Книга Редкая птица онлайн - страница 7



Глава 7

Похоже, я опьянел. И пока челюсти работают автоматически, память и воображение, как две дикие кошки, гуляют сами по себе. Или нет: память – это, скорее, дом, куда мы возвращаемся, когда нам невесело. Вернее даже, совсем грустно.

Ну а воображение почему-то считают лошадью. С крыльями. Пегасом, значит.

Интересно, кто первый придумал такой символ? Я-то полагаю, сначала вместо лошади был осел. Тощий и жалкий: потому что жевал бумагу вместо положенного овса. Ну а до лошади его повысили уже потом. И крылья приделали. По политическим соображениям.

Шуршу оберткой и принимаюсь за шоколад.

Почему же я все-таки вспомнил Леку?

Она так и не появилась. Ни через неделю, ни через месяц. Полученный от нее московский телефон молчал. Его не было ни в одном справочнике. Ну а применять свои дедуктивные способности для поисков девушки, которая, может быть, вовсе не хочет никакой новой встречи, я не стал. Хотя, может, и зря.

Ну так почему же я ее вспомнил сейчас? Из-за Кузьмича? Нет, не только…

Вскидываю руку и смотрю на часы. Мой холостяцкий ужин затянулся аж на двенадцать минут. Три минуты покурить, останется двадцать пять.. – . Успеем добежать до канадской границы?

Делаю ручкой кавказцу:

– Спасибо, генацвале.

– Заходи, дарагой…

Зайду, но не скоро.

Гуляющей походкой иду по «лесенке», заглядываю в переулок. Пусто. Иду дальше.

Сигарета истлевает вместе с сэкономленными минутами. Что делать с «бычком»?

Лучше всего съесть вместе с фильтром. Ел же Ленин чернильницы для конспирации!

Ну, мужичонка, ну, сволочь… Не сомневаюсь, что подобранные «санитаром»

«бычки» опер обнаружил в пепельнице «росинанта». Для полноты картины и завершенности художественного замысла. Интересно, на бутылку-то хоть этот собирала получил? Надо думать… Ладно, каждый зарабатывает как умеет. Проехали.

В следующем переулке нахожу то, что искал. «Колеса». Целых три. «Запорожец» отметаю по маломощности, поношенную праворулевую «тойоту» – по патриотическим соображениям. А вот кофейная двадцать первая «волжанка» будит во мне целый сонм ностальгических воспоминаний; когда-то на таком вот такси бабушка объезжала со мной пол-Москвы. За три рубля.

С замком справляюсь легко. Сирену хозяин не предусмотрел, волчий капкан – тоже. Хоть это отрадно: обойдемся без шума.

– Ах ты, бля-я! – Мужик вынырнул невесть из какого подвала – судя по лицу, питейного. Подогреваемый вином и чувством попранной справедливости, он несется прямо на меня. Мужик здоровый и плотный, пудов на шесть с лишком: если он до меня добежит, придется туго. И время потеряю. Подпрыгиваю, опираясь о бампер, и выбрасываю вперед ногу. Мужик словно налетел на бетонный столб: замер и рухнул. Достаю из кармана его пиджака ключи, хлопаю дверцей… Отъезжая, гляжу в зеркальце на распростертое тело и вспоминаю: такое со мной уже было… Ощущение – как во сне.

Но было это всего несколько часов назад, и стояла смертельная жара…

Впрочем, к моим грехам угон очередного транспортного средства уже ничего не прибавит, как и злостное хули-ганство. Качу по улице на предельной скорости, стараясь лишь не наехать на отдыхающих. Они недоуменно смотрят мне вслед и, надо полагать, думают: пьяный. Правильно думают.

Торможу у почтамта. Влетаю внутрь – ага, переговорный пункт. Народу, как яиц в инкубаторе. Очередь в кассу за жетонами. Очередь к телефонам.

Вламываюсь в ближайшую кабинку, нажимаю «отбой».

– Да что вы себе… – Лысый пузатый мужичок в блестящем спортивном костюме, кроссовках и очках в золотой оправе. Этакий бухгалтер, для которого в связи с новыми веяниями воровство стало профессией. Стильная куртка распахнута, на поросшей седым волосом груди – массивная золотая цепь.

– Братан, позвонить – во… жена рожает… в самолете…

Не знаю, что его больше убедило: мой коньячный перегар или десятка «зеленых», которую я вложил в его пухлую ручку и которая тут же исчезла как по волшебству.

Отбираю у него жетон и выпираю из кабинки, успевая сказать: «Время продли!»

Мужик семенит к кассе.

Мне бы кто время продлил!

Делаю два звонка. Коротких. Ажур.

Падаю на сиденье «волги» и смотрю на свой «Ситизен». Стоят. От потрясений.

Что же – и на Солнце бывают пятна.

Разворачиваюсь и еду прочь из центра. Мне нужно в мою хибарку. По пляжной кольцевой – быстрее. 5 °Cкорость хорошая. Похоже, хозяин сменил движок на новый. Наверное, уже оклемался. Ладно, будет время, извинюсь. С напитками и закусками.

Меня нагоняет белый «жигуленок». Прибавляю. Нагоняет. Равняемся – идет на обгон. В салоне – шумная компания кавказцев. Музыка. Крики на непонятном языке.

Хлопок – вжимаюсь в сиденье, нет, это действительно пробка от шампанского.

Мнительный ты стал, Сидор, ох, мнительный…

Кавказцы подкрепляются вином, чуть отстают, снова нагоняют. Пошли на обгон.

Только спортивных достижений в скорости мне не хватало. Может, они и хорошие ребята… Ну да береженого Бог бережет.

«Жигуленок» поравнялся со мной, выворачиваю руль слева и ударяю бортом.

«Двадцать первая» супротив «шестерки» – танк! Белая машина плавно слетает с шоссе и утыкается носом в кювет. Благо, он здесь не глубокий.

Похоже, больше любителей гонок на трассе нет. По покатому спуску подъезжаю к самому морю, сворачиваю и загоняю «телегу» под естественный глинистый обрыв.

Сверху заметить машину сложно, да к тому же скоро стемнеет.

Взбираюсь по самодельной лесенке, прокопанной и укрепленной деревянными свайками местными жителями. Турист или отдыхающий сюда не попрется: берег усыпан камешками и створками ракушек, да и море мутное от водорослей. Зато целебное.

До моей хижины отсюда метров триста. Начинает темнеть. Времени не осталось вовсе. Поэтому прогулочному шагу предпочитаю марш-бросок. Осматриваюсь. Тихо.

Прячусь в кустах и замираю. Становлюсь деревом, камнем, частью природы.

Кроме зрения и слуха у человека масса возможностей пообщаться с окружающей средой. Мы же используем из невероятного числа рецепторов лишь немногие, и то по-варварски. Вкусовые – чтобы отличать водку от портвейна, обонятельные – чтобы уловить разницу между «шипром» и копченой рыбой, ну и вся названная гамма плюс спецэффекты – при занятиях любовью.

Расслабившись и закрыв глаза, я начинаю чувствовать окружающее нервными окончаниями на пояснице, кожей лба, щек, век. Если поблизости посторонний, организм отреагирует выделением адреналина, появится чувство опасности.

Похоже – чисто.

Легонько ступаю к дому, пробираюсь к углу. От чужих взглядов скрывают кусты дикой алычи.

Осторожно ударяю крайний угловой камень черенком лежащей здесь проржавевшей лопаты. Еще. Камень чуть поддается, я сдвигаю его и кладу на землю.

Здесь у меня – тайник. Немудреный, конечно, но лучше, чем никакого.

Извлекаю сначала щебенку (при простом простукивании тайник не найти), затем – нужные мне причиндалы.

Разворачиваю толстую суконную ткань, затем промасленную тряпочку. Револьвер системы «наган», офицерский самовзвод, легкий и надежный. Произвели его в 1938 году, но в деле он так и не был. «Законсервированный» на случай, надо полагать, войны «с империалистическими хищниками», он отдыхал вначале на военном складе, потом на складе безвестного ВОХРа, потом на складе боевиков на дальней окраине тогда еще эсэсэсэ-ра. Боевиков мы повязали в буквальном смысле теплыми – обкурившимися анаши и подогретыми «реквизированным» в тамошней больнице морфием.

Оружия были груды. Понятно, бронетранспортер, станковые и ручные пулеметы – все сдали по описи. А наган из фабрично упакованного ящика я заныкал. Впрочем, не я один. Командир отнесся к данному факту правильно. То есть – глядел в другую сторону. Да и вообще, имеет человек право на маленький сувенир с места работы?

Пристрелял я его в подмосковном лесу позапрошлой зимой. Собираю револьвер.

Заряжаю. Надеваю на себя «сбрую». Из шахтерского дома звучит музыка. «Ю-а ин зе ами нау, ю-а ин зе ами…» – «Ты сейчас в армии». Музычка в тему. Тимофеичев шестнадцатилетний отпрыск Серега двинулся на Клоде ван Дамме, черных беретах и прочей туфте. В жару потеет в пятнистом хэбэ, гоняет на страшного вида мотоцикле и дома калечит себе руки о доски, мешки с песком и кирпичи. Музон у него соответственный. Впрочем, из парня и толк может выйти. Любые способности-штука обоюдоострая, смотря как применять. Вернее – для чего.

А я продолжаю сборы. В ножны на «сбруе» цепляю массивный нож отличной стали, больше похожий на короткий дакский меч, но с пилочкой с одной стороны.

Оружие ломовое, скорее – психологическое: увидит какой громила и примет за своего. Все остальные должны, по идее, обмирать с испуга. Впрочем, посмотрев, как владеют холодным оружием восточные люди, я понял, что моего умения хватит лишь лучину колоть.

Два небольших, абсолютно плоских метательных ножа прикрепляю: один к ноге, другой – на спину. Стилет – на левую руку. Всякие мелочи: набор универсальных отмычек, запалы (это если замок попадется прошловековой: на совесть работали предки!), ампулки с нервно-паралитическим газом кратковременного действия, ампулки со. снотворным газом, порошки снотворные и таблетки, позволяющие бодро обходиться без сна, еды и отдыха несколько суток. Наконец извлекаю сверток с одеждой – широкие удобные брюки, модная темная сорочка, сверху – просторная куртка, под которой и скрывается вся амуниция. Последний штрих: шнурованные ботинки на натуральной каучуковой подошве – в таких хорошо ходить по вертикальным стенам – и, конечно, галстук. Я еще не забыл, что приглашен к даме.

На чашку кофе и что-то покрепче. На это «покрепче» я напросился сам.

Как там в анекдоте? «Забайкальский военный округ к войне готов!» Только кто мне ее объявил и почему – нужно сначала выяснить.

А в Отделе самым популярным анекдотом был такой:

«Товарищ прапорщик, а что такое диалектика?» – «Ну как тебе объяснить, рядовой Кузькин? Вот видишь: дом. Сам серый, а крыша красная… Вот так и человек: живет-живет и умирает».

На то она и диалектика…

Сколько поколений воспитывали на мертвечине – да так и не воспитали.

«Смерть пионерки»… «На широкой площади убивали нас»… Тоже мне геройство: умереть. Терпеть не могу оптимистических трагедий. Это нужно Додуматься: жизнеутверждающе погибнуть! Дабы брали пример. Кто? Самоубийцы?

У наших ребят девиз проще: победи и останься живым! Останься живым – и ПОБЕДИ!

Все. Время вышло.

Залаял Джабдет – Тимофеичева дворняга размером с волка-переростка. К домику метнулись тени – на машине сюда не проехать.

Пригнувшись, пробегаю три десятка шагов до обрыва и лечу вниз. Обрыв покатый – переступаю, лечу снова, переступаю – и уже качусь через голову, пока не замираю на галечном пляжике.

Приземлился удачно. Ребра, лицо – в порядке. Вот только прическа – в таком виде, поручик, к даме…

Зато – бутылка цела. Отличный коньяк, родного разлива. Вес в лучших традициях древних: купил, налил, соблазнил.

* * *

Вот только до дамы еще добраться нужно, – похожа машиной кофейного цвета мне уже пользоваться не стоит. Потому – бегу в противоположную сторону. Шлепай по воде – на берегу много камней.

А вообще – хорошо. Небо – звездное, воздух – морской, значит, целебный. Где еще здоровья понабраться когда как не теперь! И думается хорошо.

Итак – убит председатель горсовета Валентин Сергеевич Круглов. Пулей в голову. С близкого расстояния. Человеком, которого он хорошо знал. Убит в то время, когда я в соседнем скверике пробавлялся портвешком в укромном уголке.

Настолько укромном, что меня никто не видел, кроме упомянутого «санитара сквера».

Санитар. Действительно человек случайный – подобрал у меня бутылочку и передал за мзду в руки лица заинтересованного или из той же компании? Ведь если случайный, его тоже «шлепать» нужно – как-никак свидетель, мое единственное алиби (шаткое в прямом смысле), и видевший человека, которому передал бутылку…

Или не видевший? Просто оставил в условленном месте, в урне, например. Но ведь был же заказчик, кто-то же поручил собирало подойти ко мне. И если на следствии или на суде…

Стоп. Похоже, морской воздух крутит мне мозги похлеще смазливой вертихвостки. Какой суд, какое следствие! Меня просто пристрелят при задержании – и вся недолга.

За Валентина Сергеевича Круглова – это как знать, а вот за Ральфа – точно.

Наш покойный мэр был многостаночником. Почасовиком. Подрабатывал. Причем – мэром. Основным его занятием было – руководство приморской мафией. Слово нехорошее, итальянское, малопонятное и, в конце концов, просто неточное для наших условий. Не соответствует реалиям, как выражался последний генсек.

Скажем так: Ральф контролировал криминогенную обстановку в городе, используя как легитимные (законные), так и криминальные (незаконные) методы.

Хорошо сказано, по-научному. Покончу с этим дельцем – как пить дать сяду за докторскую. На серебре есть буду, на золоте пить, на заслуженной артистке спать… Ежели раньше не покончат со мной.

Вариант первый: кто-то из «ральфовых птенцов» возомнил себя орлом, решил открутить пахану шею и воспарить самому во власти и славе. Может быть, но маловероятно:

Ральф был мужик крутой и умный, загодя заметил бы разброд в рядах и придушил птенца так, что тот бы и чирикнуть не успел. Но с кем-то он сидел в машине, причем дружественно, и охрана рядом не маячила – значит, ничего не опасался.

Вариант второй: пришлая группировка. В последнее время окраины городка застроились чуть не мраморными виллами, однако среди владельцев – народных академиков и летчиков-космонавтов, как у меня ушей на подбородке… Возможно, Ральф на кого-то накатил чересчур круто, не по чину, возможно, у приезжих слюни потекли от одного взгляда на корыто, из которого хлебал сам мэр и его присные.

Короче, пришлые перекупили взорлившего Ральфова птенца (дурашка, кончат его; много знает, да и кому нужны предатели) и с его помощью порешили шефа.

И при первом, и при втором варианте я – козлик отпущения, ибо темная лошадка. Или, кому как нравится. На меня вешают всех кошек и топят вместе с ними: концы в воду. Поганая, надо сказать, перспектива.

Теперь Кузьмич. Как он сказал? «Доигрался». То, что Кузьмич знал о внепарламентской деятельности Валентина Сергеевича, – факт. Самое смешное, знали почти все в Приморске. И тут парадокс – уже не, криминальный, а по жизни. Чем сильнее и дисциплинированнее мафия в городе – тем меньше преступность. Не какая-то там бумажная, «организованная», а самая что ни на есть бандитско-хулиганская.

Курортный городок живет по своим законам. Сюда люди отдыхать ездят. Среди отдыхающих преобладают индивидуумы, просаживающие большей частью все же трудовые доходы. Один любит арбуз, а другой – свиной хрящик. Один получаст кайф от потения на пляже, Чсйза, игры в «дурака» и полкило персиков перед сном. Другому нужно накушаться коньячком, причем ежедневно и до соплей – и непременно в культурном обществе. Третьему нужны девки: худые, полные, блондинки, брюнетки, вульгарные, интеллектуальные – всякие. Четвертому… Короче – о вкусах или хорошо, или ничего.

И всех нужно обслужить. Ну а тем – деньги плочены кушать надо.

Ральф и его ребята очень и очень материально заинтересованы в том, чтобы турист ходил в их рестораны, трахал их девок, пил их вино, смотрел их порно и снова трахал их девок. Покупал шмотки в их «комках», проигрывал «зеленые» в их казино, покупал того же Чейза на их лотках. Никакой хулиганствующей молодежи при таком раскладе на улицах Приморска не место. Разборки круты и скоры – безо всякого Уголовного кодекса и судебной волокиты.

Моральная сторона? Если совершеннолетняя девчушка решила стать проституткой, а не работницей рыбокомбината или учительницей начальных классов (впрочем, многие сочетают), то это ее личное, глубоко интимное счастье. И вина Ральфа сотоварищи в том, что учительши и инженерши зарабатывают меньше проституток, такая же, как вина Сталина в поражении Наполеона при Ватерлоо.

Что осталось? Ах да, рэкет. Назовем это проще – налоговая инспекция.

Действенная и без формальностей.

Требовать от постсоветского гражданина декларацию о доходах – все одно, что у уличного кобеля Джабдета справку о прохождении теста на СПИД. Тем не менее налоги платят. Платят и налоги, и взятки налоговым инспекторам, и взятки работникам правоохраны. При этом не получая никакой защиты, никаких льгот, никаких финансовых привилегий и кредитов.

Ральф первым смекнул, какое это золотое дно. Набрав крепких и обученных ребят, он разогнал из Приморска всех мелких вымогателей и поставил дело на научную основу. Никаких трех шкур он с торговцев, лоточников, ко-миссионщиков, проституток и квартиросдатчиков не драл. Давал им развернуться и обустроиться.

Ибо четко понимал: десять процентов с миллиона – это куда больше, чем половина с пятнадцати тысяч.

Городок зацвел. На деньги, поступающие в городской бюджет, Ральф построил спортплощадки, оборудовал пляж и подумывал о переустройстве больницы, – пока в ней мог бесплатно излечиться только очень здоровый человек. Ну а на деньги из налога неофициального хорошо жил сам и давал жить другим. Суммы, видимо, были немаленькие: по слухам, Ральф на пару с директорами стал владельцем рыбоконсервного завода и трикотажной фабрики – двух самых крупных предприятий Приморска. О кабаках и прочих увеселительных заведениях и говорить нечего.

Короче, городские обыватели получали неплохой доход, крутились, кто как умел, платили установленное и имели по смутным временам основное: уверенность в завтрашнем дне.

Подлого криминала мэр избегал. По-видимому, кто-то из его подручных, совместно с пришлыми, решил избавиться от «чистюли»: этот кто-то разглядел в золотом корыте бриллиантовое двойное дно и соблазна не выдержал.

В связи с вышеизложенным, господа присяжные заседатели, у подсудимого возникают вопросы. Первое: если гонца за мной послал все-таки Ральф, то чего он от меня хотел? Отношения у нас сложились ровные, добрососедские (в одном городе все же жили, причем он – мэр), но не более того. Его щедрые предложения о возможной государственной службе и более комфортабельном жилье я отклонил; был у него на виду и следовал советам старших товарищей – отдыхал, сиречь бегал, плавал, встречался с красивыми девушками.

Мы питали друг к другу сдержанное уважение.

Возможно, он решил опереться на меня в критическую минуту, потому что никому не мог доверить собственной жизни? Все может быть. Жаль, у самого Ральфа уже не спросишь.

Второе: зачем ко мне в «жигуленок» подсели две красотки? Чье поручение они выполняли, и в чем оно?

Может, конечно, и случайность, но после картины «Мэр с пулей в переносице» и этюда «Сыщик, изучающий вещественное доказательство» в случайности мне верится слабо.

Третье: на чьей стороне Кузьмич?

От этого сакраментального вопроса, похоже, зависит моя жизнь. Вернее – от правильного ответа на него. То, что приморские мафиози узнают, чьи пальчики на бутылке, и без содействия Кузьмича, – козе понятно. Не. такой человек Ральф, чтобы не расставить людишек по нужным местам. Вопрос в другом: как скоро они это узнают.

И еще один – ждать ли мне пули только от верных соратников мэра и его «доброжелателей» или еще и от милиции – даже без оказания сопротивления при аресте? Уф! Вроде все. Господа присяжные, осталось риторическое. «А судьи кто?» Не знаете? Вот и я тоже. А очень хочется.

На бегу действительно хорошо думается. Жаль только, что о бренном. Надеюсь, размышления не прибавили мне лишних морщин – как-никак, на встречу с блондинкой я настроен. Другого конца от этого клубочка у меня пока нет. Хе, насчет конца – это я смело…

По берегу я обогнул треть городка. Вряд ли лицам, жаждущим меня повидать, придет в голову искать в другом конце Приморска. Хотя чужая душа – потемки.

Особенно ночью.

Отдышавшись, прохожу мимо пляжных домиков и поднимаюсь по улочке. Темно.

Думаю, меня вполне можно принять за добропорядочного семьянина, возвращающегося в лоно супружества от заезжей пляжной красотки. Эрос – это…

Домыслить не успеваю.

– Стоять!.

В спину мне упирается ствол.

– Руки вперед.

Протягиваю. Две дюжих тени выныривают из придорожных кустов, жестко сводят руки, и я чувствую на запястьях сталь наручников.

– Порядок.

Это – кому как. Ну да на войне – как на войне.



Помоги Ридли!
Мы вкладываем душу в Ридли. Спасибо, что вы с нами! Расскажите о нас друзьям, чтобы они могли присоединиться к нашей дружной семье книголюбов.
Зарегистрируйтесь, и вы сможете:
Получать персональные рекомендации книг
Создать собственную виртуальную библиотеку
Следить за тем, что читают Ваши друзья
Данное действие доступно только для зарегистрированных пользователей Регистрация Войти на сайт