Книга Волчонок Ваня онлайн - страница 5



Былина пятая
ПРЕДСКАЗАНИЕ СБЫВАЕТСЯ, РАТМИР И РАТИБОР ВОЗВРАЩАЮТСЯ, ПОЛЯНА И ЦАРЕВИЧ ВАНЯ ПОПАДАЮТ В ТЕМНИЦУ

Едет Ратмир царевич со своей дружиной верной на юг, едет не торопится. Не стремится его сердце молодецкое ко встрече с врагами степными, лихими конниками Пылехана царя половецкого. Не гонит он коня своего. Медленным шагом конь его плетется. Дружинники тихо меж собой посмеиваются.

– Не скоро вынем мы мечи булатные, не скоро зазвенят наши стрелы острые.

Ратмир видит их недовольство, но молчит. Не их дело холопье царские дела обсуждать. Только его воля на дела его.

Вдруг видит вдалеке камень стоит, а на нем что-то написано. Поскакал Ратмир к камню этому, Мефодия слугу с собой кликнул, что грамоту разумеет. Сам то Ратмир до учебы всегда ленив был, грамоту терпеть не мог. Да и матушка учиться не заставляла, никогда не настаивала.

– Побереги глазоньки, сынок, – говаривала. – За тебя всегда слуги прочитать все сумеют.

Остановился у камня.

– Читай, что тут! – Мефодию приказал.

– Кто влево пойдет, смерть свою найдет, – читает Мефодий. – Кто вправо повернет, в бою погибнет. А кто вперед пойдет, и жизнь потеряет, и славы не найдет.

– Прочь ступай! – крикнул слуге Ратмир.

А сам задумался. Это в какую же такую сторону ему путь держать?

И тут на камень ворона села. Крылышки клювом почистила, на царевича хитрым глазом уставилась. Стеганул ее Ратмир нагайкой. Не попал, промахнулся. Отлетела птица в сторону, каркнула.

– Что, подлая, смерти моей ожидаешь? Чтобы косточки мои поглодать, да глаза мои выклевать? Не дождешься! – Проворчал Ратмир.

– Кар! Кар! Глупец! Не нужны мне твои косточки! – вдруг ответила ворона человеческим голосом. – Поворачивай-ка ты назад, да возвращайся домой.

– Что так?

– В доме у тебя беда.

– Беда?

– Помирает твой батюшка.

– Вот как? Неужто помирает? А не врешь? Вдруг вернусь, а он жив, здоров, да на меня за то, что вернулся, прогневается?

– Дело твое, – спокойно сказала ворона. – Езжай к Пылехану в степь далекую, где засады в каждом овраге тебя дожидаются. Только брат твой Ратибор, видать умнее тебя, паруса уж раскрыл, в Князьгород торопится.

Услыхал про брата Ратмир, да погнал коня к дружине.

– На Князьгород идем! – закричал. Но ворону даже оглядываться не стал.

Пропали из глаз дружинники с царевичем, а ворона Хазарией обернулась, расхохоталась.

– Скачи, царевич, скачи! Ждут тебя в Князьгороде, дожидаются.

Затем она обернулась черной чайкою и на север полетела к морю синему, к Студеному.

Мчатся по реке Новь ладьи быстрые, плывут челны дубовые. Попутный ветер паруса надувает, весело скрипят весла в руках гребцов удалых. В главной ладье Ратибор стоит хмуро в даль глядит. Скоро море бурное, море холодное, за которого далями синими королевство Свейское находится, где живут ледоморы дикие. Люди дикие яростные, воины отменные. Не плывут ли они на своих быстрых длинных суденышках под парусами полосатыми, с драконами да змеями на носах?

Вдруг на нос ладьи прямо перед ним чайка села. Чайка черная, словно из печной трубы. В клюве рыбина у птицы. Злым глазом на царевича смотрит. Проглотила рыбину чайка и по-человечьи заговорила:

– Братец твой царевич Ратмир назад повернул, на Князьгород идет.

– Как же это он приказа батюшкиного осмелиться решился? – удивился Ратибор. Тому, что птица с ним по-людски заговорила, даже не удивился.

– Как же можно бояться того, кто при смерти лежит, при последнем издыхании?

Сказала так чайка и улетела. А Ратибор подумал немного и закричал кормчему:

– А ну вертай назад! Поворачивай! Возвращаемся во Князьгород, на родину.

Повернула дружина Ратиборова корабли свои, пошла полным ходом обратно туда, откуда выплыла.

А в Князьгороде ничего этого не знали, жили своей жизнью. Только царь вдруг ни с того ни с чего вдруг хмурым стал. Грозно глянул он на Забаву жену свою, когда с охоты вернулся, ничего не сказал, лишь в покои свои направился.

Царевич Ваня хотел было проводить его, да отец не велел:

– Ступай к себе, без тебя обойдусь!

И ушел Дубрав в свою спальню царскую, широким шагом, сапогами гремя. Велик и грозен.

Посмотрел ему вслед царевич Ваня и понял, что беспокойно ему. Еще больше встревожился он, когда увидел, как несут в темницу старого волхва.

А старец увидел, как на него мальчик уставился и проскрипел обессиленным голосом:

– Вот, царевич и пришла твоя пора за будущее свое начать борьбу. Теперь только от тебя зависеть будет, когда старость согнет и в могиле сведет твоего батюшку, сейчас или потом.

Ничего не ответил ему Ваня. Непонятны ему были эти речи замысловатые, чернокнижным языком сказанные.

А царь Дубрав пришел к себе в покои и сразу почувствовал небывалую усталость. Захотелось ему прилечь отдохнуть, и бухнулся он, не раздеваясь на кровать проклятую. Как упал, так и заснул тяжелым сном, больше похожим на сон покойника. Лежит не дышит. Только стонет изредка.

Проснулся он на следующее утро и встать не может. Сил нет.

– Что такое? – удивился царь. – Эй, слуги мои верные, постельничии, идите сюда.

А слуги уже давно его зова ждут, вбегают, еще царь последние слова не окончил. Как вбежали, так и замерли. Царь Дубрав с трудом поднялся, нашел в себе силы и на слуг гневно крикнул:

– Что стоите, али не видите, одеваться мне пора?

Подбежали слуги, стали царя одевать. Одевают, а сами глянуть на него боятся, глаза отводят, с взглядом царским встретиться опасаются.

– Да вы что? – Дубрав чуть не в ярость пришел. – Отчего от меня отворачиваетесь? Почему в глаза не глядите, словно воры грязные? Или что-то да со мной не так?

Упали слуги на колени и взмолились:

– Не вели казнить нас, царь отец, да только изменился ты сильно. Словно двадцать лет прошло, а не одна только ночь.

– Что вы такое болтаете? Иль плетей вам захотелось, язычники?

И хотя рассердился царь Дубрав, а только все равно обеспокоился. Велел зеркало себе принести Венецианским королем подаренное. Принесли ему зеркало. Глянул в него царь и отпрянул в ужасе. Из стекла на него не богатырь глядел, а человек жизнь повидавший, с седыми прядями в волосах.

– Что это со мной? – воскликнул Дубрав. – Неужто прав оказался старый бес, и старею я?

Кончили слуги одевать царя. Поднялся он, схватил со спинки кровати меч свой верный двухпудовый и ну им над собой вертеть. Только ветер ходуном заходил. Слуг так и сдуло.

Засмеялся Дубрав, сразу себя лучше почувствовал.

– Есть еще сила богатырская! – воскликнул.

И пошел он в Большую палату, где его престол стоял, чтобы царскими делами заняться. Делами важными, государственными. А там его уже бояре дожидаются. Старец Брадомир, только глянул на царя, лишь головой покачал:

– Что с тобой, царь батюшка? – молвил он опасливо. – Уж не захворал ли? Или может, плохо спал?

Только так грозно глянул на него Дубрав, что боярин язык прикусил, больше об облике царском слова не вымолвил. Ну, уж, если сам Брадомир об этом молчит, то уж другим и подавно говорить об этом и на ум не придет, да и язык не повернется.

Весь день царь занимался государственными делами вместе с думой боярской. До вечера на престоле сидел с короной на голове. Столько грамот да приказов принял и подписал, сколько за пять лет успеть раньше не мог. А только вечер наступил, захотел царь с трона подняться, а не может. Опять слуг кличет.

– Что-то мне тяжело встается, – пожаловался, когда его поднимать стали. – Словно к трону прирос. Что значит, весь день просидел без движения. Для богатыря это тяжелее десятка сражений. Ой, тяжела ты, корона царская. Голова от тебя разболелась. Спать охота.

И еле дошел он до спальни своей и замертво на кровать бухнулся. Даже раздеваться не стал.

А по городу уже слух прошел, что царь заболел. Люди волноваться на улицах начали, слухами нелепыми обмениваться.

Прослышал про болезнь отца и Ваня царевич. Перепугался. Расстроился. Побежал к тронному залу царскому, к Большой палате, где совет и дума заседали, да только стража его не пустила.

– Не велено никого впускать!

– Кем не велено? = удивился Ваня.

– Государем.

Ничего возразить на это. До вечера ждал мальчик, когда отец закончит управлять царством своим и на ужин отправится. Да только не дождался. Царь ужинать не стал, сразу спать отправился. Не успел с ним царевич встретиться. Около большой двери ждал его выхода, а царь малой дверью воспользовался. Другой стороной пошел к спальне своей. Об этом Ване шепотом Антошка доложил. Прибежал взволнованный и испуганный.

– Кажется, царь и впрямь заболел, – напоследок сказал.

Побежал Ваня к покоям царским, да только не успел. Царь прямо перед его носом в спальной палате скрылся. Стражники с бердышами за ним двери закрыли и опять царевичу дорогу преградили.

– Пустите к батюшке! – взмолился Ваня.

– Не велено! – был ему ответ. – Никого к себе государь пускать не велел.

Пришлось идти прочь от покоев отцовских.

– Видел? – спросил Антошка царевича, когда тот к себе в светелку пришел. – Видел царя? Видел батюшку своего? Говорил с ним?

Поглядел на друга царевич Ваня и вздохнул:

– Не пустили меня телохранители отцовы, псы верные даже за порог. Только спину батюшкину и видел.

– И что скажешь?

– Изменился он. Словно и впрямь заболел. Нет осанки прямой и гордой, что прежде была. Словно что-то пригнуло его. То ли забота, то ли печаль. Наверно по братьям моим тоскует, – поделился своими мыслями с Антошкой царевич Ваня.

– А я его лицо успел разглядеть, – сказал Антошка. – Изменился твой батюшка. Очень изменился. Словно другой человек стал. Постарел будто лет на двадцать. Даже в волосах седина засеребрилась.

– Постарел? – воскликнул Ваня. И вдруг он с ужасом вспомнил, что обещал царю старый волхв. И волосы у мальчика зашевелились на голове от ужаса. – Неужели предсказание сбываться началось?

– Какое предсказание? – Антошка ничего не понимал, от чего вдруг Ваня так взволновался.

И царевич рассказал тогда ему о том, какая встреча была у них с волхвом.

– Так это его старик наверно околдовал! – воскликнул Антошка. – Не иначе вы с черным колдуном повстречались.

– Но он не черный, а белый и не колдун вовсе, – Ване не хотелось верить в плохое. – Может все так просто хворь у государя нашего?

– Может и хворь.

На том они спать и легли.

А когда они утром проснулись и встали, во дворце уже самая настоящая паника была.

– Царь государь заболел! – кричали во всех палатах, во всех теремах. Повсюду носились люди. А по двору бегали дружинники Дубравовы, окружали царский дворец, чтобы взволнованный народ, люд посадский Князьгородский во двор не кинулся.

Стали царевич Ваня и Антошка расспрашивать и вот какую весть узнали.

Прибежали на утро слуги царские, чтобы государя одеть и чуть со страху не умерли. В постели лежал, рук и ног поднять не мог царь Дубрав. Да только было ему на вид уже и не шестьдесят лет, как вчера, а все восемьдесят.

– Что пали ниц? – слабым голосом крикнул слугам царь. – Несите мне быстрее зеркало!

Принесли ему зеркало. Глянул на себя, старого да немощного царь, и полились по его лицу слезы горькие. Затем гневом засверкали глаза его. Стукнул он кулаком по зеркалу, разбил его на сотни кусков. Закричал:

– Нет! Не старик я еще! Не старик.

Собрался он с силами, встал с постели на пол, мягкими шкурами устеленный, пошатнулся, но на ногах устоял.

– Вот видите? – засмеялся. – Я еще молод! И полон сил.

Снял он со спинки кровати меч свой богатырский, с трудом над головой поднял, попробовал повертеть. Два раза махнул, да чуть не упал. Стоит отдышаться не может. Смотрит на лезвие меча булатного, и видит, что наполовину ржавчиной оно покрыто. Не блестят, не играют на нем солнечные лучи.

Рухнул обратно на кровать Дубрав. Руками лицо закрыл. Застонал:

– Волхва ко мне! Старца белого. Приведите сейчас же!

И приволокли к нему старика волхва. Кинули его к царским ногам. Рядом с Дубравом Забава. За царем ухаживает, за ее спиной Хазария недобрыми глазами поблескивает. На волхва с опаской поглядывает.

– Говори, старик, – обратился к волхву царь, – говори, что со мной такое делается? Отчего старость раньше назначенного времени ко мне пришла, почему за ней смерть подкрадывается? И что делать мне?

– Ты уже ничего делать не сможешь, – с усмешкой ответил царю волхв. – Ты теперь такой же, как и я, пень трухлявый. Любой пнет тебя ногой, ты и рассыплешься.

– Насмехаешься надо мной, старик? – богатырским криком взревел царь. Только голос у него богатырским пока и остался. – С кем говоришь, забыл. – Но силы быстро оставили царя, и он упал на подушки. Заговорил тихо. – Обидчивый ты, как я погляжу. Ну да ладно. Квиты мы теперь. Излечи меня, старик. Никаких денег не пожалею.

– Не лекарь я, царь батюшка, – ответил старец. – Да и если бы был лекарем, ничего поделать не мог. Не от болезни тебя лечить надо.

– Отчего же?

– От колдовства.

Забава и Хазария отпрянули назад со страхом, да только царь этого не заметил, а другие, слуги, воины, бояре, что здесь были, также испугались, и внимания на них не обратили.

– А я не колдун, – продолжал волхв. – Я всего лишь мудрец. И от чар спасать не умею.

Как про колдовство услышал царь, так сознания и лишился. Рухнул на подушки. Кинулись к нему, глядят, а Дубраву уже и не восемьдесят лет, а прямо на глазах, словно год за годом по его лицу пробегают. Волосы белее снега становятся, лицо усеивают морщины глубокие, кожа темнеет и вваливается, борода вывалилась, губы тонкие бескровные и вовсе пропали. И вот уже старец столетний лежит без движения на царской постели. Глаза закрыл. Не дышит. Словно мертвец.

– Злодей! – закричала тогда диким голосом царица Забава. – Как ты смел так царем разговаривать? Грубо так, непочтительно! Уведите его, допросите его, дознайтесь, кто колдовство учинил. Да утопите потом в ледяном колодце его!

Тут же дружинники Дубравовы схватили старца и поволокли на улицу. Только по дороге их боярин Брадомир остановил. Приказал не в колодец старца бросить, а обратно в подвал темный каменный отправить. В темницу сырую, где ни окон, ни дверей, только дыбы по стенам развешаны, да клетки стоят звериные.

А царь Дубрав больше в себя уже и не приходил. Остался лежать безмолвный и недвижимый. И сразу всю власть в руки свои Забава взяла. Тут же стала приказы направо налево отдавать.

– Закройте окна, чтобы воздуха не было, сквозняк царю вреден, и солнца глаза слепит. Притворите ставни. Выставьте стражи больше! Да пошлите гонцов к сыновьям Дубравовым, к царевичу Ратмиру и царевичу Ратибору. Вот им письма мои. Пускай из похода назад возвращаются. Ой, же горе великое! Ой, печаль великослезная!

И словно в ответ на ее слова, раздался во дворе дворца топот ног лошадиных, и увидели люди, как с одной стороны, в южные ворота въехал царевич Ратмир, а в другие ворота северные, вбежал Ратибор. Увидели они друг друга. Посмотрели с ненавистью, но ничего не сказали, а побежали к матушке, к царице Забаве.



Помоги Ридли!
Мы вкладываем душу в Ридли. Спасибо, что вы с нами! Расскажите о нас друзьям, чтобы они могли присоединиться к нашей дружной семье книголюбов.
Зарегистрируйтесь, и вы сможете:
Получать персональные рекомендации книг
Создать собственную виртуальную библиотеку
Следить за тем, что читают Ваши друзья
Данное действие доступно только для зарегистрированных пользователей Регистрация Войти на сайт