Книга Прелюдия к чуду онлайн - страница 2

Глава вторая

Редакция журнала «Парита» помещалась в узком переулке, недалеко от Фондако-дей-Тедесчи. Как издание международного плана, журнал располагал своими бюро в большинстве крупных городов по всему земному шару, но выходил одновременно раз в неделю только в трех местах: Нью-Йорке, Лондоне и Венеции. В журнале печатались статьи и заметки, посвященные преимущественно проблемам искусства, однако в редакции функционировала также отличная служба новостей. Благосклонная статья на страницах журнала означала почти мгновенное признание для упомянутых в ней лиц, и сотрудники редакции прекрасно сознавали важность собственной роли.

Санча начала работать в лондонском бюро в качестве младшего репортера, когда ей исполнилось восемнадцать лет. На первых порах ей приходилось выполнять всякие поручения, которые мало чем отличались от обычных обязанностей заурядной машинистки-стенографистки на заре деловой активности издательства, однако постепенно Санча продвинулась по служебной лестнице и сделалась помощником Элен Баркли, которая вела отдел светской хроники.

Именно тогда дядя предложил Санче поработать год в Италии, выучить язык и основательно познакомиться с издательской кухней. Он же определил ее помощником к Элеоноре Фабриоли, чьи очерки регулярно появлялись на страницах журнала. Старше Санчи всего на несколько лет, Элеонора была намного опытнее, и в ее обращении с юной помощницей наряду со снисходительностью сквозило и известное пренебрежение. Санче она не особенно нравилась, но у нее можно было многому научиться, что в конце концов было важнее всего.

Элеонора снова вышла на работу на следующее утро после интервью с графом, и Санча сразу же заметила, что ее начальница сильно не в духе.

– Не могу себе представить, почему Эдуардо счел необходимым поручить вам провести эту беседу! – воскликнула она, не ожидая даже, когда Санча снимет пальто. Усугубил ситуацию еще и тот факт, что Санча опоздала на несколько минут. Уставившись на нее сильно подведенными глазами, Элеонора с недовольным видом продолжала: – Сомневаюсь, чтобы какой-нибудь другой редактор поступил бы подобным образом без веской причины. Но разумеется, вы ведь его племянница!

В устах Элеоноры последние слова прозвучали как ругательство.

Санча подошла к своему письменному столу, выдвинула ящик, достала листки с машинописным текстом, подготовленным накануне на основании стенографических заметок.

– Вот, возьмите, – сказала она Элеоноре. – Я отпечатала это вчера вечером. Если хотите сами написать очерк, я не возражаю.

С кислой миной Элеонора выхватила листки. Быстро пробежав глазами содержание, она воскликнула:

– И это все? Но здесь никаких фактов, касающихся личной жизни! О чем вы только думали? Вам хорошо известно: наши читатели любят всякие такие подробности.

– Граф вообще без особого восторга воспринял наши планы с очерком, – вздохнула Санча. – Он хотел бы рекламировать книгу, а не самого себя.

– Моя дорогая Санча, – скривила губы Элеонора, – с каких это пор журналисты пишут только о том, о чем их просят интервьюированные? Ваша задача так заинтересовать собеседника, что он, сам того не замечая, станет рассказывать вам самое сокровенное.

Санча покраснела. Представить себя способной серьезно заинтересовать графа Чезаре Альберто Вентуро ди Малатеста на какой-то более или менее длительный период было просто смешно.

Элеонора внимательно взглянула на Санчу.

– В чем дело? Почему вы так смущены? Граф не был особенно любезен?

– Чепуха, – ответила Санча отворачиваясь. – Я старалась сделать свою работу как можно лучше. Очень жаль, если вы считаете, что интервью не удалось, но тут уж я ничего не могу поделать.

– Ну, мы еще посмотрим, – отрезала Элеонора и, поднявшись, направилась по проходу между столами сотрудников и машинисток к кабинету Эдуарде Тессиле.

Провожая ее глазами, Санча подумала, что хотела бы обладать ее самоуверенностью и умением держать себя. Элеонора вовсе не была высокой, стройной и какой-то неотразимой, а наоборот – маленькой, угрюмой и довольно вспыльчивой, но она безоговорочно верила в себя, в свою работу, и в этом Санча завидовала ей.

Когда Элеонора через несколько минут вернулась, она буквально рвала и метала. Швырнув злополучные листки на стол Санчи, она крикнула:

– Вам делать! Это ваш очерк! Ваш дядя поручил его вам!

С этими словами Элеонора умчалась к себе.

Взволнованная, Санча подобрала машинописные страницы и с опаской поглядела через плечо, но Элеонора уже исчезла в своей комнате, с силой хлопнув дверью. Санча смотрела на листки, погруженная в собственные мысли.

Итак, дядя не дал себя запугать, но что ожидает ее? Как она напишет важную статью без помощи Элеоноры? Ведь Санча хорошо понимала: обратись она за советом, и та непременно жестоко раскритикует ее работу. Санча вздохнула.

Слов нет, она может показать статью дяде Эдуардо, и он, безусловно, поможет, но хочет ли она этого на самом деле? Санча вновь вздохнула. Пока Элеонора болела, в редакции было тихо и мирно, теперь опять сделалось суматошно и шумно.

С тоскливым чувством Санча подумала о Лондоне и Элен Баркли.

Будучи уже в годах, Элен относилась к ней как к дочери, приободряла и помогала, где только возможно. Она напоминала Санче ее собственную мать, умершую десять лет тому назад. Отец женился во второй раз. И хотя Санча ладила с мачехой, заменить родную мать та не могла. Именно поэтому Санча и ухватилась за возможность уехать на год в Италию. Это также позволяло отцу и его жене некоторое время побыть вместе одним. Правда, жизнь здесь была беднее событиями, но зато спокойнее.

К столу Санчи подошел Тони, обвешанный фотоаппаратами и экспонометрами.

– Привет, дорогая! – сказал он, ухмыляясь. – Опять крутишь старую шарманку.

– Боюсь, что это так и есть! – ответила Санча, поставив локти на стол и подперев подбородок ладонями. – А ты отправляешься на задание?

– Сегодня испытывают в полевых условиях новую модель автомобиля. Говорят – настоящее чудо инженерной мысли. Мне поручено фотографировать и тому подобное. Было бы здорово, если бы ты могла поехать со мной.

– Я бы охотно, – горячо откликнулась Санча, морща нос.

– В чем дело? Опять Элеонора не в духе?

– Можно сказать, – ответила Санча, перебирая листки с отпечатанными заметками. – Должна написать статью о графе ди Малатеста.

– Кроме шуток! Ну что ж, это великолепно. Желаю удачи, малыш! Не сомневаюсь, у тебя получится.

– Мне бы твою уверенность, – состроила гримасу Санча.

– Ах, перестань хныкать. У тебя обязательно все выйдет как надо. Любой в состоянии написать подобную статью. Подбери материал по истории дворца. Чем больше фактов о славном прошлом, тем лучше. Сама знаешь, как милые старые дамы любят читать о различных жестокостях!

– Пожалуйста, продолжай в том же духе, – усмехнулась Санча. – Ты придаешь мне силы и вселяешь надежду.

– Больше не могу, – рассмеялся Тони. – Мне действительно пора. Увидимся позже?

Санча молча кивнула, и Тони ушел. Снова подперев подбородок ладонью, она опять тяжело вздохнула. Если еще раз почитать книгу графа, возможно, это как-то стимулирует ее мыслительный процесс…

В обеденный перерыв Санча вышла из редакции, чувствуя себя немного усталой. Целое утро она изо всех сил старалась сосредоточиться на книге графа Малатесты, однако ей постоянно мешала Элеонора, которой, видимо, доставляло удовольствие поддразнивать Санчу; и она ни разу не прошла мимо без того, чтобы не сказать какую-нибудь колкость, отвлекая внимание Санчи.

Вздохнув, Санча зажала сумочку под мышкой и осмотрелась. Был великолепный день. Теплый ветерок нежно ласкал обнаженные руки. Она стояла – высокая, стройная, обаятельная, не замечая любопытных взглядов прохожих. Волосы цвета спелой ржи свободно ниспадали ниже плеч; в голубом платье в белую полоску и в голубой замшевой жилетке с бахромой, Санча была само олицетворение здоровой молодой женщины, и этот факт отчетливо осознавал находившийся в нескольких ярдах мужчина, не сводивший с нее слегка прищуренных голубых глаз.

Санча не замечала, что за ней наблюдают. Она решала трудную задачу: в каком из небольших ресторанчиков пообедать. В этом квартале была масса всевозможных заведений, где можно было бы покушать, но не все соответствовали ее не очень толстому кошельку. Иногда она обедала с одной из девушек, с которыми делила квартиру, однако обе работали секретарями, и часто их обеденный перерыв приходился на другие часы. Но это не огорчало Санчу. Она уже привыкла к нескромным взглядам молодых людей и была в состоянии пресечь всякие дерзкие попытки к более близкому знакомству.

Итальянцы, по-видимому, считали своим долгом демонстрировать повышенный интерес к любой одинокой красивой женщине, но сурового взгляда серых глаз Санчи обычно бывало достаточно, чтобы охладить пыл любого слишком настойчивого ухажера.

– Добрый день, синьорина!

Низкий красивый голос показался Санче знакомым, и она, резко повернувшись, столкнулась лицом к лицу с человеком, чья загадочная личность занимала ее мысли все утро, когда она корпела над его книгой.

– Граф Малатеста, – пробормотала она, не веря глазам своим. – Добрый день, синьор. – Санча быстро посмотрела по сторонам. – Вы были… Я хочу сказать… Вы собираетесь встретиться с моим дядей?

У графа насмешливо приподнялся уголок губ.

– Почему у вас возникло такое представление, будто я пришел к вашему дяде? – осведомился он.

Санча замотала головой, и золотистые пряди волос несколько раз нежно коснулись ее щек. Неожиданное появление графа застало ее врасплох, и она сказала первое, что пришло на ум. В шелковом кремовом костюме и в соответствующей рубашке, он выглядел изумительно, и в его глазах, внимательно глядевших на Санчу, мерцали волнующие искорки.

– Извините, пожалуйста… – начала она, намереваясь уйти, но граф остановил ее, спокойно взяв за руку у самого плеча.

– Не уходите, синьорина, – произнес он ласково. – Я пришел, чтобы встретиться с вами!

– Встретиться со мной, синьор? – внутренне затрепетала Санча.

– Да, с вами, синьорина. А теперь скажите мне, что вы согласны со мной пообедать, хорошо?

– По… Пообедать с вами? – пролепетала Санча едва слышно, пораженная внезапным приглашением.

– Это что, английская привычка повторять сказанное? – шутливо поинтересовался граф.

– Да… нет… Я имела в виду… конечно, это невозможно!

Санча с нетерпением ждала, когда граф отпустит ее руку. Он держал не особенно крепко, но Санча не сомневалась: попытайся она освободиться, и нажим усилится. Несмотря на все его обаяние и внешнюю мягкость, Санча почувствовала, что он всегда требовал и добивался исполнения своих желаний. Смочив кончиком языка пересохшие губы, Санча продолжала:

– Боюсь, что об этом не может быть и речи, синьор. У… у меня один час и…

– Я вовсе не такой обжора, одного часа мне вполне хватит, – сухо заметил граф.

– Я… вовсе этого не утверждала, – прикусила губу Санча. – Я… Послушайте, синьор. Вовсе нет никакой необходимости приглашать меня на обед. Если бы вы пришли несколькими минутами позже, то уже меня не застали бы.

– Вы не правы, – покачал он головой.

– Не права? – нахмурилась удивленная Санча.

– Да, синьорина. Я уже давно караулю вас.

– Ка… Караулите меня? – воскликнула Санча и тут же сообразила, что опять повторила его слова. – Я…. но зачем?

– Мне хотелось предложить вам вместе пообедать, вот и все, – пояснил граф, прищурившись.

Санча окончательно растерялась. Встретиться с графом подобным образом и позволить ему привести ее в замешательство – еще куда ни шло, но выслушивать его признания в том, что он специально пришел с единственной целью – пригласить ее в ресторан, – это уже слишком. Возможно, в Италии другие нравы, но в Англии представители аристократического общества не бегают за младшими репортерами, желая пообедать с ними на скорую руку, за исключением; конечно, тех случаев, когда для этого существуют веские причины. Санча с любопытством взглянула на графа, стараясь угадать, какие у него могут быть причины, но потом отказалась от этой затеи.

Граф был слишком искушен и опытен и умел скрывать свои мысли.

Лихорадочно она попыталась придумать причину, которая позволила бы ей уклониться от совместного обеда. Санче казалось, что найти ее просто необходимо. И хотя в редакции ей часто приходилось иметь дело с настойчивыми молодыми людьми, граф, как она понимала, представлял собою совершенно неизвестную породу. Чувство самосохранения требовало держаться подальше от него.

И все-таки, несмотря на это, какой-то сидящий внутри демон чисто женского происхождения подбивал Санчу принять приглашение, хотя б ради удовольствия сообщить Элеоноре Фабриоли, с кем она обедала.

Отбрасывая эту чрезвычайно соблазнительную идею, Санча повторила:

– Боюсь, что это невозможно, синьор.

Пальцы графа, будто лаская, заскользили по руке к запястью.

– И почему же, позвольте узнать? – спросил он слегка охрипшим голосом. – Вы проголодались и я тоже. Разве мы не можем покушать вместе?

Но Санча была убеждена, что не сумеет проглотить ни крошки. Она всем существом ощущала, как большой палец графа нежно и решительно гладил тонкую кожу ее ладони.

– Извините, – с усилием выговорила она, и граф – словно вся эта история здорово ему надоела – отпустил руку.

– Хорошо, синьорина, до свидания! – сказал он, пронзая ее будто ледяными стрелами взглядом своих голубых глаз, и направился в сторону центра торгового квартала.

В течение нескольких минут Санча неподвижно стояла там, где ее оставил граф; слишком ошеломленная и, чувствуя слабость в ногах, она не решалась тронуться с места. Что это все означало? Зачем он приходил? Какие у него могли быть причины, побудившие пригласить ее в ресторан?

Санча с трудом сглотнула. Как бы там ни было, но он уже ушел, и она могла только надеяться, что не обидела его. Дядя будет недоволен, если из-за такого пустяка окажется под угрозой публикация статьи.

И всякий раз, когда в последующие несколько дней в редакции звонил телефон, Санча со страхом ждала взрыва эмоций в дядином кабинете, но, к счастью, ничего подобного не случилось, и она могла спокойно заниматься статьей. На следующий день после встречи с графом Санча вышла на улицу в обеденный перерыв с некоторым трепетом, опасаясь, что он снова может ждать ее, однако, не обнаружив его, почувствовала своего рода разочарование.

Жизнь вошла в нормальное русло. Элеонора по-прежнему была невыносимой, но и она с явным интересом рассматривала снимки, сделанные во дворце Малатеста, когда Тони принес их показать Санче.

– Какая жалость! – воскликнула она, увидев разрушения, причиненные влагой бесценным фрескам на стенах некоторых комнат дворца. – Разве нет способов предотвратить катастрофу?

– Только если граф женится на богатой вдове, – цинично заметил Тони, пожимая плечами.

– А такая возможность существует? – взглянула с любопытством Элеонора.

– Ну, он еще достаточно молод, – поднял брови Тони. – Ходят слухи, что его видели в обществе одного французского миллионера и его дочери. Кажется, его фамилия Римон или Роман.

– Румиен, – поправила Элеонора. – Ты имеешь в виду парфюмерного фабриканта, не так ли?

– Совершенно верно, – кивнул Тони. – Конечно, книга графа может оказаться бестселлером. Как ты думаешь, Санча?

– Вполне, – ответила Санча, насупившись.

– Навряд ли, – возразила Элеонора, покачивая головой. – Читается с трудом.

– Это сама история, – заметила спокойно Санча и, встретив устремленные на нее взгляды собеседников, покраснела. – Ну что ж, – добавила она неловко, – таково мое мнение. Вспомните, я прочитала книгу еще раз и, принимая во внимание обстановку, в которой она писалась, могу утверждать, что книга очень хорошая.

– Быть может, перед нами одна из поклонниц таланта графа? – рассмеялся Тони.

Санча подперла подбородок ладонью.

– Я только хотела сказать, что во второй раз читала книгу с удовольствием. Она в полной мере выполняет отведенную ей функцию – воспитывать и просвещать.

В черных глазах Элеоноры мелькнуло презрение.

– Скажи мне, Тони, как выглядит этот граф Малатеста? – спросила она. – Он как будто произвел на мисс Форрест определенное впечатление.

– Возможно, ты, Элеонора, права, – усмехнулся Тони. – Должен признать, он очень красив.

– Ах, перестаньте вы оба! – с досадой воскликнула Санча.

– Мне в самом деле думается, что наша мисс Форрест влюбилась в графа Малатесту, – продолжала Элеонора, ехидно посмеиваясь. – Пожалуй, она рассчитывает поразить его своими литературными талантами.

– Ты полагаешь, Элеонора, – проговорил Тони, искоса взглянув на Санчу, – что она, быть может, что-то от нас скрывает? Ведь не исключено, что граф втайне питает к ней любовь, и они теперь скрытно поддерживают друг с другом связь…

– У вас что, нет другого занятия, кроме как стоять здесь и городить чепуху? – спросила сердито Санча с пылающими щеками.

На лице Элеоноры появилось выражение злорадства.

– Боже праведный, Тони, мне кажется, наша мисс Форрест страдает от безнадежной любви к графу. Не думаешь ли ты, что нам следует просветить графа и таким образом избавить ее от мучений…

Санча резко поднялась, ярость заглушила все остальные эмоции.

– Не судите других по себе, Элеонора, – звонко и отчетливо произнесла она. Ее слова разнеслись по всему помещению, и несколько пар глаз повернули в их сторону.

– Не все гоняются за любым мужчиной.

На какой-то момент воцарилась мертвая тишина, и даже Тони почувствовал некоторую неловкость, но затем вновь вмешалась Элеонора.

– Ты… Ты сучка, – крикнула она вне себя. – Не смей так разговаривать со мной! Дядя или не дядя, а я позабочусь о том, чтобы тебя вышвырнули из редакции!

– Что здесь происходит? – Холодный и внятный голос Эдуардо Тессиле прервал ссору.

Санча сгорбилась и устало прислонилась к письменному столу. Бросив ей уничтожающий взгляд, Элеонора повернулась к главному редактору.

– Ах, Эдуардо, я так рада видеть вас, – проговорила она мягким и приятным до приторности голосом. – Между мной и Санчей возник спор, и она сказала мне очень неприятные вещи. – Элеонора покачала головой. – В последние дни мне стало почему-то трудно разговаривать с ней.

Санча поджала губы. Как Элеонора осмеливается в ее присутствии с невозмутимым видом так откровенно лгать? Она посмотрела на Тони. Ведь ему было хорошо известно, что Элеонора лгала, и тем не менее он молчал.

– Итак, Санча, – проговорил Эдуардо, взглянув на племянницу. – Тебе нечего возразить?

– Элеонора права, – ответила Санча, пожав плечами. – Мы действительно не всегда ладим друг с другом. Но я не могу согласиться, что в этом только моя вина.

– Конечно. В каждом споре всегда есть две стороны, – признал дядя, вздыхая. – Тем не менее, эффективная работа над журналом требует согласованности и мира между сотрудниками. Поэтому не могли бы вы выяснять ваши отношения после работы и вне стен редакции и хотя бы внешне сохранять атмосферу делового сотрудничества, пока вы здесь?

Санча беспомощно приподняла плечи, Элеонора презрительно фыркнула.

– Ваша племянница, Эдуардо, не понимает шуток, – подчеркнула она. – Мы с Тони немножко подразнили ее и больше ничего, а она – как вы однажды выразились – буквально полезла в бутылку.

Эдуардо покачал головой, и Санче вдруг стало ясно, что, хотя, возможно, и сочувствуя своей племяннице, он ни в коем случае не хотел задеть Элеонору.

Она принадлежала к профессиональным писателям, которых не так-то и много, и получить работу где-нибудь в другом месте для нее не составит труда. Но даже с учетом всех этих обстоятельств Санча не считала ее незаменимой. Нет, здесь было что-то еще, что заставляло Тони Брайтуэйта проявлять осторожность, позволяло Элеоноре вести себя агрессивно и побуждало Эдуардо говорить почти заискивающим тоном.

Будто у Санчи с глаз внезапно спала повязка, и с удивлением она подумала, что ей раньше не приходило и в голову задаться вопросом: почему Элеоноре так много сходит с рук. Единственный случай на памяти Санчи, когда Элеонора не добилась своего, связан с этой статьей. Видимо, она почувствовала себя сильно уязвленной, когда Эдуардо настоял на том, чтобы статью писала племянница.

Размышления закончились, и Санча в смущении опустила голову под пристальным взглядом дяди. Догадался ли он, что Санча распознала истинную ситуацию?

– Санча? – обратился Эдуардо к ней.

– Что я должна тебе сказать? – спросила Санча, пожимая плечами.

– Больше никаких раздоров, – коротко заметил он. – Элеонора! Я надеюсь, что ты проявишь мудрость.

С независимым видом Элеонора вскинула голову.

– Посмотрим, что из этого выйдет, – заявила она небрежно, с полным безразличием к его начальственной позиции, и отправилась в свою комнату.

Затем Эдуардо, пробормотав какое-то невнятное ругательство, также удалился к себе. После его ухода Тони легонько постучал по столу Санчи.

– Можно войти?

– Что еще? – подняла она голову.

– Извини, малышка, – вздохнул Тони, – но ничем не мог тебе помочь.

– И я знаю – почему, – прищурилась Санча.

– Очень жаль. – Тони взмахнул выразительно рукой.

– Но ничего не поделаешь, такова жизнь. Не надо слишком расстраиваться. Твоя тетя даже и не подозревает, да и с какой стати? Даже Элеонора понимает, что не следует этим хвастать.

– Но почему? – воскликнула Санча, вся съежившись.

– Что – почему? Почему не знает твоя тетя?

– Не об этом речь. Ты хорошо понимаешь, что я имею в виду. Так почему же?

Тони огляделся, желая убедиться, что никто не подслушивает.

– Кто может объяснить, почему подобные вещи случаются? – проговорил он. – Эдуардо, по-моему, увлекся ею, а ей льстило его внимание. И она, видимо, вообразила, что занимает здесь особое положение.

– И она действительно его занимает?

– Только до известного предела, – заметил Тони. – Ведь написать статью поручили все-таки тебе, не так ли? Она была против, но это не возымело действия.

– Все это кажется таким ненужным, – вздохнула Санча, покачав головой. – У дяди есть жена. Одной женщины достаточно.

– Ах, Санча, как ты наивна! – усмехнулся Тони. – Порой ты пугаешь меня своей… ну… неосведомленностью. Мужчин тянет к женщинам по различным причинам. Не пытайся анализировать то, о чем ты не имеешь никакого представления. Пускай все останется, как есть. Их связь продолжается уже некоторое время, и пока никому никакого вреда. Поэтому брось думать об этом.

Но когда Тони ушел, Санча невольно начала думать. Можно было сколько угодно убеждать себя в том, что все это ее не касается и что для нее лично ничего не изменилось, хотя на самом деле ситуация стала совсем иной.

Какими глазами ей теперь смотреть на дядю Эдуардо и тетю Элизабет, зная, что он… с той, другой женщиной, с Элеонорой Фабриоли? Никогда больше она не сможет относиться к дяде так, как прежде.

На выходные дни Санча отправилась с Эдуардо к озеру Бетулья, где в нескольких милях от Венеции находился его дом. Обычно она с нетерпением ждала конца недели, заранее радуясь встрече с тетей, возможности полежать без всяких забот на берегу озера или поплавать в его спокойных водах. Но на этот раз не было прежней веселости и непринужденности, а по дороге она почувствовала, что и дядя пребывал в напряжении. Нет, внешне он держался как всегда, вел обычную легкую беседу, и только уж очень тонкий и проницательный наблюдатель мог заподозрить что-то неладное. Но Санча знала. На вопросы дяди она отвечала односложно и была рада, когда поездка подошла к концу.

Дом Тессиле под красной черепицей выглядел довольно красиво.

Вокруг раскинулся сад с множеством ярких цветов – гордость и отрада тети. К зданию, выстроенному в виде виллы с мансардой, примыкала веранда, на которой они чаще всего завтракали, обедали и ужинали, любуясь голубым овалом озера и подернутыми лиловой дымкой далекими холмами. Сперва Санче подумалось, что тете, которая весь день оставалась одна, такая обособленность не нравится, однако скоро она убедилась, что у Элизабет Тессиле было слишком много домашних обязанностей и увлечений, чтобы по-настоящему почувствовать одиночество. Она с удовольствием работала в саду, превосходно шила, обновляя собственный гардероб; имея прислугу, любила сама готовить. Многочисленные приятельницы постоянно забегали к ней на чашечку кофе или традиционного английского послеобеденного чая, так что у нее редко выдавалась свободная минутка.

Субботний вечер тетя договорилась провести всем вместе в доме друзей, где младшие члены семьи могли составить компанию Санче, но девушка отказалась. Она была не в состоянии целый вечер слушать, как Эдуардо хвастает перед коллегами умом и другими достоинствами жены, отлично зная, что он ей изменяет. Оставшись дома, Санча вымыла голову и потом весь вечер писала письма отцу, мачехе и своим друзьям в Англии.

Когда наступил понедельник и пришло время возвращаться в город, Санча вздохнула с облегчением.

По дороге на работу Эдуардо спросил:

– Санча, что-нибудь случилось? В эти выходные ты была какой-то замкнутой, молчаливой, и твою тетю это, я уверен, сильно обеспокоило.

– Надеюсь, что насчет тети ты ошибаешься, – быстро проговорила Санча. – У… у меня в субботу болела голова, и поэтому хотелось побыть дома.

– И больше ничего? – осторожно поинтересовался он, взглянув на Санчу.

– А что еще могло быть? – спросила она, в свою очередь, поводя плечами.

– Не знаю, – ответил он медленно, сдвинув брови. – Быть может, ты считаешь, что я мало уделяю внимания жене?

Санча приготовилась возразить, но он продолжал:

– Тот мирок, в котором живет Элизабет, вполне ее удовлетворяет… Ей не нужен никто, даже я!

– Не может быть! – в изумлении посмотрела на него Санча.

– Это правда. – Эдуардо автоматически перевел рычаг скорости. – Она шьет, готовит, ухаживает за садом. У нее есть друзья! Есть клубы любителей бриджа и виста! Есть состязания по гольфу! Я ей не нужен ни в каком качестве, кроме, пожалуй, как поставщик довольствия. – Дядя произнес эти слова без всякой горечи, и Санча вдруг ощутила обрушившуюся на нее огромную ответственность. – Возможно, все сложилось бы по-другому, если бы у нас были дети. Но мы оказались лишенными этого счастья, и поэтому… Мои слова что-нибудь проясняют?

– Мне кажется, да, – ответила Санча.

– Прекрасно. Меня это радует, – заметил Эдуардо, указывая на водную гладь озера слева, окрашенную в золотисто-розовые тона лучами восходящего солнца. – Существует так много всего, за что мы должны быть благодарны, Санча.

Опустив голову, Санча промолчала. Не упоминая проблемы, которая в первую очередь занимала их умы, Эдуардо сумел доходчиво объяснить племяннице, что вещи и люди не всегда такие, какими они кажутся; что виноваты могут быть обе стороны, правда, не всегда эта вина признается или особенно заметна.

И хотя никакие рассуждения не могли оправдать дядин поступок, Санча ценила его доверие и признавала за ним право на собственное восприятие ситуации.