Виктор Сорока-Росинский рецензии на книги

Первое что нужно знать читателю этой небольшой книжки - это СОВСЕМ не художественная литература! Стилистика данной рукописи - нечто среднее между методичкой и отчетом о проделанной работе. Автор ее - прототип знаменитого директора школы из популярного романа Республика Шкид. По всей видимости, он почитал ту книжку своих воспитанников, где-то ностальгически посмеялся, где-то умилился, но по большей части - ужаснулся и засел писать объяснительную: нужно же оправдаться перед Отечеством, а то вообще непонятно зачем в ШКИДе был нужен директор, воспитатели и учителя. Вполне хватило бы одного повара.

Параллельно педагог приводит цитаты из вышеназванной книги Пантелеева и Белых, а также постоянно сравнивает свою методу с работой Макаренко, описанной в Педагогическая поэма. И если по приключенческой "Республике" можно подумать, что учителя в этом детдоме тупо просиживали штаны, то Виктор Батькович рьяно доказывает обратное. Причем не без успеха. Многие его мысли дельны и хороши. Некоторые и утопичны, но на то это и 20-е годы, когда люди реально верили в возможность построения коммунизма. Честно говоря, мне кажется, что только тогда и верили, а дальше уже делали вид, потому что поняли насколько это невозможно.

Но читать это произведение сложновато: писательским талантом директор школы имени Достоевского не обладает. Больше всего мне понравилась его заочная полемика с критиками - уже вышеназванным Макаренко и тетенькой Н.К. Крупской, которая, похоже, критиковала вообще всех подряд и постоянно всем была недовольна. Эх, совсем плохо Вовка Ленин выполнял свои супружеские обязанности. Некогда ему, бедолаге, было - старый мир нужно было разрушать...

Мое резюме: не жалею, что прочитал, но по моему мнению эта книга предназначена только специалистам. Ну или большим фанатам "Республики ШКИД", которым будет интересно узнать КАК же там всё было на самом деле. А было там очень и очень многое по-другому. Начиная с организации, и заканчивая взаимоотношениями.

#флешмоб_Школа

Замечательный был педагог, и интересный интеллигентный человек, судя по тому, как пишет, хороший филолог, умудрился не своей смертью умереть - попал под трамвай.

После публикации "Республики ШКИД", написанной двумя его бывшими воспитанниками, не так давно успевшими выпуститься, пришлось Виктору Николаевичу столкнуться с пренеприятнейшей вещью - оказывается, многие "светила" от педагогики не понимали, что "Республика ШКИД" - это одно, а школа им. Достоевского - всё же несколько другое. То есть разницы не видели между художественным произведением и реальной воспитательной системой, в которую детей-то и не посвящали, потому - зачем? По словам Виктора Николаевича, судить по повести о реальной воспитательной системе - это всё равно что просить врача понять, как и правильно ли лечили больного, который помнит только , что долго и тяжело болел, его долго и по-всячески лечили, а потом он выздоровел. Единственное, что сможет сказать самый раззолотой врач - видимо, правильно лечили, раз выздоровел. Но не все "светила" это уразумели.
Кстати, авторов такого для него непростого этого художественного произведения Сорока-Росинский вспоминает, не побоюсь этого слова, ласково, хоть всячески это скрывает, ибо непедагогично "фамильярничать". Портреты психологические рисует влёт - Белых с чувством юмора и чувством меры сразу ему узнавался, но и Пантелеев, лишённый этих двух чувств, узнавался не меньше, сочиняя то, чего не было, но могло бы быть.
Кстати, из сочинённого Пантелеевым много претензий к Викниксору возникло, много... И высказывали их все, кому ни лень, даже Макаренко, назвавший "Республику ШКИД" свидетельством педагогического провала.

И как раз в "Школе Достоевского" Виктор Николаевич пытается не объясниться, нет, но внести ясность, да, так лучше будет выразиться. Попутно он покусывает советскую школу, не без иронии. Ну, а какие же претензии к нему были? Собственно, их было три.

Первая - одиозная личность Викниксора. Якобы он всех терроризировал, как в тюрьме держал, и вообще Макаренко считал его чуть ли не психом.

Виктор Николаевич на то усмехается - посмотрел бы он на человека, который бы взялся его воспитанников "терроризировать". Мне от этой усмешки вспомнилась фразочка из старого фильма: "Я пожелаю моим котятам приятного аппетита!"
Правда, чем их можно было терроризировать, этих деток? Они такого повидали, что любой взрослый педагог от трети бы загнулся, а они пережили. Нет, их уважали, и сам Викниксор взял уважением и доверием. Но при этом надо было, конечно, весь этот "цветник" держать крепко в руках. Ведь что за дети туда отправлялись? Не просто беспризорники, а признанные трудновоспитуемыми. Не зря в школе был не педиатр, а психиатр. Виктор Николаевич спокойно пользуется словами "истерик", "массовый психоз", даже "психопат" без тени ругательности, это всё реальные диагнозы, с которыми приходилось не просто сталкиваться - жить. Это было сложно и требовало недюжинной стойкости и жёсткости.
И, в конце концов, если бы таким уж одиозным был Викниксор, ну приезжали бы к нему с благодарностью вытащенные инженеры, агрономы и режиссёры?

А из требующейся в воспитании такого "цветника" жёсткости вторая претензия крупная - к условиям воспитания. Дескать, учителя там были кто угодно, но не педагоги. Это, конечно, камень в огород интеллигента-Викниксора, позволяющего себе брать на работу кого-то вроде бывших офицеров (оказывающихся прекрасными воспитателями, а не учителями только потому, что высшего образования не получили из-за Октября), и прочий "интеллигентских элемент". Какую службу сослужит этот "элемент" чуть позже, а пока ещё одна крупная претензия к воспитанию - наказания.

Виктор Николаевич и не скрывает, что они в ШКиДе были. Он вспоминает о том, как лицемерно к этому вопросу принято в советской школе относиться - мол, сама школа не наказывает, а вызывает родителей, а вот они уже... Прямо как инквизиторы, не проливавшие кровь еретиков, а отправлявшие их на аутодафе. Сам он, в бытность свою учителем в обыкновенной школе, тоже, кстати, вызывал родителей, только не про то им рассказывал, какие у них плохие дети, а про то, что сын их или дочь - славнейшие ребята, только с одним им не повезло - с родителями, и, бывало, и "обламывал" некоторых особенно буйных папаш.
Как дела с наказаниями обстояли в школе им. Достоевского? Были наказания. Поначалу как в фильме - "завтракать будешь в ужин", ну, это когда на шестнадцать детей готовили шестьдесят порций. Дальше такое отбросили за бесчеловечностью, потому что и так никто, включая взрослых, такой роскоши, как наесться, не видел.

И были сформулированы "драконовские" разряды. Их было пять, первый - самый высший - присваивался тем, кто не был замечен в нарушениях месяц, им разрешалось наряду с возможным (у кого были родители или доверенные знакомые) отпуском гулять после уроков свободно. Надо сказать, что ни один перворазрядник никогда учителя своего не подвёл. И далее с ростом нарушений понижался разряд (соответственно, ограничивалось передвижение за стенами школы), до пятого, который имели те, кто предпочитал воровать, те, кто не мог жить, никого за день не избив, и откровенные нахалы. Они вообще из школы не выпускались. Жёстко? Жёстко. Но ни один шкидец не желал менять такую систему отчего-то. Мало того, она стала основой самооценки непостижимым для педагогов даже образом, так, что истерики могли приключиться при понижении разряда у некоторых и вовсе не из-за привилегий. Кстати, наряду с ограничениями, предполагались и поощрения, всевозможные "апелляции" и даже введённое шкидцами "сламщество", похожее на поруку. Так что система эта получалась вовсе и не драконовской.

Макаренко страшно волновало не только наличие разрядов, но и изолятора в ШКиДе. Дескать, как можно, насилие такое над детьми чинить. А Виктор Николаевич мягко напоминает о том, что в колонии самого Макаренко, и не в первый год её существования, случались такие "прелести", как поножовщина и самосуд, в конце концов сам Макаренко однажды себе чуть пулю в лоб не пустил из-за подобного инцидента. Почему? Из-за бессилия. Он не знал, что делать, ведь насилия над детьми нельзя, а как быть, если "цветы жизни" сами такое учиняют, что комнатёнка с окном и кроватью не таким уж насилием выглядит?
Виктор Николаевич бессилия себе позволить не мог. Это был бы конец. Жёсткость мог, а бессилия - нет. И он понимал, что коллектив формируется не сразу, стадиями, и что в процессе его формирования есть такая жуткая штука, сильная у подростков - один может "заразить" эмоциональным состоянием всех. Один запаниковал - все кинулись в панику, один вспыхнул - массовая драка, жестокая причём, эти дети драться учились на улице до победного конца.
Потому он имел в себе силы и делать, и говорить потом прямо, что в таких случаях и применялся изолятор. Отчасти для нераспространения этой вот "трихины" среди и без того искалеченных детей, отчасти для предотвращения самосуда и распрей при каких-то конфликтах, виновника лучше было держать отдельно. И, конечно, для "остывания" и самого виновника, и окружающих. Слишком жёстко или нет, но на развалинах школы "горгульями Собора Парижской Богоматери" сидеть не пришлось (был такой случай в одном из подобных ШКиДу заведений, когда воспитанники сожгли всю школу, вовремя не остановленные).
И при этом Виктор Николаевич не скрывает и того, что его воспитанники частенько срывались, а расслабиться не давали вообще никогда. И я думаю, жутко больно ему было описывать то, что он приводил в пример. Но всё же приехал даже ужасно подведший Цыган, приехал благодарить, забыв о своей собственной ране, остракизмом тем целительным нанесённой.

А вот и третья претензия - система обучения. Дело в том, что повезло Виктору Николаевичу - он создавал школу в то время, когда на них было наплевать всем почти, потому педагоги работали все пять лет по программам, которые не только сами придумали (теперь это называется авторская программа и очень приветствуется), но и нигде не утверждали.
Опять не удалось им избегнуть сравнения с колонией Макаренко, где главным объединяющим началом и основой системы обучения и воспитания стал труд. Дескать, отчего у вас не так? А оттого, отвечает Виктор Николаевич, что у Макаренко колония за городом, "на земле", там без труда не выжить - хочешь не замёрзнуть, будь добр дров заготовить, хочешь есть - сначала в город придётся кататься, потом самим растить и готовить. Это не рабский труд, не каторжный, это то, что нужно - с видимым сразу результатом и на себя. Потом, там и ребята были деревенские, они к земле рвались и знали, что там делать.
У него же были городские, которым лопату лучше не давать, во избежание, так сказать. Да и рад бы он был их приобщить к труду, а они рады были выучиться на того же шофёра, электрика и т.д. Только где учить? Не выделяли школе ни материалов, ни помещений. Да что там, одна история с добычей зимней обуви чего стоит.
И не мог Сорока-Росинский предложить труда ребятам. А что мог предложить интеллигент Сорока-Росинский? Правильно, знания. В таком объёме, чтобы можно было спокойно поступать в любой техникум, а потом и в университет. Причём знания не мёртвые, ради самих знаний, а желание и умение учиться, развиваться, понимание, что это нужно в первую голову тому, кто учится. Задачка не из лёгких, тем более учиться требовалось интенсивно - чтобы освоить обычную школьную программу у ребят было не более трёх лет, а базы самое лучшее - четыре класса. Поэтому "ужасный" Викниксор "тиранил" воспитанников 10-12-ю часами учёбы в день.
А они что-то не тиранились. Почему? А вот тут история интересная, фактически был выработан новый метод. Конечно, его раскритиковали все, кому не лень было, теперь он, кстати, в ходу, я его тоже опробовала, он хорош.
Что за метод? Игра. Беспризорники любили истории. А от коммерческого училища осталась обширная библиотека. Кто мог сам читать - осваивать её начал активно (в том числе и авторы "Республики ШКИД"), кто читать не умел - с удовольствием слушали. Особенно полюбили стихи. Потом Элла Андреевна (Эланлюм) на своих уроках немецкого начала потихоньку читать по ролям, устраивать инсценировки. А потом понеслось, выработался один из основных принципов обучения в ШКиД - всякое знание обращать в деяние. Игровые моменты вводились в преподавание каждого предмета. Некоторых учителей даже приходилось сдерживать - например, античные войны чуть было не обратились войной между старшим и младшим отделениями. Скучные упражнения представлялись соревнованием, творчество приветствовалось в любом виде. С очень-очень тихой (неэтично же) гордостью Виктор Николаевич вспоминает издания журналов и газет. Пусть их было много, и были они не бог весть что, но это были мысли его учеников, ими же выраженные. Это ли не ценно? И не ценно ли, что ребята перестали мечтать о карьере шофёра или электрика и поверили, что смогут, как пелось в гимне ШКиД, "выйти в люди". Да их не надо было тиранить, они бы и по 14 часов учились, им это уже было надо.
Ругали ШКиД и за так называемые "учёты" - такие показательные выступления учеников. Мол, нехорошо детей показывать как в зоопарке. А то, что дети воспринимали эти учёты, на которые приглашались представители гороно и тех самых техникумов, куда можно было поступить потом, как возможность показать себя нормальными, не хуже других, да что там показать - почувствовать, это педагогический Олимп не волновало.
Школа просуществовала пять лет.

В "Школе Достоевского" Виктор Николаевич увлекательно знакомит читателей со своей "суворовской" педагогикой, взглядами на роль личности учителя, не теоретизируя, а основываясь на собственном опыте. Рада я знакомству с Викниксором, не подвёл он меня. И очень жаль, что книга осталась незаконченной.