Рецензия на книгу Апрельская ведьма от Frogg_n

нелюбимы мы все,
или, напротив, мы все — любимы.

Холод. Везде стоял невыносимый холод и не было ни малейшей возможности хоть как-то спастись от него или же облегчить своё безрадостное положение — ни богатый дом с состоятельной жизнью, ни извечные любовные похождения, ни увеселительные злачные места, ни забота и прикосновения чужих рук не помогали ни капли. Вот и приходилось в течение многих лет каждой из них стоять, дрожа всем телом, пытаться растереть конечности, покрытые гусиной кожей и ожидать. Ожидать того, что будет в состоянии подарить им то прекрасное чувство. «Ты для меня дороже всего на свете». «Ты — самое важное в жизни». «Ты значишь так много для меня, что я не могу передать и половины словами или поступками». «Ты действительно стала дорога мне». Они всего лишь хотели ощутить любовь, испытать на себе это чувство в полной мере. Но — увы — уже слишком поздно.

Шведские принцессы со своими страхами, грехами, половинчатостью, одиночеством — это история о них, о четырёх сёстрах и о четырёх женщинах, которые были, естественно, маленькими девочками в коротких платьицах и с забавными косичками-хвостиками — сейчас им глубоко за сорок, и они отныне не вызывают сочувствия в зрелом возрасте, ведь каждая разравняла свою дорожку так, как умела и могла. Ведь каждая как разравняла, так и пошла. Кроме одной.

«…тот, кто даже для родной матери не был дороже всего на свете, никогда никому не станет действительно дорог. Даже самому себе».

Дезире Юханссон — земля. Желанная (ха. ха. ха.), она никогда не забудет — она забытая всеми сестра, которая не может ни двигаться, ни говорить, у неё энцефалопатия, эпилепсия и судороги. Всю жизнь она прожила в больницах и приютах в попытках, наконец-то, вылечиться, встать на ноги и начать разговаривать — тщетно. Её мучают зависть, озлобленность и нереализованность собственного дара. Дезире — апрельская ведьма, рождённая в «сорочке», умеющая вселяться в абсолютно любые предметы, будь то одушевлённые или неодушевлённые, и наделённая недюжинным умом и аналитическими способностями. Плодородная весна, помни: за каждый побег нужно платить.

«Изо всей силы вдавливая ручку в стену, она провела ещё один штрих поперёк нацарапанной буквы, уже понимая, что это бессмысленно. Этих слов не истребить. Никогда».

Кристина Вулф — вода. Старшая сестра: вся бело-серая, чуть ли непрозрачная, хотя на деле самая что ни есть реальная. Её руки, вымытые хлоркой, пестрят фамильными перстами мужа Эрика, а вдали беснуются её дочки-двойняшки, Оса и Туве. В прошлом — зубрила, у которой всё должно быть чётко по пунктам и по полочкам, сейчас — врач, имеющий собственный «Постиндустриальный парадиз» и всегда — мокрица. На носу огромные очки, кожа её тела навсегда останется необычно тонкой и блестящей: живот, грудная клетка, левое предплечье и правая ладонь — рубцы видны до сих пор, это те самые ожоги 2-ой и 3-ей степени. Чистая зима, знай: ты убегаешь, проживая чужие жизни чужих людей прошедших эпох.

«Но больше всех она оплакивала самое себя — что она одна-одинешенька на белом свете и ей даже не позволили войти в прачечную».

Маргарета Юханссон — воздух. Испуганная и пребывающая в утренней панике, она затягивается сигаретным дымом лёжа на спине — лишённая гениальной лёгкости и проворства мысли, без былой красоты, с хриплым голосом. Всё в её жизни — посредственно и половинчато: полуфизик полусотни лет от роду с полулюбовником, полунаписанной полуталантливой диссертацией, половинными доходами и полусестрами. Печально-радостная осень, не забывай: ложь в угоду другим, лицемерие ради внимания, путанные отношения с женатыми мужчинами или теми, кто годился тебе в отцы — они не подарят тебе родительской любви.

«Мы уже видели «Бедную Биргитту — жертву клеветы», «Безвинную Биргитту, несправедливо обвинённую и привлечённую за употребление наркотиков», не говоря уже о целой серии спектаклей на тему «Мужественная Биргитта завязала с наркотой, но обстоятельства сильнее, и она снова срывается»!»

Биргитта Фредрикссон — огонь. Матрац с грязно-жёлтым поролоном, вся перемазанная в собственных испражнениях и блевотине, изо рта тянется тонкая струйка слюны. Дикое желание выпить пива: раз, два, три… шесть банок подряд. Дог, ты ведь не ударишь её? Несостоявшаяся должным образом мамаша. Какое там! Наркоманка, переквалифицировавшаяся с годами в старую пьянь. В жирную старую пьянь. В жирную старую пьянь, на которую не встаёт... Залихватское лето, перестань: убегая благодаря наркотикам, алкоголю, беспорядочным половым связям, ты не убежишь от себя.

«Что такие, как мы, могут знать о своих генах? Без отцов, а кто-то и без матерей…»

Эллен, мать Дезире, отдала младенца на поруки интернату для детей-инвалидов и забыла про него напрочь. А после подарила дом трём девочкам, нуждающимся в опеке.
Астрид, мать Кристины, страдала психическими расстройствами и была неуравновешена — врачи так и не смогли определиться с конечным диагнозом. Эндогенный психоз? Параноидальная форма шизофрении? Маниакально-депрессивный синдром? Психопатия с переходом в острый психоз? И однажды она подожгла собственную дочь.
У Маргареты была мать, но никто никогда не узнает её имени — малышкой её нашли в прачечной. У неё ведь не было выбора! Такая стыдобища — родить ребенка незамужней. Сраму не оберёшься!
Гертруд, мать Биргитты, была мечтательной алкоголичкой, которой — непонятно — нужна ли была вообще дочь. Она грозилась совершить самоубийство, если доченька её бросит, оставит или разлюбит, открыто паразитировав на чистом и ничем незамутнённом детском сознании.

«Нельзя говорить о тенях. К тому же они скоро исчезнут. В будущем их не станет».

Об этом не только можно, но и нужно говорить. В романе подняты довольно острые социальные темы наподобие материнства, детей-инвалидов, психически больных людей и проституции (особенно детской). Автор чёрным по белому показывает то время, когда не было ни капли сочувствия больным и неполноценным — даже Швецию не обошло подобное стороной, хотя казалось бы, Швеция это рай, но, видно, не всегда так было; показывает, как «горькое старое слово взамен ищет новое, послаще: уроды становятся калеками, калеки — увечными, увечные — инвалидами, инвалиды — физически неполноценными, физически неполноценные — лицами с ограниченными возможностями, а теперь — с функциональными нарушениями»; показывает, что тогда иметь больного ребёнка было позором, лучше его сплавить, чем любить и выхаживать, иначе пересуд не оберёшься; показывает, что общество потихоньку перестаёт чураться людей, страдающих психическими расстройствами — это больше не постыдно; показывает боль родителей, которым не давали увидеться с собственными детьми с нарушением в развитии; показывает, как людям проще обозвать горе проблемой и методично приступить с холодностью к решению, наплевав на чувства и эмоции.

«…повесть о каждой из наших жизней — всегда ещё и повесть о тех, кто был прежде нас».

Главные героини ничего не знают о доверии, открытости, отзывчивости, сочувствии, уверенности, надёжности, верности, защищённости. Для них это всего лишь слова. Они не вызывают сочувствия в зрелости, за них уже не переживаешь — вот в детстве другое дело, там всё-таки незащищённый и неспособный за себя постоять ребёнок, а тут уже тётеньки, некоторые обзавелись семейством, камон! В общем, всех их тайны постепенно вскрываются и оказываются на поверхности, и ты думаешь, блин, вы все тут уже взрослые состоявшиеся (ну каждая как есть состоялась…) в жизни женщины, почему вы носите все эти ваши багажи детских проблем, не решая их должным образом (ни одна, блина малина, не пыталась даже этого сделать, аоа)? Всё же сами могли изменить, поменять, ведь это ваша жизнь и вам решать, как её и с кем прожить, но нет… Почти до конца произведения ни одна дальше своего носа не видела — кое-кто таки прозрел к финалу, думаю, лет через тридцать подтянулась бы и другая, но что до двух оставшихся — это нет, вряд ли, пропащие случаи.

Время — понятие относительное, что мгновение и вечность — одно и то же. Камень, брошенный в тёмную воду, и широкие круги, разбегающиеся по поверхности. Это время. Камень — это настоящее, а круги — это то, что было, и то, что будет.
Время — это река. Дельта реки, что разветвляется, в поисках новых путей, а после вновь воссоединяется само с собой, находя тысячи новых протоков. Иные мгновения несутся словно водопад, иные образуют тихие заводи.

Кто мы? Случайный сгусток частиц, которые рассеются и соберутся вновь в тысячи других сгустков, не оставляющих по себе никакого следа.
Всё течёт, всё меняется, всё оказывается во всех возможных положениях — это всем известно.
У Дезире было две цели:
1) узнать, кто из сестёр украл предназначенную ей жизнь;
2) проводить на кладбище своего возлюбленного.
И я вам не скажу, удалось ли ей всё это.

Напротив, вы узнаете сами, прочитав роман Апрельская ведьма, оставивший у меня определённо сильные впечатления от прочтения. Что-то есть в шведской литературе. Что-то сильное, правдивое и до такой степени откровенное, что даже иногда становится не по себе — каплю всей атмосфере добавляют всяческие противности, встречающиеся в повествовании. Книга, кстати, напоминала по ощущениям творчество Карин Альвтеген и правильно — обе шведки.

Усталость — свинцовая и давящая, как у Биргитты.
Усталость — пульсирующая и чуткая, как у Кристины.
Усталость — сонная, зевотная, как у Маргареты.
Усталость — лёгкая, прозрачная и парализующая, как у Дезире.
Какая усталость будет у вас?

Она не ослепительно-белая чайка, совершающая самоубийство в богатом доме. Она не чёрный ворон с былой красотой. Она не каркающая везде и всюду ворона о том, что она невиновна, невиновна, невиновна. Она юркий воробушек со взъерошенными перьями.

За неё отныне бьётся другое сердце. Всегда найдется сердце, которое бьётся за тебя.

Опусти руки и закрой глаза. Буря минует.

Словно яйцо в скорлупке. Как жемчужина в своей раковине.
Моя рука в его руке. Да будет так навеки.

#евротур_Нидерланды (Книга из списка.)