Книга Сэмюэла Беккета «Мёрфи» определила предел моим интеллектуальным возможностям. Я остался на одном берегу, а книга на другом. Я попробую её интерпретировать, но, положа руку на сердце, совсем не знаю, как подступиться.
И это несмотря на то, что я прочитал её фактически дважды. При чтении мой разум постоянно выносило из процесса. Я вдруг осознавал себя в сомнениях, не стоило ли выбрать более интересный цвет для литья, отданного на восстановление, нежели классический серебряный. Или в заботе о своём голеностопе, который я неудачно растянул накануне, оступившись, спрыгивая с тороса. Волевым усилием я возвращался к тексту и начинал очередную страницу, только в конце её соображая, что этот фрагмент я уже читал!
«Мёрфи», очевидно, рассчитан, как демонстрация практического применения теоретических художественных разработок. То есть сведущий в литературоведении и философии читатель может восхититься творческими находками, видимыми лишь избранным. Этот роман — своего рода призовой производитель на выставке животноводства, но никак не нечто, направленное на получение потребителем удовольствия.
Я не держу в уме принизить книгу или, тем более, объявить её несостоятельной. Напротив, несостоятелен в данном случае я сам! Потому что я не могу рассмотреть ничего, кроме условного действия, в котором принимают участие условные действующие лица.
Предположу, что главный герой, чьей фамилией названо произведение, призван определить границы возможного ухода в себя. Бегства от забот, людей, переживаний, необходимости что-либо делать. Замыслом Беккета Мёрфи вплотную подходит к пределу такого бегства — отрешённости от жизни пациентов психиатрической лечебницы. Однако невозможность пойти ещё дальше оказывается для героя слишком болезненной, и он прекращает существование, лишь этим достигнув цели своих устремлений.
Если отшелушить от персонажей «Мёрфи» прячущий их реалистичный облик стиль изложения, то, я думаю, большинство из них оказалось бы более или менее обычными женщинами и мужчинами. И перед глазами появились бы заурядная любопытная квартирная хозяйка, расточительный бездельник или уставшая от своего ремесла проститутка. Но европейская литература всегда любила населять свои художественные пастбища сумасшедшими, и для этого надевала одежды безумия на ординарных людей.
Ближе к концу книги вместе с трагическими обстоятельствами в ней стали всё-таки появляться отклонения от индифферентной температуры, и в отношении действующих лиц уже можно было сказать, что им сопереживаешь, что они что-то чувствуют.
Жаль, что я не достаточно подготовлен, чтобы воспринять «Мёрфи» во всей полноте авторского замысла. А, может, и не жаль.
@masyama, Ответы ИИ - это всегда что-то на пелевенском) Я подумывал о романе "Безымянный" Беккета, там, где он глубоко интеллектуально деперсонифицирует и обесцвечивает личность до уровня мебели - почти как Кафка) Но пока воздерживаюсь от прочтения)
@Reznor, попробуйте "Безымянного". Вдруг зайдёт! Хотя шансы, видимо, невелики))
А ИИ меня просто поражает. Я его сейчас из любопытства попросил проанализировать стихотворение, которое под вашей рецензий на Хармса разместил пару недель назад, и в анализе ДипСик написал буквально следующее: "Можно провести параллели с экзистенциальной лирикой (например, с мотивами раннего Бродского или некоторых текстов Хармса)..." Я даже не знаю, как к этому относиться!
@masyama, Если вы оба угадали в вашем стихе хармсовские настроения, то это говорит о том, что вы с ДипСиком на одной волне) А хорошо это или нет - ключевой вопрос ближайшего будущего, я уверен))