Книга Мужчина-подарок онлайн - страница 2

Глава 2
СЮРПРИЗ СТАРОГО ДИВАНА

Это было одной из его тщательно оберегавшихся тайн: неприязнь к людям вообще. Не к какому-то конкретному человеку или группе людей, а ко всем без исключения. Мужчины раздражали своей грубостью, тупостью и в подавляющем большинстве неряшливостью. Женщины вызывали тихое бешенство пустой болтовней, отсутствием логики, корыстностью и дурным вкусом. Он ненавидел людей, но вынужден был с ними общаться.

Сегодня, к счастью, двумя особями на этом свете станет меньше. Теми, которые больше остальных ему мешали и досаждали. До поры до времени назойливое присутствие одной из них было терпимо, хотя и напоминало порой занудный писк комара в темной комнате. Но после той истерики, которую она устроила ему из-за покупки новой курительной трубки, стало ясно, что дальше так продолжаться не может. Началось все с его невинного хвастовства: трубки он коллекционировал много лет и радовался каждому новому экспонату. И вдруг она заявила:

– Ты не зарабатываешь столько, сколько тратишь, теперь я это вижу. Значит, все правда, ты живешь двойной жизнью. Имей в виду, я все расскажу отцу и, если понадобится, разведусь с тобой. Жить с нечестным человеком я не буду.

Он знал ее максимализм, знал, что слово с делом у нее не расходится никогда. Но знал и о ее романтизме, и почти детской доверчивости. И сыграл именно на этих качествах, просто чтобы выгадать время:

– Хорошо, я докажу тебе, что эта щучка меня оболгала. И почему ты ей поверила: текст же зашифрован, вы обе его не можете прочесть. Я дам тебе расшифровку, только, пожалуйста, никому! Ты же знаешь, одно время я работал в секретном отделе, но я не говорил тебе, что сотрудничество с… ну, понимаешь, с кем, продолжается. Я выдаю тебе государственную тайну, я рискую при этом не только карьерой – свободой. Но твоя любовь мне дороже. И вот ради любви, ради нашей любви, ради того, чтобы мы не стали чужими друг другу, я пойду на преступление. Давай сюда дискету, которую тебе вручили, я расшифрую ее вот тут, немедленно, и все объясню.

Он готов был сочинить все, что угодно, потому что видел по глазам: она клюнула. Слова о любви произвели нужное действие. Но ответ его просто убил:

– У меня здесь этой дискеты нет… И мне обещали подтверждение того, что ты – не тот, кем хочешь казаться.

– Хорошо, – медленно произнес он, думая, что пора кончать с ними обеими, потому что события зашли слишком далеко в невыгодном для него направлении, – хорошо, ты получишь доказательства моей невиновности. И покажешь их этой… Ну, сама знаешь кому. Только сделать это надо не дома и не на твоем рабочем компьютере, а подальше от посторонних глаз. Я слишком рискую, выдавая вам обеим государственную тайну. Мне безразлично, под каким предлогом ты ее вызовешь на встречу с тобой, можешь даже сказать ей правду. Но после того как вы получите доказательства, я хотел бы спокойно работать и знать, что никакие глупые «разоблачения» мне не грозят. Обещаешь?

Во всяком случае, он сделал все, чтобы именно так и произошло, чтобы ему ничего больше не грозило. Заманил их в подходящую для его целей и соответственно оборудованную комнату в учреждении, куда простой смертный без пропуска ни за что не пройдет. Простой смертный – но не он. Временный пропуск ему выписывали туда один-единственный раз, но если имеется компьютер, принтер и ксерокс, причем цветной, проблемы не возникает. А у него все это было, причем дома. При желании он мог бы изготовить постоянный пропуск в Белый дом или в Кремль, но там ему делать нечего. Сегодня же ему понадобился даже не пропуск, а табличка на «крокодильчике» и кое-какая маскировка в одежде. Контактные линзы вместо обычных очков, парик и накладные усы. Столкнись он в здании с каким-нибудь знакомым, его все равно не узнают.

Все оказалось легче легкого: он спрятался в нише коридора и дождался, когда обе его будущие жертвы войдут в комнату. Потом подошел к двери и некоторое время прислушивался: разговор нормальный, не агрессивный, значит, все идет по плану, накладок быть не должно. Знакомый звук включенного компьютера, рулада заработавшего монитора. Еще несколько минут и…

Он беззвучно повернул запор в двери комнаты, заблокировав ее снаружи. И столь же бесшумно, сколь быстро пошел к грузовому лифту, чтобы спуститься на нижний этаж к выходу. Он не слышал, да и не желал слышать ни приглушенных криков, ни стука в запертую дверь, около которой недавно стоял. И знал, что больше никто вообще ничего не услышит: не зря столько времени было потрачено именно на выбор помещения.

Чувства жалости в нем не возникла ни на секунду. Будь его воля, он просто удушил бы их или отравил, но коль скоро возникла такая удачная со всех точек зрения возможность избавиться сразу от двух раздражителей… Он и на этот раз победит, сомнений быть не может.

А победителей, как известно, не судят.

В квартире, разумеется, царил «маленький раскардаш». Но я решила этим пренебречь. Главное, чтобы по креслам и диванам не валялось нижнее белье, а постель была более или менее аккуратно застелена. На письменном столе у меня всегда творческий беспорядок, в просторечии бардак, а пыль я вытираю только когда кто-нибудь из наиболее остроумных гостей пишет на экране телевизора «Наташка-неряшка». О том, что творится под тахтой и шкафами, лучше не думать. Да я и не думаю… почти.

Нет, я вовсе не патологическая неряха. Прежде меня можно было упрекнуть скорее в маниакальной чистоплотности: я искренне считала, что по субботам нужно натирать полы и протирать все стекла в квартире, а малейшее пятнышко на плите или сантехническом оборудовании уничтожалось мною мгновенно и ожесточенно – как классовый враг. Но после смерти мужа и вынужденного переезда меня словно подменили, к тому же новую квартиру я тихо ненавидела и никак не желала признать ее родным домом. За год так и не привыкла к этой однокомнатной спичечной коробке. И не хотела привыкать.

Телец по знаку Зодиака, я всегда была слегка помешана на жилье, его комфортности, уюте. Вещи в дом подбирала крайне придирчиво, ориентируясь не столько на цену, сколько на прочность и элегантность. Ну и на цвет, конечно: красный и синий исключались в принципе, а вот краски земли, зелени и даже желто-оранжевая гамма осеннего леса были просто необходимы для душевного равновесия, как и живые цветы в вазе. Пусть три ромашки – но настоящие. А уж если появлялись розы, это становилось настоящим праздником. Попадавшие в мою прежнюю квартиру всегда говорили, что у нее есть душа – и не ошибались, потому что в ее убранство я действительно вложила душу.

А в этой… Она мне была неинтересна. На ремонт, даже косметический, не было прежде всего сил, а уже потом денег. Обставила я ее тем, что осталось после разгрома прежней квартиры, то есть тем, что не могло быть продано или без чего просто нельзя было обойтись. Тахта, письменный стол, гардероб, два разрозненных кресла и стеллажи с книгами. Телевизор стоял на кухонной тумбочке, причем так, что смотреть его было неудобно отовсюду. Занавески висели на оставшейся от прежних хозяев «струне» и ни красоты, ни гармонии в интерьер не вносили. И даже та часть квартиры, что могла бы стать ее украшением – огромная застекленная лоджия, с утра до вечера залитая солнцем, – превратилась в свалку, где и к окнам-то подойти было невозможно из-за громоздящихся тут и там коробок, свертков, так и не распакованных ящиков со всякой утварью, и так далее, и тому подобное.

Впрочем, Андрей оказался достаточно воспитанным человеком и ограничился замечанием насчет того, что у меня очень уютно. Пусть лицемерие останется на его совести, хотя после столичного метрополитена и особенно стандартно-загаженного подъезда «хрущобы» мои апартаменты могут показаться вполне даже пристойными. По контрасту, так сказать.

Я пошла на кухню заваривать чай, а гостю предложила пару минут поскучать без меня. А поскольку в прокуренной комнате можно было повесить топор средней величины, открыла дверь на лоджию – проветрить. Но скучать не пришлось никому. Ровно через минуту Андрей возник в дверях кухни.

– Наташа, можно вас на минуту?

«За минуту не успеете», – вертелась у меня на языке старая-престарая, еще студенческая хохма, но я взглянула в лицо своего нового знакомого – и мне почему-то расхотелось шутить. С таким лицом, наверное, хорошо работать распорядителем в крематории: сосредоточенно-отрешенное, мрачно-деловитое. Скажем так: не располагающее к улыбкам и веселью. Впрочем, возможно, он именно в ритуальном агентстве и работает, если не церемониймейстером, так хранителем праха.

– Что случилось?

– Не знаю. Пойдемте в комнату… пожалуйста.

Я и пошла – как баран на бойню. Или овца. Загипнотизированная, замечу, овца, потому что взгляд моего гостя подействовал на меня прямо-таки магнетически и мне в голову не пришло поступить как-то иначе. И откуда я взяла, что у него ласковые глаза? Во взгляде кобры и то, должно быть, больше нежности. К тому же я – что уж там греха таить – немного испугалась. Но в комнате ничего экстраординарного не происходило. Андрей кивнул в сторону двери на лоджию и спросил:

– Что вы там храните?

Я пожала плечами. Если честно, мне самой это было невдомек. А признаваться в том, что устроила там гибрид чулана с помойкой, как-то не хотелось.

– Да так, неразобранное… не очень нужное… Все руки не доходят да и сил нет: после переезда неважно себя чувствую. А почему вы спрашиваете?

Андрей протянул руку в направлении лоджии, и в руке у него что-то запищало. Сначала мне показалось, что в комнату залетел средних размеров комар, но потом дошло, что писк какой-то неживой.

– На лоджии-то у вас источник радиации, – скучным голосом сообщил мой гость. – Фонит что-то. Слышите, дозиметр сигналит. Я подошел к двери, а он как запищит.

– Вы что, постоянно ходите с дозиметром? – светски-учтиво осведомилась я. – Следите за чистотой окружающей среды?

Я несла очевидную чушь, но лишь потому, что никак не могла собраться с мыслями и определить свои ощущения. Сказать, что я растерялась, – значит ничего не сказать. На ночь глядя впустила в дом незнакомого, в общем-то, мужика, похоже, не без странностей… Но радиоактивная лоджия – это уже было что-то из области фантастики, причем вряд ли научной.

– Я достаточно часто хожу с дозиметром, – все тем же скучным голосом отреагировал Андрей. – И, как видите, не всегда зря. Разрешите я попробую установить причину этого… фона.

– Попробуйте, – согласилась я, уже совершенно ошалев.

– У вас есть резиновые перчатки?

С таким же успехом он мог попросить у меня пожарную каску. Или бронежилет. Зачем, во имя всего святого, мне могут понадобиться резиновые перчатки? Да, элегантные женщины всю домашнюю работу делают только в них, но я давно уже не элегантная, если вообще женщина.

Андрей, видимо, понял, что задал бестактный вопрос, поэтому лишь вздохнул и достал из кармана нечто, оказавшееся тонкими и прозрачными пластиковыми перчатками. Не человек, а ходячая санитарно-эпидемиологическая станция: сначала дозиметр, потом перчатки. Интересно, что будет следующим номером? Баллончик с дезинфицирующей жидкостью? Или шприц с сывороткой против бешенства?

– Простите, – обратилась ко мне «санэпидстанция», – здесь довольно темно. Может быть, настольная лампа?..

Пять минут спустя, держа на весу оную лампу, я тупо наблюдала, как мой гость обыскивает лоджию, делая дозиметром какие-то круги и ломаные линии. Жужжание то затихало, то усиливалось, пока наконец не обнаружился квадрат, где звук был почти стабильным. Источник его, судя по всему, находился в стоящем на лоджии старом диване, о котором я почти забыла. Почти…

– Давно у вас этот… экспонат?

Экспонат действительно был тот еще. Образец мебельного дизайна середины шестидесятых годов, не приобретший со временем ни благородного изыска старины, ни хотя бы очарования примитива да еще год простоявший на неотапливаемой лоджии, диван мог впечатлить любого человека, даже со здоровой нервной системой. Почему-то сей одр был очень дорог моему покойному мужу. Единственная вещь, с которой он не пожелал расстаться, когда мы, сделав ремонт в нашей с ним квартире, обставили ее практически заново.

То есть квартира была моего мужа, меня он туда прописал только после свадьбы, но я как-то сразу почувствовала себя дома. Возможно, потому, что у меня впервые в жизни была там своя собственная отдельная комната, где я и работала, и спала. Муж не менее счастливо и независимо существовал в другой комнате и основное время проводил на этом самом диване в горизонтальном положении. Днем. Ночью же, наоборот, садился к письменному столу и писал. Не стану обременять читателя неудобоваримыми терминами, скажу только, что мой супруг был доктором философских наук и что его тексты я так и не научилась понимать, несмотря на проведенную им среди меня лекционно-образовательную работу.

– Этот диван? – тупо переспросила я. – Он не мой, а… В общем, муж купил его лет тридцать с лишним назад. Мы тогда еще… То есть я тогда еще в школу ходила… А в чем дело?

На кухне заливался свисток чайника, автоответчик через определенные интервалы подавал сигнал о том, что на нем имеются сообщения, а я стояла и бездумно наблюдала за тем, как мой новый знакомый вполне профессионально обыскивает теперь уже любимый диван мужа. И продолжала пребывать в том же подобии транса, когда Андрей извлек из-под валика в изголовье какую-то небольшую металлическую штучку. Дозиметр при этом просто взбесился.

– Чистый пакет и фольгу, если есть, – не то попросил, не то скомандовал Андрей.

– Что это? – прошелестела я.

– Еще не знаю. Чистый пакет и фольгу, Наташа, пожалуйста.

Волшебное слово подействовало, я принесла из кухни требуемое, потом на совершенном автопилоте пошла заваривать чай, оставила это занятие на середине, вернулась в комнату и уставилась на Андрея, который тщательно упаковывал свою находку, ожидая хоть каких-то пояснений. Но, судя по всему, это он собирался что-то услышать от меня, поскольку молчание затянулось.

– Что делать? – наконец спросила я. – Звонить в милицию? Или на эту, как ее там, санэпидстанцию? Я как-то раньше никогда…

– Вы сознательно хранили диван на лоджии?

Я покачала головой:

– Господь с вами, конечно же, нет. Это чудище давно надо было выбросить, да как-то руки не доходили. Я вообще не собиралась везти его с собой, да так уж получилось…

Получилось действительно случайно. Как раз накануне переезда меня одолела элементарная жадность, и я решила, что уж новенький югославский смеситель нипочем не оставлю. Хватит с них и старого, снятого во время ремонта и с тех пор мирно лежащего на антресолях. Помогавший мне при переезде Володя добросовестно перекрыл вентиль в распределительном шкафу и смеситель снял. Но тут водопровод, не знавший капитального ремонта со времени постройки дома – то есть с 1910 года, – не выдержал очередного насилия. Вентиль сорвало, кипяток хлынул из открытой трубы в ванной, мгновенно залил коридор и кухню, стал просачиваться в комнаты. Грузчики уже носили мебель, мне было не до них. Дежурившая внизу Марина решила, что я передумала оставлять диван в квартире и решила забрать его с собой. И когда он оказался на новом месте моего жительства, грузчики соглашались стащить его обратно вниз лишь за отдельную плату. С большим трудом я уговорила их запихнуть злополучную бандуру на лоджию до лучших времен. Но они пока не наступили.

– Так получилось, – повторяла я, с трудом вернувшись из прошлого в настоящее. – И потом, муж с ним ни в какую не хотел расставаться.

– Вы развелись?

– Он умер. В прошлом году. Так неожиданно… почти и не болел. И вдруг буквально за месяц сгорел…

Фраза повисла в воздухе, а я осталась с открытым ртом. Всего за месяц… его родная сестра категорически запретила делать вскрытие… срочная кремация – процедура, к которой мы с мужем почему-то относились с омерзением, но сестра настояла… Да ну, бред, издержки профессии. Буйная фантазия. Бокал шампанского, наконец.

Андрей внимательно наблюдал за мной.

– Наташа, я не специалист, но похоже, что – капсула с радиоактивным веществом. Штука, в общем-то, далеко не безобидная. У меня есть друг в… ну, скажем, в органах. Хотите, я ему позвоню, посоветуемся. Ситуация, прямо скажу, непростая. Я лично советы давать не берусь, да и примете ли вы их от малознакомого человека?

– Выбор у меня не слишком велик, – вздохнула я. – Среди моих знакомых нет никого из органов, да и вообще из тех, кто хоть что-то понимает в этих делах. Сплошь гуманитарии, да еще со странностями… Впрочем…

– Впрочем – что?

Я вдруг подумала, что Масик мог бы и помочь. Со стороны виднее. Но как подумала, так и раздумала. Для того чтобы все ему объяснить, потребуется не меньше полугода. Да и что, собственно, я о нем знаю? Только то, что он живет с мамой и обожает телесериалы, причем знаю это исключительно с его слов. Ну, и его планы относительно семейной жизни. Фактической информации – ноль целых фиг десятых, не считая номера его телефона, по которому я ни разу не звонила. Так что втягивать его в дела такого сорта – не слишком удачная идея.

– Ничего, – буркнула я. – Поток сознания. Позвоните, конечно, если это удобно. Время-то уже двенадцатый час, между прочим. И живу я не на Тверской…

– У вас, Наташа, бзик на географической почве. Удобно. И потом, не могу же я вас оставить с этой штукой в квартире. Это опасно, в конце концов.

– Но до сих пор…

– До сих пор ее хоть как-то закрывали балконная дверь, какой-то узел на диване и валик. До сих пор вы не знали о том, что живете рядом с источником радиации. Ну – звоню?

– Звоните, – махнула я рукой. – Хоть своему знакомому, хоть в Министерство по чрезвычайным ситуациям, хоть самому черту. Иначе у меня крыша окончательно поедет.

Пока Андрей набирал номер, вел какие-то переговоры и вообще действовал, я наконец довела до конца процесс заварки чая, снова про него забыла, налила себе обыкновенной воды и закурила. Первая же затяжка заставила меня мучительно раскашляться, и тут я вспомнила…

Сестра моего мужа, сидя на этом самом диване в той, навсегда утраченной мною квартире, в точности так же поперхнулась табачным дымом. Я помчалась на кухню за водой, муж кинулся в ванную к аптечке, возник небольшой переполох, но потом все успокоилось. Это был ее второй и, как выяснилось, последний визит к брату, с которым они чуть ли не десять лет даже не разговаривали. Я буквально силком заставила их помириться, мне была невыносима сама мысль о том, что, кроме меня, – особы не слишком уравновешенной – у моего милого, доброго, умного мужа больше никого на свете нет. А если со мной – не приведи бог! – что-то случится, он опять останется в обществе своих книг. С прежней супругой он не общался, сына своего не видел пятнадцать лет. Мне, сохранившей вполне приличные отношения с отцом моего собственного ребенка, все это было странно. Как это так – бывшая жена не позволяет видеться? Сын уже давно совершеннолетний, могут решить этот вопрос между собой по-мужски, если уж женщина оказалась стервой.

Ничего у меня не вышло. Помимо доброты, муж обладал еще и необыкновенным упрямством. Если его на чем-то заклинивало, настаивать было не только бесполезно, но даже и вредно. Какое-то время он терпел мои миротворческие миссии, но потом сказал мне с той мягкостью, какой обычно камуфлировал окончательное и бесповоротное решение:

– Все, малыш, перестань зря стараться. Ты права, мой сын достаточно взрослый человек, чтобы принимать самостоятельные решения. Вот пусть он и принимает. Он знает мой адрес, телефон сорок лет не менялся, захочет – встретимся. Но по его инициативе. А про мою бывшую жену, пожалуйста, больше не вспоминай. Причин много, но одну я тебе назову: для этой женщины самым главным в жизни всегда были деньги. А остальное – второстепенно. Все, тема закрыта.

И я поняла, что больше ничего не добьюсь. А вот с сестрой я его все-таки помирила, когда выяснила, что причиной их размолвки стало то, что Нина была категорически против его развода и заняла сторону бывшей жены, считая ее незаслуженно обиженной и брошенной. С моей точки зрения – обыкновенное проявление женской солидарности, не более того. Помимо всего прочего, бездетная Нина, по словам моего мужа, души не чаяла в его сыне, своем племяннике, и беспокоилась о том, что психика ребенка окажется непоправимо травмированной разводом родителей.

Мне удалось убедить мужа сделать первый шаг к примирению и позвонить сестре. Как выяснилось, она тоже несколько тяготилась ссорой с единственным братом, да и любопытно было, наверное, посмотреть на его молодую жену, то есть на меня.

К первому визиту новообретенных родственников я готовилась очень тщательно, зная от мужа, что сестра его – прекрасная хозяйка. Я вылизала квартиру до зеркального блеска, напекла пирогов, приготовила всякие хитрые закуски и даже сотворила какой-то экзотический салат по Галкиному рецепту, который моя подруга, слегка сдвинутая на почве кулинарных изысков, привезла из очередной заграничной командировки в азиатскую страну. Необходимые ингредиенты для этого блюда мне пришлось искать несколько дней. В общем, расстаралась по полной программе.

Нина приехала со своим мужем Игорем. Когда раздался звонок в дверь, я радостно побежала открывать, заранее настраиваясь на теплую, родственную встречу, но при виде гостей как будто споткнулась на полном ходу. Впереди стояла женщина, удивительно похожая на моего мужа, но так, как может быть похожа на оригинал злая карикатура. Те же черты лица, очень далекие от эталона красоты, но если у Валерия все это компенсировалось необыкновенной одухотворенностью, то здесь в каждой черточке сквозила какая-то сухая злоба. Узкие, плотно сжатые губы, маленькие глазки буравили почти насквозь. Ростом она не вышла и к тому же, в отличие от худого Валерия, была не то чтобы толста, но как-то кряжиста, широка в кости, отчего казалась еще меньше. Черные как смоль волосы (крашеные, что ли?) были скручены на затылке не узлом, а каким-то кукишем. Она прочно стояла на земле обеими ногами, обутыми в огромные туфли без каблуков. А завершало портрет платье, явно дорогое, но такого кричаще-люминесцентного цвета, что у меня заломило глаза. Таких нарядов я ни в магазинах, ни даже на рынках никогда не видела.

Из-за плеча супруги выглядывал человечек, кажется, даже ниже ее ростом, с острой крысиной мордочкой и бегающими глазками. Ничего себе родственнички, подумала я, но быстро справилась с собой и стала изо всех сил изображать радость от встречи. И все равно мне время от времени становилось не по себе, когда меня ощупывал тяжелый и недобрый взгляд Нины. Кулинарные изыски мои она не оценила, пробормотав что-то про раздельное или разумное питание, пила только воду. Зато Игорь, похоже, не ел перед этим визитом недели две: уплетал за обе щеки так, что только уши шевелились, наплевав на явное неодобрение жены.

Хотя я и не смогла очаровать новых родственников, но у нас тем не менее состоялся тихий и приличный семейный вечер, вспомнили покойных родителей, порадовались тому, что у Валерия, моего супруга, наконец-то все в порядке. Даже запущенная трехкомнатная квартира приведена в пристойный вид, какого не имела, наверное, лет тридцать, если не больше. Старый надежный дом на Пречистенке – квартира стоит целое состояние, по нынешним-то временам. Ремонт мы сделали простенький, какие уж там евровыкрутасы, но побеленные потолки больше не давили на голову и психику, а взметнулись на положенные им при постройке три с половиной метра, светлые обои радовали глаз, отциклеванные и покрытые лаком полы позволяли радостно бегать по квартире босиком. Недовольны ремонтом были только тараканы, которые в знак протеста квартиру покинули. Хотелось верить – навсегда.

– Ты ее хоть приватизировал, квартиру-то? – поинтересовалась Нина. – При твоей рассеянности мог и забыть.

– Приватизировал, приватизировал, – успокоила я ее. – Еще до того, как меня сюда прописали. Так что все в порядке.

– А твой сын тоже здесь прописан, Наташа?

– Нет, зачем? Он прописан там, где мы жили. Да и вообще Валера помог отправить его учиться в Америку. Глядишь, человеком станет.

– Что значит – станет? – возмутился Валерий. – У мальчика несомненные способности к биологии, он добился там именной стипендии, а это мало кому удается. Он уже стал самостоятельным человеком, я, во всяком случае, спокоен за твоего сына.

– Твой сын, между прочим, тоже учится в Америке, – заметила Нина, обращаясь к брату и напирая на местоимение «твой». – Так вы с ним и не увиделись. Между прочим, это довольно дорогое удовольствие – учить детей за границей. Не думала, что за философию столько платят.

Валерий пожал плечами:

– Я не платил ни копейки – к счастью, у меня масса коллег по всему миру, они с удовольствием помогли мне. Связи – это тоже своего рода капитал. А насчет моего сына… так я, Нина, уже привык. Да и теперь поздно. У меня Наташа и жена, и ребенок по совместительству.

– Это как? – хором спросили Нина и ее муж.

– Да она совершенно не приспособлена к жизни, – пояснил Валерий. – Не приглядишь – обязательно во что-нибудь вляпается или что-нибудь перепутает. Как дитя. Только и умеет хорошо переводить детективы.

Родственники переглянулись. Я благоразумно промолчала. Мой дорогой доктор наук и профессор, похоже, искренне считал, что я не от мира сего и полагаю, будто булки растут на деревьях, а кофе и чай текут из водопроводного крана. Впрочем, ему самому действительно было все равно, что есть, во что одеваться и какой мебелью и тарелками пользоваться. Гений – он и есть гений. А я, при всей моей непрактичности, умела довольно много: от выпечки пирогов до вышивки гладью. И еще быстро печатала на машинке и разбирала любой почерк, в том числе и совершенно неудобочитаемый – моего философа. Наконец, в первом браке, с отцом моего ребенка, я прекрасно справлялась со всеми так называемыми «святыми женскими обязанностями», да и с кое-какими мужскими заодно, если уж на то пошло.

В общем, все прошло почти хорошо, а главное, моя совесть была спокойна: у моего драгоценного снова появилась родня. А родственников, как известно, не выбирают. Да и, может быть, они только при первой встрече так вели себя, с непривычки, а потом переменятся.

Второй визит состоялся не скоро – где-то через полгода после первого. К себе Нина нас не приглашала, а на мои приглашения отвечала вежливым отказом, ссылаясь то на занятость по работе, то на дачные хлопоты, то на плохое самочувствие. Слава богу, хоть по телефону брат с сестрой теперь разговаривали более или менее регулярно. Наконец они снова приехали к нам в гости. Но второй визит оказался почему-то не менее натянутым и значительно более коротким. Нина раскашлялась, сидя на этом самом диване, потом они с мужем вдруг ни с того ни с сего заторопились домой, обещали созвониться…

Но снова мы встретились только тогда, когда Валерия не стало. Месяц он ел все меньше и меньше, худел, плохо спал, но ни на что не жаловался. А потом вообще перестал вставать с дивана. Участковый врач только руками развела и посоветовала госпитализировать. От этого мой муж наотрез отказался – больниц он на дух не переносил. Сказал – пройдет, весенняя депрессия, не впервые.

Не прошло. Он так и угас, чуть-чуть не дожив до своего пятидесятилетия. Вечером заснул, а утром уже не проснулся. В состоянии транса я позвонила его сестре, и первый вопрос, который она задала, поразил меня даже в том почти невменяемом состоянии, в котором я тогда находилась:

– Завещание Валерий так и не написал?

Нет, завещания Валерий не оставлял. Что было завещать-то? Библиотеку по философии? Старый, расстроенный рояль? Или мою скромную гордость – новую кухню, отделанную вагонкой и облицованную замечательной плиткой? Кухню – мечту советской домохозяйки восьмидесятых годов? Ничего не скажешь, богатое наследство!

Похоронами распоряжалась Нина, хотя платила за все я. Распоряжалась по телефону, они с мужем приехали только в крематорий, причем тогда, когда печальная церемония уже почти закончилась. По их словам, старенькая машина Игоря чуть ли не трижды ломалась по пути от их дома на шоссе Энтузиастов до крематория на Хованском кладбище. Что ж, возможно. Основную энергию сестра моего покойного мужа затратила на то, чтобы не производилось вскрытия, напирая на какие-то религиозно-этические соображения, и своего, как ни странно, добилась. Мне тогда было безразлично, от чего умер Валерий, самой жить не хотелось.

Поминки организовали сослуживцы Валерия, у него в институте. Предложение Нины отвезти меня домой и побыть со мной какое-то время я отклонила: Марина настояла, чтобы я несколько дней прожила на даче у ее родителей и сама меня туда проводила. Больше я Нину не видела, да и не стремилась, а на ее неоднократные настойчивые предложения приехать ко мне, помочь, поддержать, всегда отвечала отказом, сама не понимая почему. Наверное, потому, что она слишком напоминала бы мне о том, кого я потеряла. И не могла я забыть странного вопроса о завещании, хотя чушь же очевидная!

Как потом выяснилось – не чушь. Через несколько месяцев после смерти Валерия его первая жена внезапно материализовалась в моей жизни, заявила о том, что по закону ее сыну положена половина квартиры. Если я в состоянии выплатить стоимость своей половины – пожалуйста. Если нет…

Дело кончилось тем, что квартиру продали, а мне купили мои нынешние апартаменты. Полагаю, надули, но тогда мне было не до того, а когда я слегка пришла в себя, выяснилось, что поезд не только ушел, но и рельсы разобрали и сдали в металлолом. Можно было оспорить через суд, но это уж и вовсе не в моем характере. Тем более что сонаследники вполне откровенно дали мне понять: человек смертен, и я в этом плане – не исключение. Причем смертен, как известно, внезапно. Умереть, не достигнув сорока лет, мне не хотелось. Еще меньше хотелось умереть насильственной смертью и при загадочных обстоятельствах. Пусть правовые вопросы для меня темный лес (покажите мне человека, который, не будучи профессионалом, разбирался бы в отечественных законах, в них и юристы-то «плавают»), но напереводила я достаточно, чтобы представить себе, сколько есть способов убрать с дороги неродного. Этот опыт мы у Запада перенимаем прямо-таки стахановскими темпами…

Из омута воспоминаний меня вытащил мой гость, причем для этого ему пришлось не слишком деликатно потрясти меня за плечо.

– Мой друг сейчас приедет. Давайте все-таки выпьем чаю. На вас лица нет. Лично я дал бы вам рюмку чего-нибудь покрепче. У вас есть?

Я, как сомнамбула, полезла в шкаф и достала бутылку, оставшуюся от каких-то гостей. В ней еще оставалось грамм триста, не меньше.

– Вот, – протянула я емкость Андрею.

– Ликерное вино… Господи, спаси нас от интеллигенции! Я же сказал: покрепче.

– Уксусная эссенция подойдет? – огрызнулась я, чувствуя, что начинаю сходить с ума. – Крепче ничего нет. Простите, Андрей, я просто вспомнила…

– Что – вспомнила?

– Да о смерти мужа… О том, как меня из квартиры выжили… В общем, это неважно.

– Не уверен. Ладно, выпейте хоть вина, вас трясет. А потом постарайтесь рассказать мне, что именно вы вспомнили. Может быть…

– Вы со мной разговариваете, как следователь в американском детективе, – попыталась я занять оборонительную позицию. – Сразу скажу, я не убивала своего мужа, не ограбила ни одного банка и даже никого не навела на коллекцию антиквариата. Просто я…

– Просто вы запутались, Наташа, – очень мягко сказал Андрей. – Простите, я работаю в сугубо мужском коллективе и вообще не слишком уверенно чувствую себя с женщинами. Возможно, лезу не в свое дело, но мне хочется вам помочь…

– Почему? – выпалила я, окончательно наплевав на все приличия. – С какого перепугу вы кидаетесь мне помогать? По вашим собственным словам, вам предстояло целую ночь работать, а вы вместо этого не только никуда не торопитесь, но еще и начинаете разбираться с проблемами совершенно посторонней для вас бабы. Зачем вам это надо? Кто вы?

– Не знаю, зачем мне это надо. Я – специалист довольно узкого профиля, по странному совпадению мне иногда приходится иметь дело с радиоактивными материалами. И я категорически отказываюсь считать вас посторонней бабой: в конце концов, я у вас в гостях. Да, напросился, но у каждого мужчины свои способы начинать ухаживать за женщиной…

Приехали. Он что, считает меня абсолютной идиоткой, способной заглотнуть такую вот примитивную наживку? Возможно, я ему действительно чуть-чуть понравилась, но не до такой же степени, чтобы отказываться от своих первоначальных планов ради случайной знакомой. Принимая к тому же во внимание поздний час и дальнюю дорогу.

Резко зазвонил телефон, и я даже подскочила от неожиданности. Кто же это на ночь глядя?

– Наташа, – услышала я голос Володи, – Марина случайно не у тебя?

– А она должна быть у меня? – осторожно спросила я. – Ты же знаешь, я все забываю последнее время.

– Просто ее до сих пор нет дома, и я уже не знаю, что и думать. Она сказала, что задержится немного на работе, потом кое-что купит и приедет. И вот…

– Ты что, не знаешь? Там пожар у нее на работе.

– Какой еще пожар?

– Такой, на который пожарные приезжают. Я была в клубе, видела. Три верхних этажа полыхают, никак потушить не могут. Постой, постой, так Марина там?

Я услышала, как Володька то ли всхлипнул, то ли охнул, и тут же в трубке раздались короткие гудки. А в моей квартире – звонок в дверь. Пришел друг моего новообретенного поклонника.

Два незнакомых мужика в полночь у меня дома! Масика хватила бы кондрашка, узнай он об этом. Впрочем, такая новость вполне могла бы заставить его отказаться от сомнительной брачной авантюры. Если не сойду с ума и выживу – обязательно расскажу. Впрочем, рискованно: замучит попреками и советами, как нужно всего остерегаться и что обычно бывает на уме у всякого нормального мужчины при виде женщины. Не знаю, наверное, мне везет на ненормальных мужчин: никто из моих знакомых, как близких, так и не очень, не пытался ко мне приставать со всякими глупостями даже тогда, когда я была молода. А уж теперь-то… Да ладно, семь бед – один ответ.

Подумать только, всего лишь пару часов тому назад меня больше всего беспокоило, не слишком ли большой тарарам у меня в квартире!