Книга Псы войны онлайн - страница 3

ГЛАВА 3

Самуэль родился далеко на западе в поселке лесорубов. Появление на свет хилого мальчика с огромной головой, ушами-лопухами, тоненькими, как прутики, ручками и ножками и голоском, тонким, словно комариный писк, отец воспринял как личное оскорбление. «Это не наследник, – прорычал он, скребя огромными намозоленными ручищами волосатую грудь, – это какой-то паучок…» В девять лет, когда его сверстники наравне с взрослыми валили лес, Самуэль просиживал целыми днями у ручья, строя из веток и еловых шишек запруды и плотины. Работать он не мог, мало того – он не мог удержать в руках топор. Вечно задираемый другими детьми, он выдумал оригинальную версию собственного происхождения: мол, произошел он вовсе не от человека, а от лесного эльфа, случайной ночью забредшего в поселок… Прослышав об этой истории, очень обиделась матушка, а отец, от греха подальше, увез юного сочинителя в ближайший монастырь.

Монашеская жизнь поначалу Самуэлю понравилась, в первую очередь тем, что в монастыре он быстро научился грамоте. И занятие ему подыскали подходящее – разбирать в библиотеке книги, стирать с них пыль и расставлять по полкам. Как-то попался в руки Самуэлю древний алхимический манускрипт. Вчитавшись в потускневшие строки, он восхитился премудрости и немедленно пожелал ею овладеть. Через неделю по монастырю поползли слухи: дескать, из кельи послушника Самуэля пахнет серой, по ночам в его окне вспыхивают искры и выкатываются клубы какого-то подозрительного сизого дыма. А тут еще, как назло, как-то ввечеру на отца настоятеля, вышедшего во двор по нужде, нагадила черная сова – и все дружно истолковали это событие дурным знаком.

Самуэля выставили из монастыря вон, напоследок посоветовав мальчику не водить больше дружбы с дьяволом, ибо это всегда плохо кончается.

Начинающего алхимика подобрал бродячий цыганский цирк. Умение Самуэля смешивать из разной дряни начинку для фейерверков и шутих циркачей впечатлило, но не так, как монахов, а в хорошем смысле. А когда мальчик обнаружил способность мастерить хитроумные механические игрушки, престарелый цыганский барон с готовностью объявил Самуэля своим приемным сыном. Развеселая кочевая жизнь продолжалась два года и закончилась неожиданно. В пятнадцатилетнего Самуэля влюбилась бородатая женщина-чревовещатель, являвшаяся, ко всему прочему, супругой барона. Барон страшно разгневался. Самуэль, не знавший, чего больше бояться: тучного старика, не расстававшегося с фамильным кинжалом, или нежеланной возлюбленной, не стал дожидаться, чем разрешится любовная драма, – и бежал.

Несколько лет он скитался по всей Метрополии. Перепробовал массу профессий, дольше всего задержавшись у оружейника, но по причине слабосилия отовсюду был изгоняем. Голодным нищим нашел его Альберт Гендер в родном Карваде. Накормив юношу из жалости, он пустил его переночевать, одарив старой своей рубахой, а тряпье и драную нищенскую суму выбросил в сточную канаву, потому что из-за этого тряпья дышать в комнате все-таки было трудновато. Лохмотья нищего с бульканьем погрузились в зловонную жижу, а сума на глазах изумленного Берта, соприкоснувшись с влагой, вдруг вспухла громадным багровым шаром и разорвалась в тысячи разноцветных искр. Ловец заинтересовался Самуэлем. Он поведал юноше о своем ремесле, а тот в свою очередь рассказал об умениях, которые успел приобрести с того времени, как лишился родного дома. В результате разговора Берт предложил Самуэлю стол, кров и жалованье, а Самуэль преисполнился к Ловцу благоговейным уважением, многократно усилившимся после того, как выяснилось, что Берт намеревается называть его полным именем, а не Вонючкой, Засранцем или Уродом, как Самуэля звали люди, с которыми сталкивала судьба.

Так Самуэль стал Ловцом Теней.

– …Вот так, – проговорил Берт, закончив укладывать дорожную сумку.

– Значит, мы направляемся в Турию, хозяин? – уточнил Самуэль. – За навершием меча Аниса?

– Верно.

– А-а… как же вы снова?.. – замялся Самуэль. – Я хотел сказать… вряд ли стоит…. Возвращаться туда… М-марта… – с некоторой натугой выговорил он и исподлобья глянул на Берта.

Тот с нарочитой сосредоточенностью вертел в руках свою шляпу.

– Позвольте, я поставлю латку, хозяин, – помолчав, предложил Самуэль.

– Только аккуратнее, – оживился Берт. – Чтобы, знаешь, незаметно…

– Да я знаю, хозяин. Не в первый раз же. Будьте спокойны.

Берт прошелся по комнате меж топчанами, потирая руки. Глаза его снова заблестели. Кажется, он уже не думал о Марте, о предстоящей встрече с ней.

– Вещи уложены, – говорил Берт. – Ну тут много времени не понадобилось. Сейчас заглянем на рынок, выберем пару жеребцов и – айда к башне Маргона. Старикан обещал нам три сотни золотых на дорожные расходы. Сразу и двинемся в дорогу, чего ждать?

Давно уже рассвело, но Сет все не ложился спать. Он бегал по комнате, то и дело передергивая плечами, будто от сильного холода. Руки, спрятанные за пазухой, неустанно шевелились, так что черная хламида на груди ходила ходуном.

Где этот чертов Комар? Давным-давно он уже должен справиться со своим делом и вернуться за вознаграждением… А его все нет и нет. Неужели и на этот раз сорвалось? Проклятый Гендер, неужели он и в эту ночь умудрился выжить?

Ставни в комнате были прикрыты, но не плотно. Сквозь щель неслышно просочилась струйка черного дыма, будто воздушная змея, перетекла по воздуху в самый темный угол и медленно приняла форму человеческого тела.

Фантом пошевелил белыми дырами глаз и прошелестел:

– С-сет… – белым ртом.

Сет дернулся и подпрыгнул оборачиваясь. Испуганные глаза его встретились с пустыми глазами фантома. И Сет замер, точно враз окоченев. Только губы его шлепали одна о другую, как два рыбьих хвоста.

Фантом оставался в углу, но руки его, неестественно удлинившись, потянулись к горлу человека, переплетаясь друг с другом тугой удавкой.

Тотчас ставни с грохотом распахнулись. Темный вихрь ворвался в комнату. Опрокинул стул, взметнул вверх бумаги со стола, повалил все свечи и сорвал капюшон с лысой головы Сета. Крупные хлопья пепла, из которых состоял вихрь, закружились по комнате, заполонив тесное пространство, будто рой черных пчел. Обезумев от жути, Сет визжа бросился к двери.

Но успел сделать только один шаг.

Воздух в комнате словно загустел, превратившись в стекло. Опадающие на пол бумаги качнулись еще пару раз и застряли в стеклянном воздухе. Ставни, скрипнув, замерли, полуоткрывшись. Сет, оцепенел в неподвижном прыжке: руки протянув к двери, а ногами почти не касаясь пола. Глаза его потухли.

Черный пепел застыл в липком воздухе, медленно растворился в нем, превратив комнату в подобие плоской однотонно-серой картины.

И под потолком, в углу, противоположном тому, где колыхался зыбкий фантом, возникла фигура сгорбленного карлика в красных шутовских одеждах. Карлик пошевелился в пустоте, подобрав под себя ноги, – звякнули серебряные колокольчики на носках его туфель и на кончике колпака – и неожиданно низким голосом произнес:

– Говори со мной, Маргон…

Глаза фантома изменились – из белых и пустых они стали вполне человеческими – слабо-голубыми, с красными старческими прожилками. Пустой провал рта обозначился бледными губами.

– Я вижу тебя, Эолле, – сказал фантом.

– Хорошо, Маргон… Для чего тебе был нужен Глаз? Зачем тебе жизнь этого смертного?

– Это мое дело… – помедлив, откликнулся фантом.

Лицо карлика, и без того темное, почернело.

– Не забывай, с кем говоришь! – понизив голос до рокочущего хрипа, произнес он. – Тебе многое открыто и многое подвластно, но и ты всего лишь смертный, Маргон. Как он, и как все в этом мире… Оставь человека в покое. Он нужен мне.

На этот раз пауза была еще дольше.

– Он мешает мне, – ответил фантом.

– А ты мешаешь мне, – отозвался карлик. – Если ты не знал об этом, я предупреждаю тебя, и больше предупреждений не будет. Оставь смертного. И забудь про Кость Войны.

Фантом безмолвствовал долго, очень долго.

– Что ты задумал, Эолле? – спросил наконец он. – Кость Войны… Так вот зачем тебе нужен был Глаз?

Карлик неожиданно хихикнул:

– Тьма наступает, Маргон. Разве не чувствуешь? Тьма наступает, и ты ничего не можешь с этим поделать. Или ты желаешь сопротивляться Тьме?

– Я не желаю сопротивляться Тьме, – сказал фантом.

– Тогда отойди в сторону. И проживи остаток жизни так долго, как позволит тебе Тьма. Ты понимаешь меня, Маргон?

– Я понимаю тебя, Эолле.

Фантом задрожал, рассеиваясь тонкими паутинными нитями. Когда он исчез, чернота поползла с лица карлика на красную шутовскую одежду – очень скоро Эолле стал чернильным пятном, и это пятно впитала в себя тень в углу.

Воздух в комнате снова пришел в движение.

Сет очнулся на полу, весь мокрый от холодного пота. Пол был усеян хлопьями черного пепла, ломкими, словно прошлогодняя листва. Пачкаясь, Сет пополз к столу. Упершись лбом в ножку стола, он всхлипнул:

– Что это было?..

Что это было? Кто скажет ему? Было, и нет. И хорошо, что нет… И не надо об этом больше вспоминать…

Трясущиеся ноги с трудом подчинялись Сету. Он поднялся, помогая себе руками, и вдруг ахнул, увидев на столе стройные высокие башенки из шестиугольных золотых монет. Башенок было тринадцать, а монет в каждой – шестижды по шесть. Сет утер лицо подолом хламиды. И тогда с необыкновенной ясностью в его сознании отпечаталось то, что ему нужно сделать.

– Как будет угодно, – зашептал Сет, неизвестно к кому обращаясь, – как вам будет угодно, господин…

Берт, наклонившись в седле, еще раз постучал кулаком в массивную, обитую железом дверь. Никто ему не ответил. Башня мага и многознатца Маргона безмолвствовала.

– Нехорошо… – тонко пропел Самуэль, выглядывая из-за густой гривы своего коня. – Очень нехорошо… Куда подевался Маргон? Он же говорил вам, хозяин, чтобы вы посетили его, он обещал вам денег на расходы… Это что же получается, Маргон больше не нуждается в наших услугах?

– Не знаю я, что это получается, – промычал Берт. – Его великомудрие изволило отвалить, не известив.

– Мы не едем в Турию, хозяин?

– Как это не едем? – удивился Берт. – Едем, конечно. Поприжаться придется в дороге, но… ничего, переживем. Если Маргон решил, что ему Кость Войны без надобности, так на такую вещь всегда покупатель найдется. Верно?

Самуэль пожал плечами.

– Верно, – за него ответил Берт и поправил шляпу.