Прощение Лидия Алексеевна Чарская Я поцелую тебя и лягу… и придет смерть… от отравы, ножа или удушья, не все ли равно? Но лишь бы смерть… смерть… Лидия Алексеевна Чарская Прощение I Минута… еще минута… еще… потом часы… потом дни… недели и годы… Годы, годы, годы… И все без него… Почему без него? Как без него? За что ты взяла его от меня, безжалостная смерть?… Или ты думаешь, что разлучила нас, схватив его в свои холодные объятья… Почему смеется солнце, почему синеет умиленное венецианское небо, почему шепчутся и сквозят голубые прозрачные каналы, чему радуется праздная и веселая венецианская жизнь? Ведь его нет! Он умер. Они верно еще не знают этого. Он лежит тихо, тихо, как уснувший. А Розоритта – свеженькая и смуглая дочь нашей хозяйки, с чувственным ротиком и глуповато-томными глазами – сыплет целый дождь цветов на тело моего дорогого… – Тело… Так, значить, он умер, на самом деле умер! Прости, солнце, и небо, розы и мирты, и вы все, простите… Я не увижу завтра алеющего зарею неба, не увижу бирюзовой дали, ни вечного солнца! Ни я, ни он – мы вас больше не увидим. Я и он – мы одно целое… Я и он, мы жили одним взглядом, одним дыханием, одним чувством… Наши сердца бились в одном согласном аккорде. И оба порвутся разом. Он лежит передо мною, как живой, под душистым покровом пышных цветов… Ветерок, набежавший с моря, целует его лицо, которое я до сих пор так страстно и жадно целовала. Оно мало изменилось, несмотря на болезнь… Две три новые тени. Глубоко запавшие глаза и рот, улыбающийся новой величавой улыбкой. Его усы и кудри я тщательно разгладила моими дрожащими пальцами, обливая их отчаянными слезами… Теперь слезы иссякли… К чему они, когда через день, самое большое, мы соединимся, чтобы никогда не разлучаться… Желанный!.. Милый!.. Чувствуешь ты, как я смотрю на тебя, слышишь мою клятву соединиться с тобою? Да, да, клянусь моей любовью, моей верой в существование загробного бытия! Под окном мандолина… К ней присоединяется голос, певучий и страстный, призывающий к неге, и страсти, тихо рокочущий, – настоящей голос прекрасной Италии. Розоритта в испуге бросается к окну. – Нельзя, нельзя… здесь покойник. – Ничего, дорогая, пусть поет. Он любил музыку. Она не может оскорбить покойного. И снова песнь, призывающая к жизни и счастью, льется в открытое окно. А Виталий лежит неподвижно… Ему не надо теперь ни песен, ни ласк, ни улыбок роскошной природы. Он лежит, все лежит неподвижно… Но я чувствую – еще секунда… еще минута и глаза его откроются, он улыбнется, протянет руку и скажет: «Люблю». Да, да, именно люблю, и ничто другое… Когда он просыпался по утрам, он окружал мою голову своими руками и говорил это «люблю» с особенной лаской. Люблю, люблю, люблю… Его, дрожа, повторяет мое сердце… Какою небесною музыкой звучало мне это слово моего мужа, моего любовника, первого и единственного. Еще и еще розы… – Откуда, Розоритта? – Их прислали друзья синьора… они тут и спрашивают когда панихида. Панихида… да… скажи им, дорогая, вечером в 8, а завтра утром мы хороним синьора. – Да, синьорина, – и она уходит, неслышно ступая, точно боясь разбудить уснувшего. Милая девушка! И снова мы одни с тобою! Я кладу руку на твое сердце… Оно не бьется и холодно, как мрамор. И губы твои холодны, и руки… о, милый! Но это ничего. Завтра я соединюсь с тобою и вместо одного чужестранца похоронят двоих… Как я сделаю это, не знаю… Но ведь ты веришь, что жена твоя не будет колебаться… Мне ли бояться мучений? Хуже тех, что я перенесла, вырывая тебя из когтей смерти, быть не может. Я не знаю еще чем убью себя, но моя рука достаточно тверда для этого. Я поцелую тебя и лягу… и придет смерть… от отравы, ножа или удушья, не все ли равно? Но лишь бы смерть… смерть… II Как это началось?… Ах, да, помню… Помню сад и обрыв и Волгу… Кустарники бузины и орешника… Помню скамейку и громадную сосну над нею. Помню тот эскиз, который нас сблизил… И тебя… Ты сидел на скамейки, держал палитру, кисти. Как красиво и характерно было твое молодое лицо! Печать вдохновенья лежала на высоком белом лбу. Ты взглянул на меня затуманенными глазами. Глаза смотрели, а мысль витала далеко. На мольберте я увидала, как в зеркале, отражение обрыва и Волги и золотого солнца, заходящего за реку. И вскрикнула от восторга. Ты поднял глаза… Экстаз вдохновенья исчез. Ты почувствовал близость постороннего существа. – Как вы находите? – спросил ты. Твой вопрос звучал лаской, а взгляд любовался мною. Потом попросил позволения поместить и меня на полотно. – Для полноты картины, – пояснил ты с улыбкой. И я согласилась. Если бы тогда ты попросил у меня отдать мою жизнь – я бы согласилась и на это. Я уже любила… Встречи у обрыва, встречи в чаще заброшенного сада – на реке и в целом лесу золотых колосьев, кто вас не знает? Кто не был молод? Виталий принадлежал к числу тех избранных, которые снабжены тем драгоценным даром чуткости и понимания самых хитрых извилин души, на которую способны только талантливый натуры. Конец ознакомительного фрагмента. Текст предоставлен ООО «ЛитРес». Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (http://www.litres.ru/lidiya-charskaya/proschenie/) на ЛитРес. Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.