Книга Новые рубежи человеческой природы онлайн - страница 7

Предсказание будущего

В последние несколько лет состоялась масса конференций и симпозиумов, вышло много книг (не говоря уже о газетных статьях и разделах воскресных журналов) о том, каким будет мир в 2000 году или в будущем столетии. Я посмотрел эту «литературу», если ее можно так назвать, и она меня больше встревожила, чем чему-то научила. Добрых 95 % ее полностью посвящены чисто технологическим изменениям и совершенно оставляют в стороне вопросы о добре и зле, о правильном и ошибочном. Иногда все это кажется едва ли не аморальным. Много говорится о новых машинах, протезах человеческих органов, о новых типах автомобилей, поездов и самолетов, а особенно – о все больших и лучших холодильниках и стиральных машинах. Иногда, конечно, эта литература пугает меня – когда как бы между прочим говорится о возросших возможностях массового уничтожения, вплоть до угрозы гибели человечества.

Проявлением слепоты по отношению к реальным проблемам является то, что практически все участники этих конференций далеки от исследований личности. Значительную часть составляют физики, химики и геологи, а среди биологов преобладают занимающиеся молекулярной биологией и подобными вещами, то есть представляющие не столько описательный, сколько редукционистский тип биологических изысканий. Психологи и социологи, которых, случается, привлекают для выступления по данной проблеме, – это, по существу, технологи, «эксперты», руководствующиеся концепцией науки, свободной от ценностей.

В любом случае совершенно ясно, что вопросы «усовершенствования» в очень большой мере касаются усовершенствования средств безотносительно к целям и без учета той очевидной истины, что более мощное оружие в руках глупых или злых людей попросту означает более могущественную глупость или более могущественное зло. То есть на деле эти технологические «усовершенствования» могут быть скорее опасными, чем полезными.

Мое беспокойство связано также с тем, что значительная часть разговоров о XXI веке остается на чисто материальном уровне, касаясь, например, индустриализации, модернизации, возрастающего изобилия, более полного обладания многими вещами, увеличения возможностей производства пищи с помощью, к примеру, «сельскохозяйственного» освоения морей или того, как справиться с демографическим взрывом, делая города более эффективными.

Незрелый, школярский характер многих разговоров, посвященных предсказаниям, проявляется еще вот в чем. Большая доля предсказаний – это просто беспомощные экстраполяции, отталкивающиеся от того, что существует сегодня, простое продолжение кривых за ту точку, на которой мы находимся теперь. Исходя из нынешней скорости роста населения, говорится, что в 2000 году будет на столько-то людей больше; при нынешней скорости роста городов в 2000 году будет такая-то и такая-то ситуация в городах, и т. п. Как будто мы не в состоянии владеть нашим собственным будущим или планировать его, как будто не можем изменить нынешние тенденции, если мы не одобряем их! Например, я бы считал, что планы на будущее требуют уменьшения нынешнего населения Земли. В мире нет оснований, по крайней мере биологических, почему это нельзя сделать, если человечество захочет это сделать. То же самое справедливо для структуры городов, устройства автомобилей, организации воздушных сообщений и т. д. Подозреваю, что существующий сегодня тип предсказаний – это побочный продукт свободной от ценностей, чисто описательной концепции науки.

2. Невроз как неудача личностного роста

Не претендуя на полноту рассмотрения темы, я решил обсудить лишь некоторые ее аспекты – отчасти потому, что мне пришлось работать с ними, отчасти потому, что я считаю их особенно важными, но главным образом потому, что ими пренебрегали.

Невроз принято рассматривать ныне в определенном аспекте – как некоторое поддающееся описанию патологическое состояние, существующее в настоящее время как вид заболевания или нездоровья. Но мы научились видеть его также диалектическим образом – одновременно и как некоторый вид движения вперед, к здоровью и полной человечности, однако движения неуклюжего, робкого, осуществляемого ощупью, под эгидой страха, а не мужества – но при этом охватывающего будущее так же, как и настоящее.

Все данные, которыми мы располагаем (главным образом клинические, но также и некоторые другие), говорят о том, что практически в каждом человеке и, безусловно, почти в каждом новорожденном младенце резонно предположить наличие активного стремления к здоровью, импульса к росту, к актуализации человеческих потенций. Но сразу же мы сталкиваемся с весьма огорчительным осознанием того, как мало людей действительно реализуют их. Только небольшая часть населения достигает точки идентичности, самости, полной человечности, самоактуализации и т. п. – даже в американском обществе, одном из относительно наиболее благополучных на Земле. В этом наш большой парадокс. Мы обладаем импульсом к полному развитию человечности в нас. Так почему же это не происходит чаще? Что тормозит этот процесс?

В этом наш новый подход к проблеме человечности, сочетающий признание высоких возможностей человека с глубоким сожалением по поводу того, что они так редко актуализируются. Этот подход контрастирует с «реалистическим» принятием и рассмотрением как нормы того, что имеет место. Так поступал, например, А. Кинси в своих исследованиях сексуального поведения, и этот же принцип используется сегодня в телевизионных опросах. При этом получается, что нормальность с описательной точки зрения, с точки зрения свободной от ценностей науки – то есть средний уровень – представляет собой лучшее, на что мы можем рассчитывать, и, значит, мы должны им довольствоваться. С моей точки зрения, такая нормальность – это скорее вид болезни, или задержки развития, или уродства, которым мы все страдаем и потому не замечаем его. Вспоминаю старый учебник по аномальной психологии, которым я пользовался, будучи студентом. Это была ужасная книга, но в ней был замечательный фронтиспис. На нижней половине картинки были изображены младенцы – розовые, восторженные, невинные, любвеобильные. А сверху были показаны пассажиры в вагоне метро – мрачные, серые, угрюмые, раздраженные. Подпись гласила: «Что случилось?». Именно об этом я и веду речь.

Замечу также, что часть того, что я делал и что я сейчас хочу сделать, обнаруживается теперь под именем стратегии и тактики исследований, подготовки к исследованиям и попыток выразить клинический опыт и личный субъективный опыт так, чтобы мы могли полнее познать его научным путем, то есть проверяя и испытывая, уточняя и устанавливая, так ли все это на самом деле, не ошиблась ли интуиция и т. д. и т. п. Имея в виду эту цель, а также тех, кто интересуется философскими проблемами, я хотел бы кратко коснуться некоторых теоретических вопросов, существенных для последующего изложения. Это старая проблема соотношения между фактами и ценностями, между сущим и должным, между дескриптивным (описательным) и нормативным (предписывающим) – ужасная проблема для философов, занимающихся ею с тех самых пор, как возникла философия, но не продвинувшихся слишком далеко в ее решении. Поделюсь некоторыми соображениями, которые помогли мне разобраться в этой старой философской проблеме, найти, можно сказать, третий путь в ее решении.