Книга Записки пешехода онлайн - страница 6

11 марта

Ужасный день!

Утром проспала, задачку списать не успела, да ещё опоздала на урок.

Чтобы Раиса Ивановна не догадалась ни о чём, я нахально развалилась на парте и начала смотреть в глаза Раисы Ивановны с таким видом, будто нисколько не боюсь, что она меня вызовет. Я даже несколько раз подняла руку, будто бы умоляя Раису Ивановну вызвать меня к доске. Иногда это очень помогает. Когда кто-нибудь лезет с протянутой рукой, Раиса Ивановна поморщится недовольно и скажет: «Сиди, сиди! Вижу, что приготовила урок!»

К сожалению, сегодня такой номер не вышел.

Когда я подняла руку в четвёртый раз, Раиса Ивановна кивнула головой и сказала:

– Сологубова хочет помочь? Ну, помоги! Ступай к доске! Попробуй исправить свою отметку!

Она подумала, наверное, что я хочу избавиться от двойки. А у меня так всё и оборвалось внутри; щёки стали горячими, будто кипятком на них плеснули. Я и не помню даже, как встала, как оторвала ноги от пола.

– Смелей, смелей! – подбадривала Раиса Ивановна.

Я двинулась к доске, ничего не соображая. Лицо Раисы Ивановны расплылось в тумане, голова моя наполнилась странным шумом, и прямо в уши вроде чей-то голос будто зашептал быстро-быстро: «Птичка прыгает на ветке… раз… два… три… Нет, не три, а только кол!.. Единица! Единица! Пригодится единица…»

Я шла, пробираясь между партами, к доске, а мне казалось, будто классная доска сама двигается навстречу, и будто открывает она широкий, чёрный рот и хрипит злорадно: «Проглочу!»

Раиса Ивановна продиктовала задачку на то же правило, которое помогло девочкам и мальчишкам выполнить обязательство на 133 %. Только в этой задачке никто и ничего не собирал, а две бригады трактористов поднимали целину. Надо было выяснить, сколько гектаров вспахала каждая бригада, если обе вместе они выполнили план на 126 %.

Я умножала трактористов на гектары, бригады на проценты, потом складывала трактористов с гектарами и с процентами, делила полученное и на бригады и на трактористов, но правильного ответа не получалось. Я исписала цифрами всю доску вдоль и поперёк, вымелила себя мелом с головы до ног и за всю свою работу получила двойку. Да ещё какую двойку-то! Одним глазом и то не хотелось смотреть на неё.

Первая двойка, за пешеходов, была крошечная малюська. Почти совсем незаметная. Она так скромно устроилась в уголке дневника, будто зашла всего на минутку, взглянуть на мою пятёрку по истории и на четвёрку по ботанике. Эта же двойка – за трактористов – развалилась нахально в дневнике и вытянула длинный хвост так, что занял он три соседние строчки. А чтобы показать, как удобно и как приятно ей находиться в моём дневнике, двойка положила безобразную голову на красивую пятёрку по истории.

Я понимаю Раису Ивановну. Она, конечно, не могла поставить мне пятёрку. Двойку я заслужила. Тут уж ничего не скажешь. Но даже заслуженную плохую отметку не очень-то приятно получить.

А во всём виновата Валя. Если бы она не зашла за мною, я решила бы задачку обязательно и тогда поняла бы и правило решения таких задачек. Дед-мороз тоже неизвестно откуда взялся. Если бы не он, я покаталась бы немножко и пошла домой. А он всё время смешил, и я совсем забыла про уроки.

Ну почему мне так не везёт? Почему я такая несчастная?

18 марта

Сегодня День Парижской Коммуны. В школе будет торжественный вечер. Но я уже твёрдо решила никуда не выходить из дома. Пока не решу тридцать задачек или, по крайней мере, хотя бы десять, я и со стула не слезу. С двойками пора кончать.

Когда папа увидел, чем кончился мой матч с трактористами и гектарами, он покачал головою и вздохнул грустно:

– Ловко! Крепенько учимся! Вторая уже? Ай, молодец! Вот бабушка-то обрадуется!

И больше ничего не сказал. Но можно ли сказать ещё хуже? Если бы папа ругал меня, я тогда бы поняла, что он ещё надеется на меня, верит мне. Но он же ни одного плохого слова не произнёс. Неужели он думает, что я такая бестолковая, такая глупая, что на меня даже ругательные слова жалко тратить?

Никогда не поверю, что я глупая и что из меня так ничего и не получится. Уж я-то знаю себя. Способности у меня есть и не хуже, чем у других. Надо только подтянуться немного, взять себя в руки, как советует нам Раиса Ивановна. И я это сделаю. Я возьму себя в руки, докажу всем: и папе и Раисе Ивановне и самой себе, что стоит мне захотеть, как всё будет хорошо и даже отлично. Буду сидеть, повторять правила и выучу их так, как никто ещё не учил. Это моё самое твёрдое решение.

Я села за стол, но в это время Мурзик начал отвлекать меня, стал прыгать, кувыркаться, носиться по комнате как угорелый. Мне надо учить уроки, а он, такой эгоист, захотел играть со мной. Чтобы отвязаться от него, я прикрепила к шнурку клочок бумажки и стала бегать по комнате. Мурзик так смешно гонялся за бумажкой, что я хохотала, как сумасшедшая. Ему, конечно, это ужасно понравилось. Он же такой ещё глупый! Совсем не понимает, как мешает мне заниматься. Такой бездельник! Если бы я не выкинула его из комнаты, он бегал бы весь вечер за бумажкой. Но я не могла допустить этого. Выбросив Мурзика за дверь, я села за стол так, чтобы можно было видеть себя в зеркало и следить за своим поведением. Это же очень удобно. Если начинаешь отвлекаться, в зеркале сразу становится всё видно.

Я села, и тотчас же передо мною села… тоже я.

Так, так!

А между прочим, у моего второго «я» довольно симпатичное всё-таки лицо. Правда, не слишком красивое, но всё же ничего себе. Бывают лица и похуже. Во всяком случае, глаза довольно умные, волосы чёрные, а зубы белые. Я чищу их утром и вечером. Но, пожалуй, самое красивое у моего «я» – это бант. Однако что за безобразие? Красные губы раздвигаются, и «она» показывает мне язык. Мне? Себе? Ну, хватит! Будем серьёзными!

Я щёлкаю пальцем по курносому носу своего отражения в зеркале и говорю совершенно официально:

– Ну, уважаемый бантик, смотри, как работают по-настоящему!

Чтобы не думать даже о сегодняшнем вечере в школе, я разулась, положила туфли на самый верх шифоньера, сняла бант, чулки и раскрыла учебник.

– Итак, – сказала я басом, – начинается новая жизнь!

И в эту самую историческую минуту в квартире задребезжал звонок, потом в дверь моей комнаты кто-то постучал, а когда я крикнула «войдите», за дверью послышался голос дяди Васи:

– Не проживает ли у вас дама пионерского возраста, Галина свет Сергеевна, высокочтимый товарищ Сологубова?

– Проживает! Проживает! – закричала я и бросилась к двери.

Дядя Вася такой выдумщик! Он всегда придумывает разные весёлости.

– Надеюсь, я попал в приёмные часы? – спросил дядя Вася и, прижимая руку к сердцу, важно поклонился. – Тысяча извинений! Я не стал бы беспокоить такую серьёзную даму, но кто-то требует вас к телефону!

Комната дяди Васи находится рядом с телефоном, и поэтому ему приходится почти всегда вызывать квартирантов к телефону. Но он никогда не скажет, кто вызывает, а говорит, будто звонят короли, артисты или разные другие знаменитости.

Он хотя и не молодой уже, а любит подурачиться, как школьник. Воображаю, какое у него было поведение, когда он учился в школе. Но у нас никто не обижается на дядю Васю.

Я побежала к телефону. Взяла трубку, приложила к уху.

– Алло! Откуда говорят?

А трубка захлёбывается, хихикает, и в ней такой шум, будто соединили меня с большой переменой.

– Алло, алло! – кричу я. – Кто говорит? Я слушаю!

– Галка, это ты? Говорю я! Валя! Не узнала? Алло, алло! Подожди немного. Я сейчас успокою Лильку. Такая настырная, что просто ужас. Одну минутку!

В трубке послышался визг и рёв.

– Алло! Галя, ты слушаешь? Извини, пришлось немного заняться воспитанием Лильки. Алло! Алло!

– Ну, я же слушаю! В чём дело?

– Понимаешь, – зашептала трубка, – это что-то ужасное… Приходи сейчас же ко мне. Я должна сказать тебе важную новость!

– Какую? Про что?

– Придёшь – узнаешь! Это такая загадочная тайна – умереть можно.

– Скажи по телефону!

– С ума сойти! Кто же говорит по телефону загадочные тайны?

– Ну, тогда приходи ко мне!

– Не могу! Папа ушёл, а я сижу одна с Лилькой! Приходи поскорее!

– У меня твёрдый план! – закричала я. – Сегодня никак не могу! Я даже разулась, чтобы твёрдо выполнить план.

– Дура! Нет, это не тебе! Это Лилька мешает говорить о загадочной тайне. Просит, чтобы я ей открыла тайну. Понимаешь? Такая микроба маленькая, а ей уж подавай тайны. Уйди сейчас же, или я начну тебя воспитывать! Это не тебе, не тебе. Это всё с Лилькой воюю! Ну? Придёшь?

– Не могу, понимаешь? Дала твёрдое слово никуда не ходить, пока не выучу все задачи по арифметике. А Лильке не смей говорить. Разболтает всем твою тайну. Сегодня же разболтает!

– Тогда приходи скорее сама!

– Ой, Валя, какая ты! Я же сказала – не могу. Лучше и не проси. У меня же такое твёрдое слово. Ты ведь знаешь меня!

– Ну, на минутку-то можешь забежать?

– Нет, нет! Никак! Впрочем, возможно, что минут через двадцать я сумею прийти к тебе. Ну, в крайнем случае, минут через десять или через пять. В общем-то, никуда не уходи! Я уже иду!

Да и как же я могла не пойти? Нельзя же быть эгоисткой! Валя всё-таки мучается со своей загадочной тайной, а я буду сидеть и выполнять свой твёрдый план?

Надо не только о себе думать, но и о своих друзьях. У меня, конечно, железная сила воли. Я могу и завтра узнать эту тайну. Ну а как же Валя? Можно ли её оставить вдвоём с тайной? Она же мучается, наверное. Я и по себе знаю, как трудно хранить одной какую-нибудь тайну. Но зато когда поделишься с кем-нибудь секретами, – сразу становится легко на сердце.

Ну, и кроме того, нельзя же готовить уроки и в то же время думать о тайне. Это всё равно, что одной рукой играть на пианино, а другой дрова колоть.

Пойду, а уроки приготовлю завтра. Встану пораньше и приготовлю.