Книга Испанский поход онлайн - страница 4

Глава 3
Путь на юг

Несколько дней ехали шампанские рыцари на юг вдоль реки, останавливаясь на привал лишь на обед и ночлег. Рацион их почти полностью состоял из сушеного мяса, копченой рыбы, сухарей и прошлогоднего вина, взятых в Шалоне.

На рассвете третьего дня брат Адамус поднялся на вершину холма, у подножия которого шампанцы провели последнюю ночь. Прозрачный воздух весеннего утра, наполненный свежестью реки и запахом весенней земли, позволял охватить взглядом широкое пространство. На востоке из-за снежных вершин Альп вставало солнце, на западе проступали в легкой дымке очертания гор Центрального Массива, но монах смотрел на юг, туда, куда предстояло добираться отряду.

Впереди огромным зеленым ковром лежала долина Лионне, по которой несла свои воды широкая Рона. Замки на холмах Фурвиер и город Лион охраняли вход в этот край со стороны севера. Когда-то через эту долину Цезарь водил в Галлию свои грозные легионы. А сколько завоевателей проходило здесь после римлян! И вот теперь маленький отряд рыцарей из Шампани двигался этим путем к предназначенной им цели. И он, монах, по странному стечению обстоятельств шел с этим военным отрядом.

Но не любоваться окрестностями поднялся на холм брат Адамус. Здесь, на вершине холма, лежали пророческие камни древних друидов. Ибо не простым был тот холм, молчаливый свидетель ушедших эпох: древняя сила все еще питала его. Несколько грубо обтесанных глыб, казалось бы, в беспорядке положенных друг на друга, все еще несли на себе полустертые временем магические знаки.

Христианский монах Адамус положил ладони на главный камень, и его не пугало, что камень этот языческий. Ибо брат Адамус знал, что Господь был всегда, пусть даже ушедшие эпохи именуются ныне языческими, но и в них был Свет, а не только Тьма, как многие верующие считают ошибочно. Ведь если бы была только Тьма, то везде властвовала бы лишь смерть, следовательно, не было бы на всей земле ничего живого, и никто из людей не дожил бы до проповеди Христовой.

Камень почувствовал, что человек, подошедший к нему – один из немногих, кто не утратил еще умения слушать голос земли и разговаривать с волшебными камнями. И камень ответил монаху теплом. С помощью магического камня, с помощью этого древнейшего, но вместе с тем простого ментального инструмента брат Адамус пытался прочувствовать дальнейший путь отряда. Закрыв глаза, впитывая силу камня, монах видел своим внутренним зрением весь предстоящий отряду путь на всем его протяжении и пытался определить опасности явные и сокрытые. Но многое на этом пути выглядело неясным, многое таилось под серым туманом или преломлялось бесчисленными отражениями возможного развития событий. Брат Адамус задавал мысленные вопросы. И огромный камень отвечал монаху, делясь с ним неведомой никому, кроме магов, древней мудростью своих недр.

Так, стоящим с закрытыми глазами около странного камня на вершине холма и нашел монаха Гуго де Пейн, когда пришло время трогаться в путь: молодой командир отряда решил, что монах просто молится, опираясь о камень.

Отряд шампанских рыцарей продолжал путь на юг по долине Лионе. Молчаливые стражи долины – холмы Фурвиер – взирали на едущих недобрыми зрачками бойниц своих старинных сторожевых башен. Несколько раз им преграждали дорогу конные разъезды местных баронов, два раза пришлось платить за проезд золотом, но, несмотря на все это, до Лиона они добрались относительно спокойно.

В самом Лионе их караван еще издали заметили с городских башен, выслали навстречу несколько десятков конных стрелков и приказали едущим остановиться. Под прицелом многочисленных луков шампанским рыцарям пришлось подчиняться. Их заставили спешиться перед городскими стенами и ожидать своей участи. Граф Лиона не пожелал разговаривать с Гуго де Пейном лично, но все же прочитал письмо графа Шампанского, которое было передано правителю через пажа. Но и это письмо помогло мало. Бургундское королевство давно враждовало с Францией, а нынешний Лионский граф, как говорили, отличался вздорным нравом. Сейчас между сторонами был мир, и потому граф Лиона все же разрешил шампанцам передвигаться по его территории, но он же приказал взыскать с них такую огромную пошлину за проезд, что де Пейну пришлось отдать в казну этого графа добрую половину всего золота, выданного ему на дорогу Гуго Шампанским. В сам город их так и не пустили. Несмотря на все это, де Пейн был рад, что откупился, поскольку, приди в голову графу Лионскому что-нибудь другое, например, запретить продвижение шампанского отряда вовсе, что могли бы сделать они против многочисленного городского гарнизона?

Вьенн шампанские рыцари миновали без происшествий, а в Балансе в них со сторожевых башен выпустили несколько стрел, которые, к счастью, всего лишь безобидно пролетели мимо, упав в траву.

Следующий день оказался для отряда очень тяжелым. С самого утра погода начала портиться, небо затянули тучи, и после обеда разразилась весенняя гроза. Загремел гром, засверкали молнии, и хлынул ливень, внезапно налетел мощный шквал. Под проливным дождем со шквальным ветром вымокшие до последней нитки рыцари с трудом спасали своих лошадей и припасы от разбушевавшейся стихии. Только глубокой ночью им удалось разбить лагерь и заночевать на более или менее сухом месте на невысоком холмике под деревьями. Сильно похолодало. С трудом они развели огонь, но ветер с дождем не давали костру разгореться как следует.

Промокшие, усталые и злые рыцари кутались в свои мокрые плащи, а продрогшие оруженосцы все никак не могли согреться. Кто-то из них даже надел на себя запасную лошадиную попону. Наконец ужин был приготовлен и палатки общими усилиями расставлены, иначе от ветра укрыться не было бы никакой возможности.

Гуго де Пейн, его оруженосец Джеральд, проводник Яков и монах Адамус делили на четверых самую маленькую из всех палаток. Эндрю де Бов, Фридерик де Бриен, Эврар де Керк и их оруженосцы спали в другой палатке, побольше. Третья палатка досталась Хельге Гундесвану и двум рыцарям из окрестностей Труа, Жюслену де Юве и Гильому де Мондидье, при которых тоже имелись оруженосцы. В следующей палатке спали Франсуа де Шонэ, Анри де Ланер, Озерик де Трифе вместе с оруженосцами, а последняя, пятая, палатка была самой большой, и спали в ней сразу восемь человек: рыцари Жильбер де Эбре, Атольд де Сюр-Об, Альберт де Ньеж, Филипп де Труа и четыре их оруженосца.

Ночь прошла скверно: проводник Яков во время ливня провалился в грязь, потерял все свои вещи и почти до утра возмущался по этому поводу. Яков долго упрашивал командира сделать назавтра остановку для проведения тщательного поиска своей сумки с теплыми вещами, целебными травами и картами местности. Но когда капеллан сказал, что у него с собой есть и травы, и карты, и теплое белье в необходимом количестве и что он согласен всем этим добром поделиться с Яковом, было принято решение не останавливаться из-за такого пустяка.

На другой день, двигаясь вдоль реки по ужасной, размокшей от дождя дороге, грязные и усталые шампанцы добрались, наконец, до Вивье. Епископ Вивьенский, к которому было адресовано еще одно письмо графа Шампанского, оказался весьма угрюмым толстым стариком с отвислыми щеками и тройным подбородком. Лет тридцать назад этот человек, близкий родственник графа Прованса по матери и дальний родственник графов Блуа по отцу, не гнушаясь грехом симонии, ку пил высокую церковную должность и с тех пор управлял епископством так, как того хотел. Этот человек, который к старости едва-едва был способен правильно прочитать «Отче наш» на латыни, в былые времена держал в епископской резиденции целый гарем наложниц, любил хороших лошадей и охоту, воевал с соседями и устраивал кровавые казни недовольных. Теперь же он был стар и болен. Его отекшие ноги с огромным трудом перемещали массивное, безобразно ожиревшее тело. Поэтому большую часть времени он проводил, сидя на своем епископском троне и, по безразличному выражению выцветших серых глаз было видно, что ничто уже не интересует этого человека.

Вивьенский правитель довольно хмуро поприветствовал шампанских рыцарей, и, прочитав письмо графа Шампанского, весьма вяло благословил их на войну с маврами, но все же распорядился накормить их, предоставить кров и выдать из своих запасов сухую одежду и припасы. Остановка в Вивье заняла два дня. У отряда не осталось свежих лошадей, и необходимо было срочно достать их. Гуго де Пейн на оставшиеся у него деньги графа Шампанского ку пил у епископа нескольких хороших коней, еще полтора десятка коней похуже удалось скупить у разных окрестных хозяев. И только когда лошадей набралось достаточно, отряд смог продолжить поход.

Задержка в Вивье имела плохие последствия для отряда под командованием де Пейна: их снова догнали люди короля, хотя никто из шампанских рыцарей даже не догадывался об этом. Барон Ретель со своими всадниками прибыл в Вивье всего на день позже шампанцев. В этих бургундских землях никто не стал бы подчиняться людям короля Франции, и барон вынужден был таиться, выдавая себя за проезжего купца с наемной охраной, но его подчиненные не переставали внимательно наблюдать за передвижениями преследуемых.

– Ничего-ничего, – говорил дьякону Эдуарду Пиоре барон де Ретель, сидя за грязным столом местной гостиницы, – все равно мы их перехватим. Лишь бы они не пошли к морю. А вот если они двинутся по дороге вдоль гор, тогда они точно наши.

– Почему вы так думаете, барон? Мы что, станем кидать в них с гор камни? – поинтересовался дьякон.

– Нет, Эд, совсем не то, – произнес барон, – просто этими горами владеет могущественный вассал короля Филиппа, который, смею надеяться, с радостью выполнит королевский приказ.

– Я, кажется, догадываюсь, о ком вы говорите, но как предупредить его? – озабоченно спросил дьякон. Барон успокоил священника:

– Не волнуйтесь, Эд, гонец уже послан. Сегодня утром я отправил Сержа.

В Вивье путешествие на юг вдоль реки закончилось, и дальше маршрут шампанского отряда сворачивал на запад. Они потеряли время, и теперь отряду предстояло срезать путь, пройдя через опасный участок. От Вивье отряд двинулся по самой короткой дороге и вскоре вступил на опустошенные земли маркизата Готии – обширного пространства, лежащего между Провансом на востоке и Лангедоком на западе, которое с севера отгораживали горы Центрального Массива, а с юга ограничивало море.

Отряд шампанских рыцарей проезжал по землям, принадлежавшим когда-то римской Южной Галин. Но все плоды римского просвещения давно уже были уничтожены варварами и стерты временем. Только остатки дорог да некоторые не разобранные за века на камни для строительства руины сохранились с той глубокой древности. Все остальное давно уже кануло в пучину вечности. Хотя гораздо южнее, за лесами, еще процветали древние города Ним и Монпелье, здесь, около гор, местность выглядела заброшенной и дикой.

Шел второй день после того, как отряд графа Шампанского покинул епископство Вивье, миновав последнюю заставу. Старинная, проложенная еще римлянами дорога с каждой пройденной милей становилась все хуже, все реже попадались признаки человеческого жилья. И чем дальше они продвигались, тем сильнее нарастало беспокойство в душе де Пейна. Вернулись мрачные предчувствия, которые владели им в начале пути. Гуго не понимал как, но он точно знал, он чувствовал, что впереди, и уже совсем близко, их поджидает опасность, и им не миновать встречи с ней. Да и брат Адамус почему-то все чаще молча молился, по своему обыкновению закатывая глаза.

До вступления в Готию везде, где проезжал отряд шампанских рыцарей, картина была схожей. Редкие деревеньки, состоящие из ветхих хижин, казались необитаемыми, поля выглядели заброшенными, заболоченные долины тянулись на многие лиги, а среди густых лесов, скрывающих склоны холмов и гор, торчали угрюмые замки местных сеньоров. Не менее угрюмо выглядели и монастыри, где за высокими стенами монахи скрывали жалкие остатки искусств и знаний.

От просвещенной античности не сохранилось почти ничего. Но мало что сохранилось и от былого величия империи Карла Великого, гениального созидателя, сумевшего остановить разрушение и кровопролитие, не прекращавшиеся до этого в Европе много веков. Но наследие великого императора разгромили распри его же потомков и приплывшие с севера викинги.

Попытка императора Оттона возродить былое величие повлекла за собой только новый расцвет вандализма. Разрушение опять восторжествовало. Династия Каролингов угасла, и осталась от нее лишь вечная память. Но и это был уже великий знак, ибо в ту эпоху, когда книг почти не писали, и опыт предыдущих поколений передавался простыми людьми лишь устно от отца к сыну, на века запоминали только действительно самое выдающееся.

За последние столетия королевская власть повсюду в Европе ослабла весьма значительно. Местные деспоты разного рода и разной силы вновь, в который уже раз, поделили между собой пространства, когда-то принадлежавшие Великому Риму, безнаказанно чиня произвол в своих владениях и устраивая набеги на соседей. И повседневное насилие отражалось на жизни всех.

Люди боялись друг друга почти так же, как боялись они диких хищников. Никто не чувствовал себя в безопасности. Движение жизни ощущалось лишь в городах, защищенных от разграбления высокими, хорошо охраняемыми, стенами, хотя стены спасали их обитателей далеко не всегда.

Но и города переживали упадок. Торговля между различными территориями из-за постоянных опасностей на дорогах сделалась весьма затруднительной, ремесла не были востребованы в должной мере, и развития городов не происходило. Обычные горожане едва-едва поддерживали свое существование, выменивая за ремесленные изделия продовольствие в ближайших деревнях, а городская знать несла тяжелое бремя затрат на строительство укреплений и содержание войск. Наверное, потому в городах улицы оставались грязными, мрачными и узкими, а зловонные сточные канавы, прорытые вдоль улиц, постоянно грозили горожанам эпидемиями. Только одна-единственная главная улица или главная площадь иногда была вымощена булыжником или застелена дощатым настилом, остальные же в дождь превращались в сплошное месиво из грязи, а в сухую погоду – в постоянный источник пыли.

Сельская местность тоже выглядела весьма уныло. Новых дорог и мостов почти не строили, пользуясь сохранившимися со времен Великого Рима и эпохи правления Каролингов. В деревнях люди жили вместе со скотом в жалких лачугах с земляным полом и соломенной крышей. При приближении любых вооруженных всадников крестьяне обычно разбегались и прятались. Запуганные до крайности, они плохо обрабатывали землю, а их грозные хозяева тоже прятались от себе подобных за толстыми стенами своих мрачных замков.

Но маркизат Готия выглядел еще хуже. Все здесь казалось не просто неуютным и неухоженным, а зловещим. Грозные руины древних римских постов и небольших крепостей торчали справа от дороги на отрогах Севенских гор^[22], а слева, до самого леса, черной полосой протянувшегося вдоль горизонта, распластались зловонные болота, поросшие кустарником и тощими деревцами.

Отряд уже углубился в земли Готии на десяток миль, но никаких пограничных застав после границ епископства Вивье рыцарям до сих пор не встречалось, а все попадающиеся на пути деревни были выжжены. Зола и кости обозначали те места, где раньше жили люди. Причиной тому, помимо обычных несчастий конца одиннадцатого столетия – чумы и неурожаев – служила постоянная, уже лет двадцать не прекращающаяся вражда между двумя графами Севенских горцев – Жеводаном и Руэргом. Никто из них до сих пор не добился полного контроля над прилегающими к горам землями, и результатом этой затянувшейся вражды стало лишь окончательное разорение предгорьев и уход жителей из этих мест.

Плохое предчувствие Гуго де Пейна объяснялось еще и тем, что если до этого он, как командир отряда, чтобы избежать лишних неприятностей, с помощью двух своих проводников и неизменного советника брата Адамуса мог выбирать пути, удаленные от замков, застав и опорных пунктов местных властителей, настроение которых по отношению к Шампани было неизвестно или враждебно, то теперь такой возможности больше не было.