Книга Механист онлайн - страница 3

Глава 3

Я боюсь его. Смотрящего на меня миллионом немигающих глаз. Вслушивающегося в меня миллиардом настороженных ушей. Ощупывающего бесконечными стрекалами, белесыми извивающимися червями проникающего прямо в душу. Хранящего в себе память всех мертвецов, отголоски любых поступков каждого из нас, клокочущей массой обволакивающего сознание. Боюсь и ненавижу сводящие с ума всплески чужих эмоций, радостей и страданий. Боли. Многократной, отражающейся, излучаемой потерянными источниками. Боли. Разве не видно, что ее много, ненормально много, неестественно много, как не может быть много в гармонично развивающемся мироздании. Стенания, вызванные одновременным жертвоприношением, насильственной смертью не сотен, не тысяч, даже не миллионов – миллиардов. Запертых теперь в хрустальной сфере, скорлупе покрытого завесой древней и страшной тайны мира. Моего мира. Боюсь, поэтому стараюсь как можно реже смотреть ему в глаза и давать прикасаться к моей душе.

Однако сейчас я наедине с ним.

Вик потряс головой, отгоняя наваждение. Действительно – давит. Всех – и Кэпа, и Ангелочка – он попросил выйти из кабинета, прежде чем отключил барьер. Трансивер – установка связи, в основе своей кристалл сверхчистого кварца, оснащенный дополнительным оборудованием для увеличения чувствительности. Ничего сверхъестественного, однако для понимания схемы необходимо оценить маршруты движения энергетических потоков.

Кажется странным средоточие сил, заключенных в обычном хрустальном шаре. Это как линза – казалось бы, просто вогнутый кусок стекла, однако позволяет значительно улучшить несовершенное зрение. Она же, линза, способна собрать рассеянный солнечный свет в плавящий металл луч. Так и хрустальный шар содержит в себе невероятный потенциал, надо только научиться им пользоваться. И в любом случае он лишь инструмент, средство для совершенствования человеческих возможностей.

Механист погружается в расслабленное созерцание. Отрешается от внешних раздражителей, вслушивается в тишину – она способна поведать о многом. Фокусные точки не смещены. Локационные рамки четко сориентированы по векторам геоэнергетической сетки. Змейкой мерцают токи в безупречно отстроенном контуре. Это должно работать. Однако на улавливателе неестественная пустота. Даже при отсутствии трансляции обычно наблюдаются ярко выраженные флуктуации – слишком чувствительным выполнен входной каскад и не продумана схема шумоподавления. Что-то здесь не так.

Вик активировал талисман и вышел наружу:

– Капитан, я хочу переместить антенну.

– Чего?

– Тарелку.

– Исключено. Подмастерья из магистратуры запретили даже пальцем касаться.

– Потом обратно отстрою.

– А, ковыряйся – один хрен не пашет.

– Плоскогубцы найдутся?

– В мастерской глянь.

Когда Вик сорвал покрытую налетом коррозии резьбу на крепящем хомуте и сдвинул антенну на несколько градусов, сфера моментально ожила. Чужие сигналы – эфир всегда наполнен разнообразными возмущениями. Естественно, никаких следов направленной передачи. А это значит…

– Офицер! – обратился он к Кэпу. – Надо обсудить.

Помнится, рассматривали они когда-то с учителем проблему перехвата потока и нейтрализации излучения белым шумом. Очень похоже.

– Ваша аппаратура исправна. Создается впечатление, что кто-то проецирует на зеркало приемо-передатчика широкодиапазонную помеху. Не исключено, что при этом он работает в другую сторону от вашего имени.

Сомнительно, что комендант понял все сказанное, однако суть уловил безошибочно. И, как ни странно, услышанное его воодушевило.

– Ну хоть что-то! У людей уже кровь ржавеет. Слышь, малефик, если они между нами и Центром вклиниваются, то, значит, на линии связи находятся. И недалеко?

Что ни говори, мозги у коменданта в порядке.

– Теоретически так оно и есть, – подтвердил Вик. – Имея пеленг, можно отправлять группу захвата. Источник навряд ли сильно удален.

– То-то, думаю, лихие люди утихомирились! – не унимался капитан. – Завтра взвод в экспедицию! Серьга! Командира следопытов сюда! Его дервиши всплески активности просрали! Так…

Взгляд Кэпа слегка помутнел.

– Надо людей в Саранпауль слать, черт его знает, до чего там договорились под нашим видом. Говорил, мля, мало здесь роты. Мелкие шайки еще можно гонять, а если организованный набег, мне что – хозяйских гоблинов в каре ставить? Второй год батальон прошу! Кого слать-то? Каждый человек на счету!

Выходили ранним утром следующего дня. Кэп отжалел посыльными целое отделение, усиленное двумя дервишами, чем не преминула воспользоваться Ангелочек, напросившись в качестве попутчиков. Двенадцать янычар могли не бояться блокады базы – всем известно, что один тренированный ветеран стоит пяти-шести обычных бандитов. Формирования больше полусотни бойцов, а именно такая сила соизмерима с отделением ханской пехоты, в этих местах ни разу не встречались. Капитан вообще представлял цели неизвестных противников как заманивание в ловушку именно приходящих караванов, нагруженных припасами и гарнизонным жалованьем, с целью ослабления базы и создания на ней избытка продукции рудника. Узких мест в его рассуждениях хватало, однако действовал он в сложившейся обстановке, по мнению Вика, правильно.

До Саранпауля, укрепленного поселка на приграничной полосе, находившегося под прямым патронажем каганата Югра, пешего пути было от двух до трех переходов. В зависимости от погодных условий. Снег еще плотно не лег, поэтому старший группы, малоразговорчивый десятник Журбин, полагал ограничиться одной ночевкой. Не то чтобы Вик стремился в Саранпауль, однако вплоть до границ Ханства опасаться ему было нечего. Поэтому Старьевщик расслабленно брел по тропе, любуясь склонившимися над дорогой пихтами и кедрами, перебрасываясь изредка словами с одним из дервишей.

– Не могли мы этот источник засечь, – оправдывался тот. – Трансляция узкая, направленная. Ее только у тарелки чувствуешь. Да и амплитуда такая, не иначе – механизм.

Быть может – Вик не возражал, – похожих результатов можно добиться без всяких атрибутов, только такие специалисты Ханом прикормлены и сидят на теплых местах в магистратуре. С другой стороны, в мире всяких уникальных личностей хватает, а механизм с такими характеристиками создать – хотелось бы посмотреть на этого инженера. Проблема в затратах – любой искусственный модулятор поля на порядок более энергоемок, чем естественный.

– В Приграничье механисты еще встречаются, – продолжил дервиш. – За Каменным Поясом, говорят, без их амулетов не прожить. Я к ним по большому счету претензий не имею, только сила у них грубая, неестественная и неуправляемая. Побочные эффекты нельзя прогнозировать – там такие выбросы по второстепенным каналам – наверное, вред биосфере колоссальный.

– Пересекался когда-нибудь с механистами? – Вик давно отметил, что янычары не в пример более лояльны, скорее всего оттого, что насмотрелись на мир в бесчисленных походах.

– Еще бы. Саянская кампания.

Про Саянскую кампанию слышать доводилось. Тщательно замалчиваемая ханскими летописцами страничка истории объединенных каганатов почти сорокалетней давности, когда отборные легионы увязли в ущельях на восточной границе Уйгурского каганата, пытаясь подчинить небольшую горную провинцию, остававшуюся независимой еще с древних времен. О том, что им противостояли механисты, Старьевщик не знал.

– Что там было на самом деле?

– Никаких громовых колесниц и летательных аппаратов, как принято вспоминать. Хорошо организованная партизанская война. Огневые точки в труднодоступных местах и чертов шум, сковывающий наши способности, когда они пользовались своими средствами связи. А без ментальной пропаганды и сенсорной поддержки пехота не очень уверенно лезет в пристрелянные сектора.

Интересно, в своих рассуждениях янычары очень вольны. Сказывается тот факт, что в янычарские школы, как известно, не берут представителей титульных наций. Они, как и Вик, носят черты мертвых народов запада. Старьевщик смерил спутника взглядом.

Сколько ему лет, если он был участником тех событий? У дервишей возраст определить трудно – среднего роста, широкоплечий и мускулистый, короткая стрижка без признаков седины, гладко выбритое лицо без единой морщины. Приятный собеседник. А когда приходилось их убивать, не задумывался, что каждый может поддержать разговор. И история занимательная – познакомился бы с теми горцами, если бы не находилась мятежная провинция на другом конце Ханства.

Вик отстал и поравнялся со своей спасительницей.

– Ангелочек, – начал и заткнулся, ошарашенный недоуменным взглядом, запоздало понимая, что называл ее так только мысленно.

– Как ты меня назвал? – Девушку покоробило.

Нагишом расхаживать им голубая кровь не мешает, а от фамильярности, значит, тошнит? Старьевщик замялся:

– Маска. Мое имя ты знаешь…

– Венедис, – процедила она сквозь зубы, – статутная княгиня, секретарь совета Тэмпла.

– Очень приятно, – кивнул Вик.

Кто такая княгиня, что такое статутный и в каких краях находится Тэмпл, он не знал. Понятно только, что секретарша. Вообще-то Вик хотел обсудить перспективы дальнейшего путешествия – Саранпауль, Сосьва, а затем он планировал свернуть на юг и по разбойничьим тропам добраться в Издель.

Едва он раскрыл рот, чтобы возобновить разговор, как впереди обреченно закричал дервиш.

А потом тренированный слух улавливает в глубине леса знакомые щелчки кремниевых затворов. В отличие от холодного оружия или, например, доспехов, пулю невероятно сложно заговорить – очень значительным энергетическим воздействиям подвергается она в канале ствола. Это не значит, что огнестрельное оружие предпочтительнее в дальнем бою. Наоборот – грамотно настроенные защитные поля коверкают траекторию невообразимым образом, и попасть в цель можно только из-за какого-либо безумного рикошета или обеспечив большую плотность огня. То, что дервиши бестолково оказываются на расстоянии выстрела, то, что первым залпом отбрасывает сразу четверых янычар, говорит о трех вещах. Первое – подавление трансляции, как и экранирование нападавших, осуществлялось очень сильным медиумом. Таких мощных и, главное, универсальных машин не бывает. Второе – пули сделаны из материалов, совершенно невосприимчивых к электромагнитным возмущениям. Это отрицательно сказывается на дальности и убойной силе, зато обеспечивает достойную точность и кучность. Третье, как следствие из всего вышесказанного, – Вику не стоит беспокоиться, но необходимо принять меры, чтобы не подвернуться случайно. И предостеречь Ангел… э-э-э… Венедис…

Впрочем, Венедис – чересчур пафосно, пусть будет Венди.

В механисте янычара напоминают только армейские нерповые унты, выданные ротным каптенармусом, наряд спутницы тоже сильно отличается от подбитой собачьим мехом брони. Главное – не лезть на рожон, тогда и не зацепят. Легко сказать – не лезть.

Венди вытаскивает мечи и пытается протиснуться девятой в незаполненный квадрат из восьми оставшихся бойцов. Не пускают. Это правильно – в каре совсем иная техника, чем в одиночном бою. Будь ты хоть трижды мастером-мечником, а без подготовки в строю вреда принесешь больше, чем пользы. И пусть даже Венедис в фаланге как рыба в воде, но разбираться в ее способностях уже поздно.

И вообще, двумечный бой – искусство для строя бессмысленное. Будь построение более многочисленным, например четыре на четыре, нашлось бы место в центре – ворожить, а так… они ведь тоже вроде как механизм – зачем им чужие шестеренки, пускай и золотые? Вик подхватил девчонку за локоть и потащил в сторону.

Это не их война, здесь и сейчас они – зрители, поминая не к месту эпизод из недавней тюремной драки, – рискующие стать пострадавшими.

Смотреть на янычар в деле – одно удовольствие. Ощетинились из-за щитов двухзарядными самострелами, буравят мир через узкие забрала глухих, лишенных украшений белых шлемов. В центре дервиш, недавний собеседник Вика, раскинув в стороны руки и закрыв глаза, нараспев выкрикивает формулы. Бойцы синхронным вдохом-выдохом задают ритм. Старьевщик не чувствует, но знает: напряженность на границе фаланги увеличивается. Времени немного – до перезарядки. Темп заклинаний нарастает, янычары на месте печатают шаг. «Amena!» – исступленно орет дервиш одновременно со вторым залпом. Воздух вокруг построения вскипает от освободившейся энергии, щелкают спуски арбалетов, и огненные росчерки уносятся в глубь леса. Клубы пара относит ветром – все восемь янычар на ногах, дервиш снова начинает читать заклинание в темпе сердечного пульса.

– Трелью! – командует Журбин, и бойцы поочередно спускают нижние механизмы самострелов.

Болты с соловьиным пением срываются с направляющих. Не прерывая речитатива, дервиш сопровождает каждую стрелу коротким жестом-напутствием. Скорее всего, это не боевые заряды, их наконечники – хрупкие баллоны с паралитическим или слезоточивым газом. Наверное, дервиш слегка отвлекается на выстрелы янычар, и, хотя очередной «Amena!» звучит своевременно, после ответного залпа Вик видит, как брызжет кровь и подгибается нога одного из бойцов. Он падает на колено, строй нарушается, но янычар сквозь зубы шепчет Песню Анестезии, уверенно встает и даже притопывает закованным в стальной наколенник унтом.

Это после лекари будут собирать из осколков расщепленную кость, а раненый – метаться в горячке. Сейчас не время думать о таких мелочах. Однако ловко справляются невидимые нападающие – на перезарядку уходит меньше полуминуты. Впрочем, откидные затворы – очень прогрессивные механизмы. Уж кому, как Вику, не знать. Но даже они бессильны против восьмерых янычар, замерших на середине дороги.

Не совсем правильно, что бойцов бережет сила дервиша, просто он распределяет энергетику всего отряда – как дирижер. Это пат. Будь дервишей двое, каре могло бы развернуться в шеренгу и идти под кроны деревьев, но один из них уже лежит, убитый первым залпом.

Движение сбоку от построения. Медленно, тяжело поднимается кто-то из четверки ранее поверженных. Алые лепестки распустившейся цветком крови из развороченной на груди брони не позволяют думать о том, что ранение легкое. Но если янычар, пусть и пошатываясь, идет – значит, он все еще жив. Глупо утверждать, что поднять мертвеца невозможно, но ритуал этот настолько энергоемкий и кропотливый, что воспроизвести его в полевых условиях нереально. Воин бредет к каре, стаскивая с себя мятый, окровавленный доспех, подбирает, вдобавок к своему, саблю мертвого дервиша и замирает напротив Журбина. Судя по внешним признакам, в строю ему тоже делать нечего.

– Даруй! – обращается он к командиру.

– Будь свободен, – не раздумывая, отвечает Журбин, и ссутуленный янычар выпрямляется, расправляет плечи.

– Прощайте, братья.

И воины нестройно бьют кулаками в щиты.

Раненый разворачивается и плавно, амортизирующими, нечеловеческими прыжками бросается в сторону нападающих. Четвертый залп на мгновение останавливает его, он трясет головой, разбрасывая капли крови, и продолжает бег.

– Ни фига себе, – шепчет Венедис, – вот так, парой фраз, – это же Хайд!

– Чего? – зачем-то переспрашивает Вик.

– Хайд – по имени первого описания, – повторяет девушка. – Заклятие высвобождения. Без фармацевтической стимуляции невозможно. Мне так казалось.

Вик кивает головой. Программа Зверя – активация первобытной части сознания, яростной, неуправляемой и бесчеловечной. Той, которая всегда присутствует на задворках нашего поведения, скрываемая под затворами тысячелетий разумной жизни.

Вроде бы янычарам снимают скрепы вековых запретов, для того чтобы воин превратился в неуязвимое, обуянное жаждой убийства существо, достаточно только личного желания и разрешения командира. Мощнейшее боевое заклинание, применяемое только в крайнем случае, так как вернуться после него в адекватное состояние не удавалось никому. Плотоядное и радостное рычание в лесном полумраке подтверждает могущество освобожденных сил. Прекрасная возможность для организованного отступления.

– Отходим, – командует Журбин.

Он прав – отсюда до базы в два раза ближе, чем до Саранпауля. Осторожно пятясь, намного больше шансов добраться назад, чем с преследователями на плечах прорываться к поселку, не имея возможности предупредить гарнизон Кэпа.

– Отходим! – повторяет командир для путников.

Вик чуть качает головой в ответ на вопросительный взгляд Венедис.

– Мы обойдем, – бросает Журбину девушка и тянет Старьевщика в лес, на противоположную сторону дороги.

– Если сможете – доложите, – слышит Вик последние слова Журбина и кривит рот в усмешке.

Это не их война. Не была и не будет. Не Вика и, как ему кажется, не Венди…

Забегая вперед – янычары не дошли. Путь им преградили поваленные деревья, а там, где каре вынужденно остановилось, были уже зарыты пороховые заряды. К тому времени отряд был настолько вымотан фланговыми атаками и периодическими обстрелами, что дервиш не смог ни обуздать, ни распределить энергию взрыва. Оставшихся в живых – оглушенных и израненных – милосердно дорезали. Об этом рассказывал Моисей, когда путники грелись у костра и хлебали растворенные в кипятке брикеты Венедис. Происходило это позже, когда уже начало темнеть и рвущиеся вверх огненные языки заставляли тени деревьев изгибаться в экзотической пляске диких племен метаморфов.

– Ну, механист, тебя даже без намордника не узнать, – повторял Моисей раз за разом и радостно улыбался. – Про твои девять жизней любой собаке известно, а вот девчонку едва не приговорили.

Что правда, то правда.

…На другую сторону от дороги уходить было особенно некуда – узкая полоса деревьев быстро обрывалась речным берегом. Венедис мгновенно перешла на элегантный бег, почти не стесненный теплой одеждой, Вику же проведенный под землей срок выкладываться не позволял, да он и не рвался. Очень быстро дорогу им преградили несколько одетых в кольчуги поверх коротких кожухов разбойников. В ответ на шелест извлекаемого из ножен оружия Венди они предостерегающе покачали стволами укороченных стрельб.

– Ты их знаешь? – краем рта, не снимая ладоней с рукоятей, прошептала Венедис.

– Они меня… должны.

– Полотна в землю, – как-то даже радостно прошипел похожий на старшего.

Костяшки пальцев Венедис побелели – простым людям не понять подобного отношения к оружию, пускай и неординарному. Куда им – Вик из янычарской школы в двенадцать лет сбежал, а противники и в обычной, наверное, не бывали. Девчонка свои клинки грязью марать не станет, и никто ей в этом не указ. Старьевщик посчитал, что пора спасать ситуацию, – он оттеснил девушку плечом и вышел вперед. Совсем рядом громыхнул очередной залп по строю янычар.

– Мужики, давай поспокойнее. – Вик протянул руки вперед, демонстрируя отсутствие оружия и злого умысла.

– Ты, мля, че? – Вместо ответа в нос Старьевщика ткнулся черный тоннель вороненого ствола.

Очень неприятно смотреть в бесстрастное жерло без проблеска света в конце. Словно заглядываешь в самую душу механизма.

– Он не ворожит, – шепнул старшему похожий на видока субъект.

Открытые ладони Вика чуть не были истолкованы как фокусирующий жест.

Они что, совсем сдурели? Ладно, Вик все их рожи не упомнит…

– Да без моего слова твоя пукалка искрой подавится. – Старьевщик криво улыбнулся, ощущая знакомый прилив злости.

Среди обывателей бытует убеждение, что любой механизм беспрекословно подчиняется своему создателю. Вик никогда не стремился развеять это глупое поверье.

– Что ж я до этого без тебя обходился? – рявкнул разбойник и нажал на спуск.

Закрепленный на курке кремень с треском чиркнул по полке-огниву. Ничего не произошло. Ни единой искорки. Такого везения не бывает – Старьевщику захотелось протереть глаза, и руки сами потянулись к стеклам очков. Черт побери, очки – кожаная маска, закрывающая чуть не половину лица. Зрение все еще не адаптировалось к освещению на поверхности, и за три дня Вик привык к ним настолько, что уже их не ощущал.

– Это все сука! – зашипел видок.

Старьевщик оценил – Венди, оказывается, огонь гасит не хуже, чем разжигает. Но струящиеся по вискам девушки капли пота – на такое и не каждый магистр способен. Или она просто в точке удара кресалом трение на нет свела – тоже дело непростое? Неважно – главное результат. А за суку кое-кому придется ответить, решил Вик.

Он срывает застежку очков на затылке и, жмурясь от солнечного света, хватает за грудки опешившего старшину:

– Счас тебе этот ствол в жопу вставлю – уж там он стрельнет, не сомневайся!

Бьет в ухо. Ему по-другому нельзя – он ведь злой гений и хороший знакомый Моисея. Старший кувыркается набок, Вик старается еще наподдать ногой. Видок протискивается между ними:

– Извини, Инженер, не признали…

Так-то лучше. Вик, по правде, и сам себя в зеркале не сразу узнавать начал, тем более в этих окулярах проклятых. А «Инженер» в устах видока прозвучало чуть не как «Князь Тьмы». Весьма лестно.

Старший поднялся, исподлобья зыркнул на Вика и принялся осматривать замок стрельбы, пороховую затравку на полке. Покачал головой – все в порядке. Пускай теперь байки у костра рассказывает – Старьевщик не против. Вот только странно – почему стрельба кремниевая? Где партия в два десятка стволов с плавающими бранд-затворами на пьезах?

Технические вопросы с разборками Вик решил придержать на потом.

– Моисей там? – кивнул он в сторону доносившихся выстрелов.

– Угу, – подтвердил видок, – пойдем мы, Инженер, нам еще засеку рубить.

– Сзади?

– А где же? Спереди – уже… Ты бы здесь подождал, пока все кончится…

Вик любил смотреть на огонь. Когда не хочется думать о пламени как о банальной химической реакции. Для Вика костер – олицетворение созидательной, как ни странно, силы. В далеком детстве у пышущего жаром круглого очага, позже, в кузнице, у громадного, хрипло дышащего мехами-легкими горна, его всегда завораживал ровный ток первозданной энергии. Казалось, можно часами наблюдать, как жаркие языки рвутся к небу, соревнуясь друг с другом в богатстве оттенков и ненасытности, поленья постреливают искрами, задавая сокровенный, далеко не всем подвластный ритм – музыку хаоса жизни. Все – игра красок, треск углей, обжигающие потоки тепла – наполняет тело силой, а разум спокойствием и навевает расслабленную дрему.

Как усыпляет бесконечный треп Моисея, пересказывающего Венедис древние легенды, известные каждому ребенку, а также факты, о которых не станет упоминать ни один ученый прелат. Моисей – руководитель этого сборища, как они себя называют, неприкаянных людей. По совместительству – член совета одного из свободных южных паханств. Вот уж кого странно было встретить на севере, так это его экспедицию. Насколько Вик владел информацией, год назад у Моисея была ханская грамота, а подчиненные ему остроги вдоль берега Чусовой фактически охраняли участок западной границы объединенных каганатов. Там, недалеко, кстати, от вожделенного Качканара, в средней своей части Каменный пояс не так высок, как здесь, и земли мало того, что изгажены дыханием Мертвых Пустошей, так еще и доступны для тварей, ее населяющих. Или что-то не поделил Моисей с Ханом, или этот набег – его личный маленький бизнес, каким все время являлись неподотчетные рейды на запад. Подобные ходки и свели когда-то Старьевщика с этим плотным, постоянно взлохмаченным, широкобородым и, в противоречие к внешности, очень проницательным человеком.

Особо расспрашивать его сразу после встречи не хотелось. Когда бой закончился, он долго рассматривал Вика со всех сторон, радостно комментируя худобу и болезненную бледность, сопровождая свои слова фразами: «То-то думаю – не видно нашего отшельника» и «Как есть под Курганом шуму наделал – до сих пор от каждого выстрела шарахаются». Потом, по своей обычной привычке, воспользовался ситуацией и объяснил причину отсутствия у его людей новых стрельб. Все оказалось, как всегда, просто – отсутствие должного ухода обернулось банальными поломками.

– Я твои казнозарядки в обозе таскаю, все думал – кто починит.

– Завтра посмотрю, Моисей, – заверил Вик.

Он отдавал себе отчет, что при всех преимуществах механизмы заряжаемого с казенной части оружия сложнее и, следовательно, менее надежны, чем простые кремниево-ударные замки. В этом очевидном факте механист находил и сугубо шкурный интерес – однажды проданное, оружие навсегда нуждалось в квалифицированном обслуживании. А значит, Вика не забывали.

– И фарфор твой почти закончился – только на первый залп, после экономим.

– Тут не помогу – ни инструмента, ни мастерской.

Вот отчего последовавшие после первого залпа выстрелы практически не находили цели – свинец, серебро даже легко детектируются защитными заклинаниями. Другое дело высокотемпературная керамика – очень нейтральный во всех отношениях материал со сложной формулой и многоэтапной технологией изготовления.

– Нормально повоевали. Если бы тот берсеркер к засаде не прорвался, вообще без потерь обошлось. Ясавэй даже всю дурь, что на стрелах летела, нейтрализовал. А оборотень полдюжины наших положил. Ну ничего…

Ясавэй – неординарный, что он только делает в захолустном Приграничье, шаман, или, как сам себя называет, видутана, и правая рука Моисея. А иногда и наоборот, Моисей – его рука. Если видутана и с подавлением связи замудрил, то пахану пора завязывать с мелечовкой. Интересно было бы с алгоритмом познакомиться…

Из-за непрерывного потока слов вклиниться в разговор не представлялось никакой возможности – Вик и не старался. Тем более стратегической информации – причины, планы и все такое – от Моисея получить не удалось. Старьевщик ограничился тем, что представил предводителю неприкаянных свою спутницу и пошел искать место у костра.

Хозяева молча расступились, пропуская поближе к пламени. Они не боялись Вика, как это происходило в руднике, и, уж конечно, не ненавидели. Принимали за чужака – да, могущего быть опасным или полезным, но всегда относились с должным уважением и терпимостью. Приграничье, вольные паханства – земли, избавленные от догм и предрассудков, по крайней мере научившиеся с ними всего лишь считаться. Кто-то сунул в руки миску с кашей, кто-то подал краюху хлеба, вдруг появилась кружка горячей браги, и механист снова, как когда-то очень давно, почувствовал себя частью единого коллектива. Забавные ощущения – комфорт, защищенность, уверенность в завтрашнем дне.

И ложные, как и все, исходящее от толпы, – Вик встряхнулся, отгоняя стадные наваждения. Нельзя поддаваться, нельзя верить, надеяться, просить и жалеть. Зачем думать о том же Журбине или минутном знакомом – янычарском дервише? Кэп тоже парень неплохой, но и ему не жить. Если за дело взялся Моисей, какие бы цели он ни преследовал, это, скорее всего, закончится к его удовольствию. Это война не Вика.

О чем там, кстати, говорит Венедис упомянутый Моисей? Старьевщик прислушался. Кто бы подумал – о войне, вернее, о войнах.

– Великие битвы прошлого? С Радостных Времен мы только и делаем, что деремся за кусок земли.

Интересно, а с чего Венедис понесло в такие дебри?

– О, Радостное Время… Говорят, тогда люди не знали междоусобиц, жили в мире и согласии. А другие считают, что при этом они насиловали тело Земли, пили соки Природы, бездумно эксплуатировали мощь Стихий. Шут его знает, что послужило толчком, – про то братья-свидетели горазды рассказывать… Как кто такие? Ты, девонька, из каких краев в наш грешный мир явилась?

Вот и Вик все чаще задумывается…

– Братья-свидетели никому не поклоняются. Прародитель их миссии, Брат Тор, считал, что стал соучастником событий, повлекших начало Большой Войны. Теперь миссия братьев – предупреждение ошибок прошлого, примирение людей с мирозданием.

Эту байку Моисей шпарил, как на братской проповеди, коей она, по сути, и являлась. Старьевщик ничего не имел бы против мироздания, если б его самого не впутали в болезненный процесс примирения. И не только потому, что киркой, по сути – братским символом, пришлось махать в штольне.

– Тайну Свидетельства братья хранят в недоступной даже магистрам памяти отцов миссии. Только крупицы доступны широким массам. А о самой Войне много рассказов ходит, ее очевидцев хватало – все, кто выжил. Некоторые говорят, что Стихии вовсе и не на людей ополчились, а друг на друга. Читал раз один свиток, братья бы за него на костер отправили. Там говорится… – Моисей закатил глаза и нараспев продекламировал: – Вода поглотила Землю, стремясь обратить в грязь плодородную почву, Земля разверзлась и дохнула пламенем, Огонь пожрал поток, в клубах пара истребляя влагу, порывистый Ветер набросился на Огонь и разметал в клочья по всей Земле. Перечеркнули тело мира огненные вихри, пылевые бури и напитанные водой смерчи, небосвод скрылся за пеленой пылающей грязи, удерживаемой на недосягаемой высоте необузданными воздушными течениями. Тьма окутала мир, и в первозданном мраке бушующие Стихии все рвали и рвали кровоточащую плоть планеты и собственное естество. Люди скрывались в жалких убежищах, дрожа от пронизывающей пространство освободившейся мощи…

Старьевщик тоже заслушался – ведь, с точки зрения братьев, все не так. Природа, само мироздание, ополчилась на служившее Злу человечество. Катаклизм пережили только избранные. Еще одно из утверждений – в битве погибло Зло, но и Добро, истекая кровью, покинуло мир, позволив людям начать свою историю с чистого листа, предоставив им право самим выбирать свой путь.

– И уж точно не было тогда ни лидеров, ни полководцев, а только обезумевшие элементали и жертвы буйства энергий. В этом все летописцы сходятся.

– А Тор? – спросила Венедис.

Вику показалось, что не только он, но и вся ватага вольных вслушивается в откровения Моисея.

– Брат Тор, иные говорят, что его истинное имя было, как у нашего Инженера – Вик-Тор, являлся лишь свидетелем и видел, какое происшествие послужило отправной точкой последующих событий. Он видел, знал и своим учением хотел отвратить выживших от пагубного пути.

«Тор, Вик-Тор! – мысленно возмутился Старьевщик. – Не хватало, чтобы в прелестную головку Венди забрели еще какие-нибудь аналогии».

– Как же боги?

– Боги?.. А, понимаю… Небесные покровители, способные объективно влиять на реальность. Слышал. Да, даже братья иногда цитируют выдержки из древней книги, упоминающей о богах. Считается, что после Большой Войны все боги покинули наш мир. Служения в некоторых культах направлены на призвание небесных покровителей обратно. Что по мне, то тут я согласен с братьями. Каждый человек должен стремиться к познанию собственных неограниченных способностей, каждый в состоянии оставить след, а каким он будет – зависит от нас самих. Чем мы не так называемые божества? Героев помнят, их ставят в пример, им подражают и стремятся продолжить начатые ими дела.

Да, горазд читать проповеди старина Моисей. Вик усмехнулся – его бы те же братья без вступительного экзамена назначили главой прихода. От этих назидательных сказаний о великих героях древности местами подташнивает. Кровавые победители кровавых эпох. И ни одного упоминания об истинных героях разума, сумевших сохранить в наступившем хаосе крупицы Знания.

– Герои? Такие, как Тор? О ком еще ты знаешь? – спросила Венедис, дался ей этот доисторический фанатик.

– Ну, в каждом племени можно найти легенды о замечательных личностях. Есть, конечно, и универсальные персонажи. Тор – я полагаю, что этот человек странствовал продолжительное время на обширной территории, пока не осел недалеко от Ишима и основал первый монастырь. Пересказы его деяний встречаются у разных народов. Или вот Танец и Музыка.

– Танец и Музыка?

– Никогда не слышала их баллад? Эй, Менестрель, порадуй даму своим искусством. Да и мы послушаем.

Менестрель – молодой парнишка, во всех передрягах таскающий за спиной гитару. Боец он никудышный, но любой из неприкаянных за него в бою готов отдать жизнь. Танец и Музыка – его кумиры, боги, если угодно. Однажды он спел Старьевщику песню, слова которой надолго запали в душу. Особенно припев:

 
Рыцари песни и дальних дорог
Гибнут в жестокой войне,
Когда менестрель берет в руки клинок —
Лютня сгорает в огне…
 

У Вика впервые даже в глазах защипало, наверное, от дыма – дело тоже было у костра. Певцом себя Старьевщик не считал – считал ученым. Раньше – теперь уже нет. Сгорела его лютня.

Парнишка покопался и вытащил из мехового футляра свой инструмент. Длинный мелодичный проигрыш, как будто не осень вокруг и костер не стреляет искрами в хоровод снежинок, но весна, и уже почки взрываются изумрудными лепестками, а ветви деревьев усыпаны бледно-розовым цветом. Вик слышит – это будет другая песня. Такая же хорошая и наверняка из репертуара старинных героев – Танца и Музыки.

 
Кто измерит мой путь? Кто изменит мой рок,
Что начертан мне древним холодным мечом?
Я блуждаю всю жизнь в лабиринте дорог
И ношу смерть за правым плечом.
Не за знамя и герб, не за список побед.
Не поймешь, где – искусство, а где – ремесло.
Семь шагов через страх, семь шагов через бред,
Коль остался в живых – повезло.
 

Хорошая песня – Венедис, Моисей и его неприкаянные слушают, затаив дыхание. Неприкаянные. Странный народ – весельчаки и романтики, разбойники и душегубы. Население варварских, с точки зрения каганатов, паханств. Под струнные переборы Вик почти засыпает. Очень далеко слышится голос Моисея.

– Легендарные Танец и Музыка – женщина и мужчина. Во всех каганатах, да не исключено, что и в диких землях, нет такого сохранившегося с давних времен поселка, где бы они ни выступали… или не убивали…

– …очень распространены рассказы о Волчонке, наемнике, для которого не было невыполнимых заказов и который сам выбирал себе заказчиков. Он мог решить, что наниматель должен поменяться местами с жертвой, и тогда ничто не могло его остановить. Прежде чем прибегнуть к его услугам, надо было крепко подумать. И он брал очень дорого за свою работу, а иногда делал ее бесплатно. Так же, как и Тор, Волчонок стал основателем, только не культа, а племени. Сейчас его род практически вымер, рассеялся, участвуя в бесчисленных битвах, и это неплохо – они были очень опасными. Если один ветеран-янычар, должен признаться, стоит трех-четырех неприкаянных, когда в строю, конечно, то один наемник этого племени – трех-четырех ветеранов…

Старьевщик понимает, что слушает речи Моисея рефлекторно, просто настроившись на источник звука, и это мешает ему полноценно спать. Еще он чувствует, что прижался к чьему-то плечу. Будут потом новые невероятные истории об Инженере. Ну да – он ведь только что с каторги, известно, как там утешают плоть. Вик отстегнул от собранного на базе рюкзака толстое шерстяное одеяло, подшитое с одной стороны кожей, завернулся поплотнее и откинулся на спину. В сознание еще стучались обрывки фраз о всяких там Волчатах, Раху, Пришедших, но его это уже не беспокоило – механист спал.

Утром, не успел Вик размять порядком окоченевшие ноги, Моисей уже сидел рядом и разливал по кружкам горячий брусничный чай.

– Ух, кости промерзли. Мою палатку твоя подруга заняла, пришлось рядом с тобой в спальном мешке пристраиваться. Не тот уже сезон, чтобы у костра ночевать. С чего это тебе, Инженер, вздумалось – по свежему воздуху соскучился?

А то кто-то Вика в шатер приглашал. Все из-за репутации – спит чернокнижник, никого не трогает, и нечего его самого тревожить, от греха подальше. Старьевщик втянул носом согревающий запах – намного приятнее, чем у тошнотворного отвара травника.

– Леди… – продолжал Моисей, – глазищи… ух… даже за задницу ущипнуть страшно.

Он громогласно засмеялся и залпом осушил свою кружку. Луженая глотка – у Вика кипяток получалось только прихлебывать.

– И где ты такую только подцепил? Полночи из меня истории вытягивала, настырная, отказать невозможно.

Механист улыбнулся: Моисей, трепач старый, его бы только слушали – готов в свободные уши ночь напролет байки загружать.

– Ладно, Инженер, ты-то по жизни молчун, тебя даже если спросишь – ответа не всегда дождешься. Не о том речь.

Вик кивнул – ближе к делу.

– Вчера стрельбы глянуть обещал…

Быка за рога. Обещал, значит. Старьевщик Моисея другом не считал. Не было у него друзей, и не очень-то он в них нуждался. Но отношения с паханом были хорошие, связанные взаимовыгодным сотрудничеством. Не стоило нарушать сложившихся традиций.

– Сколько их у тебя?

Моисей почесал затылок:

– Из двадцати – шестнадцать. Два уже не восстановишь – стволы порвало.

– Четырнадцать. А твоя вертикалка?

– Вот в ней и порвало. Нижний, ложа в щепки, приклад на ремне болтается.

Жалко. Одна из немногих собранных механистом двустволок, где пресловутый нижний – нарезной. Не иначе, Моисей керамикой зарядил, хоть и предупреждали. Сколько Вик ни бился – быстрый износ нарезного ствола керамической пулей предотвратить не смог.

– Моисей, если я восстановлю хотя бы половину, ты отдаешь мне одно из них, с боекомплектом.

Для специалиста вариант практически беспроигрышный – как правило, из двух неисправных механизмов всегда можно собрать один рабочий. Это закон.

– Эх, ладно, только фарфорок больше десятки не дам. Дефицит. И присадки к пороху совсем немного осталось…

И на том спасибо, оружие больше для охоты необходимо – для того и свинец сгодится. А присадку можно будет сварганить – рецепт эксклюзивный, но на деле несложный. Да и без нее свеча порох воспламеняет, только иногда не с первого раза.

– Тащи свой хлам. Кстати, через Пояс давно ходил?

– Было.

– Чего интересного приносил?

– По мелочи, и то – все дома оставил.

Жалко – можно было бы попытаться соорудить чего для тонкой энергетики, впрочем, не в полевых же условиях. Не помешало бы что-нибудь стимулирующее, путь-то неблизкий. Есть вариант – у шамана натуральных ингредиентов попросить, он и в травах толк знает. Хоть дури какой.

– Слушай, а что твоего видутаны не видно? С трансляцией – его ума дело?

Пахан хитро прищурился:

– Какой трансляцией?

Вик с полуслова развивать тему не стал, но для себя отметил – секретничает. А Моисей, кряхтя, поднялся, кривясь, потянулся:

– Пошли в палатку, там в тепле стрельбы посмотришь. Твоя подруга вроде проснулась ужо.

Сердце кровью обливается – Вик помассировал переносицу. Неприкаянные с удовольствием пользуются его оружием, с удовольствием и полным пренебрежением. Заставить их чистить механизмы каждый раз после использования – пустая трата времени. Смазывать узлы – извольте, в лучшем случае натолкают в корпус прогорклого жира, каким защищают лица, опасаясь обморожения. Механист вздохнул, взвесил стрельбу на ладони и дернул запорный рычаг. Гильза бранд-затвора очень туго вышла из казенной части ствола и повернулась вертикально. Очень туго – неудивительно, Вик осмотрел трубку, открывшиеся детали механизма, глянул на свет в жерло ствола. Взору предстали застывшая, сбившаяся комьями грязь и нагар в канале толщиной чуть не в половину калибра.

Чего ж они хотят? Если ствол еще не разорвало, значит, все должно работать. Единственное, что может помешать выстрелу, за исключением грязи, это отсутствие искры в схеме воспламенителя. Вик несколько раз нажал кнопку пьезоэлемента, глядя внутрь гильзы. Никакой реакции. Центральный контакт, боковые электроды, даже керамика изолирующей втулки – ладно бы просто черные, забиты сажей так, что даже речи быть не может о регулировании зазоров.

Любой неприкаянный знает – применять оружие Инженера совсем не сложно. Надо потянуть рычаг на себя, засыпать меру пороха в выдвинувшуюся трубку гильзы, затем вложить пулю, можно фарфоровую, сверху забить пыж, если сразу стрелять без надобности, вернуть рычаг обратно, при этом гильза войдет в ствол и запрет его – все, можно стрелять. Быстро и практически безотказно. Что он там еще говорил? Слова мудреные – профилактика, обслуживание. Слишком сложная магия механизмов. Уж проще заговор на удачу шепнуть, когда целишься, – так оно привычнее. А если ствол вдруг разворотит, хорошо, глаза целы останутся, помянешь чернокнижника недобрым словом, а что ему сделается? Плюнешь – бесовское орудие, и потянешься за родной саблей, она никогда не подведет.

Старьевщик вытащил из отверстия в ложе шомпол:

– Моисей, кто-нибудь из вас хоть знает, на какой хрен нужна эта штука?

Пахан скорчил кислую мину:

– Что поделаешь – некоторых хоть каленым железом пали, но внутрь механизма все равно не полезут.

Некоторых? Если во всем отряде нельзя набрать двадцать человек, коим можно доверить оружие, братья могут спать спокойно – человечество больше никогда не прикоснется к чему-либо сложнее штопора. А от него все-таки не смогут отказаться – иначе помрут с похмелья.

– Масло-то мне хоть найдешь?

Моисей предупредительно подал скрываемую за спиной жестяную масленку и кусок ветоши. Вику вдруг захотелось уточнить: а он свою вертикалку чистит иногда или тоже формулы читает в надежде, что грязь сама отвалится? Это так, со зла. Насчет Моисея можно было не сомневаться – вполне прогрессивный товарищ.

Старьевщик принялся за чистку. Как положено, с полной разборкой механизма, извлечением и прокаливанием свечи-воспламенителя. Такие стрельбы, хоть и под запретом, в каганатах стоят бешеных денег. Эту партию механист передал Моисею за одно одолжение, ценности которого тот сам до конца не осознавал, и так, авансом, в счет будущих заслуг. Закончив и отрегулировав зазоры, Вик пощелкал кнопкой пьезоэлемента. Между контактами воспламенителя радостно заплясали тонкие синие нити электрических разрядов.

– Раз? – спросил он и потянулся за следующим стволом.

– Раз, – согласился Моисей.

Когда из девяти осмотренных стрельб начали исправно функционировать семь, Старьевщик вопросительно посмотрел на неприкаянного:

– Моисей, в принципе можно уже остановиться.

По правде, Инженер мог сколько угодно ломаться и выказывать недовольство, но оставить поврежденный механизм, не попытавшись исправить, было выше его сил. Похоже, главарь неприкаянных догадывался о такой слабости механиста.

– Ладно тебе, – понимающе растянул тот губы в улыбке, – говори, че еще хочешь, – поторгуемся.

Вик сильно пожалел, что никогда не продавал пахану ничего из своих амулетов.

– Меч и нож толковые.

– Так бери любой из тех, что вчера добыли.

Вик в голос рассмеялся – вот же старый лис! Зачем механисту оружие с клеймом янычар, да еще со специфическим наговором.

– Уважаемый. – Он предосудительно покачал головой.

– Ну-ну, – Моисей тоже засмеялся, – найдем чистые, договорились.

Из четырнадцати стрельб Старьевщику удалось починить одиннадцать. Справедливости ради стоило отметить, что поломки большинства из них оказались более значительными, чем засорение воспламенителя. Где-то заело механизм подачи, где-то – расперло гильзу, в некоторых сломался привод пьезоэлемента или оборвался гибкий переход. Себе Вик забрал то, которое смотрел первым, – с точки зрения ухода прошлый хозяин не заслуживал чести пользоваться им вторично.

Старьевщик пытался прибрать к рукам стволы и затворы неисправных стрельб, но прижимистый пахан заупрямился. Вместо этого, памятуя о договоре, Моисей отдал длинный охотничий нож и сносной ковки кавалерийский палаш с парой пустых оправ на месте извлеченных оберегов.

– Тебе камни все равно без надобности, Инженер, – пояснил он.

Пользоваться такими вещами Вик действительно не мог, но на безрыбье и раком свистнешь – продажа кристаллов где-нибудь на черном рынке повлияла бы на бюджет положительным образом. Скорее всего, и Моисей поступил бы так же. Энергетика встраиваемых в оружие самоцветов изначально подгонялась под владельца – от сорта до формы и количества камней, и, следовательно, чужаку приноровиться к ним не всегда было по силам. А со временем в комплекте накапливалось столько всего от старого хозяина, что это могло начать влиять на сознание нового.

С оружием Старьевщик провозился весь день. Неприкаянных в лагере было подозрительно мало, а ближе к вечеру Моисей обмолвился, что перехватил караван, шедший в базу. Вик не стал расспрашивать о его планах. Было ясно – если взять груженный хрусталем обоз в принципе нереально, то все действия разбойников направлены на блокаду.

Моисей не такой дурак, чтобы пытаться захватить караван, идущий из базы, – за кристаллами приходят несколько дервишей уровня магистра. Сами по себе они не так опасны, как принято считать, но, имея под рукой груз горного хрусталя, маги в состоянии фокусировать невероятные по мощности энергетические поля. Не подступишься.

Довольно потирая руки, пахан сообщил, что завтра уже можно перебираться поближе к базе, тем более что поисковый отряд, высланный накануне Кэпом, уже оттянули на приличное расстояние.

– Может, с нами останетесь? – спросил он.

Вик и Венедис синхронно замотали головами.

Утром снялись с лагеря одновременно – неприкаянные выдвинулись к Неройке, Старьевщик со спутницей направились в противоположную сторону. Венедис скептически осмотрела заброшенную за левое плечо перевязь с палашом и висевшую на правом стрельбу. Еще ножа не видела. На базе заявила Кэпу, когда Вика экипировали, что в оружии слуга не нуждается. А сейчас у нее не спросили.

С позавчерашнего вечера Вику не удалось перекинуться с Венди и парой слов, и о ее дальнейших планах он не имел понятия. Но со своими уже окончательно определился.

Когда отряд Моисея скрылся из вида, механист робко осведомился у девушки:

– И куда ты теперь?

Она задумалась, словно никогда раньше не задавала себе этот вопрос.

– Даже затрудняюсь. То, что нам нужно… Официальные источники подробной информацией не располагают… – вслух начала размышлять спутница, – есть обрывочные сведения, но отделить достоверный материал практически невозможно, слишком давно оборвались следы. Быть может… Послушай, монастыри, братства, только старые, времен ранних эпох, есть поблизости?

Вику совсем не понравилось «нам» в ее рассуждениях.

– Почем я знаю? Меня по этим краям в колодках нахоженным трактом гнали. Вообще, не думаю, не те места для братьев. Тебе чего конкретно надо?

– Сомневаюсь, что придворные культы могли сохранить неискаженные факты. С другой стороны, они базируются не на пустом месте. Ханская канцелярия ничего лучшего, чем тебя, предположить не смогла. Здесь тебя называли Инженером?

– Меня в разных местах по-разному называют.

– В среде механистов существуют какие-либо предания из ранних эпох?

– У нас не принято говорить о Прошлом, – соврал Старьевщик.

– Тебе есть что скрывать, да?

Конечно есть – Вик выразительно промолчал.

– Значит, братья… нужно начинать с них. Где их можно найти?

– Ну, – Старьевщик почесал трехдневную щетину, – в Березово должна быть миссия. Но там, скорее всего, высокопоставленных братьев не сыщешь – холодно здесь очень для них. От Березово на юго-восток сама Югра, столица каганата. Я бы там поискал. Монастыри, библиотеки.

Что или кто ей нужен – неизвестно, но лишь бы отстала.

– Хорошо, – согласилась Венедис и поправила лямки рюкзака. – Пойдем.

Она легко зашагала на восток, к Саранпаулю.

– Э! – Вик и не подумал двигаться с места. – Мне здесь на юг сворачивать. Прощаться будем?

Венди остановилась как вкопанная и медленно обернулась:

– Не поняла. Ты идешь со мной.

– Вот еще! С чего бы?

– Я тебя не отпускала.

Старьевщик удостоил девушку сочувственной миной:

– Никто и никогда не указывает мне, что я должен делать.

В зрачках Венедис полыхнуло пламя.

– Большое спасибо, что вытащила меня с рудника. Будет возможность – отблагодарю. Пока.

Вик развернулся и пошел вслед отряду Моисея. Ближе к базе он заприметил запущенную тропу, вьющуюся вдоль Каменного Пояса на юг.

– Стоять! – ударил в спину командный окрик.

Похоже, девчонка решила расставить точки над «i».

Вик развернулся, как солдат на плацу.

Хороша. Глаза горят, ладони на рукоятках мечей. Что ж она все за оружие-то хватается? Считает его убедительным аргументом? Зря она так. Может, тоже думает, что без своих штучек Вик ничего не стоит?

История не сохранила информации, собственные произведения исполняли Музыка и Танец более семисот лет назад или еще более ранних авторов. А механист вот не поэт, это точно, и даже год с киркой за разговорами с самим собой не выявил способностей к словесной эквилибристике. Логика обычно пренебрегает рифмой. Хорошо сказано: «Когда менестрель берет в руки клинок – лютня сгорает в огне».

Вик снял с плеча перевязь и отбросил в сторону ножны. Мечи Венедис легко скользнули из-за спины. Она подняла клинки на уровень плеч, скрестила наподобие ножниц, горизонтально направив в сторону недавнего спутника. Очень эффектная боевая стойка.

Милая, улыбнулся Вик девушке, это пижонство. Обоеручный бой требует невероятной силы в сочетании с подвижностью. Бесспорно, техника может быть действенна против трех-четырех легковооруженных и плохо обученных противников, каковыми являются, например, бродяги-разбойники. Девочка, а как ты собираешься блокировать своими изящными ножичками длинный тяжелый палаш? Рубящие попеременные удары каждый в отдельности слабы, так как занятость рук не позволяет вкладывать в движения всей массы тела, наносить же колющие вообще проблематично. А Вик любил грубые массивные железяки и умел с ними обращаться, главное, чтобы позволяло место. Здесь его достаточно. Меч описал ровную дугу – руки ничего не забыли, Вик мог заставить его порхать бабочкой.

Исключительно по-джентльменски он не стал нападать первым и спокойно ожидал, пока Венедис по-кошачьи не прыгнула вперед.