Книга Империя смотрящего онлайн - страница 4

ЭПИЗОД 8

Мятеж южно-казахстанских сепаратистов и вторжение талибов застали Сазонтьева в Париже. Это был первый выезд одного из глав Верховного Совета за пределы России. Официально Главковерха пригласило министерство обороны Франции, но все знали что большую заинтересованность в этом самого президента Жака Лемьера. Такого наплыва журналистов аэропорт Орли не помнил даже при визитах более высокого уровня. Телекомпании напрямую транслировали на добрый десяток стран все перипетии торжественного церемониала. Когда в открытой двери самолета показалась мощная фигура Сазонтьева все комментаторы восторженно взвыли. Много было пересудов о том, не явится ли военный министр России в Париж пьяным, основное пристрастие Главковерха было известно. Но Сазонтьев был трезв как стеклышко, подтянут и собран. На его погонах сияли большие маршальские звезды. Это звание ему присвоили специально перед визитом, дабы поднять вес министра в глазах французских военных и политиков. Сам мундир новоиспеченного маршала представлял собой шедевр портновского искусства. Темно-синего цвета, с золотыми погонами, аксельбантами на правом плече, с внушительной орденской планкой, с серебряным крестиком Георгия Победоносца на шее, золотой звездой Героя России на груди. При всех этих регалиях Сазонтьев был внушителен и величав. Фуражка с золотым кантом и нещадно задранной вверх тульей еще больше увеличивала рост гиганта. По сравнению с ним министр обороны Франции Жак Шенье при росте метр восемьдесят пять смотрелся просто подростком. Отточенным жестом отдав честь Сазонтьев вместе с министром прошелся вдоль застывшего строя почетного караула, затем они прослушали гимны, придирчиво рассмотрели торжественный марш одетого в старинные костюмы и кивера караула. Прежде чем покинуть аэропорт Сазонтьев подошел к банде колышущихся, как во время прибоя, журналистов.

– Скажите, генерал, почему вы приехали одни, где ваша жена? – крикнул один из них.

– Во-первых, не генерал, а маршал, – повысил голос Сазонтьев. – А жена моя осталась дома.

– Почему вы лишили ее Парижа?

– У ней сейчас ответственная пора, на днях она должна рожать.

– Кого ждете?

– Дочь.

– Как назовете?

– Викторией. Самое лучшее имя для дочери военного.

Кто-то из шустрых репортеров быстро подсчитал, что Виктория была зачата как раз во время прошлогоднего балканского кризиса.

– Вы зачали ее на борту «Петра Великого»?

– Может быть. Морская качка иногда способствует сексу.

– Вы приехали окончательно запугать Францию и весь Запад? Поставить ее на колени?

Голубые глаза Главковерха холодным ледком скользнули по худосочной фигуре длинноволосого, мокрогубого репортера.

– Таких как вы не надо пугать, вас запугали еще в чреве матери. Я приехал чтобы выработать механизм предохраняющий от повторения подобных конфликтов.

Жак Шенье так же ответил на пару вопросов, и они проследовали к машинам. Там уже их ждала бушующая толпа. Над головами виднелись плакаты с самыми разными надписями, там было самое разное, и: «Палач Европы», и: «Я хочу от тебя ребенка».

Официально Сазонтьева принимал в своей резиденции Шенье, но ни кто не удивился, когда в самый разгар переговоров открылась дверь и в зал вошел президент Франции. Разговор сразу пошел о новой системе безопасности Европы.

– Пора уходить от существующей системы построения НАТО, – убеждал новоиспеченный маршал. – Позиция США во время балканского кризиса явно показала то, что они были готовы пожертвовать Европой ради сохранения собственного спокойствия. Сам по себе конфликт вокруг Югославии носил локальный характер и его вполне было возможно решить мирным путем. Против этого была именно Америка. Не секрет что и Дальневосточный кризис вокруг Курил был спровоцирован именно США. Для Японии это кончилось плачевно, но правительство Штатов не извлекло уроков из этой ситуации. Кто знает на какую авантюру они решатся завтра? Надо переходить к континентальной системе безопасности.

– То американское правительство ушло в отставку, – напомнил Лемьер.

– Да, но и у нынешнего президента основным пунктом программы значится возвращение России в лоно демократии. А это означает только одно – продолжение попыток вмешательства США во внутреннее дело России. Я не думаю что вам бы понравилась предвыборная компания претендента на первые роли, допустим, в Германии, если там было записано возвращение ей Эльзаса и Лотарингии.

Выйдя из зала заседания Лемьер бросил через плече своим советникам:

– Кто-то из вас говорил, что он грубый солдафон с мышлением ефрейтора? Хотел бы я иметь армию состоящую из таких ефрейторов. Даже если все эти предложения принадлежит Сизову, то он хорошо их озвучивает.

Из-за визита французского президента встреча двух министров задержалась более чем на час. После ее окончания кортеж машин торжественно проследовал к Триумфальной арке, а после возложения венков к могиле неизвестного солдата поспешил в собор Инвалидов, к могиле Наполеона. Отдав честь и лично возложив венок Сазонтьев неожиданно для всех сдернул фуражку и преклонив колено застыл перед надгробием из красного, полированного финского порфира. Все это шло в прямой трансляции, и этого жеста маршала было достаточно, чтобы завоевать симпатии экспансивных французов. Уже на следующий день число пикетчиков с антирусскими плакатами значительно поубавилось, в основном там стояли люди с типично кавказскими лицами. Впрочем, было кое что и посерьезней плакатов. Как оказалось, тот неожиданный приход президента просто спас жизнь Сазонтьева. Стоявший в оцеплении полицейский с многоэтажным именем Андре Жан-Пьер Килли обратил внимание на одну из машин, серый старенький «Пежо», стоящих в течении трех часов недалеко от собора Инвалидов. Удивило его то, что все это время в машине сидели люди. Андре указал на странную машину вышестоящему лейтенанту, и те в сопровождении большой группы полицейских подошли к «Пежо». Увидев полицию все четверо сидевших в автомобиле занервничали, начали оживленно переговариваться. Оказалось что ни один из них не владеет французским. Под дулами автоматов чужеземцев вытащили из машины, при них обнаружили пистолет и пульт управления взрывным устройством. В спешном порядке были прочесаны все окрестности, мину обнаружили в припаркованном в двухстах метрах от входа в собор стареньком «Форде», как раз по ходу движения кортежа российского маршала. Бомбу обезвредили, все четверо террористов оказались выходцами с Кавказа, тремя чеченцами и карачаевцем.

Менее значимое покушение произошло в самом конце визита Главковерха. Он спускался вниз по ступеням Гранд-Опера, когда к нему с криком «Банзай» кинулся человек с типично восточными чертами лица и кинжалом в руке. Не прерывая движения Сазонтьев выбросил вперед свою левую руку и кулак бывшего спецназовца мигом остановил самурая отбросив щуплое тело японца назад. Кинжал террориста успел только попортить китель маршала, а японского студента Киито Море увезли в больницу со сломанным носом и сотрясением мозга. Как оказалось, у новоявленного самурая на Шикотане погиб старший брат, за это тот и хотел отомстить Сазонтьеву. Все это было заснято вездесущими операторами «Антенн-2», и потом еще несколько дней крутилось в записи по всем каналам всех государств мира.

Все четыре дня визита Сазонтьева посольство России осаждали экзальтированные девицы самого разного возраста и внешнего вида с одной навязчивой мечтой переспать с новоявленным Александром Македонским. Это весьма забавляло Сашку, в свободные минуты он в бинокль рассматривал претенденток на его постель, одетых, порой, более чем откровенно.

– Да, а страшноватые все-таки эти француженки, – с усмешкой сказал он, подводя неутешительный итог. – Ни на одну из них я бы без стакана водки бы не позарился.

Узнав о вторжении талибов Сазонтьев хотел прервать визит, и сначала даже не поверил в то, что Сизов велел ему остаться. Он лично позвонил в Москву и глава Верховного Совета высказался коротко и емко, в стиле самого Сазонтьева.

– Доводи дело до конца. Если тебя не кому заменить на фронте, то ты хреновый министр обороны. Что, будешь кидаться на каждую амбразуру? Тоже мне, Александр Матросов!

Кроме той встречи с президентом в первый день визита они встречались с Лемьером еще три раза, в загородном замке Рамбуйе, и в личном поместье Лемьера недалеко от Эври. Переговоры шли трудно. Француз очень не любил американцев, но и диктаторские амбиции этого русского гиганта его настораживали.

Но больше всего Сазонтьева волновала Сашка. Беременность у ней протекала трудно, плод был большим, врачи сразу предлагали ей кесарить. В последний день визита начались схватки, об этом сказали Сазонтьеву и тот уже еле дождался конца всех положенных церемоний. Уже в салоне самолета он взревел во всю свою глотку:

– Пилот, мать твою за ногу! Чтобы через час мы были в Москве! Ставлю ящик водки. Татарник, тащи сюда пузырь!

За час, они конечно, в Москву не успели, летели положенное время. И всю дорогу Главковерх наверстывал упущенное в Париже. «Бордо», «Камю», и шампанское торжественных парижских раутов предельно надоели ему, душа и тело требовали водки. Они пили, как обычно, втроем, Сазонтьев и два его неразлучных адъютанта, Лавров и Татарник. Спустившись с трапа в Москве маршал мимоходом пожал руку встречавшему его начальнику генерального штаба Авдееву и быстрым шагом последовал к своему персональному ЗИЛу.

– Кто родился? – спросил он не оборачиваясь.

– Дочь, – ответил Авдеев.

– Слава богу, хоть в этот раз врачи угадали. В роддом, – велел Сазонтьев шоферу.

Всю дорогу он расспрашивал Авдеева о положении на среднеазиатском фронте, его немного удивило что генерал часто путался в своих ответах, да и вообще выглядел несколько странно. Анализировать все это Главковерху было некогда, да и не неохотно. Сазонтьева занимали сейчас мысли далекие от войны. Он просто выругал своего начштаба за путаницу в ответах и в нетерпении уставился на дорогу.

Лишь выйдя из машины около больничного корпуса и увидев на ступенях крыльца Сизова и Соломина с напряженными, скорбными лицами, Александр понял, что происходит что-то не то, что-то невероятно страшное и жуткое.

– Сань, мы выражаем тебе самое глубокое соболезнование, это так несправедливо… – начал Сизов.

– Что? – не понял Сазонтьев, зачем-то одевая фуражку. – Вы чего?

Сизов удивленно глянул за Сашкино плече и по бледному лицу начальника генштаба понял, что тот не решился выполнить порученное ему дело.

– Понимаешь, она хотела рожать сама, без кесарева, а у нее оказалось больное сердце, – пришел на помощь Сизову Соломин.

То что было потом Сазонтьев помнил слабо. Кажется он крушил какие-то двери, со звоном падало огромное, цветное стекло, он что-то кричал во все горло, пытался найти хоть какое-то оружие и сначала перестрелять всех этих людей в белых халатах, а потом, уже у тела Александры, ему самому нестерпимо хотелось застрелиться. Безумие кончилось когда ему поднесли заливающийся плачем белый комок пеленок с красным от натуги лицом. Глянув на него Сазонтьев сразу увидел маленькие, но столь явные черты лица Александры – крохотный вздернутый нос, эти характерные, упрямые губы. Несколько минут он смотрел на дочь, потом поднялся с колен, повернулся, нашел глазами Соломина и сказал ему:

– Позаботься о ней. Отдай Надьке, она ее воспитает как надо.

После этого он огляделся по сторонам, увидел разбитую в щепки дверь палаты, испуганные лица заглядывающих в палату врачей, тяжело дышащих адъютантов, разорванный китель Татарника, наливающийся синевой закрывающийся глаз Лаврова, бледное лицо явно растерянного Сизова. Сашка посмотрел на свои руки, все они были в крови от разбитых стекол. Поцеловав в губы так и не ставшую законной женой любимую Сазонтьев развернулся и пошел к выходу. По пути он видел следы своего безумства – сорванные с петель двери, вдребезги разбитый в фойе громадный витраж, засыпанный цветным стеклом пол. Пройдя к машине Главковерх грузно упал на заднее сиденье и приказал:

– На аэродром, в Кубинку.

Рядом с ним с некоторой опаской пристроились адъютанты. Глаз Лаврова закрылся окончательно, Татарник же сразу вытащил бутылку и, налив полный стакан, протянул его Главковерху. Тот почти с ненавистью глянул на бывшего прапорщика, ныне подполковника, протянул вперед руки и велел:

– Лей!

Тот сначала не понял.

– Чего?

– Лей, говорю!

Татарник медленно вылил водку на окровавленные руки Сазонтьева, и физическая боль прижигаемых ран показалась Сашки истинным блаженством по сравнению с болью душевной.

После этого Сазонтьев почти год метался по всей территории Средней Азии успевая вмешаться во все самые значимые бои с талибами и местными басмачами. Это походило на безумство маршала Нея на поле Ватерлоо, но, как и французскому маршалу, русскому так же не везло на смерть. За это время он потерял Лаврова, тяжело был ранен Татарник. Но мобильные войска России с помощью местного населения сделали свое дело: все прорвавшиеся с гор в низины интервенты были рассеяны и уничтожены. Прежде всего в этом виноваты были сами талибы. Они слишком рьяно начали учить узбеков, казахов и киргизов истинной вере по шариату, порой вырезая целые кишлаки. К следующей весне граница была восстановлена на прежнем месте.