Страницы← предыдущаяследующая →
Унэн открыл глаза, и понял, что снова жив.
Последнее его не удивило. Он вскочил и осмотрелся – ноги повиновались с трудом, но ничто не было сломано. Только в голове ещё звучал свист стремительно проносящегося мимо воздуха. Так, вся одежда при нём… всё снаряжение… ключи от комнат и шкафа… Проклятие! Ключа от шкафа нет!
Унэн почему-то необычайно разозлился и в прыжке ударил ладонью по стене, издав могучий боевой клич.
И тут же пожалел об этом – по руке словно ударили молотом. Монах зашипел, дуя на пострадавшую конечность, и заметил неожиданно, что место, где он пришёл в себя, ему знакомо. Та же пыль на полу, коридор, полутьма, неподатливые стены…
Когда боль в отбитой руке перестала донимать, Унэн смог вспомнить странное слово анектас. Осторожно огляделся. Похоже, что даже следы его ног – от предыдущего визита – всё ещё различимы на ковре пыли. Некоторое время Унэн сосредоточенно отряхивался и… расхохотался. Он представил, какое у Айзалы будет лицо, когда – минут этак через десять – появится перед ней и спросит, что бы всё это означало. Пусть тут магия не работает, но за пределами портала ему хватит сил стать быстрым, подобно молнии, и промчаться по подземным ходам назад в монастырь.
– Похоже, я уже отдохнул, – объявил Унэн вслух и озадаченно пошарил в рукавах.
Факела там, конечно же, не оказалось. Однако он, хоть и слабо, но видел в окружавшей его темноте… отчего бы это? В тот раз вокруг царила кромешная мгла… или нет? Впрочем, неважно. Быстрей отсюда. Слишком много тут неизвестного, да и не готов он схватиться с ним.
В конце концов, искушение было повержено.
Унэн побрёл к тому концу коридора, откуда они с Шассимом некогда вышли. Всё верно, контур человека с флоссом на плече по-прежнему на месте. Ну, прочь отсюда. Унэн присел и впрыгнул в портал.
Так больно ему, наверное, никогда не было. Болела каждая клеточка; монах упал на пол, не в силах исторгнуть из сведённого судорогой горла ни звука… несколько секунд длилась жестокая пытка и схлынула прочь, оставив его, скорчившегося и беспомощного, рядом с бесстрастно мерцающим порталом.
Унэн тяжело поднялся и, стараясь дышать медленно и глубоко, прикоснулся ладонью к поверхности портала. Тот слегка уколол руку… но не пропустил её.
– Ох, скажу я ей, что думаю о таком отдыхе, – прошептал он тихонько и… расхохотался. Он, выбиравшийся изо всех, самых немыслимых, переделок, смог наконец-то попасть в ловушку, очевидного выхода из которой не было. Поистине, это достойно удивления.
Можно было, конечно, ждать – вдруг портал смилостивится и выпустит его на волю… но что-то подсказывало монаху, что так просто он не отделается. Книга, подумал он со злостью. А ещё утверждали, что она не опасна! Головы отрывать таким экспертам. Ну да, ехидно отозвался голос внутри, никто же не думал, что у тебя хватит глупости её читать!
Странно, но в этом месте книга никак не напоминала о себе. Унэн только в этот момент понял это. Все предыдущие дни книга была как наркотическое зелье для человека, пристрастившегося к нему. Книга манила к себе, хотя и не давала возможности читать дальше. Впрочем, этого следовало ожидать. Уж очень много странного связано с ней.
Расслабился я, подумал Унэн. Или просто не привык подозревать, что могу быть под таким могучим давлением. Здесь он понял, что угнетавшая его усталость бесследно прошла, и вновь расхохотался. Знала бы Айзала, какова на самом деле болезнь и лучшее от неё лекарство, то-то бы удивилась!
Эхо отозвалось на его смех – но звучал он, отражённый от неприступных стен, испуганно и тоскливо.
Что же, подумал Унэн, приводя в порядок одежду, пора приниматься за дело. Не оставаться же сидеть в пыли! Из правого рукава он извлёк онглир – прочную серебрёную цепь с небольшим отточенным серпом на одном конце и шипастым шариком с другой – своё любимое оружие; проверил, далеко ли метательные звёзды, и со вздохом распахнул первую дверь.
После чего испытал сильнейшее потрясение.
Дверь эта вела в комнату, напоминавшую амфитеатр, квадратный в сечении. Беспорядочной грудой на полу лежали книги – прежде, вероятно, они стояли на стеллажах, стендах и полках, которыми во множестве были уставлены уходящие под потолок огромные ступени. В стене напротив были три высоких окна; оттуда тянуло холодом. Только отдельные осколки остались от разноцветных стёкол.
Сквозняки бродили по комнате.
Острая боль пронзила правую руку и Унэн, подняв её к лицу, обнаружил, что ноготь на безымянном пальце почти что оторван.
Из разбитых окон виднелось сумрачное небо. Унэн долго вглядывался в едва различимые искорки звёзд. Незнакомые, холодные и недосягаемые.
Норруан рассказывал вороне что-то про острова, лежавшие некогда по ту сторону океана, как вдруг его словно поразило молнией. Морни вздрогнула и вцепилась крепче в его плечо – но её спутник, похоже, не обратил на боль внимания. Он замер, глядя куда-то вдаль, глаза его остекленели.
Прошло несколько секунд, и Норруан опомнился.
– Книга, – произнёс он шёпотом. – Как я мог про неё забыть?
Почему-то книга показалась ему единственной важной вещью, что существовала сейчас во всём Зивире.
– Держись, – приказал он вороне – уже прежним своим голосом, властным и не терпящим возражений. Ворона послушно сжала когти сильнее… Норруан повернулся лицом к замку, сделал шаг… и вот они уже во дворе. Не отвлекаясь на открывание ворот, Норруан бегом помчался по лестницам и проходам (вороне пришлось сжаться в комок – иначе ей, без сомнения, оторвало бы голову первым же косяком) и вбежал в кабинет, стремительно и грозно.
Что, если она исчезла? От этой мысли ему стало страшно. Второй раз за последнее время.
Однако книга никуда не исчезала. Он спокойно лежала, засыпанная грудой свитков, рядом с лампой на его рабочем столе. Владыка Моррон небрежно смахнул свитки прочь и положил книгу перед собой, прикасаясь к её обложке подушечками пальцев.
– Что это? – осмелилась выговорить ворона.
– Трудно объяснить, – Норруан ответил не сразу. – Приготовься к сюрпризу. Не так давно я побывал в месте, которое не было Зивиром – и принёс оттуда вот это.
Ворона долго смотрела на вытертую кожу обложки, принюхиваясь и прислушиваясь к своим ощущениям. Книга казалась – ярче, что ли? – всех остальных вещей. Хотя нет, не ярче. Правильнее… нет, и это не то слово. Книга была, а всего остального – исключая Норруана – рядом с ней словно бы не было.
– И… где это место? – спросила Морни после долгого раздумья.
– В подвалах замка, – ответил Норруан, наконец-то повернув к ней лицо. В глазах его промелькнул необычный блеск, и ворона успела испугаться, что её союзник сошёл с ума.
Хотя, если вдуматься, что бы это изменило?
Тнаммо вздрогнул и рядом с ним пошевелился Альмрин.
Пятому показалось, что его окликают. Тихонько… но уверенно. Он неторопливо оглянулся – никого. Хиргол у себя в каюте, – читает, наверное. Хоть этому его научили, оболтуса. Что же?.. Тнаммо сжал виски, стараясь унять запульсировавшую в голове неприятную боль. Погода, что ли, меняется? Да не должна. Кроме того, прежде он не реагировал так на погоду.
Альмрин стоял рядом, безмолвный и готовый услужить, но его господин ничего не приказывал.
Айзала самолично отправила близнецов домой – обычным порталом, конечно: не тратить же внимание богини на каждую поездку! Тем более что себя она считала достаточно надёжным сопровождающим: с ней никаких неприятностей не случалось… ну, скажем так: непреодолимых.
После того, как приличия были соблюдены и она выпила чаю с родителями своих подопечных (те были столь же рады видеть её, как и девочек), Айзала открыла портал в свой монастырь и, шагнув в него, поняла, что Таменхи, к которому она отправила Унэна, ничего не сообщил ей о прибытии гостя.
Поражённая, Айзала воззвала к Вестнице… и первый раз в жизни поняла, что та растеряна. Ноги подкосились у жрицы. Крылья Вестницы были самым безопасным и быстрым способом путешествия… до сегодняшнего утра.
Сунь Унэн куда-то пропал, и ничего хорошего от этого ожидать не следовало.
Не считая того неприятного момента, когда Науэр пережил нечто, похожее на смерть (по крайней мере, примерно так её описывали некоторые обитатели его мира, возвращённые к жизни искусными лекарями), его здоровье ничуть не ухудшилось.
Напротив, он чувствовал себя всё лучше. В смысле самочувствия. Он не был стар – менее тридцати лет там, откуда он взялся; по меркам людей Зивира он был ещё ребёнком. Науэр не сразу осознал это, а когда осознал, то понял причину столь осторожного обращения с собой. Правителю было не менее двух сотен лет (нелёгкая задача поверить в это отняла не менее двух дней). Аймвери – сотен пять (хотя он, в подлинном смысле слова, человеком не был – хотя походил на людей практически во всём). Его наставник в фехтовании и верховой езде, Арун, был мрачным бородачом лет семидесяти. Вообще в Зивире, судя по всему, было принято жить долго.
Хорошо, если это правило распространяется также на героев, приглашённых спасти мир. Откровенно говоря, Науэр попросту не понимал, почему Воинство Иглы (не менее тридцати тысяч отличных воинов, обученных долгим переходам по самым разным видам местности, абсолютно преданных Правителю), вместе с двумя десятками собственно магов давно не снесли Моррон до основания. Ведь корни зла – как часто повторял Правитель – находились где-то в Моррон.
Он даже допускал, что не сам Норруан (имя это не положено было произносить вслух) повинен в происходящем. Что, дескать, Норруан – лишь исполнитель приговора, а подлинная причина всех бед сокрыта в подземельях проклятого замка.
Правда, Науэру показали сохранённые при помощи магии картины продолжающейся войны Зивира за существование – бесконечные пограничные стычки с трудно уязвимыми гигантскими амфибиями, что сотнями поднимались из трясин и осаждали дозорные башни. С зоркими и стремительными огненными птицами, способными спалить в одиночку целый город. С исполинами, созданными из камня. Словом, со всех сторон (исключая Реку и пустоши за ней) Зивир окружало сжимающееся кольцо и исход этой осады, при текущем положении дел, был предрешён.
И чем я могу помочь? – спрашивал Науэр себя раз за разом и не находил ответа. Неужели за полтора месяца, кое-как выучившись фехтовать, ездить верхом и запомнив общий вид Зивира, он был способен противостоять человеку, который в одиночку превращал некогда цветущий мир в безжизненную пыль?
Это утверждение казалось Гостю весьма спорным. Однако были причины не торопиться объявить всё это бредом и отказаться от выполнения миссии.
Во-первых, жить здесь было гораздо интереснее и приятнее, чем дома. Право же, даже месяц жизни в таком месте, как Игла, стоил достаточно предсказуемого будущего Гостя в его родном мире. Там его положение в обществе уже не могло измениться: веками отлаживавшаяся система свела человека до положения крохотного винтика в сложнейшей машине; винтика, который можно в любой момент заменить на другой такой же.
Во-вторых, ему порой казалось, что он видит некий шанс… трудно различимую возможность как-то понять природу изменений. Как бы то ни было, прошло всего лишь десять дней, и предстояло ещё многому выучиться.
Гость со вздохом отложил фолиант и посмотрел на часы. Через полчаса – очередной урок фехтования.
– Таменхи, – обратилась Айзала к поражённому карлику (изображение которого сейчас висело перед ней в воздухе), – наш общий знакомый бесследно пропал. Если он вдруг появится, немедленно отыщи меня.
– Слушаюсь, Достопочтенная, – склонил голову её собеседник. – Может быть, попросить кого-нибудь поискать его?
– Нет, – немедленно возразила жрица. – Дело крайне необычное и подробности я изложу лично. Пусть всё остаётся, как есть. У тебя не предвидится изменения планов… ну, скажем, через неделю?
– Нет, – карлик говорил спокойно. – В это время года у меня одни и те же заботы, Достопочтенная, – до самого конца лета.
Собственно, Айзала не считала, что заклинание Зеркала, при помощи которого она только что общалась со своим давним знакомым, может быть кем бы то ни было перехвачено (исключая, конечно, богов), но… После исчезновения Унэна можно ожидать чего угодно.
Подумав, она связалась с двумя остальными Храмами Триады и попросила помощи у равных себе. В монастыре, которым распоряжался Сунь Унэн, пока никто не знал о случившемся – значит, в течение двух недель надо будет отыскать Унэна во что бы то ни стало.
Вряд ли это его обычные выходки. Одно дело – испытывать терпение смертных, и совсем другое – богов. Сунь Унэн, при всей своей любви к розыгрышам и самым невероятным шуткам, всё же не стал бы творить такого.
В этом Достопочтенная была вполне уверена. Она сидела за столом самого Унэна, глядя на последнюю заполненную им страницу календаря, и гадала, где он находится. Если Триада окажется бессильна, придётся обращаться в Совет Магов. А тогда, как ни старайся, поползут слухи. Сунь Унэн – личность слишком известная, чтобы этого не произошло.
– Вот оно как, – подивился монах и, привычно прикоснувшись к пострадавшему пальцу, залечил его несложным заклинанием.
И спохватился, поражённый. Магия действует! Это значит… монах лихорадочно думал, вспоминая теории Ралиона о природе магии, и её ограничениях. Это значит… нет, непонятно. Это, вне всякого сомнения, не Ралион: звёздное небо не то. Судя по ощущениям, он над землёй. Порталы, ведущие на иные обитаемые планеты (в существовании которых многие учёные Ралиона не сомневались) пока неизвестны.
Тогда что это? Или – где это? Монах ущипнул себя, пару раз уколол остриём метательной звезды. Не получалось: он не просыпался. Правда, если он проснётся там же, у себя в комнате, перед тем, как его отправят набираться сил… Гм.
Он осторожно подкрался к ближайшей щели-окну (слева и справа были арки, ведущие в соседние комнаты) и выглянул наружу.
Лунная ночь. Впрочем, это можно было понять и раньше, по узким полосам призрачного света, сочившегося из разбитых окон. Ох и огромная же у них луна… Да ещё красноватая какая-то! Так, понятно, это заведомо не Ралион. Виднелась необъятная водная поверхность, спокойная, с «дорожкой к счастью», упирающейся в горизонт.
Неужели его вновь перебросило в новый мир? Монаху стало нехорошо. Спустя несколько секунд он отверг это ужасное предположение. Когда неведомая сила, отчасти по воле, но, главным образом, вследствие деяний его легендарного предка, выбрасывала Унэна в новый мир, ещё не озарённый светом Учения, он прибывал туда безо всего. Налегке. Имея только память обо всех… ну, так скажем, имея возможность вспомнить почти всё о своих предыдущих воплощениях. Кому-то это может показаться величайшим благом.
Так что Ралион ещё нуждается в нём, во что бы там ни играли с ним боги. Монах помянул недобрым словом Гвайю-Вестницу, которая считалась образцом обязательности среди богов. Теперь уже нет, подумал Унэн с мстительной радостью. Вот уж я расскажу об этом… если выберусь отсюда. Непременно расскажу. Никогда в жизни не делал ничего худого этому культу! Не шутил над её верующими – почти все они были флоссами, а флоссов монах уважал. Чем-то они походили на его народ – и похожие, и отличные от прочих обитателей; представляющиеся совсем не теми, кем являются; сумевшие прикоснуться к источнику мудрости, что выше возможностей всех смертных, вместе взятых, исчерпать его.
Правда, рассказав об этом происшествии, он невольно навредит флоссам… Ну ладно, великодушно решил монах. Эту тайну, любезная Вестница, мы оставим между нами.
Монах осторожно пробрался к арке, ведущей в соседний зал – прежде, чем покинуть это сумрачное книгохранилище, надо попытаться понять хоть что-нибудь об этом месте. Вряд ли монаху доведётся часто бывать здесь… так что, чем больше впечатлений, тем лучше.
Под потолком зала по ту сторону арки тускло светились огромные – метра два в поперечнике – жёлтые прозрачные шары, а под ними бесшумно выписывали спирали ночные бабочки. Зрелище было вполне мирным. Монах несколько успокоился – не каждый день за дверью обнаруживаешь место, где побывал во сне.
Монах бесшумно прошёл под аркой и замер, прислушиваясь к ощущениям.
Он вспомнил про трёх людей, из давешнего сновидения. Откуда они-то здесь взялись? И кто этот загадочный «он», которого они упоминали? Не иначе, всё это относится в книге, ныне запертой в шкафу. Если, конечно, он потерял ключ при падении, а не забыл где-нибудь в кабинете. Страшно подумать, что может случиться в последнем случае…
Зря я взялся читать её, вздохнул монах. Права Айзала, неприятности необычайно легко находят меня.
Он долго стоял не шевелясь, пока не услышал шаги. Откуда-то неподалёку; издававший эти звуки двигался медленно и не очень-то старался скрыть своё присутствие.
Унэн вздрогнул и на всякий случай вооружился онглиром. На совершенно неизвестной земле лучше ожидать самого неприятного.
Норруан помедлил и открыл книгу.
Изнутри повеяло временем. Слежавшимся, застрявшим среди страниц и высохшим. Норруану приходилось и прежде читать древние манускрипты – в его собственной библиотеке, здесь, в Моррон, таких было немало. Норруан смахнул пыль с листа (ворона поспешила отпрыгнуть подальше) и лист тут же с треском разорвался.
– Ай-яй-яй, – прошептал Норруан недовольно. Как-то он забыл, что бумаге полагается ветшать. Ну да ладно… ничего особенного. Сейчас склеим. На столе возникли бутылочки, кисточки, разный переплётный материал и Морни с удивлением воззрилась на всё это.
– Не проще ли приказать бумаге срастись?
Норруан вздохнул.
– Если никогда не шевелить пальцами, то в один прекрасный день обнаружишь, что ни на что уже не годен. Видел я магов, которые абсолютно всё пытались делать заклинаниями.
– И что же? – ворона сама была магом и подпрыгнула поближе. Собеседник заглянул ей в глаза и долго не отводил взгляда.
– Магия капризна, – пожал он плечами. – Она может усиливаться и ослабевать, исчезать и менять свою природу. Один из таких «великих магов» неожиданно обнаружил, что своё существование он продлевает исключительно магическим путём, а его настоящее тело давно состарилось и умерло.
Ворона приподняла крылья, выражая недоверие.
– До такой степени не замечать, что с тобой творится? – выразила она то же самое на словах.
Норруан наложил пропитанную клейким составом тонкую полоску прозрачной бумаги поверх разрыва и осторожно пригладил. Подул, чтобы клей быстрее высыхал. Спустя полминуты страница была… не как новенькая, конечно, но во, всяком случае, целая.
– Маги бывают разные, – ответил он, наконец. – В Зивире я могу многое, – он положил ладонь на страницу, – но именно поэтому пользуюсь своими талантами крайне осторожно. А в… – он запнулся и запрокинул голову, словно фраза только что выскочила из головы.
– Ты был где-то ещё? – спросила ворона, перелетев на стол. – Помнится, ты говорил что-то про подземелья замка, и про…
– Подземелья, – выговорил Норруан и слабый, но явственный гул послышался изнутри книги – словно ею было прикрыто окно, за которым бушевала гроза.
Лёгкий ветерок коснулся лица. И Норруан, и ворона склонились над томом, не веря своим глазам. Ветер становился всё сильнее и прохладнее. Страницы вздрогнули и принялись перелистываться сами собой. Норруан протянул было руку, но ворона предупреждающе каркнула и спрыгнула прочь.
Норруан вскочил и сам, едва не споткнувшись об упавший стул.
Вихрь пронёсся над книгой; им обоим показалось, что со страниц ссыпаются буквы, слетают серой пылью иллюстрации; бумага светлеет с каждой секундой и непереносимо сильный запах грозы наполняет кабинет.
Оглушительно громыхнуло где-то совсем рядом – так, что Норруан закрыл уши ладонями, а ворона спряталась под ближайшее кресло.
Ветер, уже ослабевающий, перелистал страницы в обратном порядке… они были девственно чисты и совершенно целы. Норруан осторожно подошёл поближе и пригляделся. Абсолютно новая бумага – прочная, гладкая, выбеленная. Крохотные искорки время от времени пробегали по странице – словно стайка воробьёв, спасающихся от хищника.
– Ну, положим, видел я и более… – начал Норруан, как вдруг осёкся, вздрогнув от неожиданности. Морни выбралась из-под укрытия и, шумно хлопая крыльями, устроилась у него на плече. Норруан не возражал.
Взор его не оставлял первой страницы книги – ныне книги пустой, ненаписанной, чистой. Там, рождаясь под пером невидимого писателя, возникали слова – собираясь из древнего алфавита Зивира, которым некогда делались надписи на дорожных столбах, а ныне – записи в особо ценных документах, читать которые полагалось не всем.
– Не может быть! – прошептал Норруан, придвигая, не глядя, стул поближе и усаживаясь на него.
Его удивление можно было понять. Первые же строки, что возникли перед ним из ниоткуда, гласили:
«Монах стоял, не шевелясь, посреди зала, уставленного книжными шкафами, и терпеливо ждал, пока появится тот, чьи шаги он давно уже слышал…»
Монах стоял, не шевелясь, посреди зала, уставленного книжными шкафами, и терпеливо ждал, пока появится тот, чьи шаги он давно уже слышал. Судя по шагам, их обладатель был немолод, опирался при ходьбе на палку и явно не ожидал здесь никого увидеть.
Когда тот появился, Унэн тихонько вздохнул. От облегчения. Никакое это было не чудовище – пожилой человек, вероятно, сторож этого места, хранитель или как он мог ещё называться. Спешит поглядеть, что тут за шум. Да и понятно: лично он, Унэн, устроил тут не так давно (не так давно? – переспросил внутренний голос) некоторый беспорядок. Вот только как к нему…
– Это ещё что! – воскликнул старик сердито и набалдашник его трости вспыхнул тёплым оранжевым свечением. – Как вы сюда попали, любезнейший? – он уверенно подошёл поближе и осветил лицо нежданного гостя. – О боги трёх морей! – воскликнул он испуганно, отшатываясь.
Унэн прикусил язык – с губ его едва не сорвалось предположение относительно упомянутых трёх морей. Должно быть, он видит меня в истинном облике, подумал он, скрипнув зубами, и поклонился настолько учтиво, насколько мог.
– Я заблудился, уважаемый, – при этих словах старик открыл рот и застыл, словно его хватил удар. Ещё немного и это произойдёт на самом деле, мрачно подумал монах. – Я был здесь… недавно… вместе с тремя людьми. Все они немного похожи друг на друга…
Монах детально описал каждого из увиденных во сне незнакомцев – не потому, что старику это могло быть интересно, а просто чтобы не позволить ему впасть в состояние худшее, нежели оцепенение. Если с вами вежливо говорят и вообще обращаются достойно, то вряд ли вас съедят в непосредственном будущем. Вскоре сторож, вероятно, осознал это.
– Как, вы говорите, они выглядели? – спросил он с сомнением, не без содрогания осматривая ужасно похожего на обезьяну-людоеда собеседника. Вызвать бы стражу, да поскорее… только вдруг это и есть обезьяна-людоед, неведомо как обучившаяся говорить? О создатели моря, взмолился старик, пусть оно продолжает говорить!
Монах повторил описания.
Норруан вздрогнул. Этот неведомый ему «монах» описывал лица его, Норруана, видений. Что за нелепость! Откуда он мог знать про них? Он придвинулся поближе, ощущая себя не в своей тарелке.
– Да-да, – вдруг осенило сторожа. Было совершенно невероятным, конечно, как подобное чудище могло встретиться с тремя странными посетителями, что целыми днями торчали в библиотеке, постоянно обходя все полки, вновь и вновь отказываясь от помощи. Он отставил палку (чудище тем временем село прямо на пол и изобразило на лице почтительное внимание) и задумался. В конце концов, свисток висит у него на шее… уж позвать на помощь он всегда успеет!
– Одного из них звали… – сторож задумался и Унэн выжидательно приподнял голову. – Звали…
Норруан вздрогнул, словно его окатили ледяной водой. Тревога росла внутри него. Неожиданно он понял, что нельзя давать этому – сторожу? – назвать хотя бы одно из имён.
Иначе произойдёт нечто ужасное.
Сторож окаменел.
Не в буквальном смысле. Он замер – не задумался, словно память никак не могла подсказать ему имена посетителей, а застыл, будто в зале остановилось время.
Тишина окутала всё вокруг.
Унэн вскочил и осмотрелся. Бабочки под потолком продолжали свой нескончаемый полёт, и смутные тени от них выписывали на стенах немыслимые фигуры. Сторож не шевелился и не дышал.
Затем произошло то, чего Унэн так и не смог забыть: сторож исчез. Не растаял в воздухе, не испарился с громким хлопком. Нет, по нему словно прошлась кисть невидимого художника, замазывающего неверно написанный фрагмент картины. Несколько раз взмахнула гигантская кисть, прорисовывая сквозь сторожа ту часть зала, которую тот занимал, и его не стало.
Впрочем, какого сторожа? Разве был какой-то сторож? Унэн прижал ладони к вискам и сосредоточился. Что-то неладное творилось в голове. Образ старика, эхо его слов и вообще всё, что он только что воспринимал, подвергалось какой-то необычной атаке. Ощущение было диким, но схожим: словно некто замазывал эту часть памяти, как ненужную.
Монах огляделся. Зал также изменялся. Теперь он воистину походил на образ, созданный сновидением: границы нечётки, цвета нерезки, очертания беспрестанно плывут. Но вот всё замерло; застыли в воздухе бабочки, прекратились сквозняки, и лишь удары сердца Унэна вторгались в воцарившееся спокойствие.
Унэн бросился бежать. Ему стоило немалых трудов бороться с неизвестным вором, посягающим на его память, и казалось, потеряв воспоминания, он потеряет и себя.
На бегу он подхватил с пола небольшую книжечку – не осознавая, зачем это делает.
Когда дверь в «библиотеку» захлопнулась за спиной, всё сразу же прекратилось.
Монах замер, тяжело дыша и не осмеливаясь опустить возведённые им мысленные заслоны. Они потребляли чудовищно много сил, но… Он «заглянул» туда, где только что находилась осаждавшая его сознание сила. Пусто. Слегка «опустил» ментальную стену. Ничего не произошло.
Долго, бесконечно долго монах стоял, прислушиваясь к тишине и радуясь тому, что так легко отделался. Перевёл взгляд на книжку, которую подобрал в библиотеке. Потом разберёмся. Унэн сунул её в рукав и расхохотался, погрозив кулаком невидимому противнику.
Норруан был в некоторой растерянности. Соревноваться с невидимым автором возникавшего текста было нелегко, даром что он, Норруан, писал чрезвычайно быстро. Когда слова «и выскользнул за дверь» появились пониже написанного им текста, он, нахмурившись, потянулся к скребку, чтобы убрать их…
И осёкся. Только что чернила на бумаге – принадлежавшие как ему, так и неведомому писцу – были свежими и блестели. И вот они высохли, схватились, въелись в текст. Нечто жёсткое проступило в очертаниях букв.
Всё, понял он неожиданно. Что написано пером…
– Чего ты добился? – спросила ворона. Она не следила за тем, что именно пишет Норруан. Она следила за ним самим. Только что на лице её союзника отражалась отчаянная спешка – словно над головой его нависала неотразимая опасность… и вот она таинственным образом миновала.
– Смотри, – указал тот на текст и отодвинулся, чтобы Морни было видно.
Всё осталось неизменным – и написанное неведомой рукой, и добавленное Норруаном. Вот только… Норруан был готов поклясться, что таинственный монах, персонаж короткого отрывка, возникшего на бумаге, носил вполне определённое имя. Однако теперь везде вместо имени стояли ничего не выражающие местоимения. Кто «он» такой? Откуда знает про Норруана?
– Не помнишь, как его звали? – обратился Норруан к вороне и та, помедлив, ответила отрицательно.
– Смотри, – взмахнула она крылом.
Норруан перевёл взгляд на страницу. Невидимая рука начертила пониже законченного отрывка затейливый вензель, и вновь потекли слова…
Норруан схватил перо и приготовился сражаться.
Здесь они уже были: вдвоём с Шассимом. Стоило Унэну вспомнить имя флосса, как что-то случилось в мрачном помещении, откуда сверху смотрели бесчисленные рубиновые глаза.
Вряд ли монах что-то почувствовал в подлинном смысле этого слова. Так бегущая по полю мышь воспринимает скользнувшую рядом тень от пернатого хищника, ещё не успевшего заметить добычу. Чувство опасности, безмятежно дремавшее в «библиотеке», недовольно зашевелилось и указало своему хозяину: будь внимателен!
Не стоит вспоминать о своих знакомых, осознал он. Потому что, похоже, кто-то подслушивает его. Монах запрокинул голову, словно надеясь увидеть неизвестно кого, вновь почуявшего его появление.
– Да уж, почуявшего, – проговорил Норруан, недобро улыбаясь. Морни расширенными глазами смотрела на то, что появлялось на бумаге. – Откуда ты взялся такой на мою голову?
– Откуда ты взялся на мою голову? – проворчал монах, почему-то не сомневаясь, что «взялся» именно «он». Не «она», не «оно» и даже не «они». Чувство опасности, видимо, успело свыкнуться с новым типом угрозы, поскольку взвыло: «осторожней!».
Ну ладно. Монах медленно повернулся и, стараясь ни о чём не думать, медленно пошёл назад, к двери. Великое Колесо, до неё ведь не меньше десятка шагов!..
– Ну уж нет, мой дорогой, – рассмеялся Владыка Моррон и быстро добавил несколько слов. – Так просто ты не ускользнёшь.
Монах почти взялся за ручку двери, как она – подобно старику в «библиотеке» – стёрлась, была вымарана из реальности. Монах почти что услышал издевательский смех и не на шутку рассердился.
«Здесь только что была дверь», подумал он, сосредотачиваясь, «пусть она вернётся».
Дверь вернулась. Точнее, начала возвращаться. Монах неожиданно вспомнил книгу, – тот вопрос, не ответив на который, никак не удавалось продолжить чтение и странное видение возникло перед глазами.
Видение человека в чёрном, склонившегося над книгой и росчерком пера пытающегося что-то сотворить с ним, Сунь Унэном, которому до сих пор удавалось выходить сухим из воды. Монах даже различил слова, выползавшие из-под пера: «и в конце концов отчаялся найти…»
Это он-то, Унэн, отчаялся? Гнев монаха выплеснулся неожиданно для него самого. Будь сейчас этот человек рядом с ним, он дал бы ему несколько уроков правописания…
Тут же перед ним возникла дверь. Не раздумывая, монах выскочил за неё, захлопнул за собой и уселся прямо на пол. Ему было нехорошо, словно он только что избежал чего-то очень неприятного. Не смерти, которой он не боялся.
Бывают ведь вещи и похуже.
Норруан вскочил и вытер лицо рукавом. Не всё оказалось так просто. Только что он торжествовал победу – оставалось дописать совсем немного, чтобы выяснить, что это за монах и как он связан с ним, Норруаном.
После чего он помнил только, что невидимая рука крепко схватила его за шиворот и с размаху ударила лицом о чернильницу. Норруан некоторое время извлекал из себя осколки стекла (Морни с ужасом наблюдала за происходящим), затем хорошенько вытерся возникшим из ниоткуда полотенцем и убрал разгром на столе небрежным движением ладони.
Хвала судьбе, книга не пострадала.
Однако слова вновь «схватились», теперь их не удалить. Присмотревшись, Норруан понял, что и на этот раз таинственному монаху удалось улизнуть.
Когда он повернулся к вороне, на лице его выражалось удовольствие: удовольствие от того, что он имел дело с достойным противником. Ну что же! Посмотрим, что будет дальше!
– Надеюсь, что на третий раз я буду осмотрительнее, – подмигнул он Морни, и соткавшееся из воздуха позолоченное перо легло в его руку. – Я готов.
Так он просидел долго, очень долго.
Унэн просидел у стены долго, очень долго. Глотнув вина из фляжки (просто чудом удалось пронести её мимо бдительного ока Достопочтенной), он постепенно вернулся в умиротворённое расположение духа.
Время тянулось невыносимо медленно.
Похоже, что здесь («в анектас», уточнил внутренний голос), в коридоре, он был в относительной безопасности. За любой же из дверей – скорее всего, нет. Откуда была такая уверенность, монах не знал, но давно уже привык во всём полагаться на интуицию.
Что тогда? Выхода всего два. Остаться здесь, ожидая неведомо чего или же уйти в портал на противоположном конце коридора.
Из чего следует, что следующий посетитель появится здесь раньше, чем выросший на полу пыльный ковёр станет вдвое толще?
Ни из чего.
Но сидеть в этом невыносимо «молчаливом» коридоре становилось непередаваемо тяжело. Ясно теперь, отчего так нервничал Шассим.
И Унэн, глубоко вздохнув, совершил безрассудный поступок.
Быстро подбежал к матово-чёрной стене, замер – всего лишь на мгновение – и шагнул внутрь.
И чувство опасности, до сих пор проявлявшее себя не очень сильно, завопило во всю глотку.
Страницы← предыдущаяследующая →
Расскажите нам о найденной ошибке, и мы сможем сделать наш сервис еще лучше.
Спасибо, что помогаете нам стать лучше! Ваше сообщение будет рассмотрено нашими специалистами в самое ближайшее время.