лежит сейчас. Ребята из медэкспертизы считают, что часа два-три назад. Это позволяет установить время убийства – между восьмью и десятью часами вечера. – Кто его нашел? – Молодежь, подростки. Пришли перепихнуться, а тут такое дело… Позади меня послышались шаги. Капитан Скуилл вместе со своей неуклюжей и вездесущей тенью, сержантом Эрлом Барлью. Барлью как всегда, жевал газету. У него в кармане лежала страница «Мобил Реджистер», он отрывал от нее по кусочку и совал в свои кукольные губы. Мне всегда хотелось спросить, существует ли какая-то разница в зависимости от содержания: может, спортивные обзоры противнее, чем редакторские статьи? Или они для него все на вкус, как курятина? Но затем я взглянул в крошечные глазки Барлью, белесые, как мясо устрицы, и решил, что, видимо, лучше сделать это в другой раз. – Посмотрите-ка, капитан, – сказал Барлью, – кто пришел: наш детектив мгновенного действия! Как мгновенно растворимый кофе – стоит только подставить подходящий заголовок, и можно уже размешивать. Он вытер потное лицо, черты которого были слишком мелкими для такой головы, – получилось, что Барлью на мгновение исчез, спрятавшись за собственной ладонью. – Убийство голубого из мести, – сказал Скуилл, глядя на распростертое тело. – Они ведь обожают все кромсать, верно? Место подходящее, парк после наступления темноты – как раз то, что надо. Народ в этом районе живет небедный, с амбициями; в двух кварталах отсюда дом члена городского совета миссис Филипс; улица патрулируется в основном именно там, чтобы ей спалось спокойно… Я и раньше слыхал, что у Скуилла есть своя манера общения для каждой аудитории. С копами в форме в трех метрах отсюда он сыпал жаргонными словечками из фильмов о полицейских. Унылое зрелище, подумал я, когда полицейский руководитель, прослуживший семнадцать лет, изо всех сил старается вести себя как коп, вместо того чтобы просто быть им. – …убийца врубил жертву по чердаку или врезал ему по шапке. Затем преступник вытаскивает лезвие и отрезает голову. – Скуилл показал на окружавшие нас кусты. – Несуб бросил тело здесь, и его не было видно со стороны. Я едва сдержался, чтобы не закатить глаза. Несуб – это сокращенно «неизвестный субъект», словечко, которым направо и налево разбрасываются эти типы из ФБР. Несуб было из феджарга – жаргона федералов. – Он был убит и обезглавлен именно здесь? – спросил я. – У вас что, проблемы со слухом, Райдер? – ответил Скуилл. Хотя тело лежало под кустом, усеянным меленькими белыми цветами, лепестков на нем не было. Сразу за лентой ограждения находились заросли точно таких же кустов. Я подошел и упал на них. – Что это он делает, черт побери? – раздраженно спросил Скуилл. Я поднялся и принялся внимательно изучать лепестки на своей рубашке. Хембри переводил взгляд с меня на тело и обратно. – Если бы жертва упала через кусты, на теле были бы лепестки, но они… – Он посмотрел на труп и землю рядом с ним. – На самом теле они отсутствуют, хотя есть вокруг него. Преступник отодвинул ветки в сторону, поэтому на труп ничего и не упало. Похоже, нашего друга затащили в эти кусты. Я стоял, вглядываясь в заросли. – Или вытащили из них. – Бред какой-то, – буркнул Скуилл. – Зачем вытаскивать тело из надежного укрытия? Коренастый помощник Хембри вытащил фонарик и залез под кусты. – Дайте-ка я посмотрю, что тут у нас. Скуилл взглянул на меня. – Несуб заманил жертву и бросил тело в кустах, Райдер. Если бы не эта парочка сексуально озабоченных подростков, труп оставался бы там, пока не начал смердеть. – Я не уверен, что его прятали, – сказал я и, прикрывая ладонью глаза от света прожекторов, посмотрел сквозь ветки дубов и свисавший с них бородатый мох на яркий уличный фонарь в пятнадцати метрах отсюда. Потом опустился на землю и взглянул на фонарь через листву еще раз. – Можно выключить этот свет? – спросил я. Скуилл театрально всплеснул руками. – Нет, Райдер. Нам нужно делом заниматься, а с собаками-поводырями и палочками, как у слепых, мы сделать ничего не сможем. – Он взглянул на полицейских в форме, ожидая, что они посмеются его шутке, но они дружно смотрели на уличный фонарь. – А знаете, – сказал Хембри, – погасите-ка прожекторы. Скуилл не мог командовать техническим персоналом, и это его бесило. Он отвернулся и что-то шепнул Барлью. По движению его губ я понял, что одно из произнесенных им слов было ниггер. – Скажи медикам и патрульным, – крикнул Хембри своему помощнику в фургончике судебной экспертизы, – чтобы погасили огни на машинах. А потом выруби эти прожекторы. Фары автомобилей погасли, горели только переносные прожекторы. Когда выключили и их, понадобилось несколько секунд, чтобы глаза привыкли к темноте. Я увидел то, что и ожидал: тонкий луч света от фонаря пробивался через ветки между двух больших кустов и освещал лежавшее на земле тело. – Его не прятали, – сказал Хембри, оценивая угол обзора. – Любой, кто шел по тропинке, мог на этом повороте взглянуть направо и увидеть труп. Сложно не заметить белую футболку. – Умозрительный бред, – сказал Скуилл. Эксперт, который ползал под кустами, наконец подал голос: – Здесь свежая кровь. Подайте мне набор для вещественных доказательств и фотокамеру. – Завалили в темноте и вытащили на свет, – сказал Хембри и подмигнул мне. Полицейские согласно закивали. Когда на месте преступления вновь зажглись прожектора, Скуилла и Барлью здесь уже не было. Я продемонстрировал свой коронный трюк из области американского футбола, финт в зоне защиты: энергично приземлил невидимый мяч в зачетной зоне и триумфально вскинул руку, чтобы хлопнуть о поднятую пятерню Гарри, как мы делали это обычно. На он только сжал кулаки в карманах, буркнул: «Давай пошли!» – и повернулся ко мне спиной. Мы познакомились с Гарри Наутилусом пять лет назад в центральном помещении для арестованных штата Алабама – мы оба находились там как посетители, а не как обитатели этого учреждения. Я приехал из Таскалусы, чтобы взять у нескольких заключенных интервью для дипломной работы на звание магистра психологии. Гарри прибыл из Мобила, чтобы выкачать информацию из арестованного, которому, к сожалению, за пару часов до этого перерезали сонную артерию. День для Гарри складывался крайне неудачно. Когда он проходил мимо меня в узком коридоре, мы столкнулись, и от этого расплескался его кофе. Он внимательно изучил то, как я одет, – синие джинсы, зеркальные темные очки в красной оправе, выцветшая бейсболка, стрижка собственного исполнения, – и спросил у охранника, кто выпустил эту здоровенную тупую деревенщину из камеры. Я только что вышел после двух часов общения с хвастливым гомосексуалистом и тут же направил всю свою сублимированную агрессию в нос Гарри. Хохочущие охранники растащили нас, прежде чем он успел меня задушить. После этого мы оба чувствовали себя очень неловко, смотрели в пол, бормотали извинения, сбивались, объясняя, что именно привело нас в тюрьму в этот день и спровоцировало всплеск темперамента, как у подавленных питбулей. Идиотизм ситуации в конце концов привел к тому, что мы начали хохотать, а день закончили в баре мотеля, где жил Гарри. После нескольких хороших глотков Гарри пустился в полицейские рассказы, удивив и заинтриговав меня. Я ответил историями из своих последних интервью с известными психопатами и социопатами Юга. По поводу моих интервью Гарри пренебрежительно махнул рукой. – За всем этим скрывается мания величия и желание поболтать. Репортеры, психиатры, ребята из колледжей вроде тебя… Всем им психи рассказывают именно то, что те хотят услышать. Это такая игра. – А вы слышали о деле Альберта Мирелла, детектив? – спросил я, имея в виду психопата-педофила, с которым я провел отвратительных два часа. – Его последняя жертва была из Мобила, ученик колледжа? Ты говорил с Миреллом и не добился ничего, кроме самодовольных ухмылок и всякого бреда, верно? Я понизил голос и рассказал Гарри, о чем поведал мне Мирелл, капая слюной и заламывая под столом руки. Гарри наклонился вперед, наши лбы почти соприкасались. – Такие вещи во всем мире знают человек десять, не больше, – прошептал он. – Что же это происходит, черт побери? – Думаю, я его разговорил, – сказал я, искренне веря, что так оно и было. Гарри долго пристально рассматривал меня. – Давай не терять связи, – наконец произнес он. В то время моя мама еще не умерла, а сам я был малоимущим студентом университета штата Алабама. Тем не менее раз в две недели я приезжал в Мобил либо Гарри наведывался ко мне в Таскалусу. Мы брали по курице и долго разговаривали о его разваливающемся браке или моем все утихающем интересе к студенческой жизни – после шести лет учебы и четырех перемен профилирующей дисциплины. Мы со всех сторон обговаривали аспекты занимавших его дел или обсуждали мои самые дикие интервью с преступниками. А иногда просто сидели молча и слушали блюз или джаз, и это было ничуть не хуже. Так продолжалось где-то месяца три. Однажды вечером Гарри высказался по поводу моей еды, обычно состоявшей из риса с бобами. А чтобы отправиться за пивом, мне пришлось перевернуть все подушки на диване в поисках мелочи. – Ассистент преподавателя, похоже, не самое высокооплачиваемое занятие? – заметил он. – В основном, оно вообще неоплачиваемое, – поправил его я. – Но зато это компенсируется нехваткой таких рабочих кадров. – Возможно, когда-нибудь ты станешь знаменитым психиатром, Карсон Фрейд, и будешь управлять огромным старым «мерседесом». – Вероятнее всего, то, чем я на самом деле смогу когда-нибудь управлять, будет труба на какой-нибудь нефтяной вышке, – ответил я. – Это ты к чему? – Думаю, из тебя получится хороший коп, – сказал Гарри. Через десять минут после того как мы покинули парк, я проследовал за Гарри в дальнюю кабинку в «Кейкс Лаундж», темного салуна для обитателей дна, затесавшегося между фабрик и складов на берегу бухты. Два-три человека довольно непрезентабельного вида в одиночестве выпивали у стойки бара, несколько компаний сидели в кабинках. Два подвыпивших субъекта играли в бильярд. – Почему здесь, почему не «У Флэнегана»? – спросил я, морща нос. В «Кейкс» стоял такой запах, словно тут не проветривалось лет десять; «У Флэнегана» подавали недорогие напитки, приличное гумбо,[2 - Гумбо – похлебка из стручков бамии с мясом, курицей, крабами, томатами, креветками и устрицами, сдобренная специями и травами.] и там толкалось много копов. – Там может быть Скуилл, а именно о Скуилле нам и нужно поговорить. Этот фокус с лепестками и освещением был тупейшей выходкой. Зачем тебе понадобилось затмевать его на глазах у всех? – Никого я не затмевал, Гарри, я вел расследование. У нас имеется парень без головы, а Скуилл с ходу выплеснул все, что взбрело ему в его голову. Что я, собственно, должен был делать? – Возможно, следовало обрисовать ситуацию и подбросить несколько версий, чтобы он поверил, что это его идея. Ты ведь вроде психологию изучал… Или я что-то путаю? – Явление, когда голову Скуилла осеняют мысли, относится к области парапсихологии, Гарри, а это как раз то немногое, чем я никогда не занимался. Гарри прищурил глаз. – Скуилл съел собаку на интригах, Карсон. Если ты его достанешь, все, что от тебя останется, – это красная клякса на воде. И тут я задал вопрос, который крутился у меня в голове уже около года. – А как, собственно, такие проныры, как Скуилл, становятся начальниками Отдела расследований? С таким же успехом я мог бы просто признаться в собственной тупости, и Гарри сокрушенно закрыл лицо руками. – Карсон, я тебя просто обожаю, мой аполитичный соплеменник. Ты что, в самом деле не понимаешь? – Слабая рука руководства? – Ты, Карсон! Это ты поставил капитана Терренса Скуилла туда, где он находится сегодня. Гарри встал и собрал бутылки со стола. – Я возьму еще пару пива, приятель, и проведу урок истории. Похоже, он может тебе очень пригодиться. Глава 3 Гарри начал свою лекцию еще на полпути от бара. В руке его позвякивали две бутылки. – Много лет Скуилл был простым лейтенантом, который перекладывал бумажки в Отделе преступлений против собственности, бездельником с единственным талантом: связи с общественностью. Он выступал в школах, на собраниях местных общин, на открытиях торговых центров, на церковных мероприятиях… – Гарри поставил пиво на стол и сел. – Он шлифовал свои навыки, пока стал в участке человеком для общения с прессой, так сказать, по умолчанию. Большинство людей подобная ситуация не устраивает… Я кивнул. – Это отодвигает старших начальников с первого плана и, как правило, бесит их. – В колледже я не раз наблюдал, как из-за зависти карьера преподавателя рушится буквально накануне подписания с ним бессрочного контракта. – Но только не для Скуилла. Этот ублюдок точно знал, когда делать ставку на начальство. Более того: когда на участке случался какой-нибудь конфуз и руководство пыталось уйти в тень, Скуилл старался стать центром внимания и вызывал огонь на себя. – Скуилл? – удивился я. – Грудью под пули? – Пресса любила его, зная, что он всегда будет кающимся, раздраженным и колоритным, – то, что он продолжает продавать и сегодня. «Капитан полиции Мобила говорит, что ошибочный арест очень обеспокоил весь участок; новости, вечерний выпуск…», «Высокопоставленный офицер полиции называет критику Американского союза защиты гражданских свобод «хныканьем испорченных младенцев»; наш обзор на четвертой странице…». И так далее, и тому подобное. Гарри взял спички из пепельницы и принялся вертеть их в руках. – Затем начал свои шалости Джоел Эдриан. Тесса Рамирес… Джимми Нэрли… После гибели Портеров ситуация стала взрывоопасной. Но следствие зашло в тупик. Ты не представляешь, как хреново все тогда было… – А кто обнаружил Тессу, Гарри? Кто стоял в кишащем крысами канализационном коллекторе и смотрел на ее тело? Он покачал головой. – Я не это имел в виду, дружище. Мы сейчас говорим о политике. Звонки с требованием отставки. Люди, открыто оскорбляющие шефа полиции в продуктовом отделе супермаркета. Пресса трамбует нас, как хочет. Каждый старается ткнуть обличающим перстом в другого, и тут внезапно появляется этот ненормальный коп в форме – Малыш Карсон. – У меня действительно была пара идей. Ты мне только мешал. – За это они готовы были мочиться нам на головы, – сказал Гарри. – До тех пор, пока другого выхода уже не оставалось. Оборванцы за бильярдным столом затеяли пьяный спор по поводу места битка. Это на некоторое время нас отвлекло. – Мне просто повезло, Гарри. И ничего больше. Гарри прищурил один глаз. – То есть удача сама знает, на кого ей обратить внимание, да? Это усыпило мою бдительность. – О чем ты? – Судьба не просто вытаскивает карту: она знает, кто на что ставил. – Да нет. Возможно, здесь, я думаю, интуиция, но только… Гарри какое-то мгновение с любопытством смотрел на меня, а потом остановил жестом. – После того как ты выдвинул эту несуразную теорию и раскрыл дело, началась политическая возня, все пытались превратить операцию Одинокого Патрульного Рейнджера Райдера в свою личную победу. И кто больше всех подходил для этой роли? – Скуилл? Гарри вырвал бумажную спичку из пачки и принялся ее изучать. – В пору испытаний он держал нефтепровод прессы полностью заполненным, а потом принялся качать оттуда уже очищенную нефть лично для себя. Ты когда-нибудь задумывался, почему так быстро исчез твой ореол героя? Я задумался. Я был человеком, остановившим сумасшедшего Эдриана, ровно два дня. На третий день это превратилось в триумф всего участка, а я стал его доверенным исполнителем. На пятый день осталось только мое с ошибкой напечатанное имя в последних строчках скромной газетной статьи. Гарри продолжал: – Закон Скуилла гласит: все почести – наверх, все дерьмо – вниз. Он стащил тебя с коня, чтобы на него могло сесть начальство, к которому относился и он сам. На нем же он и въехал на пост шефа Отдела расследований. Я пожал плачами. – Значит, я свалял дурака. Хотя, когда дым рассеялся, я оказался детективом. Жаловаться нечего. Спор у бильярдного стола набирал обороты. Один из игроков поставил шар для удара, второй сбил его в сторону. Взглянув на этот колоритный дуэт, Гарри закатил глаза, а потом зажег спичку – просто чтобы посмотреть, как она горит. Пламя от спички отбрасывало на его лицо золотистые блики. – Ты получил жетон детектива. Но Скуилл отхватил то, к чему стремился долгие годы, – место в кресле за большим столом. И именно ты усадил его туда, Карс. Я нахмурился. – Подумаешь, большое дело. Не вижу в этом ничего такого… – Ты не видишь общей картины. Скуилл любит думать о себе как о человеке, который всего добился самостоятельно. Но когда он видит тебя… – Гарри сделал вид, что сейчас сползет со стула, – это путает его карты. – Он может просто не обращать на меня внимания. – Может. Целый год ты был для него всего лишь именем в списке нарядов на дежурство. А ПСИ – только словом, написанным на бумаге. Но если ПСИ активизируется… Я мысленно развил его мысль: активизация ПСИ выводит нас с Гарри из тени, ведь именно мы координируем все предпринимаемые усилия, подписываем рапорты, встречаемся с начальством. – И я опять появляюсь, причем прямо у него под носом. Гарри бросил догорающую спичку в пепельницу. – Именно. Только поставь себя на его место. Шум у бильярдного стола усилился. Один из игроков настоял на своем, двинув другого кием в ухо. Тот громко застонал и упал. Бармен посмотрел на эту парочку, потом перевел взгляд на Гарри. – Ты ведь коп. Не собираешься предпринять что-нибудь по этому поводу? Гарри приложил свой здоровенный кулак ко лбу и принялся попеременно сжимать и разжимать его. – Это еще что за фигня? – спросил бармен. – Специальная мигалка, когда я не при исполнении. Мы поднялись и в липкой темноте летней ночи направились к машинам. – Спасибо за урок истории, профессор Наутилус, – сказал я. – Перечитывай и все учитывай, артист, – ответил Гарри. Я ехал на свой остров медленно, опустив стекла, позволяя ночным запахам болота и морской воды промыть мои мысли, словно прибоем, но человек без головы постоянно всплывал в памяти. Дома я зажег несколько свечей, уселся на диван, скрестив ноги, и выполнил несколько дыхательных упражнений, рекомендованных моим хорошим другом и специалистом по боевым искусствам Акини Тебризом. Акини и сам выполнял множество глубоких вдохов, прежде чем разбивать лбом бруски льда размером с брикет сена. Что касается меня, то я при этом делал мало глубоких дыхательных упражнений и пользовался кувалдой. Пройди по месту происшествия… – инструктировал я свой насыщенный кислородом мозг. – Представь парк. Я выдохнул всю свою злость на Скуилла и Барлью и визуализировал то, что видел убийца, когда встретил жертву, – вероятно, на дорожке. Уличный фонарь неподалеку. Они проскользнули в кусты… Скуилл, похоже, прав: секс был если не главным мотиватором, то, по крайней мере, средством заманить жертву. Жертва умирает – возможно, от выстрела или сильного удара. Если голова является существенным моментом в маниакальных устремлениях убийцы, она должна была быть отделена в глубокой темноте, где лезвие быстро выполнило бы свою задачу. Но по непонятной причине убийца вытаскивает тело в полосу света от фонаря, осыпав при этом лепестки цветов с куста. Он опускается рядом с ним на колени, выполняет свою гротескную хирургическую операцию и скрывается. Мое сознание многократно воспроизводило эту сцену, пока в 2:45 не зазвонил телефон. Я решил, что это Гарри. Наверное, тоже пытается смоделировать происшедшее, в освещенной комнате, под звуки «джаза для раздумий», льющихся из его стереоустановки, – возможно, это Телониус Монк, под соло которого, прорывающееся сквозь мембраны динамиков, Гарри в одиночестве улетает, подхваченный свежим ветром музыки. Но вместо Гарри я услышал в трубке дрожащий голос старой женщины. – Алло? Алло? Кто здесь? Слышит меня кто-нибудь? – Затем он словно помолодел, и я услышал голос тридцатилетней женщины, голос моей матери. – Карсон? Это я, твоя мамочка. Ты не голоден? Может, тебе приготовить что-нибудь, сынок? Может, хороший бутерброд с плавленым сырком? Или домашние булочки? А как насчет БОЛЬШОЙ МИСКИ СВЕЖЕНЬКИХ СЛЮНЕЙ? Нет, этого просто не может быть! Это какой-то кошмарный сон, проснись! – КАРСОН! – пронзительно завопил чей-то голос, уже не женский. – Поговори со мной, братишка. Мне необходимо немного НАШЕГО СЕМЕЙНОГО ТЕПЛА! Я закрыл глаза и прислонился к стене. Как он мог мне звонить? Там это строго запрещено. Звонивший стукнул трубкой обо что-то твердое и заорал: – Я что, НЕ ВОВРЕМЯ, братишка? Может, у тебя там ЖЕНЩИНА? ЗНОЙНАЯ, надеюсь? Я слыхал, когда женщина знойная, сок ПЛЕЩЕТ из нее ЧЕРЕЗ КРАЙ. Привет, ребята, познакомьтесь с моей подружкой по прозвищу Джонстаунское наводнение.[3 - Сильное наводнение 31 мая 1889 года в нескольких районах Пенсильвании, вызвавшее большие жертвы и почти полностью разрушившее Джонстаун и его пригороды.] КОГДА БУДЕШЬ ЕЕ ТРАХАТЬ, НЕ ЗАБУДЬ НАДЕТЬ САПОГИ! – Джереми, – прошептал я, скорее про себя, чем в трубку. – Жила-была одна девушка из города НАНТАКЕТ, и каждый раз, когда ты ТРАХАЛ ЕЕ, ты должен был надевать сапоги… – Джереми, какого черта… – Но потом все мужчины в этом городе потонули один за другим, захлебнувшись в яде, который выливался из-под их ПОРШНЕЙ! – Он снова переключился и заговорил заботливым голосом моей матери. – Все в порядке, Карсон, твоя мамочка с тобой. Ты уже управился с миской слюней? Что, остыли? Может быть, мне их снова разогреть для тебя? – Он издал кашляющий звук. – Джереми, прекрати, прошу тебя… Я услышал в трубке, как на другом конце провода открывается дверь, после чего последовали звуки борьбы и чья-то ругань. Звонивший отчаянно закричал: – НЕТ! УБИРАЙСЯ! Это ЛИЧНЫЙ ЗВОНОК! Я разговариваю СО СВОИМ ПРОШЛЫМ! Громкий треск сменился сплошным тарахтеньем, как будто телефон бросили на пол и принялись пинать ногами. Добавились и другие голоса, которые ворчали и ругались, затем опять послышались звуки борьбы. Я стоял и, затаив дыхание, вслушивался во все это, а по спине, несмотря на прохладу в комнате, струился пот. Теперь голос его стал удаляться, и я представил, как люди в белых халатах тащат его по полу. – УБИЙЦА, КАРСОН! Расскажи мне об этом. Там должно быть что-то еще, помимо ОТСУТСТВИЯ ГОЛОВЫ, так всегда бывает. А он не взял их ЧЛЕНЫ? Он не РАЗДАВЛИВАЛ ИХ ТОЛСТЫЕ СОСИСКИ В ДВЕРНОМ КОСЯКЕ, ПОКА ОНИ НЕ ВЫКРИЧАЛИ ВЕСЬ СВОЙ ГОЛОС? Позвони мне! Я СНОВА НУ-У-У-У-ЖЕН тебе… Снова какое-то бормотание, затем тишина. Филиал «Канала 14» в Монтгомери, должно быть, подхватил эту историю с трупом без головы в парке и прокрутил ее в ночных новостях. Просмотр телевизора – одно из немногих удовольствий, которые были разрешены Джереми, и он, видимо, изучил сюжет с рвением школьника. Я задул свечи и улегся на диван лицом в подушку. Но сон, когда он все-таки одолел меня, был тонким, как папиросная бумага; мне снились крысы и запах паленого шелка. Будильник сработал, как только рассвело. Я в каком-то оцепенении доковылял до залива и поплыл в открытое море; где-то через полмили я развернулся и потащился обратно. За этим последовала четырехмильная пробежка по берегу, от которой я полностью взмок и чуть не довел себя до судорог. После упражнений с отягощениями, выполненных неистово и почти со злостью, я стал смотреть на происходящее спокойнее и приписал звонок Джереми помутнению его рассудка; он проявил пугающую изобретательность и каким-то непонятным образом дорвался до телефона. Но я ведь сам слышал, что телефон у него забрали. Больше этого не повторится; все, эпизод завершен. Я принял душ и позавтракал сосисками и овсяной кашей с сыром на гарнир. Настроение постепенно улучшалось, и я отправился на работу. Гарри бросил монетку, и выпавшая решка принесла мне поход к патологоанатомам. До вскрытия еще было время, и я пошел к криминалистам, офис которых напоминал научную лабораторию, устроенную в компьютерном магазине. Двое экспертов в белых куртках рассматривали поплавок из туалетного бачка, словно это была чаша Грааля. Еще один стучал кончиком карандаша по банке с крышкой, полной беспокойно бегающих жуков. Хембри сидел за микроскопом и пил кофе. – Нам повезло с отпечатками этого парня без головы, – сказал он, поднимая со стола лист бумаги. Я воспроизвел языком звук торжественной барабанной дроби. – И кто же он, наш победитель? Хембри сымитировал удар тарелок. – Некто Джерролд Элтон Нельсон, он же Л'ил Джерри, он же Джерри Элтон, он же Нельсон Джеральд, он же Элтон Джелсон. – Приличный список имен. – Есть еще незначительный список приводов в полицию, – сказал Хембри, продолжая зачитывать с листа. – Двадцать два года. Глаза голубые, волосы каштановые – где бы они сейчас ни находились. Мелкие обвинения от города и округа в воровстве из магазинов, мужской проституции, хранении ворованных вещей, пару раз – в хранении марихуаны. В марте одна женщина обвинила его в том, что он взял в долг одиннадцать тысяч и не возвращает, но позднее обвинение было снято. – Парень-проститутка и аферист-жиголо? Похоже, его привлекали как девочки, так и мальчики, – сказал я и развернулся, чтобы уйти. Хотя до вскрытия был еще час, я планировал зайти в офис медэкспертов. – Да, чуть не забыл, – сказал Хембри, когда я был уже на полпути к двери. – Этот фокус, Карсон, с лепестками и светом от фонаря прошлой ночью был исполнен очень вдохновенно. Шерлок Холмс просто отдыхает. Скуилл слишком задается, хотя сам ни в чем ни хрена не разбирается. Мне очень понравилось, как ты ему об этом намекнул. За столом при входе в морг никого не было, и на шум моих шагов по коридору к дверям своего кабинета подошел Уилл Линди. Его обновленное учреждение было официально открыто всего несколько дней назад, но Линди до сих пор выглядел полностью погруженным в организационные вопросы: на столе пачками лежали какие-то формы, на полках в алфавитном порядке были расставлены справочники, на стенах висели календарные планы и графики работ. – Доброе утро, детектив Райдер. – Здравствуйте, Уилл. Я здесь за заключением по Нельсону. Клэр уже пришла? Я, видимо, был единственным человеком во вселенной, который называл доктора Пелтье по ее первому имени; я делал это с первого момента, когда нас познакомили, а она до сих пор меня так и не поправила. В свою очередь, она отвечала мне тем, что использовала только мою фамилию, тогда как ко всем остальным обращалась по имени или по званию. Линди взглянул на часы. – Она должна быть в девять, а это значит… Я тоже посмотрел на свои часы: было 8:58. – Это значит, что она будет здесь через минуту. Мы услышали взрыв смеха в конце коридора и увидели пару работников похоронной службы. Они катили укрытое простыней тело, как дети, играющие тележкой в супермаркете, – раскатывая грохочущую каталку от стены к стене. Линди пулей помчался к ним по коридору. – Эй, парни! – сказал он. – Что вы будете делать у себя в бюро, это ваше дело. Но здесь мы требуем уважения. Ребята из похоронной службы оцепенели и покраснели. Они пробормотали какие-то извинения и повезли тело дальше медленно и молча. – Как вы их, Уилл! – сказал я, когда он вернулся. Линди ответил мне полуулыбкой – забавно, как полуулыбка может выражать печаль. – Бедняга отправляется в последний путь, детектив Райдер. И нечего относиться к этому, как к игре. Позиция Уилла Линди меня восхищала. Очень многие работники морга и копы, занимающиеся расследованием убийств, забывают, что эти тела когда-то были центром целого мира – для них самих, по крайней мере. Никто ведь не знает, почему выбрали именно нас, чтобы мы были здесь, и насколько мы сами прикладываем руку к выбору, который делаем во время своего присутствия на земле. В любом случае для тех, кто попадает в морг, этот уровень путешествия уже закончен. Плохие люди, хорошие, никакие – все перечеркивается перед лицом последней тайны, где они оставляют свою мягкую и недолговечную оболочку, если и не всегда в обстановке скорби, то по крайней мере уважения. Мы с Линди обернулись на звонкий стук каблучков: доктор Пелтье приближалась к нам по коридору. Я сделал заключение, что она завтракала с мужем, Зейном, поскольку тот, энергично орудуя зубочисткой, шел рядом. Зейну было пятьдесят девять, но выглядел он моложе: холодные серые глаза на резко очерченном лице, выступающий нос, как переплет тонкой книжки, и загар цвета красного дерева независимо от времени года. На нем был темно-серый костюм-тройка, чтобы скрыть наметившийся животик. Зейну приходилось спешить, чтобы поспевать за женой. – Вы немного рановато, Райдер, – сказала она, когда я оказался у нее в кильватере. Запах ее духов напоминал шампанское, настоянное на розах. – Я хотел взглянуть на тело перед вскрытием. Я всегда старался делать это, если тело не было слишком разложившимся, поскольку чувствовал, что подобное дает мне более тесную связь с жертвами. После патологоанатомического обследования, вмешательства извне, покойники казались другими, словно их уже переместили из нашего мира в приемный покой следующего. Клэр недовольно закатила глаза. – У меня сегодня нет времени потакать вам. – Она была не в восторге от моей концепции связи с жертвой. – Ну пожалуйста, Клэр, всего минутку, ладно? Клэр вздохнула. Мы остановились у двери зала для аутопсии. Тут она вспомнила о правилах приличия. – Вы знакомы с моим мужем Зейном? – Да, мы уже встречались, в художественном музее, несколько месяцев назад, – сказал я, протягивая ему руку. – Детектив Карсон Райдер. Рукопожатие Зейна Пелтье было из разряда тех, когда большие пальцы рук не касаются друг друга, – он пожал мне кончики пальцев. – Конечно, я вас помню, – произнесли его губы, хотя глаза говорили обратное. – Рад увидеть вас снова, детектив. Клэр открыла дверь, и он сказал: – Я подожду здесь, дорогая. – Перестань, Зейн, они не кусаются. Он улыбнулся, но к двери даже не подошел. Я понимаю его нерешительность. Мне кажется, что люди чувствуют смерть так же безошибочно, как домашние животные – приближение грозы; это атавистическая система предупреждения, которая будет с нами, пока мы не эволюционируем в чисто рассудочных существ, что маловероятно. Мы с Клэр вошли в зал. – Только быстро, Райдер, – сказала она. – У меня сегодня напряженный день, развлекаться некогда. – Будет исполнено, ваше величество, – бодро ответил я, бросая на нее испепеляющий взгляд, но комментариев не последовало. Она выкатила тело из холодильного шкафа и отбросила простыню в сторону. Несколько секунд я изучал открывшуюся картину. Без головы я не воспринимал тело как существо, было только ощущение потери. Все, что я отметил для себя, это лишь физические параметры жертвы, широкие плечи, узкие бедра, хорошо развитые мышцы. Смерть, конечно, меняет тон и содержание определений, но было очевидно, что хозяин этого тела вкладывал в него свое время и усилия. Клэр неодобрительно косилась на меня, затем оглядела труп с профессиональной точки зрения. Она уже начала снова закрывать его простыней, как вдруг остановилась. – Это еще что за черт? – спросила она, наклоняясь над паховой зоной. – Что это? – Пенис? – Да нет же, черт побери! Вот здесь, над лобковыми волосами. Окажите любезность, Райдер, подайте перчатки. Я подскочил к ящику рядом со столом для вскрытий и достал пару латексных перчаток. Клэр натянула их и отвела потускневшие волоски в сторону. – Это надпись, – пробормотала она. – Только очень мелко написано, я едва различаю слова. «Покорежил мужика-шлюху», – произнесла она, вглядываясь в слова, которые мне не были видны. – «Покорежил мужика-шлюху. Мужики-шлюхи покорежены. Целая кварта искромсанных мужиков-шлюх. Крысы возвращаются. Крысы возвращаются. Крысы возвращаются. Крысы. Крысы. Крысы. Возвращаются. Возвращаются. Возвращаются». Я нагнулся и увидел две горизонтальные строчки слов, которые только что прочла Клэр, написанные аккуратным почерком чем-то лиловым. По-прежнему глядя на тело, она позвала: – Доктор Даванэлле, подойдите сюда. Я обернулся в сторону небольшого кабинета в углу, где внимательно изучала какое-то дело миниатюрная бледная женщина; она сидела тихо, как мышка, и я даже не заметил ее. У нее были темные до плеч волосы и большие очки, в которых она напоминала сову. Ее звали Эви или что-то в этом роде. Ее приняли на работу совсем недавно, и я не занимался ни одним из дел, которые она вела. Доктор Даванэлле поспешила к нам. Я улыбнулся и кивнул ей, но она не обратила на меня внимания. Клэр постучала по лобковой кости трупа. – Поскольку вы, доктор, были столь любезны, что согласились выйти сегодня на работу, – сегодня ведь понедельник и вообще, – я хочу показать вам надпись в лобковой зоне. Позвоните Чэмблису и вызовите его сюда с камерой для микрофотографий, пусть он эту надпись сфотографирует. И проверьте тело на наличие других надписей. Ясно? – Я бы и так это сделала, докт… – Чего вы еще ждете? Мы тут не на дискуссии. Ступайте. Эви, или как там ее, отправилась в кабинет, где сидела до этого, чтобы вызвать фотографа. Послышался треск в динамике громкой связи, и я услышал голос секретарши из приемной, Веры Брейден, настолько аппетитной дочери Юга, что казалось, будто ее окунули в мед и соблазнительно поджарили с гарниром из овсяных хлопьев. – Доктор Пелтье? Билл Аннетт из эф-бэ-эр на проводе. Говорит, у него есть результаты анализа по вашим образцам ткани с прошлой недели. – Я буду говорить с ним из кабинета, – громко объявила Клэр в пространство и распахнула боковую дверь в свой кабинет. Я воспользовался случаем и заскочил в туалет, находившийся в двух шагах отсюда, а когда через минуту вернулся, то обнаружил, что в зал вошел Зейн Пелтье. Он, побелев, стоял возле трупа. Колени у него дрожали и подгибались, а губы безостановочно шептали: «Господи Иисусе… Господи Иисусе…» – Спокойно, мистер Пелтье, – сказал я, подходя и поддерживая его. – Сделайте глубокий вдох. – Кто это? – прохрипел он. – Господи Иисусе… – Это человек по имени Джерролд Нельсон. – Господи Иисусе… – Дышите, – повторил я. Он сделал вдох. – Я зашел посмотреть, почему Клэр так долго, а тут… Господи Иисусе… А где же голова? – Мы этого пока не знаем. – Кто мог учинить такое? – Он сделал еще пару быстрых вдохов, и цвет его лица стал постепенно восстанавливаться. – Со мной… со мной уже все в порядке, детектив. Просто никогда не видел тела без… – Он постарался выдавить из себя подобие улыбки. – Лучше бы я ждал снаружи. Продолжая глубоко дышать, Зейн направился к кабинету Клэр, причем сейчас он выглядел гораздо ближе к своему истинному возрасту. В определенных кругах поговаривали, что брачные устремления Зейна Пелтье относительно бывшей Клэр Свэнскотт касались не столько собственно свадьбы, сколько слияния, где его вклад состоял из имени и богатства, а ее – из ума и амбиций. Состояние Пелтье, своими корнями тянувшееся в Мобил времен еще до Гражданской войны, напоминало снежный ком, который, по мере того как катился, обрастал все новыми и новыми деньгами. Он унаследовал несколько компаний и входил в состав совета директоров еще нескольких, но при этом, как я слышал, работал примерно пятнадцать часов в неделю. Видимо, это было очень эффективно проведенное рабочее время. В зал заглянула Клэр. За спиной у нее я заметил Зейна. Он, похоже, приготовился уходить. Клэр многозначительно взглянула в сторону подсобного кабинета. – У меня сейчас эксгумация в Байю Ла Батр, потом ленч с Биллом Арнеттом. Я буду к трем сорока пяти. – Клэр повернулась ко мне. – Именно так это все и устроено, Райдер. Каждый делает свое дело, работает по графику. И появляется на месте вовремя. Из всего сказанного лично ко мне не имело отношения ни одно слово. Дверь закрылась. Клэр ушла, Зейн, надо полагать, тоже, но на жестком поводке. В результате остались только мы с Эви, или как там ее, – мальчик и девочка, одни-одинешеньки в этом перевалочном пункте для мертвых. Я легкой походкой направился к кабинету, по пути отметив: обручального кольца нет. Она заполняла целую пачку каких-то форм. – Я Карсон Райдер, отдел убийств, – сказал я, обращаясь к ее макушке. Прежде чем поднять глаза, она сделала еще несколько отметок. – Эйва Даванэлле. Она не подала мне руки, но от протянутой моей деваться ей было некуда. Рукопожатие было холодным, вынужденным и быстро закончилось. – Вы здесь недавно, доктор Даванэлле? – Если вам кажется, что шесть месяцев – это недавно… – Она снова перевела взгляд на свои записи. – Похоже, сегодня вы чем-то раздражаете доктора Пелтье. Вы опоздали? Я однажды пришел к ней на встречу на две минуты позже, так она просто… – У вас проблема с носом? Никогда к врачу не обращались? – Проблема с носом? – Суете его не в свои дела. Я заметил, что когда она пишет, то кончики пальцев немного дрожат, – в комнате было холодно. – Прошу прощения, – сказал я. – Я проработал с Клэр, то есть с доктором Пелтье, уже почти год и всегда чувствовал, что мы с ней едем по-разному, – она почему-то по левой стороне дороги. Вроде как правой стороны для нее вообще не существует. Но если для нее нет правой стороны, как у нее может быть правая рука? А если у нее нет и правой руки, как может она… – Я понимал, что несу полную бессмыслицу, но остановиться уже не мог – это моя версия непринужденного разговора с девушкой. Доктор Даванэлле собрала бумаги и встала. – Приятно было с вами познакомиться, детектив Карсон, но… – Райдер. Меня зовут Карсон Райдер. – …Но у меня сегодня очень много работы. До свидания. Я шел за ней через всю комнату, пока она не обернулась ко мне, как к зловонному псу, который обнюхивает ее ноги. – Я могу для вас еще что-то сделать, детектив Карсон? – Райдер. Карсон Райдер. Я здесь для того, чтобы присутствовать на вскрытии тела Нельсона, доктор Даванэлле. – Почему бы вам не посидеть в фойе? – сказала она, сделав ударение на слове фойе. – Когда мы будем готовы, вам кто-нибудь сообщит. Глава 4 – …крысы… крысы… крысы. Руки доктора Даванэлле в латексных перчатках прижимали лобковые волосы жертвы, пока она, склонившись над телом, медленно и отчетливо читала надпись. – Чернила светло-фиолетовые, и с расстояния надпись разглядеть трудно. Предварительное исследование предполагает наличие инструмента с очень тонкой пишущей частью. Наблюдаются небольшие нарушения эпидермиса. В файле данного дела имеются микрофотографии… Вызванный из изгнания после получасового ожидания, я застал доктора Даванэлле и пожилого лаборанта-препаратора Уолтера Хадлстона за укладыванием тела для вскрытия. Это был высокий широкоплечий негр, обладавший силой человека гораздо более молодого; у него были глаза, напоминавшие два красных уголька, и он никогда не улыбался. Я представлял, как дети на Хэллоуин гурьбой подбегают к его дому, двери открываются, на пороге стоит Хадлстон и смотрит на них своими ярко-красными глазами, после чего дети с криком разбегаются, по дороге теряя собранные сладости. Доктор Даванэлле закончила визуальный осмотр. Больше никаких надписей на теле не было, только татуировка на лопатке – восточный дракон. Она плотнее натянула матерчатую маску на лицо, взяла скальпель, и процедура началась: Y-образный разрез и раскрытие темных внутренностей. Я был впечатлен экономностью ее движений: руки в перчатках двигались с такой плавной и независимой грацией, что, казалось, каждой из них управляет отдельный, сидящий внутри гномик. Клэр и другие патологоанатомы из персонала морга, Стэнли Хоелкер и Мэри Рубин, по сравнению с ней выглядели неловкими, а их движения – грубыми и механическими. Полчаса я следил за происходящим буквально в трансе – вот уж никогда бы не подумал, что смогу употребить это слово в связи со вскрытием. – У вас потрясающие руки, – сказал я. – Никогда не думали играть на позиции шортстопа?[4 - Одна из позиций игроков в бейсболе.] Она подняла сердце и бросила его на весы. – Вы, разумеется, в курсе, детектив, что вся процедура записывается на пленку, – сказала она. – Я была бы очень благодарна, если бы вы соблюдали тишину. – Простите. Следующие пятнадцать минут доктор Даванэлле продвигалась вниз по внутренней полости. Она удалила и взвесила первую почку, затем перешла ко второй. Почка выскользнула у нее из рук, и она, почти не глядя, поймала ее другой рукой. – Здорово! – забывшись, похвалил я. – Настоящий шортстоп. Зеленые глаза над маской вспыхнули. Я пожал плечами и сказал: – Извините меня. Просто старался поддержать разговор. Она резко кивнула головой в сторону двери. – Коридор у нас вон там, как раз откуда вы недавно пришли. Там можете вести любые разговоры, какие вам только заблагорассудится. Еще одна подобная выходка, и вы отправитесь туда. Щеки у меня густо покраснели, словно я только что получил по физиономии. Я кивнул и дальше смотрел молча, хотя разговоры во время вскрытия и не считались серьезным нарушением. Всякие шуточки, которых было немало, фонотипист распознавала и просто не включала в официальный протокол. Большое дело… Доктор Даванэлле продолжала процедуру, произнося вслух комментарии, которые, как она уже сказала, записывались для дальнейшего преобразования в текст. Я изучал ее во время работы и обнаружил несколько интересных несоответствий: сначала она показалась мне миниатюрной, но теперь я понял, что маленькой ее делало то, как она держалась. Мне также показалось странным, что при знакомстве она не назвала своего звания. Большинство докторов медицины размахивают своими титулами, как сияющими шашками, они даже под показаниями счетчика подписываются, прицепив к своему имени «доктор» или «доктор медицины». Она же была суровой, резкой, с женственностью кувалды; тем не менее движения ее были настоящей симфонией, а навыки выходили далеко за пределы того, что я мог ожидать от человека, который всего шесть месяцев занимается этим делом. Через несколько минут в действе наступил перерыв, потому что доктор пошла за инструментом. Когда она вернулась, я сказал: – Я не хотел вас обидеть, сравнивая с шортстопом. Я просто пытался выразить восхищение вашим умением. Ваши руки двигаются, как струи воды. Она посмотрела на меня так, словно я только что помочился на ее кроссовки «Рибок». – Разве я не запретила вам разговаривать? И всего каких-то десять минут назад? Чтобы не вспылить, я сделал глубокий вдох. – Я, доктор, в первый раз присутствую на вскрытии, где мне постоянно затыкают рот. Она швырнула инструмент на стол и резко повернулась ко мне. – Сделаем так: я занимаюсь процедурой, вы – наблюдением. Это можно делать тихо. Если у вас есть умные вопросы относительно аутопсии – а у некоторых людей они действительно появляются, – задайте их и получите ответ. Если вам сложно будет что-то понять, я могу напечатать это и передать вашему начальству. Я обычно медленно выхожу из себя, но из правила бывают и исключения. – Послушайте, доктор… То, что вы сегодня с утра получили втык, совершенно не означает, что нужно отыгрываться на других. Глаза ее загорелись зеленым огнем, и она сорвала с лица матерчатую маску. Лицо ее стало пепельно-серым, по лбу струился пот. – Я не собираюсь больше терпеть, – сказала она. – Кому я должна позвонить, чтобы вас заменили? Я приготовился было ответить, но потом передумал, поднял вверх руки, демонстрируя, что сдаюсь, жестом показал, что застегиваю на губах змейку, и отступил, освобождая ей место. Много места. На следующие два часа я превратился в безмолвного сфинкса. Я задал всего три вопроса – все три были вежливыми и на профессиональную тему. Она ответила мне в той же манере, как робот. Аутопсия показала, что отсечение головы было выполнено очень ровно, узким и острым, как бритва, лезвием, причем, вероятно, без спешки. Помимо татуировки и мелкой таинственной надписи других особых примет на теле не было. Темное пятно от стекшей в нижнее положение крови, трупное пятно, указывало на то, что жертва после смерти лежала на спине. И больше ничего. Пока, по крайней мере. Процедура вскрытия закончилась. Доктор Даванэлле стащила перчатки, бросила их в стоявший у стола специальный контейнер для предметов, представляющих биологическую опасность, и развернулась, чтобы уйти. Не глядя на меня, она сказала: – Я подготовлю краткое изложение основных моментов вскрытия в напечатанном виде. Оно будет готово через два часа. Сможете забрать его на столе у выхода. – Доктор… – обратился я к ее удаляющейся спине. Она остановилась, обернулась и внимательно посмотрела на меня недобрым взглядом. Интересно, не нарушил ли я еще какого-нибудь правила, когда заговорил с ней, после того как запись была выключена? – Да, детектив Карсон? – Я Рай… Впрочем, не важно. Послушайте, доктор, у нас с вами как-то все не заладилось, и, думаю, это моя вина. В том, что касается светского разговора, я полный кретин, который пытается преодолеть это, неся околесицу. Может быть, начнем сначала? – Когда она не ответила, я продолжил: – Мы пропустили ленч. Я знаю одно прекрасное заведение, где подают замечательные сэндвичи «субмарин». Я угощаю. Я лучезарно улыбнулся и подергал бровями. Она ушла, словно это был не я, а слой краски на стене. Дверь кабинета захлопнулась за ней. Я позвонил Гарри, чтобы узнать обстановку. Он сказал, что допрашивает «белые отбросы».[5 - Презрительное прозвище белых американцев, не получивших образования, безработных или получающих низкую зарплату.] Когда он спросил, чем я занимался, я не стал распространяться и сказал, что буду через несколько минут. Наиболее отвлекающим моментом при разговоре с теткой Джерролда Нельсона, Билли Мессер, было то, что она постоянно смахивала с лица насекомых, которых там и в помине не было. Сначала я принял это за невроз, но потом понял, что это условный рефлекс, выработанный проживанием в передвижном домике на колесах с проржавевшими москитными сетками и постоянно ломающейся электропроводкой. Сорокалетняя Мессер была единственной живой родственницей Нельсона, и Гарри потратил целое утро, разыскивая ее на заросшей сорняками и изобиловавшей бездомными кошками стоянке для трейлеров. В молодые годы Билли Мессер увлекалась экзотическими танцами, но экзотика вскоре увяла, и теперь она занималась тем, что смешивала для клиентов напитки, которые раньше выпрашивала для себя. Отправляясь на работу, мисс Мессер надевала поношенные черные туфли на шпильках, черную мини-юбку и вычурный черный бюстгальтер, который налазил на нее с большим трудом. Рыжие вьющиеся волосы обрамляли очень крупные черты лица, которые, как я предполагал, в зависимости от времени суток и количества выпитого могли показаться либо лошадиными, либо привлекательными. Мы с Гарри стояли у нее во дворе, прислонившись к разогретой на солнце колымаге, тогда как сама Билли Мессер курила сигарету за сигаретой, отмахивалась от невидимых комаров и живописала жизнь своего племянника голосом удивительно чарующим – как у близкой народу Тины Тернер. – Единственное, что бедняга Джерри умел делать хорошо, было связано с постелью. Он был чертовски привлекательным! И умным тоже, но не по-книжному, а в житейском плане. Постоянно делал вид, что вот-вот станет знаменитой моделью. Это и вправду могло бы случиться, если бы не его лень. Все держалось на его внешности – неважно, жил он с мужчинами или с женщинами. Уж не знаю как, но и те и другие давали ему деньги. Однажды я спросила у него… Говорю: «Джерролд, как это получается, что ты делаешь это и с мальчиками, и с девочками?» Знаете, что он мне ответил? Сказал, что ощущения одни и те же, так какая разница? Я спросила, что он имеет в виду, говоря, что ощущения одни и те же. Он говорит: «Никаких ощущений, вот и все, тетя Билли. Ни хороших, ни плохих, я просто ничего не чувствую». А знаете, что он еще сказал? – Что, мисс Мессер? – спросил Гарри с неподдельным любопытством. – Знаете, ему казалось забавным, когда народ считал, что он делает это хорошо, потому что он делает это так долго. Он сказал, что если ты ничего не чувствуешь, то ничто не может тебя остановить. Я спросила, а есть ли вообще что-то, что может заставить его… ну… подняться на вершину. Он сказал, что будет строго наказан, если начнет думать о взлете. А потом он сделал это, за что и получил… ну… вы знаете. – Билли Мессер нахмурилась, печально тряхнула кудрями и прихлопнула очередного несуществующего комара. – Ну скажите, разве это не отвратительно? Мы ехали через весь город, чтобы допросить Терри Лосидор – женщину, которая выдвигала против Нельсона обвинения. Гарри был за рулем, а я устроился на заднем сиденье и разговаривал с его затылком. Некоторые утверждают, что самые удачные мысли приходят к ним под душем или на унитазе; для меня таким местом является заднее сиденье автомобиля. Когда я был ребенком и дома начинали происходить всякие неприятные вещи, я на цыпочках выходил и прятался на заднем сиденье нашего «седана», проводя там всю ночь в чутком полусне и возвращаясь в кровать только к рассвету. По сей день я чувствую себя очень комфортно, расположившись на заднем сиденье, сунув руки под голову и глядя на пролетающие мимо здания и верхушки деревьев. Мои медитации не волнуют Гарри – он любит управлять автомобилем, хотя делает это ужасным образом. – Гарри, ты видел убийств с поножовщиной из ревности и мести раз в двадцать больше, чем я. Сколько из них ты мог бы назвать аккуратными? – Это ничего не значит. Они все разные. – Да брось, Гарри. Ты мне скажи, сколько из них были такими опрятными? Гарри недовольно заворчал: он любит ездить в тишине, а я люблю размышлять вслух. Он поднял правую руку, сложив большой и указательный пальцы в форме нуля. – Режут вдоль и поперек, Карсон. Пятьдесят колотых ран. Восемьдесят. Или палят еще похлеще, чем Джон Хендри. Я видел один огнестрел, где убийца выпустил всю обойму, зарядил новую и снова принялся стрелять. – Точно. Ярость переполняет убийцу. А здесь все было аккуратнее, чем в доме моделей. – Это тело было аккуратным, Карс. А что сейчас делает голова? Возможно, используется в качестве мишени. Или по ней дубасят молотком. Рядом с нами на светофоре остановился полуприцеп. Водитель на высоком кресле оглянулся на нас и вздрогнул, заметив на заднем сиденье «тауруса» растянувшегося парня в спортивной куртке и галстуке. Я подмигнул ему, и он отвернулся. Я продолжил: – Голова принимает на себя наказание, лицо символизирует всего человека. Думаю, именно так… Где мы находимся? – Дорога на аэропорт возле университета… Судя по тому, как это прозвучало, ты не очень-то убежден? – Если убийце нужна была именно голова, почему он не рванул оттуда подальше, как только она оказалась у него в руках? Чтобы исполнить победный танец. Насадить ее куда-нибудь или еще что-то в этом роде, как ты и предполагаешь. Но нет, он не уходит и пишет на теле. Думаю, как раз поэтому он и вытащил его на свет. – Может быть, – сказал Гарри, – его возбуждал сам процесс письма. Он должен был написать это. – Если у него есть голова, куда можно вдолбить свое послание, зачем писать целую речь на теле? – Точно замечено. Может, под Фарли работает? Фарли Трейнор был сумасшедшим озлобленным бухгалтером, который вырезал разные слова на телах своих жертв, которых даже не знал, приговаривая, как он их ненавидит за то, что они с ним сделали. Из-за необычности своего безумного восприятия Трейнор полагал, что поскольку мертвые после смерти смотрят изнутри своих тел, то ему нужно писать справа налево, чтобы им было легче прочесть. – Что-то не сходится, если, по мнению убийцы, голова – это то место, где концентрируется личность… Ты случайно не пешехода только что сбил? – Бочку дорожного ограждения. А может, это записка для нас, копов? Шлюхи и крысы… Не все любят нас так, как мы сами себя. Но я все еще не мог успокоиться. – Но крошечная надпись не могла сохраниться долго или оставаться разборчивой, по крайней мере. Да еще при такой жаре. Держу пари, что даже легкое разложение разрушило бы ее. А если эти слова имеют важное значение, их нужно было выделить: черный маркер, большие буквы. – Ты все усложняешь, Карс. Терпеть не могу соглашаться со Скуиллом, но думаю, что это просто месть. – Месть связана со злостью. Если убийца действительно был разозлен, злость у него или у нее была аккуратная, как салфеточка. Мои мысли метались между утонченной злобой и невпечатляющим дебютом с доктором Даванэлле, когда машина вдруг резко повернула и подскочила при въезде на подъездную аллею. – Мы на месте, приятель, – сказал Гарри. – Я такого тоже не ожидал. Глава 5 Перед жилым комплексом, где обитала Терри Лосидор, хвастливо красовалось несколько «бумеров» под навесами плюс еще и другие «колеса» молодежно-представительского типа. Участок пестрел кустами мирта, пальмами, азалиями, отдельно стоящими ладанными соснами. Вокруг бассейна лениво располагалось несколько загорелых и праздных тел. Детей видно не было. – Трейлерный парк для молодых амбициозных умников, – сказал Гарри. – Дарвин за работой. Терри открыла дверь без предварительного разговора через цепочку и требований показать документы – то ли потому, что доверяла нам, то ли потому, что ждала. У нее было широкое плоское лицо и стремительные зеленые глаза. Она была умеренно полной, но хорошо с этим справлялась и двигалась легко; она жестом пригласила нас присесть на пухлый оранжевый диван, а сама прикурила сигарету и села напротив. Дистанционным пультом она включила музыку – Спрингера или что-то в этом роде; то, что Гарри называл «шоу дефектных хромосом». Несмотря на внешнее спокойствие, я чувствовал ее нервное напряжение, что, собственно, и неудивительно, когда к вам приходят копы. Ее квартира была чистенькой, с недорогой, но тщательно подобранной мебелью; сквозь сигаретный дым пробивался запах лимонного освежителя воздуха и недавно принятого душа. Еще где-то поблизости находился кошачий туалет. – Вы ведь насчет Джерролда, верно? – спросила она. Гарри кивнул, и Терри Лосидор взяла с дивана маленькую подушечку и прижала ее к груди. Гарри начал с простых вопросов, чтобы она втянулась в процесс. Ей было тридцать три, она работала бухгалтером в компании, занимающейся местными перевозками. Жила в апартаментах Байю Верде уже три года. Детей сюда не пускали, но вот домашние животные были крутые. Воду в бассейне слишком сильно хлорируют, из-за этого она постоянно говорит в нос, и над ее выговором потешаются водители из их компании. – Насколько близко вы знали мистера Нельсона? – спросил Гарри. – Я имею в виду его прошлое, его друзей, его семью, хобби и тому подобное. – Эти вещи для нас с Джерролдом не имели особого значения, детектив Наутилус. Были только мы и то, чем мы занимались. Больше мне ничего знать было не нужно. – Вам это было не нужно или Джерролд просто вам не рассказывал? Гарри приспустил галстук и покрутил головой, чтобы расслабить мышцы шеи. Он на допросах действовал не как многие копы, а наоборот: наклонялся вперед, задавая незначительные вопросы, и откидывался назад, когда хотел припереть кого-то к стенке или пускался на уловки. Лосидор отвела глаза в сторону. – Пару раз я спрашивала его. Он ответил, что не любит говорить о таких вещах, ему это больно. – Получается, если вы не знали его друзей, то, вероятно, не знали, и кто его враги. – У Джерролда не было врагов. Он был таким… таким дружелюбным. Всегда смеялся и шутил. – Она печально улыбнулась. – Одна моя подруга сказала: «Терри, глядя на постоянно улыбающегося Джерролда, я и сама все время улыбаюсь. У меня уже губы болят от этого». Никто не мог сердиться на Джерролда, детектив Наутилус. Гарри сцепил руки на затылке и откинулся назад еще больше. – Но вот вы, например, в мае были так рассержены, что даже грозили ему тюрьмой. Речь идет о каких-то одиннадцати тысячах, которые перекочевали в его карман из вашего. Лосидор закрыла глаза, вздохнула и снова открыла их. – Видите ли, он сказал мне, что у него есть шанс войти в одно дело, – для этого потребуется всего четырнадцать тысяч, а за год можно заработать, по меньшей мере, семьдесят. У меня было только одиннадцать, но Джерри сказал, что хватит и этого. – Что это за дело? В задней части квартиры раздался стук, как будто что-то упало. Терри подскочила. Гарри сел прямо и насторожился. – Мы здесь одни? – Ода. Только мы, – сказала Лосидор, потянувшись за сигаретой. – Это мистер Пуфф, мой котик. Он очень неловкий, постоянно сбрасывает вещи с подоконников и полок. Ненормальный кот. Мы с Гарри прислушались. Ничего. Гарри снова откинулся на диване. – На какого рода дело, по словам Джерри, пошли ваши деньги? – Что-то связанное с компьютерами и тем, как они между собой соединяются. Он объяснил мне, что может сложиться ситуация, когда в одном офисе стоит один компьютер, в другом офисе – второй, и эти компьютеры не могут понять друг друга. У него был друг, который изобрел способ, чтобы они могли лучше общаться между собой. В этом был определенный смысл, потому что в моем собственном офисе компьютеры постоянно что-то путали. – Вы когда-либо видели этого друга? Или, возможно, слышали его имя? – Знаете, я полностью доверяла Джерри. Гарри год проработал в отделе по борьбе с мошенничеством, и эти слова были ему хорошо знакомы. – Как только вы дали деньги, Джерролд стал бывать у вас реже, чем раньше, так? – Я не знаю, он был занят… – Она опустила глаза. – Да. – Потом это дело сорвалось. Терри вздохнула. – Он сказал, что какая-то другая компания предложила то же самое, только чуть раньше. «Интел». Я спросила об этом у парня, который ремонтирует компьютеры у нас в офисе. Он ответил, что никогда не слышал, чтобы у «Интел» было что-то подобное: они занимаются совсем другим. Тогда я и подала иск. – Терри хлюпнула носом и вытянула из кармана пачку розовых салфеток, чтобы промокнуть глаза. – Но через неделю вы сняли свое обвинение. – Он в конце концов сказал мне правду, – всхлипывая, сказала Терри. – В чем же она заключалась? – Он воспользовался моими деньгами, чтобы купить долю в кокаине, который должен был прилететь в округ, – вроде как сделка с ценными бумагами, покупаешь как бы акции. Джерри сразу не сказал мне, потому что знал: я этого не одобряю. Он перестал приходить ко мне, потому что ему было стыдно. – Как вы сказали… сделка с ценными бумагами? – Помните авиакатастрофу возле Саралэнда, в которой разбился маленький самолет? Это был тот самый самолет – весь кокаин сгорел, а мы потеряли наши деньги. Я помнил тот случай: продавец «мерседесов» на своей «Сесне-180» на полгаллона просчитался с горючим и упал на деревья. О наркотиках на борту не было ни слова. Либо Нельсон был первоклассным лжецом, либо Лосидор на роду было написано, чтобы ее разводили. Или и то, и другое. Если, разумеется, Терри не выдумала всю эту историю специально для нас. – Еще один вопрос, мисс Лосидор, – сказал Гарри. – Где вы познакомились с мистером Нельсоном? Она ответила не сразу. – В игровом клубе, возле аэропорта. Игровой клуб был баром для одиноких, в интерьере которого использовались мотивы охоты на лис – охотничьи сигнальные горны и английские седла на стенах, вдобавок посетителей обслуживали официанты в ливреях и котелках. Пару раз и мне приходилось встречать утро в этом клубе, но это было несколько месяцев назад, до того как я окончательно возмужал. Гарри заметил заминку. – Вы в этом уверены? – Я вечно забываю названия… – Кто инициировал этот контакт? – Кто… что вы сказали? – Кто на кого обратил внимание первым? – Я сидела с парой друзей. Джерри стоял у стойки бара. Я посмотрела на него, и он мне подмигнул. Гарри закончил задавать вопросы, и мы поднялись. Она проводила нас до двери. – До этого эпизода с деньгами мы с ним были по-настоящему близки, – сказала она, промокая салфеткой слезу. – Мы любили друг друга. Дже… Джерролд говорил, что со мной он чувствует то, чего никогда раньше не испытывал. В моем воображении промелькнули бессвязные сцены: Нельсон лежит на Терри Лосидор и усердно вкалывает, словно толчет муку в ступе, а женщина думает, что это она вдохновляет своего возлюбленного на ошеломляющие мужские подвиги. Нельсону просто было неинтересно все, кроме возможности получить деньги. Он накачивал ее до изнеможения, затем, мечтая о взлете, радостно опустошался и засыпал на мокрой от пота и начинавшей соответственно пахнуть постели. Мы уже разворачивались в дальнем конце стоянки, как Гарри вдруг ударил по тормозам. – Взгляни-ка вон туда, Карсон, – сказал он, указывая на кота, скребущегося в переднюю дверь Терри Лосидор, белого, пушистого, с длинной шерстью и розовым ошейником. Дверь немного приоткрылась, и кот, вильнув хвостом, скрылся внутри. Я посмотрел на Гарри. – Мистер Пуфф, я полагаю. – Вот и я думаю, что это был за неловкий кот, который только что скакал у нее по подоконникам? Гарри высадил меня возле вокзала. Позже мы встретились «У Флэнегана», чтобы перекусить и провести мозговой штурм. Он намеревался собрать копии протоколов всех допросов в связи с этим делом, а я направился в морг, чтобы узнать, готово ли предварительное заключение. Отчет лежал на столе возле входа: несколько страничек с подробностями основных и неофициальных наблюдений. На этом этапе я не ожидал никаких откровений. Поскольку я все равно уже был здесь, то решил внести яркие краски в день Клэр, прервав его расписанный по минутам ход. Также мне было интересно, проболталась ли хронически суровая доктор Даванэлле: возможно, она рассказала Клэр, что во время наблюдения за вскрытием я болтал без умолку, как аукционист, и распевал непристойные матросские песни. Даже Клэр Пелтье, сама требовательность, позволяла себе легкую беседу во время аутопсии. Я шел по широкому коридору к кабинету Клэр. Дверь была приоткрыта, и я услышал ее голос. Я хотел просунуть голову внутрь и сказать «Привет!», но когда разобрал, каким тоном она говорит, рука моя застыла на дверной ручке. – Это нелепо и совершенно недопустимо! – сказала она. Слова были острыми, как шипы, и из них буквально сочилась кислота. – Я даже не могу разобрать ваш почерк. Отчеты выглядят так, словно их писала шимпанзе. Раздался тихий ответ, приглушенный, извиняющийся. – Нет! – сказала Клэр. – Я не хочу об этом даже слышать! И меня совершенно не касается, что у вас было мало времени, чтобы их подготовить. На своей первой должности я успевала проводить по три вскрытия в день и при этом должным образом вести всю бумажную работу. Снова невнятное бормотание. – Ваши извинения ничего не меняют. Эта работа просто неприемлема. Я должна видеть какие-то сдвиги в лучшую сторону, черт побери! Мне никогда не доставляло удовольствия слушать, как кого-то распекают: это поднимало во мне слишком много детских воспоминаний. Мне было так же больно, как если бы эти слова были обращены ко мне. Я медленно попятился от двери, а Клэр продолжала: – Еще возникает вопрос по поводу пропусков работы по болезни. Сколько таких дней вы планируете взять в этом году? Шесть? Восемь? Две дюжины? В лучшем случае, это неуважительно по отношению к другим. Когда вас здесь нет или когда вы сплошь и рядом опаздываете, это означает, что все мое планирование летит к чертовой матери. Нет, я не хочу больше слушать ваши неубедительные оправдания, я просто хочу, чтобы вы… В тоне Клэр мне слышалась угроза увольнения. Раздался звук приближающихся к двери шагов. Я быстро на цыпочках отошел на несколько метров по коридору. Единственное убежище – кабинет Уиллета Линди: свет там был погашен, и я решил, что его сегодня уже не будет. Он частенько приезжал на работу еще до шести утра и уезжал в районе трех. Я проскользнул к нему в кабинет. На широком окне в офисе Линди, которое выходило в коридор, жалюзи были на три четверти открыты. Услышав приближающиеся шаги, я прижался к стене и увидел, как напротив остановилась Эйва Даванэлле и дрожащими пальцами смахнула с глаз слезинки. Лицо у нее было серым. Она сжала кулаки так, что побелели суставы пальцев, и прижала их к вискам. Ее тело затряслось так, будто душу ее рвали раскаленными пинцетами. Я молча наблюдал, пораженный глубиной этого страдания. Эйва вся дергалась, пока из горла ее наконец не вырвалось вымученное рыдание, после чего она схватилась за живот и убежала в дамскую комнату. Дверь за ней захлопнулась, словно выстрел. От вида страданий Эйвы Даванэлле у меня буквально перехватило дыхание. Я смотрел в пустой коридор, я словно видел витавшую в воздухе картину ее мучений, но не мог поверить в интенсивность красок. По-прежнему не дыша, я вышел из своего убежища и, стараясь остаться незамеченным, прошел мимо наполовину открытой двери в кабинет доктора Пелтье. – Райдер? Это вы? – окликнула меня Клэр. Я вернулся и с показной беззаботностью сунул голову в кабинет, как делал это десятки раз. – Что вы здесь делаете? – спросила она. В голосе ее уже не осталось и капли яда, это был обычный деловой тон. Я натянуто улыбнулся и показал отчет. Она кивнула. – Предварительное заключение. Я совсем забыла. Это был один из тяжелых дней. – Клэр замолчала и задумалась. – Это ваша первая процедура с доктором Даванэлле? Я кивнул. – Так сказать, первое плавание. Она надела на нос висевшие на шнурке очки для чтения и принялась просматривать лежавшее на столе дело, порой хмурясь при виде каких-то неудачно написанных моментов. – Даванэлле молодец, – сказала Клэр, кивая самой себе. – Есть пара вопросов, по которым еще нужно поработать. Но дело свое она знает. Желаю вам хорошего дня, Райдер. Берегите себя. Глава 6 На его столе с покрытием из прочного зеленого пластика лежали три пачки фотографий: большая, средняя и маленькая. Кроме них здесь же находились только хромированные ножницы и увеличительное стекло. Было очень жарко и безветренно, но он этого не чувствовал. Равно как и не слышал рев грузовиков с находившегося в четверти мили отсюда шоссе 1-10 или вой реактивных двигателей самолетов, взлетавших и садившихся неподалеку в аэропорту Мобила. Он работал со снимками, а это требовало полной концентрации внимания. Они должны изменить этот мир. В самой большой пачке, отодвинутой на дальний край стола, находились фото Отбракованных – они были перевернуты лицом вниз, чтобы он не мог их видеть. Худые, как тростиночки, или жирные, словно свиньи, покрытые волосами или изуродованные шрамами. Отбракованные были отвратительными лжецами, и он всегда брезгливо мыл руки, после того как касался их снимков. Почему они подавали свои заявки на это место? Неужели Отбракованные не умеют читать? Ведь его инструкции, сто двадцать слов, выходившие в течение трех недель, были исключительно точными. В центре стола лежала пачка фотографий поменьше: Потенциальные. Грудь широкая и розовая. Бугры бицепсов, округлые плечи. Животы плоские, как доска для серфинга. Но у всех были небольшие изъяны: резко выступающий пупок или сморщенные соски. У одного были слишком большие руки. Потенциальные были дублерами, которые сидят на боковых лавочках на всякий случай, но которых, по возможности, на поле не выпускают. Он вытер пот с ладоней о брюки цвета хаки и потянулся за самой тонкой пачкой фотографий. Их было всего пять: Абсолюты, избранные. Из семидесяти семи снимков, которые он получил, самый взыскательный отбор прошли всего пять. Он выложил Абсолютов перед собой в ряд, как претендентов, и принялся тщательно рассматривать их от подбородка до коленных чашечек. Пока в голове у него не начал звучать голос. Не надо опять, пожалуйста, не надо опять… Он откинулся назад и закрыл уши ладонями. Она начала петь в соседней комнате. Он понимал, что физически ее здесь нет, но эта женщина, если ей хотелось, могла петь сквозь время и все измерения. Он принялся глухо мычать, чтобы заглушить ее песню, но это только заставило ее петь громче. Единственным способом остановить ее пение было спустить штаны до колен и сделать это; его ягодицы издавали чавкающий звук, прилипая к вогнутому пластиковому стулу, пока внизу он не сделал свое неприличное дело прямо под стол на пол. На то, чтобы заставить женщину замолчать, ушло две минуты. Он снова надел штаны в полной тишине, затем пять минут провел перед умывальником, занимаясь руками: горячая вода, намылить до локтей, хорошенько потереть щеткой, сполоснуть, повторить. Вытерев насухо руки свежим полотенцем, он бросил его в корзину для грязного белья. Он вернулся к столу и взял одну из фотографий Абсолютов. На снимке на фоне бежевой стены стоял ухмыляющийся голый мужчина, бедра выпячены вперед, мужские принадлежности бесстыдно выставлены перед камерой. У него была белоснежная улыбка, за которой так следят актеры, не хватало только блика от вспышки на передних зубах. Эта же лучезарная улыбка была у него и тогда, когда они встретились в парке. Мужчина за столом взял ножницы. Тщательно прицелившись, он сделал разрез на фотографии, и голова упала на пол. Он поднял отрезанную часть, искрошил ее на мелкие кусочки, смел со стола в ладонь и выбросил в унитаз. Последним в водовороте туалетной воды скрылся кусочек с белозубой улыбкой. Мужчина напряженно поднял голову, прислушиваясь, но она, видимо, решила отдохнуть. Может быть, набирается сил; времени становится все меньше. Он был исключительно осторожен, но она, безусловно, чувствовала, что он уже заканчивает. Он вернулся к столу, поднял увеличительное стекло и стал изучать мужчин на оставшихся фотографиях – от колен до подбородка, от колен до подбородка – снова и снова, пока не убедился, что выбор, который он сделал, был правильным. – Целая кварта искромсанных мужиков-шлюх, – сказал Гарри. «Крысы возвращаются Крысы возвращаются Крысы возвращаются Крысы возвращаются Крысы Крысы Крысы Крысы» Он бесцельно писал это в своем блокноте, затем вырвал верхнюю страничку, скомкал ее и бросил во все увеличивающуюся кучу таких же бумажных шариков в центре круглого стола. Столики «У Флэнегана» слишком маленькие для мозгового штурма, подумал я. Освещение слишком слабое. Уровень шума слишком высокий. Пол слишком деревянный. Когда мысли не идут в голову, меня раздражает буквально все. – Всего восемь крыс, – сердито сказал я. – Четыре из них возвращаются. Гарри рисовал каракули на новой страничке блокнота. – Съел крыс?[6 - Игра слов: в английском языке восемь (eight) и съел (ate) звучат одинаково.] СЪЕЛ? Я задумался над этим вариантом. Пожал плечами. Ничего в голове не щелкнуло. – «Крысы» – наоборот будет «звезда»,[7 - Rats (крысы) – star (звезда).] – продолжал Гарри, рисуя звездочки. – Восемь звезд, два раза по четыре звезды, четырехзвездочный ресторан, четырехзвездочная еда, в два раза лучше? Я устало провел ладонями по лицу. – Ну кто, черт побери, кромсает мужиков-шлюх? Наступил третий раунд. Элоиза Симпкинс собрала со стола «убитых солдат», взглянула на мой блокнот и подмигнула. Я схематически нарисовал там большую крысу. – Какая гадость! – сказала она и сморщила нос, совсем по-крысиному. Я покрутил головой и потянулся. «У Флэнегана» народу было не очень много, человек двадцать пять, примерно половина – копы. Большинство сидело у барной стойки и за столиками возле нее. Мы с Гарри сели впереди, где можно было раздвинуть занавеску и выглянуть на улицу в поисках вдохновения. Я отодвинул штору. Дождь лил настолько непрерывными вертикальными линиями, что было непонятно, падает ли он сверху вниз или снизу вверх. Четыре полосы движения по каналу, улица чуть ниже, случайный автомобиль, поднимающий веер брызг. Через дорогу – офис практикующего хироманта, ломбард и заколоченный досками долларовый магазин.[8 - Магазин, торгующий недорогими товарами, каждый из которых, как правило, стоит один доллар.] По водосточной канаве плыла пенопластовая коробка из-под фастфуда. – Зодиак, – сказал Гарри. – Восемь звезд. Есть там какое-то созвездие или что-то… – Плеяды, – сказал я. – Семь звезд, семь сестер. – Почему они не могли быть восемью крысами? Гарри сделал еще один бумажный комок и покатил его на середину. Я заметил двигающиеся к нашему столику туфли из крокодиловой кожи и, подняв глаза, увидел Билла Кантвелла, старшего детектива из второго округа. Бывший техасец Кантвелл был худощав, ему было сорок пять, и он подчеркивал причастность к месту своего рождения тем, что носил прямые джинсы, витиеватые рубашки и надвинутую на глаза ковбойскую шляпу «стетсон». Кантвелл заметил мой рисунок крысы, сделал рамочку из пальцев и принялся через нее внимательно рассматривать Гарри. – Неплохо, Карсон, – сказал он с непроницаемым выражением лица. – Добавить немного усов, и сходство будет полное. – Еще один Штейнберг нашелся, – проворчал Гарри. – Зейнфельд,[9 - Известный американский комик, выступающий в телевизионных шоу.] – поправил его я. Гарри было простительно так ошибаться: телевизор у него был всего один, причем черно-белый, с десятидюймовой трубкой. Он был любителем музыки. – Я слышал, что вы можете раскручивать дело этого Нельсона по правилам своего ПИС-ПИС, – сказал Кантвелл и поставил туфлю с серебристым наконечником на носке на стул рядом с Гарри. – Расскажите-ка еще разок, как вообще расшифровывается ПИС-ПИС. Я никак не удосужусь пролистать вашу инструкцию, которая весит килограммов пять. – Бригада психопатологических и социопатических исследований, Билл, – ответил Гарри. – А ПИС-ПИС просто гораздо проще запомнить. На завтра у нас была назначена встреча с парнями из убойного отдела второго округа относительно опроса соседей Нельсона и проверки злачных мест, куда он любил захаживать. На самом деле они сами это уже фактически проводили, поскольку убийство произошло на их территории. Но по процедуре деятельности ПСИ такая информация должна проходить через нас с Гарри, потому что в состав бригады входили только мы. Кантвелл медленно кивнул. – Я считаю, такие вещи нужно поручать именно ПИС-ПИС. На этом деле просто черным по белому написано, что это работа психа: отрезанная голова, надписи возле члена… Конечно, народ вокруг будет ворчать и жаловаться, а это означает дополнительную писанину. Но мы все это можем понять, даже если Скуилл так не думает. – Что ты хочешь сказать, Билл? – сказал Гарри. – Что там со Скуиллом? – Знаете, он приходил к нам сегодня днем и пробовал поднимать шум. Типа того, что мы в действительности можем и не сотрудничать с вами, если не захотим. – Кантвелл ногтем сковырнул что-то с зуба и щелчком сбросил это на пол. – У меня такое впечатление, что наш старина капитан Скуилл от вашей ПИС-ПИС почему-то не в восторге. Гарри удивленно приподнял брови. – Не беспокойся, Гарри; мы будем соблюдать процедуру ПИС-ПИС. И будем выполнять это, пока не поступит другой приказ. Кантвелл выбил костяшками пальцев дробь на поверхности стола, после чего двинулся назад к своей компании. Я посмотрел на Гарри. – Чего это Скуилл сует нам палки в колеса? Гарри пожал плечами. – Это же Скуилл. Раз у нас есть колеса, у него найдутся палки. Когда от скомканных листков бумаги на столе уже не осталось места для работы, мы решили, что наступила ночь, и, направившись к выходу, встретили входившего Барлью; его серый плащ напоминал промокшую палатку. Гарри успел выйти на улицу, а мы с Барлью столкнулись в узком проходе между наружными и внутренними дверями. Я кивнул и уступил ему дорогу, но он сделал шаг в мою сторону и толкнул меня плечом на стену. Я обернулся, подумав, что он пьян, но он с натянутой улыбкой в уголках своего кукольного рта уже зашел в бар, продолжая жевать вечный клочок газеты. На следующее утро нас вызвали в кабинет Скуилла. Он говорил по телефону и не обратил на нас никакого внимания. Мы сели на жесткие стулья перед его письменным столом, на котором царил идеальный порядок, и принялись изучать стену с вывешенными на ней его фотографиями. Если в радиусе трех штатов отсюда появлялся какой-либо политик или известный деятель в области правопорядка, Скуилл никогда не упускал такой случай: белоснежная улыбка, рука протянута для рукопожатия. Он еще минут пять что-то слушал по телефону, временами прерывая это занятие ворчанием, потом положил трубку и развернулся в кресле лицом к окну и спиной к нам. – Доложите мне о деле Нельсона, – скомандовал он, обращаясь к небу. – Пока все очень неопределенно, – сказал я. – Вчера мы беседовали с его тетей, Билли Мессер… – Я обратился к детективу, старшему по званию, Райдер. В этом кабинете вы будете говорить, когда вам об этом скажут. Я почувствовал, что лицо мое заливается краской от злости, а кулаки самопроизвольно сжимаются. Скуилл продолжал: – Повторяю еще раз. Какова ситуация с делом Нельсона? Гарри взглянул на меня, закатил глаза и обратился к затылку Скуилла: – Мы беседовали с его тетей, Билли Мессер, плюс опросили еще нескольких человек. Все они подтвердили, что Нельсон вел распутный образ жизни, что отражено в полицейском досье на него. Он использовал людей. Мы допросили его бывшую подругу, которая выдвигала против него обвинения. Это запутавшаяся женщина, которая по-прежнему испытывает по отношению к нему нежные чувства, но и она в принципе повторила то же самое. Сегодня мы встречаемся с копами из убойного отдела по второму округу, чтобы оговорить механизм, по которому мы… Скуилл резко развернулся к нам. – Нет, – отрезал он, – не встречаетесь. – Не понял, капитан, – сказал Гарри. – Вы больше ничего не делаете. Я разговаривал с шефом, и он согласился со мной, что это дело не имеет отношения к патологии психики. Все указывает, что это разборки между голубыми из мести. Мы отправляем дело назад, во второй округ. С этого момента ваше участие в деле официально завершено. Я оперся руками о колени и наклонился вперед. – А что, если это вовсе не месть, а начало серии убийств? – Я не собираюсь попусту сотрясать воздух. Дело прекращено. – Оно не укладывается в схему действий из мести. Я здесь уже… – Вы слышали, что я сказал? – Дайте мне договорить, капитан. У нас еще недостаточно информации, чтобы решить, было ли это… Скуилл снова развернул кресло к окну. – Уведите его отсюда, Наутилус, – сказал он, – мне нужно работать. Я перестал качать головой, только когда мы оказались в коридоре. – Это совершенно лишено смысла. Зачем отстранять нас от дела еще до того, как мы провели общую оценку ситуации? У нас просто нет информации, чтобы сделать вывод, относится ли дело к компетенции ПСИ. Что за вожжа ему под хвост попала?! – Я с утра получил немного свежего молочка, – сказал Гарри. – Поделись. – Помнишь слух насчет того, что шеф Хирам в следующем году уходит на пенсию? – Ты еще сказал, что его «увольняют и убирают». Гарри вздохнул. – Никогда я такого не говорил, потому что это совсем не в рифму. Я сказал, что он «отбывает и нас покидает». Только вот произойдет это не следующим летом, а в этом сентябре. – Через два месяца, – сказал я. – Так что, наступление должно быть проведено в сжатые сроки? Гарри кивнул. – Раскрывайте зонтики – как бы вас кровью не забрызгало. – Но ведь нас это не касается? Помнишь, ты сам говорил… – Единственным неизменным обстоятельством являются постоянные перемены… Это уже твои слова, приятель. За должность Большого шефа борются два его заместителя: Бельвидер и Плакетт. Скуилл делает ставку на Плакетта: зря, что ли, он годами ему бутерброды намазывает. Если комиссия порекомендует на должность шефа полиции Плакетта, угадай, кого он предложит на роль своего заместителя? У меня тоскливо засосало под ложечкой. – Скуилла? Гарри похлопал меня по спине. – Ты начинаешь видеть общую картину, Карсон. Как и Скуилл, Плакетт скорее политик, чем коп. Этот парень собственную задницу поймать не может, даже с помощью зеркала и каминных щипцов, зато умеет работать с репортерами новостей. Скуилл дает ему наводки насчет интервью, личных встреч, выдумывает разные небылицы. С другой стороны находится Бельвидер, он коп. Знает свое дело туго, но как личность рыхловат. В процесс выбора полицейской комиссии включается еще масса мелких факторов, но вспомни-ка, кто поддержал идею создания ПСИ… – Бельвидер, – сказал я. – Плакетт был против. – Видимо, по подсказке Скуилла, – сказал Гарри. – Мол, это уж слишком. – Если мы сработаем хорошо, Бельвидер будет выглядеть лучше, что выбьет козыри из рук Плакетта и, таким образом, вызовет недовольство Скуиллом? – Фокус и покус, – сказал Гарри. – А теперь постарайся и сфокусируйся. Я нетерпеливо закатил глаза. – Слушай, Гарри, а ты не мог бы изъясняться по-человечески? – Подумай хорошенько. Остается всего еще один шаг. И я сфокусировался. – Самым лучшим для Скуилла вариантом было бы, если вся концепция ПСИ тихонечко поплывет по реке Мобил лицом книзу? Мы прошли мимо Линетт Боулинг, несимпатичной помощницы Скуилла по административным вопросам, физиономией напоминающей осла. Гарри выхватил из вазы на ее письменном столе пучок увядших цветов и торжественно протянул мне. – Когда в тебе прорезается настоящее видение, Карсон, ты становишься просто великолепен. – Какая же ты задница, Наутилус, – проблеяла где-то сзади Линетт, – немедленно верни на место эти чертовы цветы! Глава 7 В одиннадцать вечера температура была больше тридцати градусов. От влажного тумана очертания луны расплывались, а звезды были окутаны неясной дымкой. После убийства Нельсона прошло два дня, а команда, назначенная Скуиллом для его расследования, так никуда и не продвинулась. Я стоял у самой воды, забрасывал спиннинг, медленно подтягивал наживку, снова забрасывал… Обычно я ловлю рыбу на мушку и точно знаю, что могу на нее поймать: красного горбыля, помпано, королевскую макрель. Но время от времени я беру спиннинг, чтобы побросать его ночью. Иногда мне попадается акула. Или крупный скат. Знакомые виды. Но изредка я сталкиваюсь с причудливыми морскими обитателями, которые не упоминаются в моих пособиях по рыбной ловле в Мексиканском заливе. Никогда не знаешь, по какой прихоти прилива и течения они направляются к моей наживке, тем не менее они появляются, извивающиеся жители таинственных глубин, и позволяют мне прикоснуться к себе. Это странно, но мне кажется, что без подобных встреч я не получал бы от рыбалки такого удовольствия. Именно успокоительный аспект рыбалки частенько побуждает меня отправляться ловить рыбу, когда на душе неспокойно, а услышав, как Клэр пилила доктора Даванэлле, я расстроился. Я не собирался специально подслушивать или следить за личной жизнью доктора Даванэлле, но увиденное прочно запечатлелось в моем сознании. Что касается назначения доктора Даванэлле на место патологоанатома, то мне были известны только фрагменты этой истории: она была вторым претендентом на место, и взяли ее только после ужасного случая с увечьем доктора Колфилда. Таким образом, работу в Мобиле – свою первую должность по специальности – она получила 'благодаря трагедии. Как напомнил Гарри во время нашего визита в бар «У Кейка», я и сам получил должность из-за неприятностей у других. Я понимал, что это обстоятельство может вызывать чувство незаслуженного захвата чужого места. И доктору Даванэлле не было легче оттого, что работала она с Клэр – блестящим специалистом, признанным во всем мире и приглашаемым на всевозможные симпозиумы по судебной медицине, настоящим профессионалом, требующим от своих сотрудников ежесекундной полной отдачи. Я смотал леску и воткнул удилище в песок. Я сидел на берегу, обхватив колени руками, и смотрел на покрытую рябью поверхность воды – жидкий обсидиан с блестками лунного света. После нескольких минут размышлений я откопал свой сотовый в сумке-холодильнике, куда случайно сунул его в последний момент. Телефон на льду – Фрейду бы такое понравилось. На мониторе высветился номер Эйвы Даванэлле, и я позвонил ей. Записанный на автоответчике голос был таким же холодным, как телефон в моей руке. Она повторила свой номер, предложила оставить сообщение после звукового сигнала и пропала. Я дождался гудка, прислушался к пустоте на другом конце линии и нажал кнопку сброса вызова. И только после этого до меня дошло: интересно, что бы я сказал, если бы она взяла трубку? – Привет, доктор Даванэлле, это детектив Райдер. Прошу прощения, что был такой занозой в заднице во время вскрытия Нельсона, я вовсе не собирался добавлять вам проблем. Каких именно проблем? Да я, собственно, прятался в кабинете Уиллета Линди вчера, когда вы вышли в коридор, и видел, как вы… Я вздохнул и начал снова расстегивать сумку-холодильник, чтобы опять заморозить телефон, когда он внезапно защебетал прямо у меня в руках. Это был Гарри. – Мне позвонил парень из медэкспертизы с места происшествия, – сказал он. – Мы получили еще одного всадника без головы на Калерия восемьсот тридцать семь. Прыгай в седло, Икабод.[10 - Главный герой мистического триллера «Сонная Лощина», роль которого в фильме исполнял Джонни Депп.] Встретимся в Сонной Лощине. Местом преступления был большой дом в итальянском стиле на южной окраине центрального района города, где по соседству со зданиями, представлявшими историческую ценность, располагались меблированные комнаты. Вокруг раскидистых дубов и сосен жужжали ночные насекомые. Рядом стояли несколько патрульных машин, микроавтобус криминалистов и машина «скорой помощи». Сделав широкую дугу, к бордюру подъехал фургон телевизионных новостей. На тротуаре с мрачными лицами крутились местные жители. Движение вокруг становилось все более оживленным, водители слетались на мигалки, как мотыльки на огонь. Полицейский на улице размахивал руками и зычным голосом уговаривал: – Проезжайте, ребята, проезжайте. Я заметил машину Гарри и заехал на бордюр позади него. – Наши проныры уже здесь? – спросил я. Гарри покачал головой. – Скуилл был в загородном доме у своего брата в Пенсаколе. Едет сюда. Пенсакола находилась минимум в полутора часах езды. Учитывая, что какое-то время уже прошло, до его приезда у нас оставалось где-то с полчаса. – Давай сделаем, что успеем, дружище, – сказал я. Мы поднялись на большое крыльцо парадного входа. Там, прислонившись к белой колонне, стоял детектив сержант Уоррен Блейзингейм из третьего округа, в чьей первоначальной юрисдикции и находилось это дело, поскольку мы были на его территории. Блейзингейм дымил сигаретой и задумчиво разглядывал верхушки деревьев. – Что там внутри, Уоррен? – спросил Гарри. Блейзингейм выразительно чиркнул себя пальцем по адамову яблоку. – Это все, что мне известно. – Так ты внутри не был? – Там только парень из медэкспертизы, криминалисты и Харгривс. Это она приняла вызов, – медленно сказал Блейзингейм и сплюнул на лужайку. – Моим ребятам не положено заходить внутрь, пока туда не попадет Скуилл. Вам, вероятно, тоже, хотя правила ПИС-ПИС и говорят, что вы имеете на это право. – Я лично по поводу запретов ничего не слышал, – заверил Гарри. Мы поднялись на крыльцо и зашли в дом. На двери был логотип компании «Дэшампс. Услуги дизайнера». На небольшой табличке рядом с кнопкой звонка – надпись «Пожалуйста, звоните». Приклеенный к стеклу ярлык гласил: «Под охраной систем безопасности Дженкинса». Хотя и не Бастилия, но и к политике открытых дверей тоже отношения не имеет… Сразу за входными дверями находилась небольшая приемная в пастельных тонах, с первых шагов подчеркивавшая, что здесь работает дизайнер: абстрактные картины в стиле Шагала, подсвеченные индивидуальными светильниками; пышный голубой кожаный диван; стул, представлявший собой раму с натянутой на ней тканью и скорее напоминавший воздушного змея, чем то, на чем можно сидеть. На одной стене в рамках висели дипломы за всевозможные достижения в области дизайна. В воздухе чувствовался какой-то вяжущий, терпкий запах, как у дезинфицирующего или сильного чистящего средства. – Здесь вполне можно охлаждать пиво, – сказал Гарри, поправляя галстук. Мы прошли через небольшой холл. Из комнаты слева я услышал приглушенные всхлипывания и осторожно приоткрыл дверь. Стройная женщина и офицер патрульной службы Салли Харгривс сидели за небольшим столом для совещаний. Сал приехала на место первой и сейчас, положив ладонь на запястье женщины, говорила что-то мягким голосом. Сал заметила меня и подошла к двери. – Черил Ноттс, невеста жертвы, – прошептала она. – Она улетала, ее не было три дня. Она появилась здесь пятьдесят минут назад и нашла Питера Эдгара Дэшампса в студии мертвым. – Твои впечатления? – спросил я, зная, что Сал обладает шестым чувством. – Она не имеет к этому никакого отношения, могу спорить на что угодно. Она просто убита горем. Под шестым чувством я имел в виду редкий дар Сал быстро и безошибочно читать людей, как открытую книгу. У копов со временем вырабатывается способность распознавать ложь лучше, чем это удается среднему гражданину, но некоторые из нас особо одарены в этом смысле – настоящие Моцарты в области детектирования лжи. Основываясь только на мнении Сал, я уже почти вычеркнул невесту из списка подозреваемых. – Позволишь задать ей пару вопросов через несколько минут? – спросил я. Она кивнула и, коснувшись моей руки, сказала: – Если можешь, будь осторожен. Глаза Сал влажно заблестели – за шестое чувство приходится платить. Я легонько поцеловал ее в лоб. – Я говорил тебе, что ты мне снилась на прошлой неделе? – спросил я. – Я был сиделкой, а ты викингом… Она впервые улыбнулась и подтолкнула меня в сторону коридора. – Иди и присмотри за Гарри, пока он чего-нибудь не отмочил, – сказала она. Жертва лежала на спине рядом с чертежной доской. Позади доски стоял письменный стол с компьютером и монитором, большим, чем экран моего телевизора. Одет мужчина был обычно: синяя хлопчатобумажная рубашка, выглаженные брюки цвета хаки, плетеный пояс, коричневые мокасины. Покойник был впечатляющего телосложения, причем не какой-то там крутой завсегдатай тренажерных залов с толстыми, как червяки, стероидными венами; это был парень с правильными и крепкими формами. Рубашка на нем была расстегнута, змейка на брюках – тоже, сами брюки были спущены на бедра. Помимо красного ободка на воротнике, крови или следов борьбы на одежде не было. Делом этим занимался Хембри. – Что скажешь, Бри? – спросил я. – Похоже, вы с Гарри решили прихватить сверхурочных. – Причина смерти? – Все, как у Нельсона. На теле пока ничего найти не могу. Но вот голова… – В данный момент вполне может проплывать мимо маяка Дикси Бар. Хембри кивнул. – Если преступник использует пистолет, держу пари, что это двадцать второй калибр. В большинстве случаев пуля из него входит в череп, после чего отскакивает рикошетом от внутренней поверхности, как шарик от пинг-понга. Никакой выходной раны, никаких брызг. А из мозгов – просто пудинг. Я подумал: как сознание реагирует на то, что в голове, словно металлическая оса, бьется пуля? Интересно, может ли мозг осознавать процесс своего разрушения? Слышать собственный вопль? – А как насчет крови во время отделения головы? – спросил я, зябко потирая внезапно ставшие холодными ладони. – Сердце остановилось, кровь не циркулирует. Тело обескровлено гораздо меньше, чем ты думаешь. На его месте я бы сунул под шею полотенце, чтобы впитывалась кровь, и отделил голову. Завернул бы ее в полотенце, положил в сумку, в которой носят шары для боулинга… и сделал ручкой. – Теперь главное не перепутать сумки, когда выходишь вечером на дорожку покатать шары. Какие-нибудь надписи? – Я ждал этого вопроса. Хембри спустил трусы на трупе, открыв лобковые волосы. Такая же надпись мельчайшим почерком и тоже в две строчки. На верхней было написано: Покорежил целую кварту мужиков-шлюх. Целую кварту мужиков-шлюх. Покореженные мужики-шлюхи. Целую кварту мужиков-шлюх. Покореженные мужики-шлюхи. Целую кварту мужиков-шлюх. Покореженные мужики-шлюхи. За этим следовало: Крысы Крысы Крысы Хи Хи Хи Хи Крысы Крысы Крысы Крысы Хи Хи Хи Хи Хи Хи Хи. Ледяной палец пощекотал мою шею. – Опять эти шлюхи, – сказал Хембри. – А вы, ребята, отрабатывали это направление? Я кивнул. Мы связались с отделами убийств и полиции нравов по всему побережью, потом обратились в национальную базу данных о преступлениях. Никаких нераскрытых убийств в нашем районе, по крайней мере с похожими параметрами. Что бы это ни было, но наши случаи были эксклюзивными. Хембри показал на вторую строчку. – Тут то же «хи», как в слове «шлюхи»? – Или как в слове «хихикать»; в смысле, над нами, Бри. Хембри закрыл глаза. – О нет, что угодно, только не это. Насмешки со стороны убийцы с психическими отклонениями были зловещим знаком. Это значит: он уверен, что может скрыться безнаказанно. Некоторым это действительно удавалось, особенно если у убийцы ледяное сердце и железное самообладание, с которым он может аккуратно отрезать голову и разборчиво написать послание крошечными идеальными буквами. Такие люди могут жить где угодно и быть кем угодно: швейцаром, школьным учителем, президентом банка… Хембри сказал, что по приблизительным оценкам смерть наступила около двух часов назад, плюс-минус. – Я пойду осмотрю остальную часть дома, – сказал Гарри. – Попробуй что-нибудь выяснить у этой женщины. Подруга? – Невеста, – поправил его я. – Сал считает, что она чистая. – Для меня это достаточно убедительно, – сказал Гарри, который был в курсе необыкновенных способностей Салли Харгривс. Он застегнул куртку. – Черт, здесь холодно, как в могиле. Я вернулся в комнату к невесте, стараясь не задумываться над тем, кем могу для нее стать. Однажды в гастрономе я, сам того не подозревая, стоял в очереди за женщиной, которую перед этим допрашивал по поводу жестокого убийства ее дочери. Когда наши глаза встретились, лицо ее стало белым как полотно и она, издавая странные мяукающие звуки, со всех ног бросилась к выходу, причем покупки ее продолжали ехать по ленте транспортера к кассиру. Сейчас, входя в жизнь этой женщины в такой страшный момент, я мысленно молился, чтобы ее сознание после сегодняшнего вечера вычеркнуло меня из памяти и, когда по ночам она будет в ужасе просыпаться от преследующих ее кошмаров, ей не чудились на потолке очертания моего лица. – Простите, мисс Ноттс. Я детектив Карсон Райдер. Я бы хотел пару минут побеседовать с вами, если позволите. Она сделала глубокий вдох и кивнула. – Пока все это еще очень… свежо, я понимаю. Мне приходилось напрягаться, чтобы расслышать, что она говорит. – Питер не рассказывал вам о каких-либо встречах, назначенных на сегодняшний вечер? О ком-нибудь, с кем он собирался поговорить? – Нет. Но на нем одежда, которую он обычно надевал, когда с кем-то встречался: брюки, рубашка. Он работал в переделанных из джинсов шортах и футболке, если только… Кто-то, видимо, назначил встречу в самый последний момент. Я услышал голоса и шаги у входа, и Салли прикрыла дверь, чтобы нам не мешали. – Сюда часто приходили клиенты? – Нет. Он ходил сам. Питер очень услужлив по отношению к клиентам. – А посетители здесь бывали? – Некоторые видели вывеску и заходили, чтобы узнать, делает ли он визитки и всякое такое. – А если бы он назначал встречу и хотел это записать, то где бы это сделал? Она закрыла глаза. – На прошлое Рождество я подарила ему персональный цифровой секретарь. Он, вероятно, лежит в письменном столе в передней. В верхнем ящике. Салли вышла и через минуту вернулась с устройством чуть больше кредитной карточки. Она была уже в латексных перчатках. Мы вышли в холл. Сал нажала на несколько клавиш и долго смотрела на дисплей, прежде чем передать его мне. Там стояло сегодняшнее число. Ниже было введено: 20:00 мтг. в/мистер Каттер. – М-да, это чертовски круто, – сказала Салли. Я рванулся было рассказать Гарри о мистере Каттере, но уперся в чью-то вытянутую руку и стену мяса позади нее. – О-па, вот и Райдер, – сказал Барлью. – Куда бежим, спортсмен? Изо рта у него пахло навозом и луком – возможно, ему следовало бы жевать рекламу листерина.[11 - Антисептическое средство для полоскания рта и горла.] – Мне нужно поговорить с Гарри. – Позвони ему, орел. Причем с улицы. – Гарри, ты здесь? – во весь голос завопил я. Он указал мне на выход. – Двери с другой стороны, хвастун. – Где капитан, Барлью? – Для тебя – сержант Барлью. А теперь уноси свою задницу, пока я ее отсюда не вышвырнул. Из двери студии Дэшампса в пяти метрах дальше по коридору высунулась голова Скуилла. Казалось, земной шар соскочил с оси и в результате всех бросило не на свои места. – Местом преступления теперь занимаюсь я, Райдер, – сказал он. – Идите и снимите показания соседей. – Где Гарри, капитан? Это очень важно. – У вас при рождении никаких травм не было, Райдер? – сказал Скуилл. – Я отдал прямой приказ. Выйдите отсюда и начинайте проводить допросы. Я читал и перечитывал пересмотренное Положение о ПСИ раз сто, причем в большинстве случаев – с отвисшей челюстью, потому что никак не мог поверить в автономию, которая, как предполагалось, была предоставлена нашей команде. В случаях, относившихся к ее компетенции, все действия координировали только мы с Гарри. – Извините, капитан, – сказал я, – но это место преступления, в сочетании с убийством Нельсона, свидетельствует об отклонениях в сознании преступника, психопатологических или социопатических. А это означает… Скуилл ткнул наманикюренным пальцем в сторону двери. – Выход там. – Черт возьми, да выслушайте же меня, сэр! Вещественные доказательства показывают, что… – Оскорбление старшего офицера? Так! Я к вам обращаюсь, детектив. – Тогда как насчет того, чтобы меня все-таки дослушать, капитан? У нас двое обезглавленных мужчин, и кроме этого у нас… – Эй, офицер! – рявкнул Скуилл в сторону молодого патрульного возле заднего выхода. – Да, вы! Проснитесь! Подойдите и выпроводите мистера Райдера из этого дома. Немедленно! – …есть неоспоримые доказательства расстройства рассудка… Пальцы Барлью сдавили мой бицепс, как тиски, но я вырвал руку. – Отвали, Барл. Ты, по идее, должен сейчас стирать капитану носки или что-нибудь еще. Барлью вплотную подошел ко мне и сплюнул серую жвачку из газетной бумаги на пол. – В любое время! – с вызовом прошипел он: здоровый, как Гибралтар, жуткий запах изо рта, кулаки сжаты, под курткой видно, как перекатываются на руках ядра бицепсов. – Можешь попробовать прямо сейчас, или кишка тонка? Я почувствовал знакомый прилив энергии в области солнечного сплетения. От Барлью на меня пахнуло жаром. Его маленькие глазки-бусинки горели злостью, но за ней я видел страх. – Сержант, – скомандовал Скуилл, – идите сюда. Мы должны заниматься делом. – Он жестом позвал Барлью к себе. – Капитану нужна подстилка, чтобы ноги вытирать, – сказал я, понизив голос. – Лучше тебя ему не найти. Барлью попытался испепелить меня взглядом, потом облизнул губы и повернул к студии, по пути двинув меня тяжелым плечом. – Твое время еще придет, задница, – шепнул он в ответ. Патрульный полицейский стоял рядом со мной. – Извините, детектив Райдер, – сказал он, – не могли бы вы выйти? Пожалуйста. Трясясь от злости, я вышел на крыльцо и услышал свист Гарри. Он вышел из тени рядом с домом. – Добро пожаловать в резервную команду, Карсон. До тех пор пока Скуилл здесь! мы будем номером два. Он появился, пока ты говорил с невестой, и выглядело это словно высадка морской пехоты. – Объясни, что происходит, Гарри. Я что-то пропустил? Гарри указал на большой командный джип, выезжавший на лужайку перед домом; двигатель его бессмысленно ревел, колеса пробуксовывали, и из-под них летела трава. Полюбуйтесь на меня, всем своим видом, казалось, говорила машина и, качнувшись вперед, резко остановилась. Пассажирская дверца открылась. После выдержанной пятисекундной паузы – чтобы успели включить освещение телевизионных камер – нашим глазам предстал заместитель шефа полиции Плакетт, словно рожденный утробой автомобиля. Он поправил галстук, повел рукой в сторону представителей прессы и без комментариев двинулся к дому. Внутри у меня все кипело. Я понял, что Скуилл и Плакетт разыгрывали свой штабной спектакль: Скуилл устраивал представление для Плакетта, а Плакетт – для камер и публики. И мертвое обезглавленное тело внутри дома служило лишь декорацией в этом театре чужого Эго. – Детектив Райдер! Я обернулся и увидел копа в форме, который выпроваживал меня из дома, молоденького светловолосого парня, у которого был такой вид, будто он попал на службу в полицейское управление Мобила прямо из младшей дружины бойскаутов. – Мне очень жаль, что все так произошло, сэр. Капитан приказал, и я… – Ты сделал именно то, что должен был сделать. Расслабься. – Если хотите знать мое мнение, то я считаю это полным абсурдом, детектив. Если там, на месте, кто-то и должен быть, то это именно вы. Безумие какое-то… Разве это не вы тогда самостоятельно раскрыли дело Эдриана? Слова его были вроде бы безобидными, но меня охватил благоговейный страх. Краем глаза я увидел, что Гарри слегка склонил голову, ожидая мою реакцию. – Это не совсем так, – ответил я молодому патрульному офицеру, стараясь преодолеть першение в горле. – В тот раз мне просто повезло. К тому же мне много помогали. Карсон, Я СНОВА НУ-У-У-У-ЖЕН тебе… Я не рассказал ему о том, откуда получал эту помощь. Или о том, что даже от мысленного возвращения в те времена в большинстве случаев у меня появлялась дрожь в коленках и по спине пробегал холодок. Я взглянул на Гарри. Он внимательно смотрел в небо, словно это был экран телевизора. Я ехал домой с спущенными стеклами, с работающим кондиционером, но даже бешеные потоки воздуха в машине не могли выдуть комок у меня в груди. Созданная на волне убийств Эдриана ПСИ была редчайшим изобретением из области связей с общественностью: уже одно это, случайно или нет, тогда послужило достижению цели. Но, как и множество других изобретений, принесших своим создателям регалии и ордена, ПСИ, видимо, предназначалась для расследования смерти, по которой некому скорбеть. Она была потихоньку удалена из следующей редакции должностных инструкций: промежуточная цель была достигнута, и в ее туманных иллюзиях больше не было нужды. До появления следующего Джоэла Эдриана. Или, возможно, того ада, который имел место здесь. Когда я, выдохшийся и злой, приехал домой, лампочка на автоответчике сигнализировала о поступившем сообщении. Я нажал кнопку воспроизведения. – Алло, Карсон? Вы дома? Это Вэнжи Праузе. Возьмите трубку, пожалуйста. Я хочу поговорить с вами о Джереми. Нам необходимо кое-что обсудить. Карсон?… Глава 8 – Так все-таки ПИС-ПИС координирует это дело или нет? – на следующее утро спросил я лейтенанта Тома Мейсона, когда он в 7:30 появился на работе. – У нас имеется два обезглавленных трупа. Нам что, нужно, чтобы позвонил личный психиатр убийцы и сказал: «Да, Каттер действительно псих. Искренне ваш, доктор Игорь Хассенпфеффер»? Я тяжело уселся на крышку своего письменного стола, перевернув стакан с карандашами. – Хассенпфеффер? Это реальное имя? – спросил Том, наклоняясь, чтобы поднять с пола рассыпавшиеся карандаши. Том был начальником Отдела преступлений против личности и нашей главной линией обороны от высокого начальства. Это был худой как вешалка, абсолютно бесхитростный пятидесятилетний мужчина, с лицом, напоминающим морду идущей по кровавому следу ищейки. Когда Том вошел, я как раз возбужденно разбирал вчерашнюю конфронтацию. Рядом с ним был Гарри, который тоже только что вошел и снимал пиджак от своего костюма цвета ликера «шартрез». – Вот послушайте, – сказал я, взял со стола последнюю редакцию должностных инструкций и с рвением заключенного, выучившего за годы пребывания в тюрьме все законы наизусть, выразительно продекламировал раздел касательно ПСИ. Том кивнул. – Я тоже перечитывал это сегодня утром. – Для чего нужны все эти инструкции, если ими не пользоваться? Чтобы по ним мастурбировать? Гарри сел за свой стол с кружкой кофе в руках и снисходительно посмотрел на меня. – Гарри, – сказал Том, – помнишь ту гнилую старую шаланду, которая была у наших ребят из речного патруля? Ну, ту крошечную лодчонку? – Чтобы произнести эту фразу, Тому потребовалась почти минута. Он вырос на арбузной ферме на границе со штатом Миссисипи, в глухомани, где народ разговаривает с той же скоростью, с какой растут арбузы. Если бы Том говорил еще хоть чуть-чуть медленнее, понять его было бы вообще невозможно. Гарри кивнул. – Дырявая посудина, постоянно откачивали воду дохлым насосом. Том поставил ногу на стул и оперся руками о колено. – В девяносто девятом году мы, Карсон, получили в подарок новехонькое судно от компании «Мэбрис Марин». Двадцать четыре фута. Мотор – сто пятьдесят лошадиных сил. Устойчивая, как гранитный «кадиллак». Там были даже спасательные жилеты. Я сидел, не шелохнувшись, и терпеливо ждал. Стоило чихнуть в ближайшие пять минут, и продолжения от Тома уже не дождешься. – Наступил день, когда нужно было официально передать это судно, Карсон, ну, освятить его, ты знаешь. Большое, серьезное дело. Оповестили политиков, пригласили прессу. Сказали всем, кроме капеллана. Играл оркестр, политики выступали со своей болтовней. Народ стоял и глазел на все это. Но освящение так и не состоялось. Мое внимание начало ослабевать. Гарри легонько толкнул меня локтем и кивнул на Тома. Слушай. – Буквально на следующую ночь какой-то обкуренный кадр на своей лодке вез в полном тумане контрабандную травку и напоролся на бревно в северной части дамбы. Дождь… Волны… Смерчи… Но мы все равно должны были выловить все тюки, пока их не унесло в море. Знаешь, какую лодку ребята выбрали для этой работы? Гарри снова толкнул меня и сказал: – Они взяли старую лодку, Карсон, потому что знали, что новая не получила Божьего благословения. Они не собирались доверять ей свои задницы, пока она не получила поддержку высших сил. ПСИ – штука реальная, но она такая же новая. Никто не хочет доверять ей, пока она не получит благословения. – И когда мы узнаем, что получили миропомазание? – спросил я. – Возможно, очень скоро, – сказал Том, постучав ногтем по стеклу своих часов. – Через двадцать минут шеф назначил совещание. Когда я думал о шефе Хираме, на ум всегда приходили два слова: цепочка управления. Если бы я задыхался, подавившись жвачкой, а шеф при этом оказался рядом со мной, он пошел бы в свой кабинет и позвонил заместителю из службы поддержки. Этот заместитель проинформировал бы о случившемся дежурного майора Сектора криминальных расследований, который поднял бы по тревоге капитана подразделения Службы расследований. Капитан проинформировал бы дежурного лейтенанта Отдела преступлений против личности, а уж лейтенант послал бы сержанта из Отдела убийств заняться моим трупом. Структура власти была для Хирама средством защиты от реальности. Или, если не быть столь строгим, от принятия решения. Он был брошен на эту должность три года назад, когда прежний шеф полиции перенес инфаркт и вышел на пенсию. Руководствуясь добрыми намерениями, Хирам сделал несколько неправильных шагов по реструктурированию Департамента, что в основном привело к плохой рекламе и общему внутреннему недовольству. Став осторожным благодаря этому негативному опыту, шеф теперь действовал строго по инструкции и склонялся к уже проторенным путям. Его подход к последним экспериментам – к ПСИ, например, – напоминал действия слепого, который слышит шум приближающегося незнакомого механизма. Мы зашли в конференц-зал за несколько минут до начала совещания. Пока прибывали остальные, я выпил чашку кофе прямо возле кофеварки, налил себе еще одну и сел. Здесь было невероятное собрание всех чинов – с шефом Хирамом на вершине пирамиды власти. Непосредственно под ним находился его заместитель Бельвидер, а раз был приглашен Бельвидер, то пришел и заместитель Плакетт. На следующей ступени находились Блейзингейм из третьего округа, Кантвелл – из второго и Том Мейсон. Потом шли офицеры из округов, где происходили убийства: Роуз Блэнкеншип из второго округа и Сэмми Уолтерс из третьего. Кивая и жестикулируя в ходе разговора, вошли Хирам и Скуилл, причем Скуилл похлопал шефа по плечу. Шефу было пятьдесят три, ростом он был примерно метр восемьдесят и производил впечатление крепкого мужчины, хотя на животе над поясом и нависало несколько лишних килограммов жира. Он сел, поднял глаза на полные ожидания лица, и в комнате стало тихо. После этого Хирам обратился ко мне. – Насколько я понял, детектив Райдер, прошлой ночью с вашей стороны имело место определенное непонимание. Потрудитесь объяснить свою точку зрения на происшедшее. Это ваш шанс. Я почувствовал, как внутри все оборвалось. – Объяснить что, сэр? Скуилл прокашлялся: – Шеф, ошибки иногда допускаются, и тогда необходимы извинения… – Я могу их принять, капитан, – сказал Хирам. Все повернулись ко мне. Я чувствовал себя героем пьесы, которая закончилась, прежде чем я успел произнести свой текст. Похоже, Скуилл зашел к шефу перед собранием и оговорил меня относительно инцидента прошлой ночью. От меня явно требовалось, чтобы я перед ним извинился. – Что здесь, собственно, происходит? – спросил я. – Я уже сказал, что кто старое помянет, тому глаз вон, детектив. Лучше забыть прошлые ошибки и… Я с чувством ударил ладонью по столу. Из чашек расплескался кофе. Послышалось недовольное ворчание. – Нет уж, черт побери! Я хочу знать, что вам рассказали насчет прошлой ночи. Сзади застонал Гарри, но так тихонько, что слышать его мог только я. Шеф Хирам, продолжая промокать пролитый кофе салфеткой, бросил на меня долгий взгляд. – Капитан Скуилл сказал мне, что вы с детективом Наутилусом прекрасно выполняли свою работу по осмотру места преступления согласно директивам ПСИ, когда капитан по ошибке отдал приказ по обычной, стандартной процедуре, что привело к некоторому недоразумению. Гарри снова застонал. Хирам продолжал: – Капитан Скуилл также сказал мне, что… – Что я глубоко сожалею о допущенных ошибках, – перебил его Скуилл ровным, как у организатора похорон, голосом. – Я заверяю всех в этом зале, и особенно детектива Райдера, что уже перечитал все должностные инструкции. Дважды. Нет, даже три раза. Самобичевание Скуилла вызвало смешок. Он взял всю вину на себя, а я продемонстрировал свой полный идиотизм. Я подозревал, что он наврал начальству насчет прошлой ночи, а он превзошел меня, рассказав правду. – Мы можем продолжать, детектив Райдер? – спросил Хирам, глядя на меня недобрым взглядом. Я кивнул. Конечно. Пожалуйста. Я посмотрел на Скуилла: тот поглаживал подбородок и улыбался, глядя в окно. Шеф переключился на Гарри. – Вы были на обоих местах преступления, детектив Наутилус. Каково ваше мнение об этом деле? – Я в основном занимался опросом находившихся поблизости людей, шеф, поэтому передаю слово детективу Райдеру. Это был способ Гарри снова посадить меня на коня. Очень сдержанно, без единой капли пролитого кофе я четко представил весь набор имеющихся у нас фактов. – Сделано очень хладнокровно, – заметила Роза Блэнкеншип, когда я закончил. – Есть какие-то зацепки относительно текста посланий? Я вкратце перечислил то, что мы с Гарри уже успели рассмотреть: анаграммы, астрологические символы, мистические символы, основные буквенные коды – ничто из этого не казалось нам близким к истине, кроме ощущения того, что убийца чувствует себя в безопасности и контролирует ситуацию. – Почему бы не сложить события, предшествующие последнему убийству, так, как это видится вам, детектив Райдер? – заметил шеф. Я кивнул и начал излагать свой расклад по времени, стараясь, чтобы это звучало профессионально и уверенно, как у штатного корреспондента отдела телевизионных новостей. – Злоумышленник приехал на встречу, назначенную на восемь вечера, я уверен, по телефону. Он застал мистера Дэшампса врасплох и убил его. Механизм убийства пока определить невозможно. Используя острый инструмент, он обезглавил мистера Дэшампса. Этот процесс, как проинформировали меня судебные эксперты, мог занять менее минуты. Перед обезглавливанием преступник потратил приблизительно десять минут на то, чтобы написать на теле послание, используя… Скуилл перебил меня. – Десять минут? Вы уверены? – Он любил выбивать говорящего из колеи внезапными вопросами. Если, разумеется, говорящий не был выше Скуилла по званию, в этом случае он молча и с восхищением ловил каждое слово. Я постарался скрыть раздражение. – Я считаю, что порядок величины был именно таким, капитан. – Откуда вы взяли эти цифры? От судебных экспертов? – Не совсем так, капитан. Это был своего рода независимый эксперимент, в ходе которого… Скуилл триумфально закивал, словно поймал меня на неприкрытой лжи. Я услышал еще один тихий стон со стороны Гарри. – Детектив Райдер, мы не можем тыкать пальцем в небо! Мы приписываем определенным действиям время исполнения только в соответствии с квалифицированной оценкой судебной экспертизы. – Я думаю, что все было квалифицированно, сэр, – сказал я. – С эмпирической точки зрения, по крайней мере. – У меня не было времени рассказать об этом Гарри: он был в суде. Шеф Хирам нахмурился. – Что вы имеете в виду, детектив Райдер? – Как я уже сказал, это был своего рода эксперимент, сэр. – Поясните, пожалуйста. Я встал и спустил штаны. Гарри мычал так, будто его прихватил неожиданный приступ аппендицита. Глава 9 Мистер Каттер сидел в машине на парковке перед моргом и ждал ее. Поначалу он не думал о себе как о мистере Каттере, но после того как использовал это имя у Дэшампса, оно ему понравилось, словно веселая шутка.[12 - Cutter – тот, кто режет; лезвие (англ.).] Дэшампсу, похоже, оно тоже нравилось, он постоянно говорил мистер Каттер то, мистер Каттер это… Впрочем, у Дэшампса все было очень мило, он постоянно старался угодить, даже упал на спину. И мистеру Каттеру не пришлось валить его на пол, чтобы вся кровь попала на спину и не испачкала другие важные части тела. Хорошие взаимоотношения сложились у них с первого телефонного разговора. – Мистер Дэшампс, меня зовут Алек Каттер. Я бы хотел обсудить с вами вопрос создания логотипа и другой идентификационной символики для моей новой компании. Я надеюсь, вы могли бы разработать некоторые типографские решения, а также, возможно, ряд графических вариантов… При воспоминании об этом мистер Каттер хихикнул: ему хватило пятнадцати минут в библиотеке для достаточного, чтобы избежать подозрений, освоения соответствующего сленга по учебнику для начинающих заниматься рекламой. – Не беспокойтесь, мистер Каттер, у меня богатейший опыт работы с логотипами и корпоративной символикой. Когда приедете, я покажу вам несколько образцов. Вы сказали «в восемь»? Буду с нетерпением ждать нашей встречи. Мистер Каттер знал, что он должен быть дома один. После того как несколько месяцев назад Дэшампс стал одним из Абсолютов, мистер Каттер посвятил изучению расписания и привычек художника более ста часов. Его женщина всегда уезжала в понедельник и возвращалась в четверг поздно вечером. Хотя мистер Каттер работал днем, график у него был гибким, что позволяло уделять достаточно времени слежке за намеченной жертвой. Ничто во вселенной не могло быть важнее этого. Мистер Каттер приехал к дому в 7:50, и Дэшампс предложил поговорить в студии. Он повернулся к нему своей широкой спиной и пошел впереди, показывая дорогу. Под рубашкой с короткими рукавами видны были крепкие мышцы плеч и рельефно очерченные бицепсы. Просто идеальное тело. И, как уже знал мистер Каттер, ничем не запятнанное. Дэшампс был человеком не того типа, чтобы поддерживать порочные тенденции вроде татуировок или пирсинга; он представлял собой безупречную картину – от шеи и до колен. В подтверждение этого он даже послал мистеру Каттеру свое фото. Конец ознакомительного фрагмента. Текст предоставлен ООО «ЛитРес». Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (http://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=629735) на ЛитРес. Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом. notes Примечания 1 Сеть однотипных универсальных магазинов, где продаются товары по ценам ниже средних; крупнейшая сеть розничной торговли в стране. (Здесь и далее примеч. пер.) 2 Гумбо – похлебка из стручков бамии с мясом, курицей, крабами, томатами, креветками и устрицами, сдобренная специями и травами. 3 Сильное наводнение 31 мая 1889 года в нескольких районах Пенсильвании, вызвавшее большие жертвы и почти полностью разрушившее Джонстаун и его пригороды. 4 Одна из позиций игроков в бейсболе. 5 Презрительное прозвище белых американцев, не получивших образования, безработных или получающих низкую зарплату. 6 Игра слов: в английском языке восемь (eight) и съел (ate) звучат одинаково. 7 Rats (крысы) – star (звезда). 8 Магазин, торгующий недорогими товарами, каждый из которых, как правило, стоит один доллар. 9 Известный американский комик, выступающий в телевизионных шоу. 10 Главный герой мистического триллера «Сонная Лощина», роль которого в фильме исполнял Джонни Депп. 11 Антисептическое средство для полоскания рта и горла. 12 Cutter – тот, кто режет; лезвие (англ.).