Рецензия на книгу Чайка по имени Джонатан Ливингстон от v1shn
Очень долго произведение Ричарда Баха «Чайка по имени Джонатан Ливингстон» лежало в очереди, и вот, после очередного прочтения «Дома, в котором» (где я с данной отсылкой и встретилась), я всё-таки до него добралась. Отчего-то всегда думала, что работа эта объёмная, однако нет, это вовсе не так. Она заканчивается через почти мгновение после того, как начинается.
«— Истинен лишь тот закон, что ведет к свободе, — ответил Джонатан. — Другого закона нет».
У меня очень смешанные впечатления.
Это безумно милая... сказка. Однако я не могу оценить её ни положительно, ни отрицательно.
Свобода – это, безусловно, и здорово, и замечательно, и я это понимаю, потому что тоже очень ценю свободу. Свободу свою и свободу чужую, и при том очень чётко разграничиваю эти свободы между собой. Для меня свобода в том, чтобы самого себя заключать в определённые рамки, за которые заходить не стоит, – рамки законности поступков. Свобода находится как раз внутри этих рамок. То есть, например, товарищ А волен делать то, что ему в голову ударит, лишь с условием существования определённых ограничителей. Если ограничителей нет, то свобода превратится в анархию, в беспорядок. И обессмыслится как ценность.
Свобода же Джонатана Ливингстона в отсутствии границ для него и для всех, кто за него. Всем своим существом он призывает к безответственному полёту. «Все наши рамки в наших же головах», что, безусловно, отчасти верно. В ситуации, когда данное убеждение используется как толчок к действию для того, кто постоянно твердит себе: «Я никчёмный, я ничего не добьюсь, я ничего не умею».
Но Джонатан отчаянно призывает именно к разрушению границ, к нарушению закона. Да, он превозмогает свои возможности, тренирует и закаляет себя, делая своё физическое тело и собственный разум крепче и расширяя свои возможности, но есть тысячи способов заниматься любимым делом, не нарушая при этом общепринятые нормы конкретного общества.
Предельно понятно, что существовать с теми, чей смысл жизни, в еде или в чём-нибудь настолько же приземлённом, довольно трудно и скучно. Однако это не значит, что им нужно уподобляться, НО таким же образом не значит и то, что нужно пускаться во все тяжкие, отправлять фантазию в космос и почти безнаказанно за ней следовать.
«Почти», потому как ни бесчисленные предупреждения, ни изгнание для Джонатана не оказались тяжёлой ношей, ведь он, конечно, выше всех этих птиц на голову, а то и на три, а то и на пятьсот футов.
«Безнаказанно», потому что существование его закончилось более чем мирно. К тому же он даже нашёл единомышленников, таких же целеустремлённых нарушителей своих обязанностей как членов стаи. И – сначала он один, а потом уже все они – начал среди тех, кто изначально был против его безграничных стремлений, этот бессмысленный переворот; собственную попытку вразумить общественность.
Казалось бы, занимайся тем, чем занимаешься, и не лезь к другим. Ведь если уж ты так увлечён чем-то, а остальные нет, это не значит, что они все – слепые дураки, которые даже если не могут или не хотят, обязательно _должны_ делать так, как ты. Никто не запрещает увлекаться чем-то, но не стоит забывать при этом об обязанностях и тем более устраивать из увлечения манифест. А тут представлен именно он (например, в моменте, когда «высшие» чайки возвращаются домой, дабы показать свои таланты «неразумным»).
Если бы Джонатан остановился на том, чтобы просто поделиться своим открытием, я бы не отнеслась к этому столь плохо, а даже наоборот, но он был так настойчив, что порой складывалось впечатление, что ему просто жизненно необходимо просветить всех «непросвещённых», ведь неважно, верно это или нет, от этого всем будет гораздо лучше.
Опять же, я вовсе не против того, чтобы кто-либо открывал в себе какие-то таланты и всячески развивался, но я подобное навязывание своей деятельности кому-либо другому, когда тот не проявляет желания в этом участвовать, доя меня неприемлемо. Это моё видение, конечно, но всё же. Для меня свобода одного, как это говорится, заканчивается там, где начинается свобода другого.
К слову, именно поэтому до самого конца я ждала, что судьба Ливингстона будет столь же трагична, сколь судьба Икара, не послушавшегося Дедала, который попросил сына не подниматься слишком высоко на крыльях, которые тот смастерил для себя и для него, дабы воск, скрепляющий их, не был растоплен Солнцем. Но Джонатан лишь остался расхваленным героем с грандиозными мечтами; героем, который нарушил закон, забыл об обязанностях, назойливо лез к остальным птицам; кумиром многих чаек-единомышленников и вообще очень хорошей и мудрой чайкой.
В общем и целом, такой себе можно будет сделать вывод, если читать данное произведение, не анализируя его должным образом. А те же дети, к примеру, обычно не вдаются в глубокий анализ прочитанного, так что сразу ясно, к чему – потенциально – это может привести.
«Не очень-то почтительно приниматься разглядывать рай в ту самую минуту, когда влетаешь в него».
А эта цитата приведена уже для слов, которые относятся конкретно ко второй части произведения. Сугубо личное мнение, но вот что-что, а «рай» чайки по имени Джонатан Ливингстон показался мне жутковатым. Множество абсолютно одинаковых птиц, являющихся копиями друг друга; все они обладают совершенно одинаковыми физическими возможностями и находятся на одном и том же уровне развития; да ещё и с телепатической связью в придачу.
Мне всё это очень сильно напоминает своего рода проекцию: весь мир Джонатана находится лишь только в голове у самого Джонатана. Нечто вроде... солипсизма.
Да, иногда это интересно, а иногда – пугающе. В этот раз было именно пугающе (вероятно, у меня это зависит от настроения). И вот опять двойственные ощущения.
