Рецензии на книгу Минус 273 градуса по цельсию
В русском языке много слов, имеющих универсальный характер. Одно из таких слов — «херня». Херня может быть предметом, событием, обстоятельством, абстрактным явлением и всем, чем угодно. В контексте российской литературы роман Анатолия Николаевича Курчаткина «Минус 273 градуса по Цельсию», без сомнения, херня.
Он, с моей точки зрения, не имеет ни смысла, ни цели, ни достоверности, ни красоты. То есть не имеет никакой художественной ценности.
Сюжетный фундамент очень низкого качества. Роман, по мысли автора, видимо, перекликается названием с известной антиутопией Рэя Бредбери. Но у Анатолия Николаевича не получилось написать антиутопию, поскольку внятной проработки мира нет. Он весь заключается в одной бредовой идее, двух улицах и трёх учреждениях, за которыми угадывается обшарпанная стенка внешнего мира. Да и разрешение коллизии, по-моему, никуда не годится. Это как в истории про инопланетян вдруг оказалось бы, что летающие тарелки клеил из папье-маше соседский мальчик.
Какой роман, такие и персонажи. Антиутопия не предполагает карикатурности действующих лиц, особенно злодеев. У Курчаткина все без исключения действующие лица выглядят так, словно их изобразили Кукрыниксы. Только у Кукрыниксов при этом достигалась художественная задача, а в «Градусах...» ничего не достигается, кроме разочарования и раздражения. Главный и всемогущий злодей в романе — это мэр города. Правда? Вот вы вспомните (если сможете) мэра своего города и прикиньте объём его власти. Он очень и очень ограничен, если, конечно, этот мэр не Собянин, но так Москва — субъект Российской Федерации. Главный герой не ломается системой, но почему-то идёт воровать коньяк из магазина. В коде на теплоходе приплывает Стенька Разин и кладёт повествованию долгожданный конец.
В «Градусах...» совершенно третьесортные диалоги. Если их пробовать читать вслух, то они звучат неестественно. Большое число реплик построено для пущей наглядности в манере «ходют тут всякие, понимаешь».
Очень раздражало нарочитое использование Курчаткиным, так скажем, редкой лексики. Я рад за автора, что ему известно слово «шпалера». Это замечательно. Но, если оно встречается в романе 6 и более раз, то у меня возникает подозрение, что им козыряют. То же самое касается слова «мерёжная». Три раза я встретил это прилагательное в тексте. Всё время в переносном значении. Курчаткина постоянно тянет вставлять в текст «волглый», «промельк», «выметнул», «удавья весёлость». Я бы ещё как-то принял эту тягу, если бы на выходе получался хороший, качественный текст русского писателя. Но ведь этого нет! А есть запутанный, как заросли прибрежных кустов, комок предложений. В аннотации это названо «стилистическим изяществом».
Я часто удивлялся, что это за тиражи для книг — полторы тысячи экземпляров, но теперь я думаю, что в таких случаях больше и не нужно.
