Книга Тень онлайн - страница 3

* * *

Сидя в машине, все выше поднимавшейся к перевалу, Быстров смотрел, как узкая лента шоссе, прижатая рекой к стене ущелья, делает невероятные усилия, чтобы вырваться наверх, к солнцу. Командировка в Тарьин, где он будет сам себе хозяин вдали от учреждений и каждодневных дел, казалась ему сейчас почти отпуском. Приятно щекотала самолюбие и эта «Волга», единственная в управлении, выделенная специально для него на весь день, хотя добраться до райцентра можно было и на автобусе. Попов решил таким образом выразить ему признательность за быстрые сборы.

Пьянящий прохладный ветер долетал до него от снежных вершин перевала, охлаждал разгоряченное лицо и, казалось, освобождал его от былых обязанностей, делал незначительными оставленные внизу заботы.

* * *

Два маленьких домика и площадка метеостанции расположились на такой высоте, что тяжелые дождевые тучи, накрывшие седловину перевала и ущелье вместе с поселком комбината, сюда уже не могли подняться.

Красное закатное солнце окрасило домики станции и окрестные скалы в неправдоподобно розовый цвет. Такими же розовыми, как новорожденные поросята, виделись Строкову из окна облака, заполнившие ущелье.

Строков сидел в кресле сгорбившись, не обращая внимания на холодный ветер, врывавшийся в раскрытое окно.

После каждого порыва ветра он аккуратно собирал бумаги, раскладывал их на прежние места, но окна не закрывал. Комната Строкова, совершенно не походила на безликие комнаты учреждений. Да и немудрено, за двадцать пять лет каждая вещь здесь много раз побывала в его руках, постепенно приобрела свой индивидуальный отпечаток. Ручки к стулу он приделал из корней арчи, а чтобы дерево не скрипело, обтянул сиденье сыромятными ремнями. Получилась удобная вещь для работы, но все же не слишком удобная, как раз в меру.

Полку для чертежей над кроватью он тоже сам вырезал свободными вечерами, слившимися в его воспоминаниях в один долгий вечер. Полки нет в инвентарных списках станции. Придется вписать. Не брать же ее с собой. И не станешь объяснять новому начальнику, что дубовые доски для нее прислали специально геологи с Тянь-Шаня.

В открытом окне появилась грустная морда осла. Он положил ее на подоконник, понюхал воздух и, не обнаружив ничего съестного, тяжело вздохнул. Но

Строкову показалось, что причина вздоха совсем другая. Он отодвинул в сторону счеты и долго смотрел поверх подоконника на плывущие внизу облака. Осел снова вздохнул, словно почувствовал настроение хозяина.

– Вот такие, брат, дела. И нечего вздыхать. Все правильно. А на Искандер-Куль мы с тобой не поедем, нечего нам там делать. Поедем мы с тобой к морю. Заявление подадим и поедем. Ты вот не бывал небось в Ялте? А там солнышко, жарища, вода плещется – благодать! Тебя, конечно, на пляж не пустят с такой грустной мордой.

Порыв ветра вновь разбросал бумаги. Строков, кряхтя, подул на замерзшие руки, но окна не закрыл. Может, оттого, что на холоде ему лучше вспоминалась Ялта, в которой довелось побывать всего-то раз в жизни, и не потому, что не было возможности съездить в отпуск. Здесь был его дом и дел всегда хватало. Незачем ему было никуда уезжать. Зато теперь появится достаточно свободного времени.

Сзади скрипнула дверь, и, не повернувшись, по звуку шагов он уже знал, что это Мансур Хакимов закончил работу и пришел спросить, пойдет ли он делать вечерние наблюдения на снегосборе.

– Павел Степанович, на снег пойдете? – спросил Хакимов, и, не поднимая головы от бумаг, делая вид, что очень занят, Строков степенно ответил:

– Нет. Новый начальник пойдет. – Он произнес это без тени раздражения, спокойно и по-деловому.

– Точно, пусть лезет! – не без ехидства подхватил Хакимов.

– Я не сказал – «лезет», я сказал – «пойдет». Я сказал: «На снег пойдет новый начальник», – тем же спокойным тоном ответил Строков. Он повернулся и, глядя из-под очков на Мансура, продолжил скрипучим назидательным голосом: – Удивляюсь, откуда это у вас? Знать не знаете, что он за человек, а уже: «Пусть лезет»! Кстати, человек не лазит, а ходит! Вы видели, чтобы я когда-нибудь лазил?

– Ну, ладно, Павел Степанович!

– «Ладно, ладно»!… Проверили бы лучше, ушла ли за ним машина.

Машина давно ушла, он слышал, как она отъехала. Странно, что до сих пор не вернулась.

Хакимов тоже знает, что машина давно ушла, но все же добросовестно пошел во двор, с минуту слонялся по нему без дела, потом подошел к приоткрытой двери в радиорубку.

Маленькая комната была почти сплошь заставлена аппаратурой, и, как всегда, он удивлялся, как в ней помещается Саида да еще находит место для фотографий своих киноактеров, развешанных по стенам. Зато для кровати места не хватило, пришлось ее приподнять и подвесить над аккумуляторами. Интересно, как можно спать на такой высокой кровати? К тому же непонятно, как на нее залезать. Лестницу ей сделать, что ли?

Саида не видела, что за ней наблюдают, она увлеклась передачей и старательно вычитывала в микрофон последние данные для сводки:

– Температура почвы: максимальная – плюс три, минимальная – минус десять… Влажность воздуха – восемьдесят семь… Все. А как у вас?

– Уже загораем, – раздается в наушниках женский голос. – Новый приехал?

– Ждем.

– Ну-ну…

Саида, сняв наушники, поправила прическу. Ее лицо казалось Хакимову очень красивым, хотя и несколько детским. Вдруг он заметил, что Саида что-то старательно ищет на столе, не найдя, открыла сумочку, потом заглянула под стол…

Осторожно отодвинувшись от двери, Хакимов сразу же с деловым видом направился к метеоплощадке, открыл защитный кожух с термометрами и сделал вид, что уже давно полностью погружен в работу. Термометры в его руках казались игрушечными детскими палочками, он смотрел только на шкалы приборов, но конечно же услышал, как хлопнула дверь радиорубки, как прошуршали по дорожке за его спиной такие знакомые, легкие шаги…

– Тебе не стыдно? – раздался вопрос Саиды. Хакимов молчал, делая вид, что полностью поглощен наблюдениями.

– Не стыдно, да?

– Ты о чем? – невинным голосом спросил Хакимов, продолжая рассматривать термометры.

Саида подошла к нему и, не дав опомниться, запустила обе руки в карманы куртки. Через секунду она

протянула Хакимову зажатый в кулаке цилиндрик губной помады.

– Ты не знаешь? Не знаешь, да? Это же надо, дойти до такого!

Хакимов, насупившись, молчал. Не отвечая, вертел в руке термометр, теперь уже не зная, что с ним делать дальше.

Может, еще паранджу велишь надеть?

Я тебя просто убью, – выдавил наконец Хакимов.

– Тогда начинай сейчас! А то новый начальник приедет, при постороннем человеке будет неудобно.

– А ты уже ждешь, да? Павел Степанович уезжает, а ты!

Хакимов стиснул термометр так, что раздался хруст стекла. Саида отобрала у него осколки термометра и протерла царапины на ладони своим платком. На время мир был восстановлен.

Строков словно застыл за столом. С тех пор как вышел Хакимов, он даже не переменил позы. Только ветер больше не гуляет по комнате да не видно морды осла. Окно закрыто. Это мешает Строкову слышать, о чем спорят Саида и Хакимов. Впрочем, и не слыша, он мог бы дословно передать все, о чем они говорят. Странные люди, созданы друг для друга, а никак не найдут общего языка, точно специально ищут повода для ссор и бесконечных препирательств. Правда, Хакимов чаще отмалчивается, но похоже, что ссоры все же возникают по его инициативе. Не понимает, что Саида еще девочка, относится к ней слишком уж серьезно. «Не разругались бы совсем, когда я уеду…» Неторопливое течение его мыслей прервал надсадный рев автомобильного двигателя, берущего последний подъем. Строков весь поник, опустились плечи, большие корявые руки безвольно легли на стол.

«Вот и все, – тихо шепчет он. Приехал». Но тут же старается приободриться. Пригладил редкие волосы, нашел зачем-то шляпу и снова отложил ее в сторону.

Ну что же, приехал и приехал, милости просим. Пусть он войдет в комнату и увидит, как спокоен бывший начальник Строков, абсолютно спокоен. Сидит себе, готовит к сдаче дела и даже напевает при этом. До того увлекся, что не слышал, как пришла машина. А то бы, конечно, вышел на крыльцо, встретил… Кто-то идет по коридору. Шаги все ближе. Человек шагает тяжело – видно, с вещами…

Строков еще глубже зарывается в бумаги, еще гнусавей напевает свое «трам-тара-рам-та-та».

Он услышал, как открылась дверь за его спиной, как вошедший с шумом втащил вещи. Вот он остановился посреди комнаты, и тогда изо всех углов поползла предательская неловкая тишина. Уже давно нужно повернуться, поздороваться, а все еще нет сил… Но вот Строков оторвался от бумаг, постарался улыбнуться и наконец обернулся.

Посреди комнаты стоял огромный кожаный чемодан, шофер Хабиб бросил на него битком набитый рюкзак. Строков прокашлялся, поправил очки.

– А где?…

– Да ну его! Завтра, говорит, приеду.

– Как – завтра?

– Да так. Погода, говорит, плохая, грязь. Отдыхать, говорит, буду после дороги. Завтра приеду.

Строков на секунду задумался, потер переносицу.

– Я послал вас встретить нового начальника. Не вещи, а начальника. Вот и будьте добры доставить его.

– Я не ишак, гонять туда-сюда! Он же сказал «не поеду», что мне силком его тащить?

Строков ответил спокойно. Это уже привычка. Он всегда становился тем спокойней, чем больше нервничал собеседник, чем трудней оказывался разговор.

– А вы все-таки поезжайте, попробуйте еще pas. Скажите, я просил его приехать именно сегодня.

Хлопает дверь, и он снова остается один. И теперь можно подумать о том, для чего ему понадобилось снова посылать шофера. Какая разница, сегодня или завтра? Но разница есть. Он понимает, что еще раз подготовиться к встрече просто не хватит сил. Кряхтя, Строков поднимается. Медленно обходит вещи, сваленные посреди комнаты. Вещи могут много сказать об их владельце. Строков нагибается, поправляет очки, внимательно изучает вещи, но не прикасается к ним, все время сохраняя некую дистанцию.

– Интересно… Интересно, – бормочет он, стараясь угадать, что за человек примет у него станцию.

Он видит, что чемодан новый, только что из магазина, даже кожа нигде не поцарапана. Значит, покупал специально для Тарьина или просто не пользовался им,

до этого случая. Ехать на Тарьин в такую глушь, с таким дорогим чемоданом? Зачем? Для эффекта? Рюкзак тоже новый, не утративший своего зеленоватого оттенка, нигде не потертый. Тоже только из магазина? Значит, домосед? Или человек, еще не знающий жизни? Или не знает цены деньгам?

Строков всегда считал комнату очень просторной, но сейчас ему показалось, что вещи заполнили собой все свободное пространство. Не пройти, не повернуться, и душно стало, оттого что закрыл окно… Он попытался приподнять, отодвинуть вещи в сторону и не смог. Сел на койку, растер руками лицо, потом выпил стакан воды и вышел на крыльцо.

Далеко вниз в синеватые сумерки убегал серпантин дороги. Солнце уже село, и, как всегда здесь, сразу стало темно. Строков по привычке вскинул голову, но горизонт был окрашен в равномерную густую синеву. Наверно, опоздал, а может, день такой был неудачный, но тени Земли сегодня не видно. Зато далеко внизу, там, где уже нельзя различить ленты дороги, вспыхнули два огненных глаза. Они то исчезали, то появлялись вновь, словно издевательски подмигивая ему. Строков слышал, как тикают часы в кармане брюк, и, не вынимая их, знал, что пора снимать данные с метеоприборов. Услышал сзади шаги. Хакимов. Сегодня он дежурит.

– Простудитесь, Павел Степанович.

Строков растерянно улыбнулся, прикрыл ладонью лысину.

– Да-да. Свежо. Шляпа… Шляпу надо надеть.

Он долго искал шляпу в коридоре, потом в комнате, наткнулся на чемодан, ругнул Хабиба, до сих пор не запустившего движок, и снова искал шляпу, забыв, что это Хабиб ведет там, внизу, машину все ближе и ближе к станции. Уже слышен шум мотора, а он все не может найти в полутьме эту проклятую шляпу. Она ему необходима с каждой минутой все больше. Наконец наткнулся на шляпу где-то под столом, плюнул на нее, разгладил рукавом поля, надел и распрямил плечи. Стараясь казаться подтянутым, бодрым, снова вышел в коридор. Хлопнули дверцы машины. Послышались голоса Хакимова, Хабиба и голос нового – сдержанный, корректный. Голос молодого преуспевающего человека. Он говорит «здравствуйте». Он говорит только это – «здравствуйте», но, боже мой, сколько всего слышится Строкову в этом обычном приветствии!

Нет, нет, он не сможет ответить ему так же сдержанно и с достоинством. Он не выдержит. Голос у него задрожит и сорвется. Ни за что! Надо переждать, успокоиться. Он не должен показать ему свою слабость.

Быстров решительно прошел по коридору, вошел в комнату, дверь которой открыл перед ним Хакимов. Лампочка под потолком мигнула и загорелась тусклым светом. На улице заработал движок. Быстров осмотрелся. Комната ему понравилась, он не ожидал увидеть здесь этого сурового, созданного годами уюта.

– А где же мой предшественник?

– Здесь был… Не знаю, может, в кишлак ушел.

– Странно. Торопит, просит приехать именно сегодня, а сам даже не встретил.

– Поискать?

– Да нет, зачем же, мне, собственно, не к спеху. Это он спешил.