Книга Стерпор онлайн

Я вижу горы и равнины,

моей Белирии покой,

леса, озера, рек стремнины…

и как рождается ГЕРОЙ.

Он храбр с младенчества, отчаян,

легко шагает по земле.

Он счастье отыскать не чает,

он жаждет власти с юных лет…

Но то, что ищет, ускользает,

надежды превращает в прах

отца безумье. Быстро тает

наивность детская в глазах…

Судьба не даст ему пропасть.

Герой границы королевства

пересекает… Будет власть

в руках Лишенного Наследства.

… Пурпурный плащ развевался за широкой спиной всадника. Со скоростью ветра мчался он на лошади вороной масти к границам королевства Стерпор. И в лице всадника, и в его величавой осанке, и даже в том, как твердо держал он повод – буквально во всем читалась истинно королевская стать, ибо был это не кто иной, как величайший и мудрейший владыка Белирии Дарт Вейньет. Да простит меня его светлость за то, что столь недостойный муж, как я, дерзновенно упоминает всуе сие драгоценнейшее для всех нас, его подданных, имя…

Из записок летописца Варравы, год 1455 со дня окончания Лихолетья

ГЛАВА ПЕРВАЯ
В ней рассказывается о том, как особе королевской крови следует поступать в почти безвыходной ситуации

Дорога вся была сплошные ямы да рытвины. Они исчезали во взвивающихся из-под копыт лошади тучах желтой, скрипящей на зубах пыли. Пыль забивалась за воротник, в глаза и особенно в нос, так что постоянно хотелось чихать и кашлять. Впереди метущейся линией ширился горизонт – горы беспорядочно теснились заснеженными вершинами и наползали друг на друга скалистыми уступами. Лошадь давно уже надсадно храпела и закусывала удила, но я был неумолим и заставлял ее мчать во весь опор: вскоре должны были появиться постройки пригорода, а оттуда до столицы бывшего герцогства Стерпор рукой подать. Там и отдохнем и расслабимся. Скрипучее седло давно уже доставляло мне изрядное неудобство – проще говоря, от долгой дороги я изрядно натер задницу, а плотные кожаные ремешки настолько глубоко врезались в ладони, что я стал ощущать их прямым продолжением рук.

Физически и морально мне было так нехорошо, что меня не согревали даже мечты о том, как я куплю в первой же аптеке мазь от мозолей и найду какую-нибудь красотку, которая часами будет втирать ее в больную задницу. Я нисколько не сомневался, что желающих будет предостаточно.

Свист ветра и стук тяжелых копыт почти заглушали посторонние звуки. Но из полей доносился пронзительный стрекот кузнечиков – целые тучи быстрых насекомых взвивались в воздух, издавая пронзительные звуки узкими крыльями, да еще порой с диким клекотом пролетала над головой черная птица или ее быстрая тень.

Поскольку я очень спешил, то почти не обращал внимания на насекомых и птиц, но одна из них несколько замедлила мое продвижение к Стерпору, когда вдруг спикировала и напала на меня. Я уловил биение крыльев над головой, резко вскинул голову и в то же мгновение увидел хищного гиппогрифа с ядовитым жалом в клюве. Оно выползло на несколько дюймов и было нацелено мне в шею. Гиппогриф совершал круговые движения и издавал слабый плотоядный клекот. Действовал он вполне уверенно, наверное, частенько охотился на этой дороге, обездвиживал путешественников ядом и заклевывал их до смерти.

«Глупая птица, она еще не знает, с кем связалась: потомственный принц дома Вейньет никогда не погибнет от яда какой-то летучей твари!» Я ухватил меч, привешенный к поясу, и резко рванул его из ножен. Он блеснул на солнце, и в то самое мгновение, когда гиппогриф, наконец, камнем рухнул на меня, я совершил стремительный взмах и рассек его птичье тело напополам. Останки тут же смешивались с дорожной пылью. Позади послышался шум: это маленькие плотоядные грызуны рвали искалеченное птичье тело. Я вытер меч о лоснящуюся спину лошади и спрятал его в ножны. Мы стремительно приближались к Стерпору, столице королевства с одноименным названием…

В жизни мне сопутствовали сплошные тяготы и разочарования. Судьба с ранних лет была ко мне неблагосклонна, как, впрочем, и мой покойный родитель. Достаточно сказать, что благодаря его отцовской воле до недавнего времени мне приходилось зарабатывать на жизнь грабежом. Я возглавлял одну из многочисленных бандитских шаек Белирии. Мы опустошали караваны и грабили обозы купцов в пределах южного торгового тракта. Того самого, что сейчас проходит через королевство Гадсмит. Частенько случались столкновения с коллегами по ремеслу… Да и кое-кто из моих собственных разбойников иногда решал, что вполне мог бы занять место главаря банды. Надо ли говорить, что все эти честолюбцы давно мертвы.

Спустя некоторое время я вдруг понял, что для такой личности, как я, путь преступника слишком примитивен. К тому же бесконечные грабежи рано или поздно должны были завершиться плохо – нас непременно отловили бы и отправили на каторгу, а может, даже повесили. А потому, чтобы не закончить свои дни столь плачевно, я предпочел распустить банду и в одиночестве отправиться за исполнением собственного предназначения. Благо в голове моей к тому времени уже родилась блестящая идея, как я смогу обеспечить свое будущее и даже добиться полагающегося мне по праву рождения статуса…

Путь мой теперь лежал в королевство, чьи «достоинства» я имел несчастье оценить еще в детстве. Воспоминания о бывшем герцогстве Стерпор были пронизаны неприязнью к этому грязному, омерзительному месту. Помнится, когда тот давний визит завершился, я был безумно счастлив, воображал даже, что покидаю это место навсегда. Впрочем, где-то в глубине души я всегда знал, что мне придется однажды снова пересечь границы омерзительного Стерпора и в далеком будущем пытливый историограф прочертит фиолетовую линию моего перемещения через прерывистые красные, означающие границы герцогства, и глубокомысленно закивает седовласой головой.

От этой местности я ждал многого: рассчитывал, что она станет моим оплотом, что здесь я найду верных слуг и сподвижников, подготовлю военный плацдарм для дальнейшего продвижения на восток. Еще я питал смутную надежду заручиться поддержкой одного из моих омерзительных братцев…

Лошадь в очередной раз споткнулась, и я перевел ее на рысь. Клочья пены падали с усталой взмыленной морды. Впереди показалась деревушка – несколько деревянных домиков и колодец с длинным шестом… Нос мой уловил странный резкий запах, но я не придал ему особого значения. Мало ли как воняют деревушки по всей Белирии. Если принюхиваться к каждой, можно вообще остаться без ночлега и ужина. Подъехав ближе, я спешился, лошадь едва не падала, ее бока часто вздымались и опадали.

«Надо все-таки дать ей передохнуть. Может быть, даже окатить водой, чтобы немного пришла в себя. Пить ей, пожалуй, не стоит – слишком устала».

Я оперся о край колодца и заглянул внутрь. Ведра не было вовсе, да и воды, похоже, тоже, зато на самом дне я различил пару ярких угольков – красные глаза какого-то существа смотрели на меня пристально, не мигая. Я вздрогнул, отскочил назад и внимательно пригляделся к домикам. Судя по всему, хозяева давно покинули свои жилища. Только сейчас я приметил, что створка одного из окон висит на одной петле и покачивается на ветру, издавая слабый скрип. Доски ближайшего ко мне крыльца прогнили, перила лежали рядом с лесенкой, их покрывал зеленоватый мох. А половина одного из домиков и вовсе завалилась, обнажив пустое пространство комнаты. Что – то там внутри привлекло мое внимание, я пригляделся и различил, что это часть тела, точнее посиневшая нога давно умершего человека. Странный запах, царивший в этой местности, стал для меня очевиден – это был запах разложившихся тел. Хозяева домов никуда не уехали, они были убиты.

Я поспешно вскочил в седло, но что-то заставило меня обернуться к колодцу. На сруб, быстро перебирая руками и ногами, вскарабкался вилис, точнее вскарабкалась, потому что у адского создания было почти совершенное женское тело, расплетенные белесые волосы длинными прядями висели за ушами. Вилис глядела на меня и облизывала растрескавшиеся губы. Должно быть, она давно ничего не ела.

«Бедняги, – подумалось мне, – теперь понятно, что произошло с жителями деревушки. Она убила их, выпотрошила тела и съела внутренности. Интересно, почему король Стерпора до сих пор не прислал сюда отряд королевской стражи, чтобы расправиться с этим созданием? Глядя на гладкий девичий живот и округлости маленьких плотных грудей, я странным образом ощутил возбуждение. Фигура у нее была самая что ни на есть аппетитная. Потом взгляд мой встретился с красными угольками ее звериных глаз, и возбуждение мгновенно прошло – теперь я ощущал только трепет и страх, который холодной рукой внезапно забрался мне за шиворот. Я резко хлестнул лошадь, но она не тронулась с места, а, повернув морду, завороженно глядела на адское создание, потом вздрогнула всем телом, фыркнула, так что из ноздрей полетели кровавые брызги, а из горла ее вдруг хлынул бордовый поток. Лошадка моя стала заваливаться на бок, и я едва успел отпрыгнуть в сторону. Вилисы имели странную власть над животными.

Я выхватил меч, намереваясь защищаться, но вилис накинулась на лошадь. Одним прыжком она преодолела разделявшее их расстояние и жадно присосалась к шее. Кровь из прокушенной артерии фонтаном брызнула ей в лицо, и она завизжала от восторга, все глубже вгрызаясь в теплое мясо. Ко мне вилис мгновенно потеряла всякий интерес. Наверное, выбирая между двумя мясными блюдами, она предпочла лошадь – в ней было куда больше крови.

Я посчитал лучшим поспешно кинуться прочь по дороге, ведущей к Стерпору, благо до столицы королевства оставалось совсем недалеко. Это расстояние я вполне мог преодолеть на своих двоих. Я оглянулся напоследок и увидел, что вилис тащит лошадь к колодцу. Как она будет запихивать массивную тушу внутрь, наблюдать мне совсем не хотелось. И куда смотрит королевская стража? – подумал я снова и прибавил шагу…

Как я уже говорил, судьба всегда была ко мне неблагосклонна, вот и весь долгий путь до столицы королевства Стерпор меня преследовали неприятности. Сначала меня пытались ограбить на постоялом дворе, но изощренное фехтовальное мастерство помогло мне быстро расправиться с нападавшими. Потом у меня начался приступ жуткой простуды, но благодаря хорошей наследственности и крепкому здоровью я быстро выздоровел. На меня напал гиппогриф, но врожденная реакция позволила мне мигом разрубить его напополам. Кровожадная вилис съела мою лошадь, невелика потеря – лошадь уже была загнанная. Одним словом, со всеми этими неприятностями я разобрался довольно легко. И уже представлял себя настоящим героем, которому не страшны трудности. Но вскоре мне суждено было разочароваться в своей самоуверенности. Венцом уготованных мне злым роком испытаний стало происшествие на базарной площади, когда я уже миновал городские ворота и бодро шагал по каменной мостовой, насвистывая веселый мотив. Как только я очутился на центральной площади и, улыбаясь во все лицо, принялся осматриваться, интересуясь в основном местными красотками нежели красотами, вокруг меня неожиданно возникла странная давка. Народ куда-то спешил и толкался, кто-то проговорил: «Да посторонитесь же вы!» С присущей мне отзывчивостью я постарался исполнить просьбу неизвестного и отошел в сторону. Давка мигом прекратилась, народ разбежался, и я оказался на площади в одиночестве. Тут же у меня возникли смутные подозрения, я схватился рукой за поясной ремень и понял, что тугой кошель, набитый золотыми монетами, безвозвратно исчез. О нем напоминали только две жалкие, перерезанные неизвестным злоумышленником веревочки, которыми кошель был прикреплен к поясу. Когда? Как? Кто мог это проделать с такой ловкостью и изяществом? Я принялся озираться с самым озадаченным видом. Потом понял, что недавняя толчея была организована специально. Как назло. я не заметил лиц негодяев.

Когда-то давно этот кошель мне подарила влюбленная в меня кокотка по имени Илона. У нее были желтоватые глаза и удивительно криво растущие зубы. Ее внешность не вызывала у меня больших эмоций, но подарки тем не менее она дарила что надо. Поэтому я общался с ней довольно долго. На кошеле Илона вышила мой вензель, изящно свитые буквы Д и В – Дарт Вейньет.

«Ну что ж, – подумал я, – если я лишился средств к существованию, значит, мне ничего больше не остается, как взяться за старое». Не скрою, я бывал в ужаснейших ситуациях и весьма неприглядных местах, честность моя много раз подвергалась сомнению, и множество раз я подвергал ее сомнению сам. И все же всегда так неприятно вставать на этот путь – путь обмана и насилия. Оно несколько претит моему трепетному, отзывчивому сердцу. Подумать только, потомственный принц дома Вейньет вынужден добывать себе пропитание путем афер и грабежей».

– День добрый всем, господа, – снимая с головы пыльную шляпу, я вошел в первую же попавшуюся мне на пути таверну, – и, конечно, дамы!

Унылые лица пьяных «господ» и безыскусно намазанные лица «дам»… Впрочем, дамы всегда дамы, даже такие…

Унылые лица пьяных «господ» и безыскусно намазанные лица «дам» повернулись ко мне, послышался хриплый кашель, но ни единого слова приветствия в ответ я так и не услышал. Глаза их были пусты, как и души… Ладно, что с них возьмешь? Я всегда говорил: «Если врожденной культуры нет – прививать ее бесполезно. Это может затянуться на века». А откуда, спрашивается, взяться культуре в Стерпоре? Происхождение этого дикого, донельзя простого народца давно у всех на слуху. Когда мой покойный папаша основал здесь Академию наук, один из местных ученых выдвинул теорию, проливающую свет на культурные традиции жителей Стерпора. Оказывается, они произошли от обезьян. Как ему удается жить в Стерпоре, да еще и поддерживать свой авторитет, почему общественность до сих пор не заткнула ему рот, остается загадкой. Вообще говоря, странно даже, что ученый муж до сих пор цел. Нравы здесь царят такие, что за кружку светлого эля могут запросто выбить коренной зуб. Да что зуб, одному несчастному, выхлебавшему чужой эль, прямо у меня на глазах прищемили дверью детородный орган. Боже, как он кричал!

Если бы вы только знали, какую серьезную травму зрелище его страданий нанесло моему, только еще формирующемуся в те времена сознанию. Да уж, мой первый детский визит в Стерпор был весьма познавательным. Помнится, я в сопровождении королевской стражи шел по улице и наблюдал перебранку местных граждан, которые гортанно выкрикивали друг дружке грязные ругательства и оглушительно сморкались, зажимая одну из ноздрей. Меня прошиб холодный пот. «Неужели, – думал юный я, – и это есть народ, которым управляет папа?» Да, это был его народ. Народ короля Бенедикта, народ великой державы Белирии…

Дамы мною всегда интересовались, а потому, как только я присел за свободный столик, две из них почти подбежали – вот какое желание немедленно пообщаться я у них вызвал! Они придвинули стулья и, лукаво поглядывая на меня, устроились напротив. Одет я был весьма и весьма представительно. Короткие светлые штаны из мягкого холста – такого в Стерпоре не найдешь, рубашка свободного покроя с рукавами из темной замши – мне шили ее на заказ в Танжере, высокие кожаные сапоги и пурпурный плащ, на застежке которого поблескивал фальшивый самоцвет. Но попробуй догадайся, что он фальшивый! Самоцвет совсем как настоящий. В особенно тяжелые времена я пару раз даже закладывал его под видом настоящего – и выручал неплохие деньги. Потом камень ко мне возвращался, но деньги я уже успевал потратить. Дополняла картину широкополая шляпа. Она конечно, запылилась, но была еще охо-хо-хо как ничего! Бедняжки, должно быть, не знали, что одеяние не всегда соответствует благосостоянию, и любой бедолага в лохмотьях может быть богаче принца, особенно если он только что срезал у этого принца тугой кошелек.

О темные боги, поймать бы этого гадкого вора, который заставил меня вернуться на скользкий путь, насадить на вертел и медленно поджаривать под его громкие, исполненные неудовольствия крики…

– День добрый, – радушно сказал я.

Приветствия всегда были моей слабостью, за день я мог поздороваться с одним и тем же человеком десяток раз и совершенно не устать от этого. Мне кажется, приветствия сближают, примиряют людей, ты становишься ближе им, а они тебе. Когда ты их поприветствовал, они словно становятся на твою сторону. А сторонники в моем нынешнем положении были мне нужны до чрезвычайности. Они должны помочь осуществлению моих честолюбивых замыслов, а я, в свою очередь, помог бы им…

К столику медленно приблизился унылый хозяин с отвислыми ушами и вывернутой нижней губой. Ногами он шевелил очень нерасторопно. Возможно, в юности его поразило какое-нибудь жуткое заболевание из числа неизлечимых и навсегда изувечило беднягу. Впрочем, в болезнях я был не слишком сведущ, а нашего домашнего доктора заколол еще в возрасте шестнадцати лет, потому что противный старикашка вечно доставал меня криками: «Боже мой, Дарт, ты не вымыл руки перед едой..» Мой не в меру суровый отец, странное дело, разделял его нездоровые взгляды на гигиену, но, когда с доктором случилось несчастье, бранился недолго, а потом взял другого. Тот, узнав, что произошло с его предшественником, никогда не просил меня мыть руки и умываться ледяной водой по утрам, был со мной как никто любезен и даже заслужил мое искреннее расположение… К тому же новый доктор был весьма охоч до азартных игр, так что свое незначительное жалованье он всегда проигрывал мне а потом ходил за мной по пятам и канючил: «Дарт, ссуди старику еще один медячок…» И я ссужал, потому что у меня, как я уже говорил, отзывчивое сердце: должен же он был на что-то покупать светлый эль и наркотическую травку дурилку, которую, посмеиваясь, покуривал за амбаром. Эх, что и говорить, новый доктор был замечательный человек. Жаль, что потом он чрезмерно увлекся дурилкой, принял моего отца – короля Бенедикта за меня и завел свою обычную песню: «Ссуди старику медячок! Ну ссуди!» Бенедикт приказал ссудить лекарю из королевской казны двести плетей, которые тот не сдюжил, долго болел и с наступлением осени помер. Воспоминания навели меня на грустные мысли, и я тяжело вздохнул…

Как оказалось позже, хозяин таверны был подвержен заболеванию несколько иного рода: его жена появилась спустя мгновение, изо всех сил рванула его за уши, а потом принялась самым жесточайшим образом дергать его за нижнюю губу. Складывалось ощущение, что она играет на ней, словно губа была музыкальным инструментом. Мотив до меня не долетал, несмотря на то что я сидел совсем рядом, однако факт оставался фактом: женщина беспощадно помыкала мужем и активно использовала его не по назначению. Мой шикарный наряд и ввел ее в опасное заблуждение.

– Ах ты придурок! – заорала она. – Погляди только, этот господин вынужден дожидаться тебя целых полчаса, дубина!… Что вам угодно? – Ко мне она обернулась, волшебным образом переменившись, и даже голос у нее стал медовым.

– Яичницу с беконом, мяса, эля и хлеба, да побыстрее, я проголодался с дороги!

Я всегда говорил – наглость берет города. Так, похоже, здесь никто не собирался просить плату вперед. Мой честный и представительный вид всегда меня выручал… Помнится, раз в окрестностях Кадрата две бедные привлекательные девушки приняли меня за наследника местного престола. Я быстро договорился с ними, что подарю каждой по наследнику, который когда-нибудь сможет претендовать на трон Кадрата…

Жена хозяина таверны убежала выполнять заказ, а муж ее еще чуть-чуть потоптался на месте, шмыгая носом, а потом отправился восвояси.

– А нам эля, дорогой? – протянула одна из дам, в ушах у которой болтались круглые железные серьги. Я насмешливо поглядел на нее:

– Ты уверена, что в этом есть какая-нибудь необходимость?

– А то смотри, – она погрозила мне пальцем, – наш папочка итак уже к тебе приглядывается.

Я обернулся и в полумраке скудного освещения увидел одинокую фигуру за грязным массивным столом. Фигура сливалась со столом, толстые волосатые руки неподвижно лежали на полированной глиняными кружками поверхности. Обращали на себя внимание квадратная челюсть и поросячьи глазки. Они не мигая рассматривали меня. Сняв шляпу, я помахал ею:

– Мои приветствия.

Девушки закашлялись, потому что целая туча пыли поднялась в воздух и осела на их прическах.

Челюсть принялась что-то пережевывать, потом глазки потускнели, и голова нехотя повернулась в другую сторону.

– Хозяин! – заорал я. – Эля моим дамам…

– И покушать, – упрямо проговорила та, что была без сережек.

Я внимательно оглядел ее: на мой вкус, чересчур полновата. Кушать ей не следовало, если, конечно, она заботится о своей фигуре. Я не преминул донести до нее свои умозаключения. Она обиженно поджала губы:

– Думаю, что тебе все-таки придется познакомиться с нашим папочкой…

– И покушать моим дамам! – прокричал я.

Только не подумайте, будто я испугался. Просто осторожность еще никому не вредила. И потом, почему бы не угостить новых знакомых за счет заведения?..

По мере того как я набивал желудок и накачивался светлым элем, мне все больше начинало нравиться это дикое, королевство, где люди произошли от обезьян. Что касается новых местечек, то тут я предельно привередлив, редко какое радует мой взгляд, тем паче сердце… А тут такая расположенность ко всем и вся и, Пределы вас побери, соответствующий душевный настрой! Конечно, дело было в светлом эле, который туманил рассудок и заставлял меня представлять Стерпор местом самых широких возможностей, плацдармом для моего дальнейшего продвижения на восток…

Девочки пили, как скаковые лошади после забега, а их «папочка» через короткий промежуток времени, в достаточной степени наглядевшись на мою бьющую через край щедрость, пересел к нам. Мне сразу стало намного теснее, но я радушно улыбнулся ему, как и подобает вести себя особе королевской крови среди простолюдинов.

– Мои приветствия. – Я опять приподнял шляпу, в воздухе возникла новая туча пыли, и девочки снова зашлись кашлем.

– Хозяин, эля за счет этого. – Громила оглушил меня звериным рыком.

– Кстати, не успел представиться, меня зовут не этот, а Дарт…

– А я Сесил…

– Я Нана. – Девочки захихикали, продолжая поглощать подносимые кушанья и эль.

Не без опасений я заметил, что жадные хозяева решили, будто напали на богатого клиента, благодушного настолько, что он платит за всех. Они расставляли все новые и новые блюда, которые я вовсе не заказывал. А может, у них здесь так заведено – разводить приезжих на деньги? Настроение у меня стало портиться. Все-таки Стерпор не столь замечательное место, каким представлялось мне еще недавно, а грязное, отсталое королевство, и даже его столица не может похвастаться лоском цивилизованности и хорошим воспитанием подданных. Это же надо, я просто хотел зайти поесть и тут же встрял в неприятную ситуацию. Я сорвал с головы шляпу и принялся яростно ее выколачивать, после чего воздух так наполнился пылью, что дышать стало совершенно невозможно.

– Ты когда-нибудь чистишь свою шляпу? – сердито поинтересовался громила. Он жевал баранью ногу, и после моих действий стало отчетливо слышно, как что-то потрескивает у него на зубах.

– Бывает, – ответил я, разглядывая зал, – сейчас как раз подходящий случай.

Затем я водрузил шляпу на голову, туда, где ей и полагалось быть, и подмигнул ему. В ответ мой собеседник зашевелил челюстями куда активнее, а звериная морда его сделалась совершенно невыносимой – ее скривила гримаса неподдельной ярости. В поросячьих глазках, наверное, полопались сосуды, потому что они налились кровью и выглядели довольно болезненно.

– Эй, – сказал я, – у тебя что-то с глазами, я бы на твоем месте промыл их элем, выглядят так, словно вот-вот лопнут.

– Не твое дело, – проворчал «папочка».

Поскольку я уже успел насытиться, хотя еда и напитки все не иссякали, я здраво рассудил, что настало время оценить обстановку и потихоньку убираться из таверны. Не вечно же тут сидеть, в самом деле. Я окинул зал опытным взглядом и заприметил двух вооруженных крепышей, скучающих у выхода, и еще одного у стойки бара. Все они были вооружены широкими плоскими мечами, а один чем-то, напоминающим арбалет, но конструкция его была такой допотопной, что за правильность своей догадки я не ручаюсь: может, это мухобойка или какая-нибудь другая крайне необходимая в подобных заведениях вещь.

В таких трудновоспитуемых областях, как Стерпор, в каждой таверне и на постоялом дворе, а также в мелких и крупных лавчонках охрана просто необходима, иначе обчистят хозяев за милую душу, да еще, чего доброго, перережут горло, чтобы не вздумали мстить. Дикий народ – дикие обезьяньи нравы.

Хозяева скрылись из виду, визгливый голос хозяйки доносился теперь с кухни, она за что-то отчитывала покалеченного ее тяжелым характером мужа. Пора было уносить ноги. Они не раз выручали меня из беды. Благодаря несчастливой судьбе бегством мне приходилось спасаться частенько, и, если бы не длина моих ног, кто знает, может быть, я давно уже стал бы короче на голову. Вот так ноги иногда помогают сохранить голову, а голова ноги. Об этом стоило поразмыслить на досуге. Вопрос почти философский. Но не сейчас.

– Хозяин! – крикнул я.

Вислоухий явился не сразу, но довольно быстро. Сама жизнь в лице суровой супруги учила его расторопности…

– Где у вас тут можно справить нужду? – спросил я и почувствовал укол совести: увидев, что я безвозвратно исчез, жена, пожалуй, совсем оторвет ему уши.

– Во дворе, – промычал несчастный, – там у нас есть нужное помещение.

– Я провожу. – «Папочка» поднялся, отряхивая руки, с которых капал густой жир.

Он подмигнул хозяину, и это навело меня на мысль, что они, вполне возможно, работают сообща и обилие блюд на столе – следствие их давнего плодотворного сотрудничества. Это умозаключение несколько успокоило мою обостренную совестливость по отношению к калеке.

– Не нужно волноваться за меня, я справлюсь сам… я делаю это давно и всегда успешно, не нужно судить по себе о физиологических возможностях других людей. – Я ободряюще улыбнулся великану, решительно отстранил его и, не оглядываясь, быстрыми шагами направился во двор.

Девочки, конечно, были хороши. То есть они были не слишком хороши, но для определенных дел, таких, например, как втирание мази в мою изрядно стертую седлом задницу, вполне могли бы сгодиться. Однако сейчас меня больше заботила собственная безопасность, хотя эль и большое количество пищи в желудке старались убаюкать всякую бдительность, они взывали: «Отправляйся на постоялый двор, найди комнату с кроватью и ложись-ложись – ложись, поспи – поспи – поспи…»

Охрана заведения нерешительно расступилась передо мной. Во дворе я расправил плечи, вдохнул свежий воздух и быстрыми шагами пошел прочь. Это оказалось легче, чем отнять монетки у слепого нищего. Оставалось только зловредно усмехнуться. Что я и сделал. Мой рот растянулся в улыбке. Я хмыкнул. Позади вдруг раздался сердитый окрик:

– Эй ты, а ну-ка подожди!

Брошенный через правое плечо взгляд уловил перемещения громоздкой фигуры преследователя. В ее очертаниях мною безошибочно был определен «громила, заменивший девочкам отца».

– А, это ты, – я повернулся к нему лицом, – решил все-таки помочь, а девочек там оставил, как же твои дочки без тебя обойдутся?

– Ты что, франтик, – он тяжело дышал, наверное, ему пришлось за мной бежать, – я же говорил, что у меня очень длинные ноги, – ты вообще собираешься платить за обед?

– Премного благодарен, что ты оценил мой костюм, подчеркнул мое умение изящно одеваться, – я чуть поклонился, – но о каком таком обеде ты говоришь? Я на строгой диете, не ел три дня и не буду есть, по меньшей мере, еще три. Мой доктор не велит, да и проблемы с лишним весом замучили. Тебе бы вот тоже не помешало скинуть несколько кило…

Он резко надвинулся на меня и ухватил за ворот рубашки. Запахло луком и гнилыми зубами. Я легким движением выхватил из ножен меч и резко кольнул его в пузо. Этого верзила не ожидал. Он отскочил, словно ужаленный, впрочем, он и был немного ужален. Заворчав, «папочка» потащил из заплечных ножен меч настолько длинный, насколько длинным вообще может быть холодное оружие. Доставал он его очень долго. Попробуйте извлечь из ножен длинный-предлинный меч, если у вас короткие руки, – и вы поймете, насколько это непросто. Для этого сложного маневра ему пришлось даже немного присесть. Он кряхтел и мучился. Если бы я пожелал, то мог бы воспользоваться моментом, чтобы покончить с ним. Но я никуда не спешил, все время, пока он тащил из ножен меч, я ожидал, испытывая некоторое любопытство: мне было интересно, что он намеревается предпринять. Неужели хочет вступить со мной в поединок?

Негодяй, наконец, справился с мечом, прыгнул вперед и сделал настолько неуклюжий выпад, что мне стало за него мучительно стыдно. Я легко парировал удар и следующим движением вонзил острие прямо в его широкую грудь. Потом вырвал меч и отпрыгнул в сторону. «Папочка» захрипел, закрыл рану ладонью, но кровь все равно просачивалась сквозь толстые пальцы, растекалась по его темным одеждам, тяжелыми каплями падала на черную землю. Потом он рухнул вперед и приложился о землю лицом, его нос издал сухой хруст при соприкосновении с почвой. Я даже вздрогнул, представив, что такое может произойти со мной.

Бедняга, он совсем не умел фехтовать. Против потомственного принца дома Вейньет, которому давал уроки искусства мечников сам Габриэль Савиньи, у него не было никаких шансов. Разве что я сам решил бы покончить с собой, но я никогда не питал склонности к суициду. Напротив, тяготы и лишения, которым подверг меня мой почивший родитель, укрепили меня, внушили истинное жизнелюбие, склонность к великой радости только от той мысли, что я живу…