Книга Крысы Баррета онлайн



Джеймс Херберт
Крысы

Пролог

Старый дом пустовал больше года. Он стоял, заброшенный, на берегу пересохшего канала, и зелень, постепенно разросшаяся вокруг стеной, закрыла его со стороны дороги. С тех пор как увезли старуху, домом никто не пользовался. Правда, как-то соседские ребятишки разбили несколько стекол. Но это было совсем неинтересно. Какой смысл швырять камни, если в ответ – мертвая тишина.

После смерти мужа старуха жила одна. Она никогда не выходила из дома, и лишь изредка за кружевом занавески смутно маячила ее тень. Старуха никогда не раздвигала шторы – только смотрела сквозь них.

Каждую неделю бакалейщик доставлял ей продукты, в том числе сухое молоко, и оставлял их у черного хода. Раз в три месяца банк оплачивал ему счета, но никто никогда не проявлял никакого интереса и не предъявлял никаких претензий по поводу продуктов. Ему просто вручали список всего необходимого, но если он иногда забывал положить фунт масла или два фунта сахара, никто не замечал, никто не жаловался.

Пожалуй, бакалейщик был единственным, кого волновала судьба старухи.

Когда муж старухи был еще жив, бакалейщик изредка видел ее. Но и тогда она почти все время молчала. Они вообще были странные люди. Никогда никуда не ходили, никого не приглашали в гости. Обеспечены они были неплохо, потому что долгое время жили за границей. После возвращения муж нигде не работал. Потом старик умер – бакалейщик не знал, от чего. Говорили, что это был рецидив какой-то тропической болезни, которую он подхватил за границей. После его смерти никто не видел старуху, но бакалейщик слышал ее. Ничего особенного – лишь скрип ступенек да звук открываемой двери. А однажды он услышал, как она на кого-то кричала. На кого – он не знал. Люди стали спрашивать друг друга о старухе, но никто ничего не знал. Однажды ночью кто-то слышал, как старуха плакала. Другие слышали смех. Но потом больше месяца царила абсолютная тишина.

Только когда бакалейщик нашел на крыльце нетронутой последнюю доставленную им коробку с продуктами, он с неохотой обратился в полицию. С неохотой – потому что боялся худшего и не хотел лишаться регулярных выгодных заказов.

Выяснилось, однако, что старуха не умерла, а только сошла с ума. Послали за полицейским. Потом приехала “скорая помощь”. И старуху увезли. Для бакалейщика это было то же самое, что она умерла – заказы прекратились. Все было слишком хорошо, чтобы длиться долго.

Так дом опустел. Никто не входил в него, никто не выходил, никому не было до него дела. Через год дом едва можно было разглядеть с дороги. Первый этаж закрывали кусты, второй – деревья. Постепенно о существовании дома забыли.

Глава 1

Генри Гайлфойл медленно и неуклонно спивался. Он начал пить шесть лет назад. Тогда ему было сорок. До этого Генри считался удачливым продавцом Мидлэндской компании и собирался стать менеджером всего района. Потом случилась беда. К своему несчастью, Генри влюбился в одного из младших продавцов. Пять недель он возился с молодым Френсисом, брал с собой в деловые поездки по всей стране. Сначала Гайлфойл не был уверен, что парень пойдет на это, но со временем застенчивость и тихая замкнутость Френсиса уменьшили пропасть, которую Генри обычно трудно было преодолеть с другими мужчинами.

Генри так никогда и не узнал, почему Френсис решил стать продавцом. Профессия не соответствовала его характеру. Сам Гайлфойл чувствовал себя как рыба в воде в любой компании. Ему ничего не стоило, сбывая товар, отпустить грязную шуточку, лукаво подмигнуть, похлопать по спине, чтобы расположить покупателя. Профессиональные достоинства скрывали недостатки его мужской натуры. К тому же он был хорошим актером. Френсис – иное дело. Гомосексуализм, казалось, приглушил его характер. Парень постоянно испытывал чувство вины, и это только усиливало его застенчивость и замкнутость. Наверное, он выбрал специально профессию продавца, чтобы доказать самому себе, что может работать с людьми. Возможно, он полагал, что необходимость думать о других позволит ему забыть о собственных недостатках.

Однажды они остановились в маленьком отеле в Бредфорде. Свободным оказался только один номер на двоих с односпальными кроватями. После обеда они долго пили с клиентом в заурядном стриптиз-клубе. Это был темный подвал, который назывался-то клубом лишь потому, что в нем имелся бар, а посетители платили взносы.

Весь вечер Гайлфойл исподволь наблюдал за Френсисом. Парень смотрел на девушек достаточно заинтересованно, но без той похоти и вожделения, которые были написаны на лицах клиентов и самого Гайлфойла. Когда одна из выступивших девушек сбросила последнюю деталь туалета, Гайлфойл с деланным добродушием хлопнул парня под столом по ноге и на долю секунды задержал руку на его бедре. Их глаза встретились, и Генри понял... О, это сладостное мгновение, когда он окончательно убедился!

Конечно, он и раньше замечал кое-какие признаки. И даже устраивал Френсису небольшие испытания и проверки. Ничего смелого, ничего такого, что могло бы вызвать хотя бы малейшее смущение в случае отказа. И вот сейчас он убедился окончательно. В глазах юноши он увидел не удивление, не опасение и уж, конечно, не тревогу, а такую радость. Остаток вечера пролетел, как во сне. Всякий раз, когда Генри смотрел на Френсиса, сердце его начинало бешено колотиться, но он продолжал вести себя безупречно. У его вульгарного и отвратительного, невероятно отвратительного клиента не возникло ни малейшего подозрения. Они были мужиками в мире мужиков и поэтому улыбались грудастым и уродливым женщинам. Мальчик, конечно, неопытен, но они ему покажут, как ведут себя настоящие мужики, когда перед ними голые бедра и мясистые сиськи! Гайлфойл осушил свой стакан, откинул назад голову и рассмеялся.

Когда они вернулись в отель, выбранный Генри не случайно, Френсиса замутило. Юноша не привык пить, а Генри накачивал его виски целый вечер. Сейчас он жалел об этом. Не перестарался ли? Френсиса стало тошнить еще в такси по дороге из клуба. Потом его вновь вырвало в номере – Генри едва успел дотащить его к раковине. Мальчик был в полубессознательном состоянии. Гайлфойл заказал черный кофе и влил в него три чашки. Пиджак и рубашка Френсиса запачкались. Гайлфойл нежно снял их и смыл самые больше пятна.

Потом Френсис расплакался.

Он сидел на кровати, обхватив голову руками, и бледные плечи его судорожно вздрагивали. На длинные тонкие пальцы упал локон белокурых волос. Генри сел рядом с юношей и положил ему руку на плечо. Френсис опустил голову на грудь Гайлфойла, и тот обнял его.

Они долго сидели так. Гайлфойл баюкал парня, как пятилетнего малыша. Постепенно рыдания Френсиса стихли и перешли в редкие всхлипывания.

Гайлфойл медленно раздел Френсиса и уложил в постель. Несколько минут он смотрел на него, потом разделся сам, лег рядом и закрыл глаза.

Никогда Генри не забудет эту ночь. Они занялись любовью, и мальчик удивил его тем, что не был таким неопытным, как казался.

Тем не менее Генри влюбился в него, хотя прекрасно осознавал всю опасность своего положения. Он не раз слышал грустные истории о романах между мужчинами среднего возраста и юношами. Но он был счастлив. Впервые за все время он после занятия любовью с мужчиной ощущал себя чистым. Не было ни вины, ни презрения к самому себе, ни отвращения. Напротив, Генри испытывал необыкновенное чувство свободы и полноты жизни.

Добившись солидного заказа от клиента в Бредфорде, они вернулись домой. Какое-то время все шло хорошо.

Через несколько недель Генри Гайлфойл рассчитывал стать менеджером всего района. У него было много больших заказов, и они виделись с Френсисом каждый день и почти все вечера.

Потом все стало меняться. Неуважительно начала вести себя с ним молодежь. Ничего особенного – просто время от времени Гайлфойл слышал за спиной резкие ответы. Коллеги старше стали сторониться его. Они не избегали Генри, но в его компании чувствовали себя слегка напряженно. Гайлфойл списал это на свое скорое повышение по службе.

Однако вскоре он начал замечать двусмысленные ухмылки на лицах некоторых машинисток, а старая дева, мисс Робсон, даже перестала с ним разговаривать.

И наконец тот роковой день. Генри Гайлфойл только что вернулся с обеда из паба, где для него всегда был зарезервирован столик, когда он находился в городе. Он зашел в туалет, заперся в кабине, спустил брюки и сел. Задумавшись об одной сделке, которую он собирался провернуть, когда станет менеджером района. Генри рассеянно взглянул на дверь и похолодел. Дверь был покрыта рисунками, и все они были о нем. Очевидно, после того, как кто-то начал первым, это превратилось в игру. За рисунки даже выставлялись оценки. Грубые карикатуры изображали Гайлфойла и Френсиса. Ошибки быть не могло. Он сразу узнал юношу по длинным локонам, ниспадающим на лоб, и тонким чертам лица. Рисунки глумились над его любовью. Глумились жестоко и безобразно.

Кровь бросилась Генри в голову, на глазах выступили слезы. Как они посмели? Как могли они разрушить дорогую ему любовь? Эти грязные недоумки приходили сюда, в туалет, и, хихикая, корябали на двери.

С полчаса Гайлфойл тихо проплакал в туалете. Наконец до него дошло, как нелепо, как смешно все это выглядит со стороны: мужчина средних лет, влюбленный в юношу, сидит в туалете со спущенными штанами и рыдает над словами и рисунками тех, кто ничего не смыслит в его жизни.

Не в силах вернуться в контору и терпеть ухмылки так называемых друзей, Генри пошел домой и выпил там сразу целую бутылку виски. Так началось падение Генри Гайлфойла.

На следующий день он вышел на работу, но теперь все стало по-другому. Теперь он знал истинное отношение к себе и видел насмешку в каждом слове.

В обеденный перерыв Генри опять поехал домой, купив по дороге бутылку. Через две недели он пришел в себя, но Френсис к этому времени внезапно исчез. Он уехал не попрощавшись, а лишь оставив записку, в которой сообщал, что ему жаль уезжать, но он больше не может выносить насмешки и издевательства сослуживцев.

Генри отправился к Френсису домой. Мать юноши устроила ему скандал и ясно дала понять, что их роман закончился. Окончательно его убедила в этом ее угроза обратиться в полицию. Френсис был очень молод.

Падение Генри Гайлфойла было стремительным. Он потерял шансы на продвижение по службе и не знал, что послужило главной причиной этого: его репутация или то обстоятельство, что теперь он редко бывал трезвым. Скорее всего и то и другое.

Он уволился и переехал в Лондон, чтобы затеряться в море таких же потерпевших крах людей. Следующие шесть лет Генри работал мало, зато постоянно пил, пока не пропил все деньги. Его вышвыривали из квартир значительно чаще, чем он мог припомнить. Изредка он подрабатывал на рынках, чаще всего в Спиталфилдсе, толкая тележки и загружая машины. На заработанные гроши Генри покупал дешевую выпивку. Спал он где придется. Какое-то время ему удавалось удовлетворять свои сексуальные потребности в пыльных старых кинотеатрах. Правда, дважды ему угрожали: один раз потихоньку, второй – с громкими криками и кулаками. Свидетели его позора стали все зрители. В конце концов Генри Гайлфойл опустился так, что и это все стало ему недоступно. От него жутко воняло. Казалось, все поры его пропитала грязь, собранная на рынке и в сараях, где он ночевал. Все желания и потребности его тела были сожжены алкоголем.

Теперь его беспокоило только одно: как сберечь скудные заработки, чтобы купить очередное забвение?

Всю эту неделю Генри напряженно работал, сражаясь со своей страстью к спиртному, чтобы в субботу купить бутылку дешевого джина. Гайлфойл и сам не мог объяснить, как прожил целую неделю без выпивки. Наверное, помог образ бутылки, который ни на минуту не покидал его воображение.

* * *

Генри Гайлфойл, едва волоча ноги, брел по темным улицам вблизи доков. Голова у него кружилась, походка была неуверенной. Он залез через разбитое окно в какой-то заброшенный дом. В районе еще не расчищенных развалин через горы мусора, шатаясь, пробрался в его дальнюю часть – чтобы не нашли полицейские.

Он сел в углу комнаты, бывшей когда-то кухней, и поднес к губам бутылку. Почти опорожнив ее. Генри впал в пьяное оцепенение.

Через несколько часов Гайлфойл внезапно проснулся. Его затуманенный мозг что-то отметил, но что именно, он не мог понять. Генри допил остатки джина и вдруг почувствовал резкую боль в левой руке. Он быстро поднес руку ко рту и в это время услышал какой-то шорох. Гайлфойл бросил бутылку в угол, откуда донесся шум. Тыльная сторона левой руки была вся в крови. От запаха крови Генри вырвало джином. Гайлфойл перекатился на бок и замер, дрожа. Внезапно он вновь ощутил боль в вытянутой левой руке. Тогда Генри понял, что кто-то грызет его сухожилия. Он закричал, попытался встать, но споткнулся и упал, больно ударившись лицом. Он хотел ощупать лицо, но вдруг почувствовал, что к руке прицепилось что-то теплое и тяжелое.

Генри попробовал стряхнуть эту тяжесть, но какое-то существо намертво впилось в его руку. Генри попробовал оторвать это существо другой рукой и наткнулся на щетинистую шерсть. Несмотря на охватившую его панику. Генри понял, что в него вцепилась крыса. Сильная, большая. Настолько большая, что ее вполне можно было принять за маленькую собаку. Только она не рычала, и у нее не было длинных ног, которыми она могла бы отбиваться. А руку Гайлфойла продолжали яростно грызть острые, как бритва, зубы.

Он вновь попытался встать, но теперь острая боль пронзила ноту. Генри отчаянно закричал. Лишающая сознания боль ползла вверх по ноге к паху. Потом чьи-то зубы впились ему в бедро.

Крошечные лапки пробежали по нему снизу вверх. Ощутив горячее дыхание. Генри наклонил голову, чтобы рассмотреть, кто же это взбирается по человеческому телу с такой скоростью? Огромные зубы, нацелившиеся было на его горло, впились в щеку и вырвали из нее огромный кусок.

Из щеки хлынула кровь. Генри Гайлфойл принялся яростно отбиваться руками. Скорее, скорее из этого страшного места! Когда ему показалось, что он нашел дверь, кто-то тяжелый прыгнул ему на спину, и он опять упал.

“Крысы! – крикнул он про себя. – Меня заживо съедают крысы! Господи, Господи, помоги мне!”

У него вырвали кусок с затылка. Придавленный щетинистой массой, Генри уже не мог подняться. Твари пожирали его тело, пили кровь...

По спине Гайлфойла пробежала судорога, перед глазами поплыли неясные тени. Потом в них вспыхнула красная нестерпимая боль. Больше Генри ничего не видел – крысы вырвали ему глаза... Напоследок Гайлфойл почувствовал разливающееся по всему телу тепло. Только тепло. Боли он уже не ощущал. Он умер, ни о чем не думая, не вспомнив даже о своем любимом Френсисе.

В эту ночь крысы впервые попробовали человечины. Но, сожрав Генри Гайлфойла, они не утолили голод и вновь отправились на поиски пищи. Теперь только такой, какой они отведали в старом заброшенном доме.



Помоги Ридли!
Мы вкладываем душу в Ридли. Спасибо, что вы с нами! Расскажите о нас друзьям, чтобы они могли присоединиться к нашей дружной семье книголюбов.
Зарегистрируйтесь, и вы сможете:
Получать персональные рекомендации книг
Создать собственную виртуальную библиотеку
Следить за тем, что читают Ваши друзья
Данное действие доступно только для зарегистрированных пользователей Регистрация Войти на сайт