Рецензия на книгу Жестяной барабан от neveroff

Что ощущает человек, который на самодельной пироге с одним веслом, пытается переплыть бескрайнее тягучее болото, где по какой-то немыслимой фантазии Творца водятся одновременно крокодилы, пираньи и спруты-убийцы? Одно неверное движение и ты тонешь, при этом ощущая зубы микро-рыбок, макси-рептилии и присоски головонога... И пока не грохнулся в странную желеобразную воду так и хочется повернуть назад, но тут в душе пловца вскипает жажда приключений и вопли "Житие мое", подразумевающие морской термин "Полный вперед".

Вот примерно в таком же ключе читается этот удивительный роман. Роман-кривое-зеркало. Роман, который как огр Шрек и лук - многослойный. Совершенно необычна подача повествования. Рассказчик, во-первых, все время путается и использует то первое лицо, то третье. Т.е. в одном предложении он говорит о себе как о "я" и тут же как о "Оскаре". На самом деле это аллегория, касающаяся внутренних слоев, но к ним мы еще вернемся. Во-вторых, он не говорит и не пишет, а выстукивает все на жестяном барабане. Все то, что нам нарисовали кириллицей, этот удивительный человек набарабанил какими-то словообразами.

Сюжет (прямой) не слишком и сложен: мальчик Оскар, насмотревшись на шведскую (в сексуальном смысле) семью своей мамы, на многоярусные юбки бабушки, на безумства соседей и былые заслуги дедушки, решает, что ничем не хуже Питера Пена. Он принимает решение не расти. При этом с трех лет он ежемесячно, а позднее и еженедельно меняет барабаны, так как предыдущий разбивает в хлам. И при этом его голос способен, словно у Джельсамино, разнести вдребезги самое закаленное в голосовых боях стекло... И дальше читатель проходит через жизнь парнишки вплоть до того момента, когда тот решит вернуться из Неверляндии... Хотя с таким странным сознанием как у Оскара что-то утверждать крайне сложно.

Но, я думаю, всем понятно, что просто из-за банальной фантасмагории Гюнтер Грасс не стал бы бумагу переводить. И вот тут мы окунаемся во вторые, третьи и десятые слои. Нужно обратить внимание на даты. Оскар перестает расти с приходом к власти в Германии Гитлера и его социал-националистического дерьма. А снова начинает расти после падения этого режима. Далее, очень ярко показана судьба родной мальчику Польши, точнее польского города Гданьск. А во всей эпопее с мамой, двумя отцами, бабушкой, барабаном и так далее каждый найдет свой собственный смыл. Могу поделиться что нашел я сам. Но предупреждаю, что это вполне возможно больная фантазия автора рецензии:
1. Бабушка и дед-поджигатель. Очень мне было похоже на миф о сотворении мира. Поэтому бабушка в аллегорической форме представляет Землю.
2. Соответственно мама - это родина на Земле.
3. Два ее любовника, каждый из который с одинаковой долей вероятности может быть отцом Оскара. Думаю, тут перетягивание каната между Берлином и Варшавой за управление Гданьском, т.е. родиной.
4. Сам Оскар, то есть его отказ становится взрослым в нацисткой Германии. Вероятно, это попытка показать, что дети видят все более трезво, чем многие взрослые, так как не озабочены кучей глупых забот.
5. Перескакивание с "я" на "Оскар". Понимаю как обобщение - таких "я" слишком много, чтобы говорить только об одном действующем лице. И при этом этот "Оскар" - каждый, кто живет (живет, видити и всё понимает) в период подобной диктатуры гитлеров, сталиных, пиночетов... Не стану упоминать современные фамилии, кому надо тот сам поймет.
6. Барабан. Точнее, многие сотни барабанов. Полагаю так показаны не только эмоции, нерв и тягости одной конкретной души поляка (на национальность намекает красно-белый цвет музыкального инструмента), но и само представление о миллионах сломанных судеб.

Хотя, повторюсь, я многое мог притянуть за уши. Одно точно - тут все ой как непросто. И читается, как я попытался намекнуть в первом абзаце, тоже непросто. Не один раз мне хотелось бросить. Не один раз я думал "Устал", "Опять его понесло" и "Какого черта"... Но некоторые кусочки, например, встречу с итальянской лилипуткой Розвитой, я перечитывал дважды - так зачаровующе это написано. И вообще, при всей сложности и нелегкости чтения, я постоянно чувствовал, что продираюсь (да, это не чтиво) сквозь книгу, которая по праву относится к серьезной и даже, пожалуй, к высокой литературе. Это образчик литературы именно как искусства.