Книга Черный ангел онлайн - страница 3

2

Карл посмотрел на часы. Была ровно полночь. Если бы не четыре зеленых нуля на крохотном экранчике, можно было бы подумать, что сейчас полдень очень пасмурного дня. Шмеллинг стоял, привалившись к полуразрушенной колонне, и слушал, не раздастся ли урчание мотора. Карл не знал, на чем Брюн приедет на свидание, но точно знал, что она не придет пешком.

– Где же моя лягушонка в коробчонке скачет, – пробормотал Карл.

Шмеллинг расслабился, настроился на сканирование местности – и понял, что Брюн уже здесь. Видимо, Брюн заявилась на свидание раньше, чем Карл. Она находилась на другом склоне холма. Карл даже знал, что она там делает.

Он вздохнул, выпрямился и исчез.

Растаял беззвучно и стремительно, как кусок сахара в сером некрепком чае сумерек.

Карл спустился с холма, следуя за почти разветрившимся запахом Брюн – «Кашарель» и теплая, соленая кровь.

На восточном склоне холма находилось небольшое кладбище. Здесь перестали хоронить давно, еще до войны. Но одно исключение десять лет назад все же сделали. Надгробие из серого камня, обозначавшее собой место упокоения Федора Суетина и его людей, стояло чуть в стороне от остальных могил.

Брюн провела кончиками пальцев по шероховатому камню, где были выбиты имена. Ей показалось, что рядом кто-то есть. Брюн обернулась. Карл стоял рядом и смотрел на нее. Она не услышала его шагов, и ‘то окончательно укрепило ее предположения. На Карле были черные джинсы и такая же рубаха. Верхние три пуговицы были не застегнуты. Если бы сейчас стояла нормальная темная ночь, Карл оказался бы почти невидимым. Только светлая полоска серебряной цепочки с пулей поблескивала бы на груди. Но в северной белой ночи черного Карла было сложно не заметить. Он смотрел на Брюн с интересом и восхищением.

– Что, хороша? – спросила она.

На ней были черные кожаные штаны, такая же куртка в белых зигзагах молний и белая водолазка. На шее висела серебряная цепочка с красивой подвеской, которая чуть поблескивала.

– Ты похожа на моего дедушку на одной старой военной фотографии, – ответил Карл.

– Да, ты умеешь сказать комплимент, – пробормотала Брюн.

– Мне кажется, мы с тобой одеты в одном стиле и подходим друг другу, – сказал он тогда.

– Какие ты слова – то знаешь, – усмехнулась Брюн.

Карл не стал говорить ей, что прочел ее мысль. Вместо того Шмеллинг сказал:

– Ты приехала на мотоцикле?

Брюн кивнула.

– И давно ты его купила?

– Утром, перед тем, как мои вернулись.

Карл покачал головой.

– Я недостоин, право же.

– Не смей шутить с этим, – сказала Брюн холодно.

– Ладно. И где же он?

– Там, – Брюн махнула рукой.

– Что-то я не вижу.

– Я завалила его ветками, чтобы он в глаза не бросался.

– Да ты, однако, ас партизанской войны. Пойдем, – сказал Карл.

Они двинулись по узким дорожкам мимо витых оградок, вверх по склону холма.

– Чего я никогда не смогу понять, – сказал Карл. – Так это вашей страстной любви к заборам. Я слышал, одно время у вас заборы занимали большую часть пахотной земли. Но я не знал, что на кладбищах у вас то же самое. Мне доводилось бывать на кладбищах в разных странах. Манера отгораживать свои два метра земли чугунной оградкой от соседей есть только здесь. Наверное, это как-то связано с загадкой вашей души и прочим менталитетом.

– Все очень просто, – ответила Брюн. – Могилы огораживают, чтобы вампиры по ночам не выходили. Вот у вас он встал ночью из могилы и пошел погулять, малых деток покусать. А у нас вышел, побродил внутри ограды, туда-сюда потыкался, выхода нет – ну, он и обратно спать лёг. Сколько народу осталось в живых благодаря этому нехитрому трюку!

Карл усмехнулся:

– Как видишь, на этот раз ваш чудодейственный метод не помог.

Он покосился на нее. Брюн спокойно и сосредоточенно смотрела себе под ноги и никак не отреагировала на его слова.

– Что еще тебя здесь удивляет? – спросила она.

– Никак не привыкну к этим вашим прозрачным ночам.

– Они называются «белые».

Карл покачал головой:

– Ночь должна быть черной.

– Ну, у нас все не как у людей…

Они проходили мимо длинной семейной могилы. За витой оградкой очень жизнерадостного голубого цвета можно было насчитать шесть крестов. Так же там разместились скамейка и столик, тоже выкрашенные в голубой цвет. Кроме того, внутри вполне хватило бы еще на одну могилу. Брюн замедлила шаги.

– А ты бы мог заняться сексом на кладбище?

– Ну и как ты себе это представляешь? – меланхолично осведомился Карл. – Что-то я не вижу ни одного креста, подходящего тебе по размеру, чтобы ты могла держаться.

– Так вон скамейка, – ответила Брюн.

– А тебе коленкам жестко не будет?

– А мы курточку подстелем.

Они открыли калитку и вошли. Брюн направилась к скамейке, на ходу решительно снимая курточку. Карл поймал ее за руку.

– Не так быстро, – сказал он.

Она удивленно посмотрела на него через плечо. Карл сел на скамейку и приглашающим жестом похлопал себя по коленям. Брюн смягчилась и пристроилась у него коленях – боком к Карлу. Одной рукой она обняла его за плечи, а ноги поставила на скамейку. Рука Карла скользнула ей под куртку и почувствовалась на груди. Карл тихонько сжал сосок сквозь ткань. Брюн шумно выдохнула. Карл приподнял водолазку и принялся неторопливо водить пальцами по обнаженному животу и боку Брюн. Высвободив грудь подруги из лифчика, он стал целовать ее. Пальцы Брюн впились ему в плечо. Она откинулась на его руках, выгнулась дугой, чтобы Карлу не надо было так сильно наклоняться.

Свободной рукой Карл расстегнул ее брюки. Ощутив его горячую тяжелую руку в самом низу живота, Брюн застонала. Она провела рукой по шее Карла и почувствовала, как волна прошла по его телу. Он вонзил в нее пальцы, словно ствол бластера. Но выстрела опасаться не приходилось; это одновременно и разочаровывало, и давало чувство освобождения, терпкое и неистовое…

Когда Брюн пришла в себя, Карл курил и рассеянно смотрел на черную протоку у подножия холма. Она была словно змея с полосой серебра вдоль причудливо изогнутого хребта, что затаилась меж серыми клочьями снов. Уже по-настоящему стемнело. Брюн не видела лица Карла, только алую точку на конце сигареты, да чувствовала запах табака. Брюн откашлялась. Она хотела сказать, что на кладбище не курят. Но догадалась, что услышит в ответ, и промолчала. Шею чуть саднило. Радость и болезненное любопытство охватило ее. Брюн осторожно потрогала шею и не смогла сдержать разочарованного вздоха.

– Я думала, ты меня уже укусил, – сказала она.

– Я укусил.

– Я не об этом.

– Это будет выглядеть немного не так, – ответил Карл. – Но если инициация пройдет успешно, ты как бы… уснешь, дня на три. Я могу донести тебя до замка. Но не хочу, честно говоря.

– Тогда пойдем, конечно, – сказала Брюн и поднялась.

Карл встал. Прежде чем последовать за Брюн к выходу с кладбища, он бросил последний задумчивый взгляд на серый памятник, что стоял чуть в стороне от остальных могил. Камень все еще хранил прикосновение Брюн, ее запах.

Сильнее всего ее след ощущался на строчке

Сергей Васильев 17. 11. 2034

Это была дата рождения. Дата смерти – двадцать третье марта две тысячи пятьдесят третьего – была одна на всех. Ее указали в самом верху надписи, перед перечислением имен погибших.

Карл и Брюн вошли в развалины через полукруглую арку в рост человека. Обходить руины по холму было опасно. Можно было сломать ногу о наваленные там осколки и кирпичи, поросшие травой и потому незаметные даже днем. Стальные прутья, которыми скрепили остатки стен, торчали из них словно усы гигантского муравья, замурованного в камень. Выбравшись наружу через узкий проход, парочка двинулась по сделанной из кирпичей тропинке. Слева и справа зияли ямы. Брюн и Карл спустились по крутому склону холма и оказались на дороге. Они направились к замку. Дорога шла низинкой, под ногами захлюпало.

– А ведь ты не хотел заниматься сексом на кладбище, – сказала Брюн, когда они миновали черные и лохматые кусты.

– Не хотел, – согласился Карл.

– Почему?

– Брюн, детка, я в своей жизни убил больше людей, чем лежит там, на холме. Намного больше. И мне приходилось заниматься этим на остывающих телах. Ты прекрасно знаешь, что я это могу, – ответил он меланхолично.

Брюн передернуло, но она промолчала.

– Да и честно говоря, мне кажется неуважением к мертвым, – продолжал Карл. – Я знаю, что им уже все равно. Но мне не все равно.

– И все же ты не отказал мне.

– Мне показалось, в этом было нечто от подростковых понтов. Важное для тебя, – рассеянно сказал он. – Мне это уже неактуально, но… Ребенок не сможет ходить, если не научится сидеть. Нельзя перепрыгнуть в развитии через ступеньку. Нельзя повзрослеть, не исполнив подростковых мечтаний.

Дорога нырнула в прибрежный лес. Стало совсем темно. Брюн не видела ни дороги, ни Карла. Но слышала его шаги и дыхание.

– Моя старшая сестра, Саша, была готкой, – помолчав, сказала Брюн. – Это такие… в общем, они носили все черное и собирались на кладбищах. Мы ведь жили здесь рядом. На этом кладбище было страшно круто собираться. Отец ругал ее за это, но она все равно сбегала. Иногда Саша брала меня с собой…

– Я догадываюсь, почему твой отец сердился, когда твоя сестра убегала на кладбище, – усмехнулся Карл. – Как это у вас называлось? Готиться?

Брюн тихо засмеялась и легонько пихнула его под ребра. Карл шутливо чуть толкнул ее в ответ. Они обнялись, как два борца. Карл прижал Брюн к себе, и они принялись целоваться. В вышине под ветром шумели ветви деревьев. Хотя самого Волхова не было видно, чувствовалось дыхание сонной реки, холодное и гнилое, как дыхание мертвеца, поднявшегося из могилы.

– Я совсем тебя не знаю, – сказал Карл.

– Не ты один, – довольно резко ответила Брюн.

– Но я пытаюсь узнать, – заметил он. – А Лот хочет сделать тебя такой, как хотелось бы ему. Лепит тебя, как глину. Да только ты – не глина. Разве не так?

– Так, – ответила Брюн, смягчившись. – Но я и сама себя не знаю, Карл. Я очень хорошо знаю, какой надо быть, какой вы все меня хотите видеть… но никогда я не задумывалась над тем, какая я. Какой я хочу быть. Мне надо было просто выжить.

– А теперь можно просто – жить, – сказал он.

Карл и Брюн двинулись дальше. Лес поредел. Забелела в темноте песчаная коса, что находилась у подножия насыпи. Дорога, проходившая по ней, вела в замок Быка. На берег спускались ступеньки бетонной лестницы. Ее сделал еще Федор Суетин. Ступеньки местами растрескались и даже выкрошились, но пользоваться лестницей все еще было можно. Они стали подниматься по лестнице. Карл придерживал Брюн под локоть, чтобы она не споткнулась на неровных ступеньках.

– Мне очень нравилась девушка, одна из подруг моей старшей сестры, – произнес Карл. – А я не очень-то пользовался популярностью из-за своей внешности, и жутко стеснялся.

– Но ты же красивый, – заметила Брюн слегка удивленно.

Карл хмыкнул:

– Видишь ли, там, где я родился, темноглазые и темноволосые люди не считались красивыми. Но это не важно. Однажды, когда родителей не было, сестра устроила вечеринку. Та девушка тоже была. Они выпили вина, развеселились, стали петь песни. Я понял, что пора действовать. Она как раз вышла на крыльцо. Я предложил ей покататься на мотоцикле. Доехать до Рио-Лимай, полюбоваться на ночную реку. Она была очень пьяна. Чтобы не упасть, ей приходилось держаться за перила. «Мы доедем до реки», принялась она рассуждать вслух. – «Там ты потребуешь, чтобы я тебе отдалась, иначе обратно ты меня не повезешь. Идти обратно пешком пятнадцать километров мне совсем не хочется. Придется отдаться тебе там, елозя жопой по грязному песку. Нет уж. Слезай с мотоцикла». Я слез, раздосадованный, что она меня раскусила, и что ничего не удалось. «Пойдем», сказала она. – «Займемся этим на мягкой и удобной кровати».

Брюн расхохоталась.

– И вы пошли?

Карл кивнул.

– Вот и хорошо, что так удачно получилось, – сказала она.

В темноте перед ними появилась освещенная стена замка. Над воротами горели фонари. Мост был опущен. Когда они шли по мосту, Брюн сказала:

– Карл, скажи мне правду… Если ничего не получится, я умру?

– Нет, – сказал он. – Но если хочешь, я сделаю так, что ты все забудешь.

– Не надо, – подумав, сказала Брюн. – Я хочу помнить все. Даже свои неудачи.

Карл указал Брюн на кровать. Брюн хотела было рассердиться, но потом сообразила, что он просто предлагает ей присесть. Она так и сделала, и с любопытством огляделась.

Брюн не бывала в родном доме с тех пор, как Карл и его люди отбили замок у телкхассцев. Они с Лотом иногда заходили в гости к Шмеллингу. Но дальше зала для приемов, столовой и кабинета супруги не продвигались.

– Это комната моей сестры Саши, я тебе как раз про нее и говорила, – сказала Брюн. – Как ты тут все переделал… Прямо не узнать.

– После того, как здание берут штурмом, в нем обычно делают ремонт, – ответил Карл. – Чаще всего капитальный, но иногда хватает и косметического. А этот дом взяли штурмом два раза подряд. Здесь косметическим было не отделаться.

Брюн сглотнула.

– Да-да, конечно, – пробормотала она.

Брюн перевела взгляд на старинную книгу в тяжелом кованом окладе, лежавшую на столе у изголовья кровати.

– Надо будет прикоснуться к ней, и все?

Карл кивнул. Он понял по ее лицу, что она колеблется, и решил подбодрить.

– Ты сразу поверила мне? – спросил Карл. – Что я смогу сделать тебя другой?

Брюн уставилась на него своими синими глазищами.

– Не сразу, – призналась она. – Думала, мне не удастся покинуть дом или еще что-нибудь. Лот очень чутко спит. Но когда сегодня вечером он заснул как каменный… Вот тогда я и поверила.

– Он будет тебя искать, – сказал Карл задумчиво.

Было заметно, что эта мысль пришла ему в голову только сейчас.

– Я на всякий случай написала ему записку, – ответила Брюн.

– «Ты негодяй, я ухожу к этому очаровашке Шмеллингу»? – предположил Карл.

Брюн прыснула:

– Да ну тебя. Я написала: «Нам надо пожить отдельно, уехала к подруге, которую ты не знаешь».

– Это ты хорошо придумала, – похвалил ее Карл.

Он взял книгу, открыл ее, и протянул Брюн.

– Всякая ненужная задержка подрывает боевой дух войск, – сказал Карл. – Давай.

Брюн облизнулась.

– Нужно коснуться какого-то определенного места или все равно?

– Я поцарапал палец об штырьки, вот эти, видишь? Но я не знаю, обязательно ли это.

Брюн поднесла палец к крохотным обломкам креплений, на которых не так давно находилась застежка. Приложила его к острию и решительно нажала. На кончике пальца выступила алая капля.

– А потом я слизал ее, – сказал Карл.

Брюн начала поднимать руку ко рту, но не успела донести палец до губ. Глаза ее закатились, и она упала на спину.

Карл довольно улыбнулся. Он нежно поцеловал Брюн. Затем снял с нее ботиночки и уложил подругу на кровать. Укрыв Брюн пледом, Карл направился к дверям.

Карл щелкнул выключателем, что находился на стене около двери.

– До встречи, мой милый вампир, – бросил он через плечо.

Некоторые люди, по наблюдениям Эрика, обладали потрясающей способностью вписываться в пейзаж. Его жена Марго одинаково органично смотрелась и на фоне исландских гейзеров, и среди русских березок. Возможно, он обращал на это внимание потому, что сам никогда не обладал этой способностью. Несмотря на все еще довольно приятную внешность, Эрик на любом фоне выглядел совершенно лишним, отчужденным объектом.

Карл Шмеллинг же относился к той же породе людей, что и Марго. Он стоял между стеллажами с книгами и непринужденно опирался спиной на косяк. Его коричневая рубашка казалась одетой специально в тон к ореховым полкам.

Эрик уже собирался уходить – было довольно поздно, ждать пациентов уже не имело смысла. Да и денек выдался тяжелый, что в принципе характерно для понедельников. Однако, заметив Карла, старый врач понял, что вряд ли поспеет домой к ужину.

– Беспокоит старая рана или появилась новая? – исподлобья глядя на гостя, сухо спросил он.

Про себя Эрик досадовал и недоумевал, как же Карлу удалось просочиться в его кабинет незамеченным. Допустим, секретаршу, записывавшую клиентов на прием, он сам отпустил полчаса назад. Но как Шмеллинг ухитрился миновать дверь с колокольчиком так, что тот не издал ни звука? У Эрика был очень чуткий слух, и он мог поклясться, что колокольчик не тренькал после ухода Татьяны.

– Нет, все в порядке, благодарю. У меня другой вопрос, – ответил Карл. – А Лот не проводил генетическую экспертизу Эрики?

– Проводил.

– Она не его дочь, – спокойно произнес Карл.

– Не думаю, что вас это касается, – ответил Эрик.

Он знал, что раньше или позже Карл придет к нему с этим вопросом, но уже начал надеяться, что все обойдется. Не обошлось.

… Это был вечер – такой же серый летний вечер. Глаза Брюн опухли и покраснели от слез.

– Я умоляю вас, Андрей Иванович, – пресекающимся голосом говорила она. – Вы же знаете, как относились к отцу в городе. Это все этот мерзкий поп! Он ненавидит меня за то, что отец отказался пропускать церковные товары без пошлины. Еще когда папа был жив, доставал нас хуже горькой редьки! А теперь отыгрывается на мне. Венчать отказывался, скотина! Три раза дату свадьбы переносили. Я думала, у меня выкидыш будет от всех этих нервов. Это он Лоту напел, сволочь, что ребенок не его… А он и уши развесил…

– Но ребенок действительно не его, – сказал Эрик.

– Не говорите Лоту! – взмолилась Брюн. – Он выгонит меня на улицу вместе с ребенком… Пожалейте хоть ее! Даша ни в чем ни виновата! Нам никто не подаст не то что руки, а заплесневелой краюхи хлеба. Мы погибнем… Ну что вы хотите? Я все сделаю, все!

Старый врач перехватил ее руки – Брюн намеревалась расстегнуть кофточку.

– Прекратите, – сказал он.

Эрик, при натурализации получивший имя Андрея Небеснова, был одним из немногих в Новгороде, кому Суетин не причинил зла. Наоборот – Федор относился к старому врачу с уважением и щедро платил ему. Небеснов обследовал и лечил всех его людей, включая жену и детей.

– Молекула ДНК не берет взяток, – продолжал Эрик. – Лот может перепроверить результаты в другой лаборатории, и тогда и мне достанется на орехи.

– Ну что вы говорите? – воскликнула Брюн. – Какой другой лаборатории? Тут на тысячу километров вокруг нет никого, кроме вас, кто умеет делать такие анализы. Не поедет же он в Тверь!

Эрик снял очки и принялся протирать их кусочком мягкой фланели.

– Это называется должностное преступление, – сказал старый врач. – То, к чему вы меня склоняете. Я могу потерять работу.

– У меня есть еще немного акций завода, – ответила Брюн. – Они будут ваши.

Она полезла в сумочку, но Эрик махнул рукой.

– Не надо, – сказал он. – Черт с вами.

Брюн крепко обняла его.

– Я вам так благодарна! – произнесла она.

Эрик вяло попытался высвободиться.

– Я этого никогда не забуду, – сказала Брюн, отпуская его. – Вы сегодня спасли двоих людей.

– Идите уже, – пробормотал он. – Пока я не передумал.

– Ухожу, ухожу…

Она метнулась к двери – стремительная тень в голубом джинсовом сарафане со стразами.

Эрик опустился за свой стол. Неожиданный приступ великодушия и страх совершенно обессилили его.

– Но есть то, что меня касается, – сказал Шмеллинг. – Я хочу знать, не я ли отец Даши. Что тебе для этого нужно?

Эрик снял очки и некоторое время тщательно протирал линзы кусочком мягкой клетчатой фланели.

– Твой образец ДНК, – сообщил он наконец.

– Что я должен делать? – осведомился Карл. – Плюнуть в пробирку?

– Так тоже можно, но лучше сдать кровь, – ответил Эрик. – В слюне молекулы ДНК более разваленные.

– Хорошо, пусть будет кровь, – согласился Карл.

Эрик молча сделал приглашающий жест к столу. Пока Карл закатывал рукав, и пристраивал руку на резиновой подушечке, старый врач достал шприц. Привычным движением Эрик перехватил руку Карла резиновым жгутом на предплечье. Обычно после этого Эрик просил пациентов «поработать кулаком». Но сейчас ему не пришлось этого делать. Вены у Карла оказались просто идеальными.

– Образец ДНК Даши тебе разве не нужен? – спросил Карл, когда процедура была закончена.

Шмеллинг сидел, согнув руку и прижимая к ранке крохотную проспиртованную ватку.

– Нет, – ответил Эрик. – У меня сохранилось его описание.

Небеснов отвернулся к стеклянному шкафу и принялся греметь инструментами.

– Я тебе что-то должен? – осведомился Шмеллинг.

– Я хочу, чтобы ты ответил на некоторые мои вопросы, – не задумываясь, ответил Эрик.

Карл хмыкнул:

– Информация на информацию… Хорошо, будет по-твоему. Когда приду за ответом, тогда и поговорим.

Он поднялся и направился к выходу, но Эрик остановил его:

– Погоди, еще не все.

Карл обернулся через плечо на полпути.

– Ты ведь не чистокровный немец, как я понимаю? – спросил врач.

– Какое это имеет значение? – резче, чем хотел, произнес Карл.

– Это необходимо для выбора эталонной популяции при вероятностных расчетах, – пояснил Небеснов.

– Отец – немец, мать – креолка, – сказал Шмеллинг. – Креолы – это раса, которая получилась при смешении испанцев и индейцев. Вряд ли у тебя есть такой эталонный материал.

– Есть справочники, – ответил на это Эрик.

– Когда будет готов ответ?

– Приходи через пять дней.

– До встречи, – вежливо сказал Карл и вышел из кабинета.

Эрик подождал некоторое время, однако колокольчик так и не звякнул. Старый врач направился в приемную. Но там никого не было. Только из открытого окна тянуло сыростью. В черноте падал дождь. Не летний ливень, веселый и яростный, что бегает по крышам в железных сапогах. А первый дождь осени – мелкий, холодный, что-то печально шепчущий.

Лаборатория Эрика находилась на самом верхнем этаже культурно-просветительского центра «Диалог». Здесь была самая дешевая арендная плата на всей Торговой стороне. Так что покинуть приемную через окно Карл не мог.

Однако, похоже, он поступил именно так.

Или попросту придержал колокольчик рукой, когда выходил.

Эрик накинул легкое летнее пальто, тщательно запер окна и двери и направился домой.

Утро пятницы выдалось привычно-сереньким. Но в легкости облаков чувствовалось обещание ясного дня. У карантинной пристани ожидало таможенного досмотра несколько судов. Здесь были еще крепкие пароходики типа «река-море», буксиры со связками барж и даже одно судно на воздушной подушке. На мостике каждого из них прогуливался капитан либо вахтенный. Все ждали появления таможенников. Каждый судовладелец надеялся, что еще сегодня удастся пройти досмотр. Среда всегда была самым горячим днем на неделе. В понедельник таможенники разбирались с теми грузами, которые застряли у замка с прошлой недели, а в четверг-пятницу торговцев, как правило, было не так много.

Фриц Бауэр закончил досмотр «Моргенштерна» (порт приписки – Гамбург, груз – электронные бытовые приборы, пункт назначения – Тверь). «Моргенштерн» проходил по Волхову впервые, и поэтому Фриц осмотрел его особенно тщательно. Хотя кораблик не вызвал у него особых подозрений. Обычный трудяга, с битыми морскими штормами невысокими бортами. Моряки сами и очень спокойно открывали все трюма и потаенные лючки. Фриц, у которого за время работы выработалось уже нечто вроде чутья, сразу понял: кораблик чист. Рыться в каютах по рундукам с грязным бельем, чтоб найти пару порножурналов, Бауэр считал ниже своего достоинства.

Он направился к следующему судну, что ожидало своей очереди – «Красе Кубани» (порт приписки – Одесса, груз – мука пшеничная, пункт назначения – Санкт-Петербург). Обычный транспортник на воздушной подушке. Такие уже лет тридцать мотаются по русским рекам и плесам, благо осадка низкая. Шустрят себе, гоняют комаров на болотах, везут срочные грузы. Так вот, например, владелец «Красы» развозил по городкам и деревенькам муку. Конструкция судна позволяла пришвартоваться абсолютно в любом месте, без всяких причалов и дебаркадеров.

Бывший разведчик спустился на пристань, шелестя белыми простынями деклараций, и столкнулся со своим начальником.

– Привет, Фриц, – сказал Карл. – Пройдусь-ка я с тобой сегодня.

Бауэр, как и все в замке, знал, что случилось с Отто. Фриц сохранил вид спокойный и невозмутимый. Хотя это стоило ему некоторых усилий. Если бы Бауэр не был лучшим игроком в покер среди обитателей замка Быка, вряд ли бы ему удалось скрыть ужас. Не потому, что он был в чем-то виноват. Фриц был педантом, и к тому же, слишком ленив для того, чтобы находить удовольствие в рискованных поступках. Но страшно было все равно.

До черных точек в глазах и липкого пота на затылке.

Фриц кивнул Карлу в знак приветствия.

– И зачем нам вообще нужна эта работа? – сказал он полушутливо.

– Чтобы не сойти с ума, – ответил Шмеллинг мрачно.

Бауэр не нашелся, что ответить на это.

– Свяжись с центральным постом, – сказал Карл. – Пусть пришлют двоих автоматчиков. Кто там сегодня дежурный? И пусть лопаты с собой возьмут.

Фриц потянул с пояса рацию.

– Сколько лопат им брать? – уточнил он.

– Четыре, – ответил Шмеллинг.

Бауэр переговорил с постом, и они отправились к «Красе Кубани».

Судно лежало на воде. Стальные нити швартовых концов связывали его с берегом. Даже в спокойном состоянии этот трудяга вызывал уважение. Не только огромными винтами на корме и гордо вынесенной вперед рубкой, но и самим внешним отличием от привычных корабельных силуэтов. На борту красовалась старая, еще времен республики маркировка «СВП-500». Карл и Фриц поднялись на «Красу» по стальным сходням, переброшенным через невысокий борт. Их уже встречал капитан – Саша Волков, старый знакомый Фрица.

– Добрый день, Фриц! – сказал Волков. – Рад Вас видеть, добро пожаловать на борт!

Он заметил Шмеллинга.

– А вы, простите, не имею чести…? – осведомился Волков осторожно.

На Карле были только джинсы и черная футболка с красной надписью «Cocaine» на груди. Надпись была стилизована под логотип Кока-Колы. Чуть выше, буквами помельче, было выведено: “Enjoy and die away”. В общем, Шмеллинг выглядел совсем не так, как должен бы выглядеть грозный владелец замка. Но Волков был тертым калачом и важных персон чуял издалека.

Карл усмехнулся.

– Это господин Шмеллинг, – представил начальника Бауэр.

– Вот как, – сказал Волков и продолжал очень любезно: – Раньше вы нас как-то не удостаивали личным посещением. Это временное усиление мер безопасности или вы нас подозреваете в чем?

Фриц оторопело уставился на него. Если бы интонация владельца «Красы Кубани» была бы чуток другой, слова прозвучали бы как откровенный вызов. Бауэр, который привык обращать внимание именно на смысл слов, а не на интонацию, с которой оные слова произносятся, так их и воспринял. Но Волков был сама вежливость и готовность услужить. Фриц покосился на Карла. Зрачки Шмеллинга полыхнули красным. Такими бывают глаза на непрофессионально сделанной фотографии. Учитывая, что радужка Карла была необыкновенно темного цвета, зрелище было жутковатое. Фриц потряс головой. Видение исчезло. Бауэр решил, что в глазах начальника отразилось встающее из-за облаков солнце.

– Нет, я не подозрителен, – в тон Волкову ответил Шмеллинг. – Иди, доставай героин. Выкладывай здесь, на палубе. И пусть твои люди помогут тебе.

Фриц оцепенел. Он ожидал, что Волков отшутится, но тот повернулся и сказал матросу:

– Открывай трюм.

Матрос подозвал себе на помощь товарища. Они вместе откинули крышку трюма. Он был единственным на корабле и занимал всю нижнюю палубу, от воздушных винтов до надстройки. Взглядам Шмеллинга и Бауэра предстали аккуратные ряды серых джутовых мешков. Фриц узнал обычную фасовку по пятьдесят килограмм. Муку развешивали так, чтобы мешок мог унести один человек. Матросы подняли из трюма и сложили на палубе несколько мешков. Волков аккуратно распорол грубые нитки, скреплявшие верх мешка. Затем засунул руку в мешок чуть не по плечо. Белое облако муки взметнулось над палубой, осыпав капитана и матросов. Чуть поодаль столпились остальные члены команды – механик, моторист и штурман, а так же совсем еще молоденький белобрысый парнишка. Он наблюдал за происходящим круглыми от ужаса глазами.

Волков извлек из мешка целлофановый пакет с таким же, неотличимым на вид белым порошком, и бросил на палубу.

– А вы что стоите? – рявкнул он на остальных.

Матросы, как заведенные, вытаскивали мешки на палубу и вскрывали их. Пакеты с наркотиками складывали на палубе, а мешки с мукой снова летели в трюм. Когда мешок ударялся о дно, вверх взлетало белое облако.

Карл пристроился на кнехте, уперся одной ногой в натянутые швартовые концы. Шмеллинг курил с самым безразличным видом, стряхивая пепел в воду. Карл отлично знал правила поведения на корабле, и был в курсе, что нельзя находиться там, где натянуты тросы. Но, видимо, решил, что там, где пренебрегают правилами перевозки, можно пренебречь и правилами безопасности. Фриц был далек от сентиментальности. Но и для Бауэра черная фигура начальника сейчас олицетворяла ангела смерти – в самом прямом смысле.

От Отто нашли только голову.

Треснувшую, как грецкий орех, по которому вкось ударили молотком.

Фриц несколько раз пошевелил губами, прежде чем ему удалось вытолкнуть звуки из горла. Воздух затвердел, как грильяж. Бауэр словно пытался отломать кусочек зубами.

«Краса Кубани» действительно могла пришвартоваться в любом, самом глухом и неудобном месте. И теперь стало ясно, что именно этой способностью судна на воздушной подушке Волков и пользовался.

– Собаки, – прохрипел Фриц. – У Суетина были собаки.

Прибирая трупы защитников после освобождения замка, немцы нашли среди людей несколько тел чудовищных собак. Эти создания больше походили на порождения горячечного бреда, чем на живых существ из плоти и крови. Брюн объяснила, что это был специально выведенный гибрид, созданный для защиты хозяина и поисков наркотиков. Звери бились вместе с людьми – следы огромных клыков обнаружились на телах многих телкхассцев – и погибли вместе со своими хозяевами.

– А у нас нет… – закончил Бауэр. – Я не знал, Карл, я не знал!

– Успокойся, – меланхолично ответил Карл. – Если бы ты знал, ты бы со мной уже не разговаривал.

Фриц сглотнул. Тем временем подошли автоматчики – Хайнц и Лео. В изумлении, смешанном с ужасом, они наблюдали за матросами, достающими наркотики. Команде Карла случалось обнаружить героин на досматриваемых судах. Но это было результатом либо наводки, либо тщательных поисков. Первый раз таможенникам довелось увидеть, как люди отдают наркотики сами. Подобное довелось увидеть в первый раз и многим закаленным морским волкам с соседних кораблей. Над пристанью висела вязкая, как джем, тишина. Были слышны только шаги матросов и глухие удары о палубу, куда матросы швыряли пакеты с героином. Кучка пакетиков медленно, но верно превращалась в гору.

– Высыпай в воду, – сказал Карл Волкову. – Мне эта дрянь не нужна.

– Слушаюсь, – пробормотал капитан.

Волков был бледен. Впрочем, возможно, причиной тому была мука, уже густо висящая в воздухе над «Красой Кубани». Двигаясь, словно кукла, капитан принялся методично вскрывать и высыпать за борт содержимое пакетиков. Героин оставлял белый след на кранцах. Вскоре к Волкову присоединились матросы. Извлечение тайного груза из мешков было окончено.

– Рыба, – словно во сне, прошептал Лео.

Карл покосился на него.

– Рыбу потравите, – повторил Лео, смущаясь.

Шмеллинг усмехнулся:

– Да какая тут рыба…

Карл был прав. После того, как в Ильмене затонул корабль телкхассцев, рыба в озере и реке практически исчезла. Что-то было в звездолете такое, что отравило воду. Хотя, если вдуматься, надо было радоваться тому, что это «что-то» не повлияло на жителей глубин таким образом, что берег полезли клыкастые кровожадные твари.

Облака, как и предвидел Фриц, медленно растаяли. Теперь оранжевый пятак солнца неторопливо катился по голубому небу. Мука уже покрывала матросов «Красы Кубани» с ног до головы. На их лицах она побурела от пота и склеилась в белые маски.

Волков высыпал в воду содержимое последнего пакета и сказал:

– Все готово, господин Шмеллинг.

Карл поднялся с кнехта.

– Отведете их в ближайший лес, – сказал Шмеллинг, обращаясь к Лео. – Пусть выкопают себе могилу. Там их и прикончите.

Лео вздрогнул и посмотрел на пару лопат, которые держал в руках. Автоматчик только сейчас понял их предназначение.

– Есть, господин капитан – хрипло ответил он.

Лео раздал лопаты команде «Красы Кубани», выстроившейся на палубе. А затем повел дулом автомата, висевшего у него груди. Люди принялись спускаться по стальным сходням на берег. Фриц бездумно рассматривал палубу – лишь бы не видеть обреченных на смерть людей.

– Господин Шмеллинг, – вдруг раздался голос.

Бауэр поднял глаза. Говоривший оказался рослым, жилистым мужчиной. Судя по промасленному синему комбинезону, это был моторист. А разноцветные наколки, покрывавшую всю видимую часть его тела, складывались в сагу о жестокой, бурной и полной приключений жизни.

– Отпустите его, – сказал моторист, указывая на парнишку.

Того самого, которого Фриц уже приметил ранее – юнгу с белыми вихрами.

– Он здесь ни при чем, – продолжал моторист. – Мы его в порту взяли вместо юнги заболевшего.

Карл молча повел рукой, подзывая парнишку к себе. Процессия спустилась с «Красы Кубани» все в той же гнетущей тишине. Первым двигался Хайнц, затем приговоренный экипаж судна с лопатами в руках, а замыкал строй Лео. Карл, Фриц и подросток последовали за ними. Матросы под конвоем автоматчиков покинули пристань. В воздухе раздалось негромкое, но очень отчетливое:

– Фашист!

Сразу за возгласом послышался удар во что-то мягкое. Затем прозвучал тот глухой хлопок, с которым человеческое тело встречается с железом палубы. Карл медленно повернулся. Вся эта прелестная комбинация звуков имела своим несомненным источником небольшой буксир, носивший загадочное имя «Теодор Крайслер». Буксир стоял сразу за кормой «Красы Кубани». «Груз – песок», механически вспомнил Бауэр.

Бывший разведчик родился во Франкфурте. После того, как Германия стала частью Заповедника, старинный город получил чудовищное, практически непроизносимое имя Келенбороност. А вот Карл родился не в Старом свете, а в Новом. После Второй Мировой войны некоторым немцам пришлось бежать со своей родины, спасаясь от международного трибунала. К бывшим военным преступникам благосклонно отнеслись в Аргентине, где они и осели. В безлюдных горах они построили неприступную крепость и назвали ее Шербе – «осколок». Карл, как и многие потомки беженцев, уже не разделял их взглядов. Но и не очень афишировал свое происхождение. Мало приятного быть внуком беглого преступника. Однако прозвучавший упрек был неприятен даже Фрицу. Шмеллинга же он должен был вообще привести в бешенство.

Бауэр вздохнул. Теперь Лео и Хайнцу придется закапывать не четыре трупа, а минимум восемь. Экипаж буксира был невелик. Что с того, что смутьяну уже набили морду? Ведь свидетелями оскорбления были экипажи всех судов, дожидавшихся досмотра.

– Какие мы смелые! – растягивая слова, произнес Карл.

Белый, как героин, капитан «Теодора Крайслера» ответил ему так:

– Простите нас, господин Шмеллинг.

– Да, я фашист, – тихо сказал Карл. И продолжал, все повышая голос:

– И отец мой был фашистом. И дед, и прадед. Так что у меня особого выбора не было. Но ведь у вас – был. У вас же тут недавно была демократия. И что? Такую страну просрали!

Карл выразительно обвел рукой вокруг. Последние слова Шмеллинга прозвучали так оглушительно, что вспугнули стаю чаек, мирно дремавшую на волнах. Птицы поднялись в воздух с возмущенными криками.

– Вы совершенно правы, господин Шмеллинг, – сказал капитан «Теодора Крайслера».