У Германтов

С тех пор, как я перевернула последнюю страницу второго тома, прошло довольно много времени, кое-что подзабылось. К моей радости, по ходу чтения в памяти всплывали и персонажи, и события, связанные с ними, но главное - сразу же вспомнились мои собственные эмоции, те самые, ради которых снова и снова хочется погружаться в поэтическую прозу Пруста.

В третьей книге цикла уже ощущается начало взросления главного героя. Он все так же еще полон юношеской восторженности, мечтательности, по-прежнему очарован звучанием имен и названий, которые в силу своей чувствительности поэтизирует, наделяет почти волшебными свойствами. Но если в первой книге его ждало почти всегда гарантированное разочарование от встречи с объектами этой поэтизации, в «Германтах» он уже начинает понимать причины такого несоответствия ожиданий и реальности.

«Талант Берма, ускользавший от меня, когда я так жадно пытался добраться до самой его сути, теперь, спустя годы забвения, пробился сквозь мое безразличие, предстал мне со всей непреложностью - и я пришел в восторг».

Иными словами, после охладевания к предмету безудержных грез, главный герой становится способным замечать подлинную, а не созданную его фантазиями, красоту обладателей этих имен.

Долгожданное знакомство с герцогиней Германтской, еще одной мишенью безграничного воображения героя, приносит уже не столько разочарование (хотя и не без этого), сколько довольно зрелое понимание, что придуманных его фантазией людей или мест, в том виде, в каком он их себе представляет, попросту не существует. Как и в примере с Берма, после первого шока от осознания несоответствия небожителей Германтов в его голове с реальными людьми, которые носят это имя, главному герою удается наконец оценивать их непредвзято, с помощью других мерок.

В «Германтах» продолжается тема светских салонов. В первых двух книгах писатель познакомил читателей с салонами буржуазии. На этот раз он дает возможность попасть в мир парижской аристократии. Пруст, том за томом, словно повышает ранг этих собраний с тем, чтобы добраться наконец до самых сливок - закрытого салона герцогини Германтской, в который допускают только избранных. Конечно, главный герой мечтает попасть туда, воображая себе изысканное общество утонченных интеллектуалов, в центре которых сияет звезда несравненной герцогини.

По счастью, быть приглашенным в этот недоступный мир ему доводится уже после охлаждения к хозяйке салона, поэтому получается понаблюдать за Германтами и их гостями без излишней экзальтации и избежать душевной катастрофы от разочарования, которая обязательно произошла бы, случись вхожесть в этот элитный круг раньше. По-настоящему умных и интересных людей здесь нет. «…истории, услышанные мною у герцогини Германтской, ничуть меня не задевали - не то что цветущий боярышник или вкус мадленки». Самый изысканный салон Парижа не многим, в сущности, отличается от тех, что держат жены буржуа и даже дамы полусвета.

Тем не менее знакомство с аристократами дает наблюдательному герою во многом понимание их выработанного веками кода поведения. Все же «тысяча лет феодализма не проходит бесследно».

Написать хотелось бы еще и о бабушке героя, и о дружбе с Сен-Лу и его страсти к «Рашель когда Господь», о бароне де Шарлюсе и картинах Эльстира и о многом другом. Но, пожалуй, хватит.

Скажу только, что, наверное, я поняла, почему мне нравится Пруст. В отличие от его главного героя, меня не постигло разочарование от знакомства с реальностью. В данном случае, речь, конечно же, о «Поисках». Настоящая книга оказалась ровно такой, какой рисовала мне ее моя фантазия, если не лучше. В связи с чем закончу цитатой главного героя из последнего тома цикла (она приведена в предисловии к первой книге), которая обращена к будущим читателям его книги: «Они будут читать не меня… а самих себя, а моя книга послужит им чем-то вроде того увеличительного стекла, которое протягивал покупателям хозяин магазина оптики в Комбре: благодаря этой книге я помогу им читать в себе. И я не стану ждать от них ни хвалы, ни хулы, пускай просто скажут, получилось ли у меня, совпадает ли то, что я написал, с тем, что они прочли у себя в душе…»

Получилось.