Страницы← предыдущаяследующая →
Лили смотрела на играющих детей Кена. В последнее время она так и думала: не «мои дети», а «дети Кена». Она все чаще чувствовала себя лишней. Непременными спутниками этого чувства были опустошенность и тоска.
Дети играли молча, не замечая ее присутствия. Но и не мешали ей думать. Странная игра для трех-четырехлетних малышей – по любым меркам. Ох, эти двое… В каком-то смысле они УЖЕ были самодостаточны. Они не нуждались в ней. Отец и волки приносили им еду. Ее дети не испытывали потребности даже в материнских ласках. Не говоря уже о сказках, которые она когда-то сочиняла, чтобы убить нестерпимые часы ожидания возле костра.
Она помнила прошлое. Чужие дети спокойно засыпали под звук ее голоса. Эти двое спокойно засыпали только тогда, когда Кен был рядом. И кто знает, какие СКАЗКИ «нашептывал» им в темноте его жутковатый мозг? В том, что такого рода связь существует, она убеждалась не раз…
Можно ли в это вмешаться или хоть что-нибудь исправить? Да и НУЖНО ли вмешиваться? Она не знала. Она была слабой женщиной, потерявшей способность мечтать и фантазировать. Что-то ушло бевозвратно, а что-то умерло внутри нее. Возможно, это была ее собственная юность, тихое убежище, которое она незаметно покинула, и теперь уже не отыскать дорогу назад. Остались воспоминания, но они похожи на чучела: ни запаха, ни движения, ни живого дыхания…
А между тем многое повторялось: одни и те же страницы мелькали в книге жизни; каждые сутки она перелистывала одну, затем следующую. Время летело. Иногда становились уже неразличимыми отдельные события, запечатленные на этих страницах; многое было смазано или писано кровью… Лили теряла себя; оставалось только это завораживающее и пугающее белое мелькание. Как снег. Как буря. Как исчезающие на морозе облачка дыхания… Она листала свои дни. Чем дальше, тем быстрее.
Она не хотела стареть. Однако кое-что поняла: старение начинается с мозга. Потом приходит все остальное: ломота в костях, тяжесть в ногах, негнущаяся поясница, боли, морщины, отмирание тканей, слепота…
Лили вздрогнула. О чем она думала, прежде чем позволила себе раскиснуть? Ах да, о том, что многое повторяется, но с небольшими изменениями – и почему-то всегда к худшему. Взять, например, сегодняшний вечер. Все это когда-то уже было: костер, играющий ребенок и она в роли матери. Правда, теперь детей двое, зато она – по-прежнему только В РОЛИ матери. И не важно, что она выносила и родила в муках этих двоих (огромных полуметровых младенцев, покрытых золотистым пушком). Не важно, что она вскормила их своим молоком, – они не принадлежали ей. Они принадлежали Кену и пугающему неведомому будущему, в котором Лили просто нет места. Она чужая, пережиток прошлого, использованное орудие. Самка, сделавшая все, что от нее требовалось…
Ей было горько. Так горько, что она с трудом сдерживала слезы.
Лили вдруг поймала себя на том, что даже не может заплакать в их присутствии – чтобы не обнаруживать лишний раз свою слабость.
Кеша (тот, маленький, еще не изменившийся непоправимо Кеша!) почувствовал бы ее боль на расстоянии. Подбежал бы, прижался бы, попытался бы утешить. Эти двое – беспощадны. Боль для них – всего лишь стимул к развитию. И Кен стал таким же. Боль сигнализирует об ошибке. Боль – плеть, возвращающая на путь истинный или заставляющая идти вперед. Может быть, туда, где боли не существует вообще.
Путь суперанималов, будь он проклят!..
Она справилась с собой и не разрыдалась.
Итак, что же было еще в тот далекий вечер? Книга и засушенный цветок. Цветок уже рассыпался в пыль, а книга… Кен презирал любые фетиши. Лили и сама понимала: бессмысленно цепляться за то, что можно уничтожить. Этим обрекаешь себя на сожаления и новые страдания. И все-таки она не хотела расставаться с прекрасным прошлым, в котором любовь, нежность, добро и надежда не были пустым звуком.
Она честно сопротивлялась. По крайней мере, ей нельзя было отказать в терпении. Кое-что помогало держаться. У Лили было свое «лекарство». Например, книга была «доброй» вещью из «хороших» времен – Лили брала ее в руки, когда чувствовала прилив сил и веры. Но это случалось все реже.
А для другого настроения у нее был еще один талисман. Когда становилось невыносимо плохо, она прибегала к верному, многократно проверенному средству. Тихая Фрида – жестокая советчица. Циничная подруга, не щадившая ее слабостей и последних сопливых иллюзий…
Лили с содроганием думала о том, что будет, если снова придется пустить в ход нож. Лишь бы не сойти с ума и не убить своих детей. Убить Кена она уже не сумеет – даже во сне. Он давно превзошел Локи в искусстве защиты.
А себя? Сможет ли она убить себя? Ведь это очень просто сделать, особенно в ТАКОЙ вечер. Беспросветный в любом смысле слова. И одинокий, несмотря на то, что ее дети – плоть от плоти – играют друг с другом совсем рядом. И Кен далеко. Тоже играет со своими призраками в опасные игры, которых она не понимала и не хотела понимать. Так кто же из них сумасшедший? Она не взялась бы утверждать что-либо с полной определенностью…
Но в этот раз Лили не успела извлечь из кожаных ножен Тихую Фриду, чтобы ощутить биение мистического сердца и испытать, насколько далеко можно зайти, поддаваясь искушению самоубийством.
Снаружи завыли волки, которым Кен приказал охранять Пещеру. Лили, конечно, не могла сравниться со своими детьми, которые свободно РАЗГОВАРИВАЛИ и играли с волками, но все-таки она научилась различать тональности и отдельные голоса. Ей понадобилось всего несколько секунд, чтобы понять: подобного воя она не слышала никогда прежде.
Кто-то приближался.
Не Кен.
Чужой.
Она знала, что только супер может пересечь ледяную пустыню. Или суггестор – если очень сильно повезет. Но суггесторов волки молча разрывали на куски.
Новая беда.
Все повторялось. Жизнь – замкнутый круг; мир – заезженная пластинка.
Опять война.
Хватит ли у нее сил, чтобы пережить неизбежные потери?
Страницы← предыдущаяследующая →
Расскажите нам о найденной ошибке, и мы сможем сделать наш сервис еще лучше.
Спасибо, что помогаете нам стать лучше! Ваше сообщение будет рассмотрено нашими специалистами в самое ближайшее время.