Книга Февральская революция онлайн

Светлой памяти автора «Доктора Живаго»

Предисловие

У правды много врагов. Из них ложь – наиболее явный враг, но наименее опасный. У наглой, сознательной лжи, как говорят русские, «короткие ноги». Она далеко не уйдет. Гораздо более серьезные препятствия для утверждения правды состоят в принятии желаемого за действительное, пристрастии к мифам и подсознательном страхе перед тем, что наши столь привычные и, казалось бы, устоявшиеся верования сочтут ошибочными в свете вновь открывшихся фактов.

Это проблема, с которой приходится сталкиваться всем исследователям современной истории. Они должны решать, преследует ли оценка данного события установление фактической правды, или она представляет собой попытку пощадить чувства, подогреть амбиции отдельных лиц, классов и народов. Это отнюдь не легко, когда историк имеет дело с такими вопросами, как, например, «ответственность за войну» или эксплуатация одного класса другим. Обычно в таких случаях искажение правды концентрируется вокруг деталей, доказать которые с полной очевидностью невозможно.

Революция 1917 года в России подвергалась неосознанному искажению и преднамеренной фальсификации больше, чем какое-либо другое событие новейшей истории. Различные участники революции, которые являются для нас источниками информации о ней, руководствуясь самыми разнообразными мотивами, систематически занимались тем, что скрывали или извращали имевшиеся в их распоряжении факты и документы в целях затуманить подлинную картину революционных событий или внедрить в сознание общества легенды, не имеющие ничего общего с действительностью.

Основной причиной утаивания правды явилась зависимость советских властей и КПСС от определенной концепции революции, без которой их претензии на политическое и государственное руководство оказались бы несостоятельными. Любая попытка оценить события в России 1917 года вразрез с официальной «марксистско-ленинской» версией расценивалась советскими властями как односторонняя и враждебная. Это отчетливо проявилось в деле Пастернака, когда автора «Доктора Живаго» обвинили в «контрреволюционной позиции» лишь за реалистическое воспроизведение по памяти событий того времени. В первые годы существования советского режима, когда еще была свежа память об этих событиях, партия ставила перед историками задачу извлечь максимум пользы из неблагодарного дела подгонки широко известных фактов под «ленинский» шаблон. С тех пор процесс фальсификации истории принял более изощренный характер. Стали публиковать тщательно подобранные архивные материалы, которые, как полагали, отвечают этой цели^[1].

Публикация документов самого Ленина или о нем рассматривается делом слишком важным, чтобы доверять его историкам. На совещании советских историков в 1962 году партийный идеолог академик П.Н. Поспелов заявил:

«Некоторые товарищи… подняли вопрос о том, давать или не давать исследователям свободный доступ ко всем неопубликованным партийным документам и архивам. С такой постановкой вопроса нельзя согласиться. Партийные архивы не являются вотчиной того или иного исследователя и даже Института марксизма-ленинизма… но являются достоянием нашей партии. Только ЦК партии вправе распоряжаться ими. Некоторые важные партийные документы могут публиковаться только с разрешения ЦК»^[2].

Исследование революции в России историками, не подверженными контролю советских властей и компартии, осуждались как продукт широкого заговора «фальсификаторов истории». Настоящую книгу, несомненно, постигнет та же судьба, если, конечно, ее не станут замалчивать как непристойность, не заслуживающую произнесения вслух (книга написана в конце 1960-х. – Ред.).

В связи с отсутствием советских источников по важным аспектам революции 1917 года мы обращались к свидетельствам русских эмигрантов и западных наблюдателей. Но и здесь обнаруживается преднамеренное утаивание фактов. Дело не только в том, что авторы этих свидетельств считают неудобным для себя правдивый рассказ о событиях, особенно если у них нет оснований гордиться своим участием в таких событиях. Это лишь человеческая слабость. Задача историков значительно осложняется, когда правда утаивается свидетелями из чувства долга, из потребности выполнить моральные обязательства, которые все еще ценятся в обстоятельствах, отличных от тех, при которых они были взяты на себя. Например, нет сомнений, что широкая сеть конспиративных организаций, создававшаяся, как мы покажем, по образцу масонских лож, работала на революцию в России и играла решающую роль в формировании первого состава Временного правительства. Однако без документальных свидетельств оценить политические цели и реальное влияние этих организаций невозможно. Два министра Временного правительства – Терещенко и Коновалов, – которые были видными деятелями этого движения и которые затем многие годы проживали в эмиграции, умерли, не оставив печатных мемуаров о своих деяниях до и во время революции. Наиболее значительный здравствующий деятель этой группы, А.Ф. Керенский^[3], пока еще не счел возможным прояснить столь важный вопрос. Каковы бы ни были его мотивы, которые, без сомнения, весомы, он полностью отдает себе отчет в важности такого внесения ясности и намерен сделать это в течение предстоящих 30 лет.

Затуманивание того, что случилось в 1917 году, как советскими, так и несоветскими свидетелями осложняется уклончивостью германских источников. Революция произошла в России в момент, когда Первая мировая война стремительно продвигалась к своей кульминации. Влияние революции на ход военных событий было огромным. Тем не менее в течение десятилетий все стороны воздерживались от оценки роли Германии в провоцировании революционных беспорядков в России. Попытка в 1921 году видного немецкого социал-демократа Эдуарда Бернштейна приподнять завесу над этой проблемой встретила официальное опровержение. Соратники по партии оказали давление на Бернштейна с целью принудить его не наставать на своем. Опровержение абсолютно беспочвенно. Из документов германского министерства иностранных дел сейчас выясняется, что «политика революционизирования» составляла существенную часть большой стратегии Германии в Первой мировой войне. К сожалению, эти документы не проливают свет на деятельность всех германских учреждений, вовлеченных в осуществление этой стратегии. И опять же многие свидетели хранят молчание, как будто государство, секреты которого они обязались не раскрывать, продолжает существовать.

Мемуары таких германских деятелей, как Кульман и Надолный, которые играли ведущую роль в определении политики своей страны по отношению к России в годы Первой мировой войны, разочаровывают. Особенно в связи с тем, что из архивов германского МИДа известно, насколько глубоко они были вовлечены в эту деятельность. До чего могло дойти утаивание правды, показывает далее одна история, которая недавно получила огласку. Оказывается, Курт Ринлер, ключевая фигура в русско-германских отношениях, вел в период 1914–1917 годов подробный дневник. Судя по статье в немецком иллюстрированном журнале «Шпигель» (ноябрь 1964 года), Курт Ринлер намеревался опубликовать свой дневник по окончании Второй мировой войны, однако его отговорил знаменитый немецкий историк профессор Ротфелс, у которого были основания полагать, что публикация дневника несвоевременна. Этот дневник чуть было не уничтожили после смерти Курта Ринлера, сейчас же его показали какому-то немецкому историку, до сих пор не приведшему из этих дневниковых записей ни одной ссылки на «политику революционизирования», с которой так тесно был связан Курт Ринлер.

Именно этот заговор молчания побудил автора настоящей книги предпринять тщательное изучение не исследованных до сих пор аспектов русской революции. Он надеется пролить немного света на ряд запутанных вопросов и показать, как осторожно следует относиться ко многим устоявшимся и документированным для правдоподобия мифам, которые, к сожалению, сопровождают «объективное» написание истории.

Книга делится на три части. В пяти главах первой части идет речь о некоторых особенностях предреволюционной политической обстановки и закладывается основа для понимания хронологии событий во второй и третьей частях. Первая глава посвящена либералам, их политике и организациям, существовавшим в годы Первой мировой войны. Во второй главе дается краткое описание социалистических и революционных партий, действовавших в России в течение того же периода. Третья глава касается главным образом армии.

Последние две главы первой части несколько иного характера. Четвертая глава посвящена еврейскому вопросу. Евреи связаны с Февральской революцией теснее, чем любое другое национальное меньшинство империи. Я останавливаюсь на этом вопросе не потому, что евреи сыграли некую выдающуюся роль в осуществлении революции, но потому, что падение царизма в России, как полагали, ознаменует новую счастливую эру в их жизни. Восприятие революции как «великого дела освобождения» сохранялось в сердцах многих российских и зарубежных евреев даже тогда, когда надежды и ожидания, рожденные революцией, в полной мере не оправдались.

Пятой главе, где затрагивается вмешательство Германии, автор придает большое значение, поскольку полагает, что совершает в ней прорыв. В связи с тем, что деятельность различных заинтересованных германских учреждений может быть понята только в свете конечной реализации их усилий, в свете прихода к власти большевиков, автор перешагнул в данном случае хронологические рамки и повел разговор о событиях, последовавших за Февралем почти до Октября 1917 года.

Четыре главы второй части затрагивают определенные аспекты истории России в период Первой мировой войны, которые, по мнению автора, исключительно важны для понимания Февральской революции. Эта часть не претендует на изложение истории участия России в Первой мировой войне. Определенные события выдвигаются в ней на первый план только в связи с тем, что они отражают глубокий кризис российского общества накануне революции. Речь идет о приговоре и о казни на сомнительных с юридической точки зрения доказательствах жандармского полковника Мясоедова, ставшего козлом отпущения за ошибки военного командования. Далее следует упомянуть возникновение фракций внутри царского правительства, кампанию по распространению слухов, инициаторы которой, видимо, были сами жертвами преднамеренного обмана, веру в то, что заговор и убийство можно использовать в качестве инструментов политического и социального прогресса. Все это способствовало ослаблению государства и его военных усилий, делая Россию, таким образом, легкой добычей сил, заинтересованных в ее гибели.

В третьей части предпринимается попытка дать честную оценку тем событиям, которые произошли между 23 февраля и 4 марта (старого стиля) в России^[4]. Освободив эти события от приукрашивания легендами, мы обнаруживаем, что это печальная история взаимного непонимания, вероломства, утраты доверия к власти и стихийных движений народных масс Петрограда и Москвы.

Автор заканчивает свое повествование образованием 3 марта 1917 года Временного правительства. Он обходится без комментариев, просто ограничивается замечанием о нарастании волны революционного энтузиазма и общественного ликования и надеется, что это не сочтут за черствое равнодушие к судьбе великой державы.