Книга Демоны Хазарии и девушка Деби онлайн - страница 14

Глава двадцать третья

Дуди удивил Эсти, сказав, что он из Итиля.

«Из Итиля?» – изумилась малышка. Голубые глаза ее засверкали, Губы вдохнули воздух преклонения. Уши внимают, сердце размышляет. В единый миг она поднялась в собственных глазах.

«Вот, услышит Дебора, – ликовала она в своем сердце. – И мать будет очень довольна. И отец обрадуется. Будет о чем поговорить Дудику и Дову. Ой, конечно же, мы туда поедем хотя бы раз? Ведь если я попала в семью из Итиля, я обязательно буду в Итиле».

Она была околдована столицей, дела которой вершились с мудростью, доходящей степени изумления. Итиль со всеми ее потрясающими развлечениями, спектаклями и балами. «Расскажи мне об Итиле», – попросила Эсти.

«Что бы ты хотела услышать?» – спросил Дуди. – «Особенно много не о чем рассказывать. Большой город, много мостов. Верно, каждый вечер можно встретиться с друзьями, слушать песни на площадях, не как здесь, где так тихо. Но я не очень-то любил все это там. Очень редко покидал наш квартал. Итиль хорош для того, у кого много денег и есть у него карета. Трудно жить в огромном городе. У нас кареты не было, а добираться в любое место пешком просто сумасшествие».

«Ты видел дворец Кагана?»

«Да, – ответил Дуди, – даже был в нем».

«Ты был внутри дворца?»

«Да. Это не проблема. В дни праздника Кущей – Суккот – мы встречали всю семью Кагана. Они очень симпатичны. Надо бы тебе видеть, в каких мундирах они ходят».

«Красивые мундиры?» – глаза Эсти просто излучали свет, вкушая невероятное удовольствие все это видеть.

«Никогда не видела мундиры, – пожаловалась она тонким несчастным голосом, – только на рисованных картах».

Ответ Дуди был полон удивления, этакий выдох из легких через сжатые губы при покачивании головы, примерно так: «Ого!»

Он ей рассказывал еще о регулярных войсках, о тех легко передвигающихся подразделениях, совершающих невероятно дерзкие операции, мощных знатоках и умельцах войны, умеющих пользоваться непобедимым оружием. Свободное от войны время они используют для охоты и упражнений саблями, занимаются укреплением границ страны и великими походами по захвату огромных пространств вокруг. Великим стыдом для них, для хазар, – умереть в постели, дома, а великой честью и гордостью – пасть на поле брани. Это та самая мужественная иудейская пехота и кавалерия, которая раз за разом смешивала все планы лучших из лучших шведских полководцев Последние пытались пробудить и побудить славян в их селениях кличем – «Не повышать налоги хазарам!» В руках хазарских пехотинцев-лучников оружие по дальности и силе превышает всех врагов. И эти лучники в использовании мощнейших луков достигли силы и умения, с которыми никто не может сравниться.

С детства, с двенадцатилетнего возраста, обнаруживают этих легендарных лучников, упражняясь в школах и отбирая лучших из лучших.

Когда мусульмане попытались выйти в атаку с юга, направили эти лучники свои стрелы на лошадей противника. Тучи стрел останавливали атаку еще до того, как приходило главное мусульманское войско, прочесавшего и не оставившего камня на камне тех стран, которые были на пути хазарской кавалерии, готовой рвануться в бой – всадник против всадника. И вот, все мусульмане свалились с падающих под стрелами коней, частью раненые от стрел, пришедших с неба, часть ищущие свои мечи, мечущиеся в надежде сбежать с поля боя.

Все эти воинские описания подходят беседе юношей, и, конечно же, навели скуку на малышку.

«Чем занимается твой отец?» – напрямую спросила Эсти.

«Отец преподает Тору, Пророков и Писания», – сказал Дуди, и стало ясно откуда у него это имя, и еще Эсти поняла, что семья его не из больших богачей. И сам по себе возник ответ на вопрос, который ее удивлял: почему у него нет коня.

Есть вещи, которые Эсти, сельчанка, не знала. Цена лошади невысока. Но содержание его в больших городах было дорогим, где особенно дорого стоили конюшни, да и цена ржи и овса была немалой. Конь, как и машина, требует пищи, едут на нем или не едут, так, что молодые люди в городах только из богатых семей могут себе позволить иметь коня.

В этом причина, что Дуди присоединился к этому походу из Лопатина в дальний дворец, за пределами границ Хазарии, цель которого была простой: вернуть двух детей графа семье. При возвращении граф обещал, что каждый получит коня, а также место в конюшнях Лопатина на берегу моря, Хазарского моря, корм для коней на три года, лечение, слежение за копытами и расходы на небольшие каждодневные поездки, выдаваемые конюхами графа.

Обо всем этом Дуди рассказал ей простым и сухим языком в тот холодный вечер. О Лопатине сказал только, что это «красивый город», не упомянув насколько он прекрасен на холме в сердцевине Хазарского моря. Стоит он в конце узкого полуострова, подобно пальцу, протянутому вглубь вод, полному солнца и тишины, на вершине холма, в конце этого пальца земли.

Это город многих дворцов. Шеренги флагов развеваются над крепостью, обращенной в сторону моря. Ухоженная улица ведет к дворцу графа, вокруг которого множество грядок нарциссов. Они огромны и расцветают именно в эти дни – дни Песаха.

Глава двадцать четвертая

Ахав проснулся. Ему было жарко под шкурой. Сильное ощущение продолжения сна захватила его. Это был физически ощутимый сон, казавшийся истинной реальностью. Запоминать сон Ахава учил отец: сначала запомнить его с закрытыми глазами, а потом вторично, открыв глаза. И так закреплялся сон при свете дня.

Позднее, вечером, он сел за стол и записал сон, и все же не сумел закрепить его во всех подробностях.

Сон. Ночь в медовом доме Деборы. 13 апреля 862 года.

Я и еще она, незнакомка, на берегу очень широкой реки. Второго ее берега не видно. Дугой вспрыгивает над водой рыба, за ней – другая. «Смотри», – говорю я, указывая на прыгающих рыб. Воды темны в верхней своей части, да и рыбы прыгают странным образом. Очень медленно, замирая в высоте, и столь же неестественно медленно падают обратно в воды, словно совершая кульбиты.

Хорошо видна темная красивая рыба и воды подобны маслу. Я оглядываю реку. Высокий берег разрушается, а я на кромке вод, и незнакомка – в длинной вязаной юбке – рядом со мной.

Я не знаю кто она. Она не имеет никакого значения. Она – мимолетная гостья, беда мне, когда пишу о ком-то на бумаге, ибо во сне она была как ничто, но записанная, она обозначится более ощутимо для того, кто найдет эту бумагу. Она была ничто, только рядом на миг. Слышишь, Деби, только тебя я вижу во сне физически ощутимо, лишь ты не мимолетна.

Я гляжу на воды, и они становятся прозрачными на глазах, и ясно видны снующие рыбы совсем близко от моего лица. Карпы выглядят несколько более изящными, чем в реальности, но очень вялы, ибо они под водой, и угол зрения сверху, на уровне поверхности, не дает возможности видеть рыб. Этому мешают еще и мутные воды, и вообще вокруг сумрачно. Но воды уходят в пучину, и вся река падает наискось, или это я спускаюсь как-то очень размыто на место, ниже уровня реки, и вот, вижу вглубь. Огромные рыбы снуют, уплывают, исчезают в дальних водах, то возвращается к моему лицу, и головы их круглы, подобны голове щенка. Они бесцветны, черно-белы.

Еще предметы плавают в воде, и ясно, что это рыбы, похожие на предметы.

А воды становятся все прозрачней и просвечиваются, и видно вглубь, до самого дна, которое не в середине реки, а ближе к берегу, и там стоят черная овца и смотрит на меня. Она черна и курчава. И она настоящая, но кажется на миг подобной муляжу овцы. Чернота ее подобна углю. И шерсть ее окрашена словно индийскими чернилами. И глаза овцы черны. И она смотрит на меня из глубины вод. А воды стоят напротив меня стеной, а я на одном уровне с дном реки, и черная овца там, и у меня ощущение тайны. Вокруг овцы снуют рыбы формами, схожими с домашней посудой.

Река стоит перед моим лицом почти вертикально, давая ощущение неудобства, и я поднимаюсь по берегу. И незнакомка в длинной своей юбке поднимается со мной, рискуя измазаться в грязи берега. Стена берега отвесна и разрушается на глазах. Земля его неприятна и корни торчат из нее. Бежит пес, и ремень от ошейника тянется за ним.

Мы поднялись наверх, сидели на краю тропы, и сон кончился.