Книга Русская история. Полный курс лекций онлайн - страница 11

ЛЕКЦИЯ XI

ПОРЯДОК КНЯЖЕСКОГО ВЛАДЕНИЯ РУССКОЙ ЗЕМЛЁЙ ПОСЛЕ ЯРОСЛАВА. НЕЯСНОСТЬ ПОРЯДКА ДО ЯРОСЛАВА. РАЗДЕЛ ЗЕМЛИ МЕЖДУ СЫНОВЬЯМИ ЯРОСЛАВА И ЕГО ОСНОВАНИЕ. ДАЛЬНЕЙШИЕ ПЕРЕМЕНЫ В РАСПОРЯДКЕ НАДЕЛОВ. ОЧЕРЕДЬ СТАРШИНСТВА ВО ВЛАДЕНИИ КАК ОСНОВА ПОРЯДКА. ЕГО СХЕМА. ПРОИСХОЖДЕНИЕ ОЧЕРЕДНОГО ПОРЯДКА. ПРАКТИЧЕСКОЕ ЕГО ДЕЙСТВИЕ. УСЛОВИЯ, ЕГО РАССТРАИВАВШИЕ: РЯДЫ И УСОБИЦЫ КНЯЗЕЙ; МЫСЛЬ ОБ ОТЧИНЕ; ВЫДЕЛЕНИЕ КНЯЗЕЙ-ИЗГОЕВ; ЛИЧНЫЕ ДОБЛЕСТИ КНЯЗЕЙ; ВМЕШАТЕЛЬСТВО ВОЛОСТНЫХ ГОРОДОВ. ЗНАЧЕНИЕ ОЧЕРЕДНОГО ПОРЯДКА.

Нам предстоит изучить политический строй, устанавливавшийся в Русской земле с половины XI в., по смерти Ярослава. Различные общественные силы и исторические условия участвовали в созидании этого строя; но основанием его служил порядок княжеского владения Русской землёй, действовавший в это время. На нём прежде всего и остановимся.

КНЯЖЕСКОЕ ВЛАДЕНИЕ ДО ЯРОСЛАВА. Довольно трудно сказать, какой порядок княжеского владения существовал на Руси при предшественниках Ярослава, и даже существовал ли какой-либо определённый порядок. Иногда власть как будто переходила от одного князя к другому по старшинству; так, преемником Рюрика был не малолетний сын его Игорь, а родственник Олег, по преданию, его племянник. Иногда всею землёю правил, по-видимому, один князь; но можно заметить, что это бывало тогда, когда не оставалось налицо русских взрослых князей. Следовательно, единовластие до половины XI в. было политическою случайностью, а не политическим порядком. Как скоро у князя подрастало несколько сыновей, каждый из них, несмотря на возраст, обыкновенно ещё при жизни отца получал известную область в управление. Святослав, оставшийся после отца малолетним, однако ещё при его жизни княжил в Новгороде. Тот же Святослав потом, собираясь во второй поход на Дунай против болгар, роздал волости на Руси трём своим сыновьям; точно так же поступил со своими сыновьями и Владимир. При отце сыновья правили областями в качестве его посадников (наместников) и платили, как посадники, дань со своих областей великому князю-отцу. Так, о Ярославе летопись замечает, что он, правя при отце Новгородом, давал Владимиру ежегодную урочную дань по 2 тысячи гривен: "…так, – прибавляет летописец, – и все посадники новгородские платили". Но когда умирал отец, тогда, по-видимому, разрывались все политические связи между его сыновьями: политической зависимости младших областных князей от старшего их брата, садившегося после отца в Киеве, незаметно. Между отцом и детьми действовало семейное право; но между братьями не существовало, по-видимому, никакого установленного, признанного права, чем и можно объяснить усобицы между сыновьями Святослава и Владимира. Впрочем, мелькает неясная мысль о праве старшинства. Мысль эту высказал один из сыновей Владимира, князь Борис. Когда ему по смерти отца дружина советовала занять киевский стол помимо старшего брата Святополка, Борис отвечал: «Не буди мне възняти рукы на брата своего старейшего; аще и отець ми умре, то сь ми буди в отца место».

РАЗДЕЛ ПОСЛЕ ЯРОСЛАВА. По смерти Ярослава власть над Русской землёй не сосредоточивается более в одном лице: единовластие, случавшееся иногда до Ярослава, не повторяется; никто из потомков Ярослава не принимает, по выражению летописи, «власть русскую всю», не становится «самовластцем Русстей земли». Это происходит оттого, что род Ярослава с каждым поколением размножается всё более и земля Русская делится и переделяется между подраставшими князьями. Надобно следить за этими непрерывными дележами, чтобы разглядеть складывавшийся порядок и понять его основы. При этом следует различать схему или норму порядка и его практическое развитие. Первую надобно наблюдать по практике первых поколений Ярославичей, а потом она остаётся только в понятиях князей, вытесняемая из практики изменяющимися обстоятельствами. Так обыкновенно бывает в жизни: отступая от привычного, затверженного правила под гнётом обстоятельств, люди ещё долго донашивают его в своем сознании, которое вообще консервативнее, неповоротливее жизни, ибо есть дело одиночное, индивидуальное, а жизнь изменяется коллективными усилиями и ошибками целых масс. Посмотрим прежде всего, как разделилась Русская земля между Ярославичами тотчас по смерти Ярослава. Их было тогда налицо шестеро: пять сыновей Ярослава и один внук Ростислав от старшего Ярославова сына Владимира, умершего еще при жизни отца Мы не считаем раньше выделившихся и не принимавших участия в общем владении Ярославичей князей полоцких, потомков старшего Ярославова брата Изяслава, Владимирова сына от Рогнеды. Братья поделились, конечно, по завету отца, и летопись приписывает Ярославу предсмертное изустное завещание, в котором он распределяет Русскую землю между сыновьями в том самом порядке, как они владели ею после отца. Старший Ярославич, Изяслав, сел в Киеве, присоединив к нему и Новгородскую волость: значит, в его руках сосредоточились оба конца речного пути «из Варяг в Греки». Второму сыну Ярослава, Святославу, досталась область днепровского притока Десны, земля Черниговская с примыкавшей к ней по Оке Муромо-Рязанской окраиной и с отдаленной азовской колонией Руси Тмутороканью, возникшей на месте старинной византийской колонии Таматарха (Тамань). Третий Ярославич, Всеволод, сел в Переяславле Русском (ныне уездный город Полтавской губернии) и получил в прибавок к этой сравнительно небольшой и окраинной волости оторванный от неё географически край Суздальский и Белозёрский по Верхнему Поволжью. Четвертый, Вячеслав, сел в Смоленске, пятый, Игорь, – на Волыни, где правительственным центром стал построенный при Владимире Святом город Владимир (на реке Луге, притоке Западного Буга). Сирота-племянник получил от дядей отдалённый Ростовский край среди владений Всеволода переяславского, хотя его отец княжил в Новгороде. Очевидно, между братьями распределялись городовые области, старые и новые. Легко заметить двойное соображение, каким руководился Ярослав при таком разделе Русской земли: он распределил её части между сыновьями, согласуя их взаимное отношение по степени старшинства со сравнительной доходностью этих частей. Чем старше был князь, тем лучше и богаче волость ему доставалась. Говоря короче, раздел основан был на согласовании генеалогического отношения князей с экономическим значением городовых областей. Любопытно, что три старших города, Киев, Чернигов и Переяславль, по распределению Ярослава следуют друг за другом совершенно в том же порядке, в каком перечислялись они в договорах с греками, а там они расположены в порядке своего политического и экономического значения. Киев, доставшийся старшему брату, в XI в. был, как средоточие русской торговли, богатейшим городом Руси. Иностранцы XI в. склонны были даже преувеличивать богатство и населённость этого города. Писатель самого начала XI в. Титмар Мерзебургский считает Киев чрезвычайно большим и крепким городом, в котором около 400 церквей и 8 рынков. Другой западный писатель того же века, Адам Бременский, называет Киев соперником Константинополя, «блестящим украшением Греции», т. е. православного востока. И в наших летописях встречаем известие, что в большой пожар 1017 г. в Киеве сгорело до 700 церквей. За Киевом по своему богатству и значению следовал Чернигов, доставшийся второму Ярославичу, и т. д.

ДАЛЬНЕЙШИЕ ПЕРЕМЕНЫ. Теперь представляется вопрос: как Ярославичи владели Русской землёй при дальнейших переменах в наличном составе своей семьи? Получив что досталось каждому по разделу, оставались ли они постоянными владельцами доставшихся им областей и как их области наследовались? Я сейчас упомянул о предсмертном завещании Ярослава. Вы, наверное, читали его ещё в гимназии, и я его не повторяю. Оно отечески задушевно, но очень скудно политическим содержанием; невольно спрашиваешь себя, не летописец ли говорит здесь устами Ярослава. Среди наставлений сыновьям пребывать в любви между собою можно уловить только два указания на дальнейший порядок отношений между братьями-наследниками. Перечислив города, назначенные каждому, завещание внушает младшим братьям слушаться старшего, как они слушались отца: «…да той вы будет в мене место». Потом отец сказал старшему сыну: «Если брат будет обижать брата, ты помогай обижаемому». Вот и всё. Но есть два важных дополнения этого завещания. В сказании о Борисе и Глебе уже известного нам монаха Иакова читаем, что Ярослав оставил наследниками и преемниками своего престола не всех пятерых своих сыновей, а только троих старших. Это – известная норма родовых отношений, ставшая потом одной из основ местничества. По этой норме в сложной семье, состоящей из братьев с их семействами, т. е. из дядей и племянников, первое, властное поколение состоит только из трёх старших братьев, а остальные, младшие братья отодвигаются во второе, подвластное поколение, приравниваются к племянникам: по местническому счёту старший племянник четвёртому дяде в версту, причём в числе дядей считался и отец племянника. Потом летописец, рассказав о смерти третьего Ярославича – Всеволода, вспомнил, что Ярослав, любя его больше других своих сыновей, говорил ему перед смертью: "Если бог даст тебе принять власть стола моего после своих братьев с правдою, а не с насилием, то, когда придёт к тебе смерть, вели положить себя, где я буду лежать, подле моего гроба". Итак, Ярослав отчётливо представлял себе порядок, какому после него будут следовать его сыновья в занятии киевского стола: это порядок по очереди старшинства. Посмотрим, так ли было на деле и как применялась общая схема этого порядка. В 1057 г. умер четвёртый Ярославич – Вячеслав смоленский, оставивши сына. Старшие Ярославичи перевели в Смоленск Игоря с Волыни, а на его место на Волынь перевели из Ростова племянника Ростислава. В 1060 г. умер другой младший Ярославич, Игорь смоленский, так же оставивши сыновей. Старшие братья не отдали Смоленска ни этим сыновьям, ни Ростиславу. Последний, однако, считая себя вправе переместиться по очереди с Волыни в Смоленск, осердился на дядей и убежал в Тмуторокань собирать силы для мести. В 1073 г. Ярославичи Святослав и Всеволод заподозрили старшего брата Изяслава в каких-то кознях против братьев и выгнали его из Киева. Тогда в Киеве сел по старшинству Святослав из Чернигова. а в Чернигов на его место перешёл Всеволод из Переяславля. В 1076 г. Святослав умер, оставив сыновей; на его место в Киев перешёл из Чернигова Всеволод. Но скоро Изяслав вернулся на Русь с польской помощью. Тогда Всеволод добровольно уступил ему Киев, как старшему, а сам воротился в Чернигов. Обделенные племянники хотели добиться владений силой. В бою с ними пал Изяслав в 1078 г. Тогда Всеволод, единственный из сыновей Ярослава, остававшийся в живых, снова переместился на старший стол в Киев. В 1093 г. умер Всеволод. На сцену теперь выступает второе поколение Ярославичей, внуки Ярослава, и на киевский стол садится сын старшего Ярославича Святополк Изяславич.

ОЧЕРЕДЬ СТАРШИНСТВА. Достаточно перечисленных случаев, чтобы видеть, какой порядок владения устанавливался у Ярославичей. Князья-родичи не являются постоянными, неподвижными владельцами областей, достававшихся им по разделу: с каждой переменой в наличном составе княжеской семьи идёт передвижка, младшие родичи, следовавшие за умершим, передвигались из волости в волость, с младшего стола на старший. Это передвижение следовало известной очереди, совершалось в таком же порядке старшинства князей, как был произведён первый раздел. В этой очереди выражалась мысль о нераздельности княжеского владения Русской землёй: Ярославичи владели ею, не разделяясь, а переделяясь, чередуясь по старшинству. Очередь, устанавливаемая отношением старшинства князей и выражавшая мысль о нераздельности княжеского владения, остается, по понятиям князей, основанием владельческого их порядка в XI и до конца XII в. В продолжение всего этого времени князья не переставали выражать мысль, что вся совокупность их, весь род Ярослава должен владеть наследием отцов и дедов нераздельно – поочерёдно. Это была целая теория, постепенно сложившаяся в политическом сознании Ярославичей, с помощью которой они старались ориентироваться в путанице своих перекрещивавшихся интересов и пытались исправить практику своих отношений, когда они чересчур осложнялись. В рассказе летописи эта теория выражается иногда довольно отчётливо. Владимир Мономах, похоронив отца в 1093 г., начал размышлять, вероятно, по поводу советов занять киевский стол помимо старшего двоюродного брата Святополка Изяславича: «Сяду я на этот стол – будет у меня рать со Святополком, потому что его отец сидел на том столе прежде моего отца». И, размыслив так, послал он звать Святополка в Киев. В 1195 г. правнук Мономаха, смоленский князь Рюрик с братьями, признав старшинство в своей линии за внуком Мономаха Всеволодом III суздальским, обратился к черниговскому князю Ярославу, четвероюродному брату этого Всеволода, с таким требованием: «Целуй нам крест со всею своею братиею, что не искать вам Киева и Смоленска под нами, ни под нашими детьми, ни под всем нашим Владимировым племенем; дед наш Ярослав разделил нас Днепром, потому вам и нет дела до Киева». Рюрик выдумал небывалый раздел: Ярослав никогда не делил сыновей своих Всеволода и Святослава Днепром; оба этих сына получили области на восточной стороне Днепра, Чернигов и Переяславль. Так как это требование Рюрика было внушено ему главой линии Всеволодом суздальским, то с ответом на это требование Ярослав черниговский обратился прямо к Всеволоду III, послав сказать ему: «У нас был уговор не искать Киева под тобою и под сватом твоим Рюриком; мы и стоим на этом уговоре; но если ты велишь нам отказаться от Киева навсегда, то ведь мы не угры и не ляхи, а единого деда внуки: пока вы оба живы с Рюриком, мы не ищем Киева, а после вас – кому бог даст». Не забудем, что в этом столкновении выступают довольно далёкие родственники, Ярославичи 4-го и 5-го поколения, и, однако, они ясно выражают мысль об очередном порядке владения, основанном на единстве княжеского рода и нераздельности отчего и дедовского достояния князей.

СХЕМА ОЧЕРЕДНОГО ПОРЯДКА. Такой своеобразный порядок княжеского владения устанавливался на Руси по смерти Ярослава. Изложим его в возможно простейшей схеме. Князь русский имел уже династическое значение: это звание усвоено было только потомками Владимира Святого. Не было ни единоличной верховной власти, ни личного преемства её по завещанию. Ярославичи не делили достояния отцов и дедов на постоянные доли и не передавали доставшейся каждому доли своим сыновьям по завещанию. Они были подвижными владельцами, которые передвигались из волости в волость по известной очереди. Очередь эта определялась старшинством лиц и устанавливала постоянно колебавшееся, изменчивое соотношение наличного числа князей с количеством княжеских волостей или владений. Все наличные князья по степени старшинства составляли одну генеалогическую лествицу. Точно так же вся Русская земля представляла лествицу областей по степени их значения и доходности. Порядок княжеского владения основывался на точном соответствии ступеней обеих этих лествиц, генеалогической и территориальной, лествицы лиц и лествицы областей. На верху лествицы лиц стоял старший из наличных князей, великий князь киевский. Это старшинство давало ему кроме обладания лучшей волостью известные права и преимущества над младшими родичами, которые «ходили в его послушании». Он носил звание великого, т. е. старшего князя, названого отца своей братии. Быть в отца место – эта юридическая фикция поддерживала политическое единство княжеского рода при его естественном распадении, восполняя или исправляя естественный ход дел. Великий князь распределял владения между младшими родичами, «наделял» их, разбирал их споры и судил их, заботился об их осиротелых семьях, был высший попечитель Русской земли, «думал, гадал о Русской земле», о чести своей и своих родичей. Так, великому князю принадлежали распорядок владений, суд над родичами, родственная опека и всеземское попечительство. Но, руководя Русью и родичами, великий князь в более важных случаях действовал не один, а собирал князей на общий совет, снем или поряд, заботился об исполнении постановлений этого родственного совета, вообще действовал как представитель и исполнитель воли всего державного княжеского рода. Так можно формулировать междукняжеские отношения, какие признавались правильными. В нашей исторической литературе они впервые подробно были исследованы С. М. Соловьевым. Если я не ошибаюсь, нигде более в истории мы не имеем возможности наблюдать столь своеобразный политический порядок. По его главной основе, очереди старшинства, будем называть его очередным в отличие от последующего удельного, установившегося в XIII и XIV вв.

ЕГО ПРОИСХОЖДЕНИЕ. Остановимся на вопросе о происхождении этого порядка. Чтобы видеть, что нужно объяснить в вопросе, припомним основания порядка. Их два: 1) верховная власть была собирательная, принадлежала всему княжескому роду; 2) отдельные князья временно владели теми или другими частями земли. Следовательно, в рассматриваемом складе княжеского владения надобно различать право владения, принадлежавшее целому владетельному роду, и порядок владения по известной очереди как средство осуществления этого права. Происхождение родового порядка княжеского владения объясняют влиянием частного туземного быта на политический строй земли: пришлые варяжские князья усвоили господствовавшие среди восточных славян родовые понятия и отношения и по ним устроили свой порядок управления страной. Можно принять такое объяснение происхождения права коллективного владения только с некоторой оговоркой: родовые понятия и отношения у туземцев находились уже в состоянии разрушения, когда князья начали усвоять их. Впрочем, в этой части вопроса мало что требует объяснения. Присутствие норм частного семейного права в государственном порядке – довольно обычное явление: таково, например, в монархиях преемство верховной власти в порядке старшинства нисходящих или наследственность сословных прав и т. п. Это объясняется свойством самых учреждений независимо от быта населения. Исключительное положение династий, естественно, замыкает каждую в обособленный родственный круг. Идеи чистой монархии ещё не было у русских князей XI в.; совместное владение со старшим во главе казалось проще и было доступнее пониманию. Но родовыми отношениями не объясняется самый порядок княжеского владения по очереди старшинства с владельческой передвижкой князей: подобного подвижного порядка не видим в тогдашнем частном быту русских славян. Родовое право могло выражаться в различных порядках владения. Мог владеть землёй один старший в княжеском роде, держа младших родичей в положении своих сотрудников или исполнителей своих поручений по общему управлению и не делая их постоянными территориальными владетелями: так поступал Владимир со своими сыновьями, посылая их управлять областями как своих наместников и переводя их из одной области в другую. Можно было раз навсегда поделить общее родовое достояние на постоянные наследственные доли, как было у Меровингов при преемниках Хлодвига или как у нас владели отчиной потомки Всеволода III. Откуда и как возникла мысль о подвижном порядке владения по очереди старшинства и о том, что соответствие порядка старшинства князей политико-экономическому значению областей должно поддерживаться постоянно и восстановляться при каждой перемене в наличном составе владетельного княжья, производя постоянную передвижку владельцев? Вот что требует объяснения. Чтобы понять это явление, надобно войти в политическое сознание русских князей того времени. Вся совокупность их составляла династию, власть которой над Русской землёй всеми признавалась. Но понятия о князе как территориальном владельце, хозяине какой-либо части Русской земли, имеющем постоянные связи с владеемой территорией, ещё не заметно. Ярославичи в значительной мере оставались ещё тем же, чем были их предки IX в., речными викингами, которых шедшие из степи опасности едва заставили пересесть с лодки на коня. Они ещё не успели вполне отрешиться от старого варяжского взгляда на себя, видели в себе не столько владетелей и правителей Русской земли, сколько наёмных, кормовых охранителей страны, обязанных «блюсти Русскую землю и иметь рать с погаными». Корм был их политическим правом, оборона земли их политической обязанностью, служившей источником этого права, и этими двумя идеями, кажется, исчерпывалось всё политическое сознание тогдашнего князя, будничное, ходячее сознание, не торжественное, какое заимствовалось из книг или внушалось духовенством. Распри князей и вмешательство волостных городов в их дела давали им всё живее чувствовать всю непрочность политической почвы под своими ногами. Ближайшего преемника Ярославова, великого князя Изяслава два раза выгоняли из Киева, сперва киевляне, потом собственные братья Святослав и Всеволод. Оба раза он возвращался с польской помощью. Выразительна его беседа с братом Всеволодом, когда тот, в свою очередь изгнанный из Чернигова племянниками, в горе прибежал к Изяславу в Киев. Человек добрый и простой, а потому лучше других понимавший положение дел, Изяслав говорил: «Не тужи, брат! припомни, что со мной бывало: выгоняли меня киевляне, разграбив мое имение; потом выгнали меня вы, мои братья; не блуждал ли я, всего лишённый, по чужим землям, никакого не сделав зла? И теперь не будем тужить, брат! будет нам „причастье в Русской земле“ – так обоим; потеряем её – так оба же, а я сложу за тебя свою голову». Так мог говорить не самовластец Русской земли, а наёмный служащий, не нынче-завтра ждущий себе неожиданной отставки. И Ярославичи, подобно своим предкам, вождям варяжских военнопромышленных компаний, тягались друг с другом за богатые города и волости; только теперь, составляя тесный родственный круг, а не толпу случайно встретившихся искателей торгового барыша и сытого корма, они старались заменить случайное и беспорядочное действие личной удали или личной удачи обязательным правом старшинства как постоянным правилом и считали себя блюстителями земли не по найму, уговору, а по праву или по наследственному долгу, падавшему на каждого из них по степени боевой, оборонительной годности. Эта годность детей определялась волей отца, годность братьев – степенью старшинства среди родичей. По степени старшинства князь был вправе получить более или менее доходную волость; по той же степени старшинства он обязан был охранять более или менее угрожаемую извне область, ибо тогда степенью старшинства измерялись и владельческое право, и правительственный авторитет, и оборонительная способность князя. Но в то время степень доходности областей соответствовала степени их нужды во внешней обороне, потому что то и другое зависело от их близости к степи, к степным врагам Руси и к лежавшим за степью торговым ее рынкам. Доходность областей была обратно пропорциональна их безопасности: чем ближе лежала область к степи, т. е. к морю, тем она была доходнее и, следовательно, чем доходнее, тем открытее для внешних нападений. По тому, как скоро князь поднимался на одну ступень по лествице старшинства, должны были подняться на соответственную высоту и его владетельные права, а вместе с тем увеличиться и его правительственные, оборонительные обязанности, т. е. он переходил из менее доходной и менее угрожаемой волости в более доходную и более угрожаемую. Можно думать, что очередной порядок владения был указан князьям этим своеобразным сочетанием стратегического положения и экономического значения областей при содействии некоторых других условий.

ЕГО ДЕЙСТВИЕ. Указав начало, схему очередного порядка, как она проявлялась в практике первых поколений Ярославичей, изучим его историческое действие, точнее, его развитие в практике дальнейших поколений. Что такое был этот порядок? Была ли это только идеальная схема, носившаяся в умах князей, направлявшая их политические понятия, или это была историческая действительность, политическое правило, устанавливавшее самые отношения князей? Чтобы ответить на этот вопрос, надобно строго отличать начала, основания порядка и его казуальное развитие, т. е. приложение к отдельным случаям в ходе княжеских отношений, – словом, различать право и политику, разумея под политикой совокупность практических средств для осуществления права.

ПРИЧИНЫ РАССТРОЙСТВА ПОРЯДКА. Мы видели, что юридическими основаниями этого порядка были: 1) совместная власть княжеского рода над всей Русской землёй и 2) как практическое средство осуществления этой власти, право каждого родича на временное владение известной частью земли по очереди старшинства владельцев-родичей. Порядок владения, построенный на таких основаниях, Ярославичи до конца XII в. считали единственно правильным и возможным: они хотели править землёй как родовым своим достоянием. Но первым поколениям Ярославичей представлялись ясными и бесспорными только эти общие основания порядка, которыми определялись простейшие отношения, возможные в тесном кругу близких родичей. По мере того как этот круг расширялся и вместе с тем отношения родства усложнялись и запутывались, возникали вопросы, решение которых нелегко было извлечь из этих общих оснований. Тогда началась казуальная разработка этих оснований в подробностях. Применение оснований к отдельным случаям вызывало споры между князьями. Главным источником этих споров был вопрос о способе определения относительного старшинства князей, на котором основывалась очередь владения. По смерти Ярослава, когда начал действовать очередной порядок, этот способ, вероятно, не был ещё достаточно уяснён его детьми. Им не было и нужды в этом: они не могли предвидеть всех возможных случаев, а если б и предвидели, не стали бы предрешать. Отношения старшинства ещё представлялись им в простейшей схеме, какую можно снять с тесного семейного круга отца с детьми: отец должен идти впереди сыновей, старший брат – впереди младших. Но эту простую схему стало трудно прилагать к дальнейшим поколениям Ярославова рода, когда он размножился и распался на несколько параллельных ветвей, когда в княжеской среде появилось много сверстников и трудно стало распознать, кто кого старше и на сколько, кто кому как доводится. Во второй половине XII в. трудно даже сосчитать по летописи всех наличных князей, и эти князья уже не близкие родственники, а большею частью троюродные, четвероюродные и бог знает какие братья и племянники. Отсюда чуть не при каждой перемене в наличном составе княжеского рода рождались споры: 1) о порядке старшинства и 2) об очереди владения. Укажу на один спорный случай, особенно часто возникавший и ссоривший князей. Старшинство определялось двумя условиями: 1) порядком поколений, т. е. расстоянием от родоначальника (старшинство генеалогическое), 2) порядком рождений, или сравнительным возрастом лиц в каждом поколении (старшинство физическое). Первоначально, в пределах простой семьи, то и другое старшинство, генеалогическое и физическое, совпадают: старший по одному порядку старше и по другому. Но с расширением простой семьи, т. е. с появлением при отцах и детях третьего поколения – внуков, это совпадение обыкновенно прекращается. Старшинство физическое расходится с генеалогическим, сравнительный возраст лиц не всегда отвечает расстоянию от родоначальника. Обыкновенно бывало и бывает, что дядя старше племянника, раньше его родился; потому дядя в силу самого генеалогического своего звания выше племянника и считался названным отцом для него. Но при тогдашней привычке князей жениться рано и умирать поздно иной племянник выходил летами старше иного дяди. У Мономаха было восемь сыновей; пятый из них, Вячеслав, раз сказал шестому, Юрию Долгорукому: «Я был уже бородат, когда ты родился». Старший сын этого пятого бородатого брата, а тем более первого – Мстислава, мог родиться прежде своего дяди Юрия Долгорукого. Отсюда возникал вопрос: кто выше на лествице старшинства, младший ли летами дядя или младший по поколению, но старший возрастом племянник? Большая часть княжеских усобиц XI и XII вв. выходила именно из столкновения старших племянников с младшими дядьями, т. е. из столкновения первоначально совпадавших старшинства физического с генеалогическим. Князья не умели выработать способа точно определять старшинство, который разрешал бы все спорные случаи в их генеалогических отношениях. Это неумение и вызвало к действию ряд условий, мешавших мирному применению очередного порядка владения. Этими условиями были или последствия, естественно вытекавшие из самого этого порядка, либо препятствия, приходившие со стороны, но которые не имели бы силы, если б князья умели всегда мирно разрешать свои владельческие недоразумения. Перечислим главные из тех и других условий.

РЯДЫ И УСОБИЦЫ. 1. Ряды и усобицы князей. Возникавшие между князьями споры о старшинстве и порядке владения разрешались или рядами, договорами князей на съездах, или, если соглашение не удавалось, оружием, т. е. усобицами. Княжеские усобицы принадлежали к одному порядку явлений с рядами, имели юридическое происхождение, были точно таким же способом решения политических споров между князьями, каким служило тогда поле, судебный поединок в уголовных и гражданских тяжбах между частными лицами; поэтому вооружённая борьба князей за старшинство, как и поле, называлась «судом божиим». Бог промеж и нами будет или нас бог рассудит – таковы были обычные формулы объявления междоусобной войны. Значит, княжеская усобица, как и ряд, была не отрицанием междукняжеского права, а только средством для его восстановления и поддержания. Таково значение княжеских рядов и усобиц в истории очередного порядка: целью тех и других было восстановить действие этого порядка, а не поставить на его место какой-либо новый. Но оба этих средства вносили в порядок элементы, противные его природе, колебавшие его, именно, с одной стороны, условность соглашения вопреки естественности отношений кровного родства, с другой – случайность перевеса материальной силы вопреки нравственному авторитету старшинства. Известный князь приобретал старшинство не потому, что становился на самом деле старшим по порядку нарождения и вымирания князей, а потому, что его соглашались признавать старшим, или потому, что он сам заставлял признать себя таковым. Отсюда при старшинстве физическом и генеалогическом возникало ещё третье – юридическое, условное или договорное, т. е. чисто фиктивное.

МЫСЛЬ ОБ ОТЧИНЕ. II. Мысль об отчине. Верховная власть принадлежала роду, а не лицам. Порядок лиц в очереди владения основывался на том, что дальнейшие поколения должны были повторять отношения предков, сыновья должны были подниматься по родовой лествице и чередоваться во владении волостями в том самом порядке, в каком шли друг за другом их отцы. Итак, дети должны идти в порядке отцов; место в этой цепи родичей, унаследованное детьми от отца, и было их отчиной. Так отчина имела первоначально генеалогическое значение: под этим словом разумелось место среди родичей на лествице старшинства, доставшееся отцу по его рождению и им переданное детям. Но такое место – понятие чисто математическое. Несоответствие порядка рождений порядку смертей, личные свойства людей и другие случайности мешали детям повторять порядок отцов. Потому с каждым поколением отношения, первоначально установившиеся, путались, сыновья должны были пересаживаться, заводить порядок, не похожий на отцовский. Благодаря этому затруднению отчина постепенно получила другое значение – территориальное, которое облегчало распорядок владений между князьями: отчиною для сыновей стали считать область, которою владел их отец. Это значение развилось из прежнего по связи генеалогических мест с территориальными: когда сыновьям становилось трудно высчитывать своё взаимное генеалогическое отношение по отцам, они старались разместиться по волостям, в которых сидели отцы. Такое значение отчины находило опору в постановлении одного княжеского съезда. Ярославичи Изяслав и Всеволод обездолили несколько осиротелых племянников, не дали им отцовских владений. По смерти последнего Ярославова сына Всеволода, когда Русью стали править внуки Ярослава, они хотели мирно покончить распри, поднятые обиженными сиротами, и на съезде в Любече 1097 г. решили: «…кождо да держит отчину свою». т. е. сыновья каждого Ярославича должны владеть тем, чем владел их отец по Ярославову разделу, Святополк Изяславич – Киевом, Святославичи Олег с братьями – Черниговской землёй. Мономах Всеволодович – Переяславской и т. д. Как видно из последующих событий, съезд не давал постоянного правила, не заменял раз навсегда очередного владения раздельным, рассчитан был только на наличных князей и их отношения, а так как это были всё дети отцов, между которыми разделена была Русская земля по воле Ярослава, то легко было восстановить этот раздел и в новом поколении князей так, что территориальные их отчины совпадали с генеалогическими. Точно так ещё до съезда поступил Мономах, когда Олег Святославич, добиваясь своей отцовской волости, подступил в 1094 г. к Чернигову, где тот посажен был своим отцом не по отчине. Мономах добровольно уступил Олегу «отца его место», а сам пошёл «на отца своего место» в Переяславль. Но потом, когда генеалогические отношения стали запутываться, князья всё крепче держались территориального распорядка отцов, даже когда он не совпадал с генеалогическими отношениями. Благодаря тому по мере распадения Ярославова рода на ветви каждая из них всё более замыкалась в одной из первоначальных крупных областей, которыми владели сыновья Ярослава. Эти области и стали считаться отчинами отдельных княжеских линий. Всеволод Ольгович черниговский, заняв в 1139 г. Киев, хотел перевести одного Мономаховича из его отческого Переяславля в Курск, но тот не послушался, ответив Всеволоду: «Лучше мне смерть на своей отчине и дедине, чем Курское княжение; отец мой в Курске не сидел, а в Переяславле: хочу умереть на своей отчине». Была даже попытка распространить это значение и на старшую Киевскую область. С 1113 по 1139 г. на киевском столе сидели один за другим Мономах и его сыновья Мстислав и Ярополк, оттесняя от него старшие линии Изяславичей и Святославичей: этот стол становился отчиной и дединой Мономаховичей. По смерти Ярополка киевляне посадили на своём столе третьего Мономаховича, Вячеслава. Но когда представитель долго оттесняемой от Киева линии Святославичей Всеволод черниговский потребовал, чтобы Вячеслав добром уходил из Киева, тот отвечал: «Я пришёл сюда по завету наших отцов на место братьев; но если ты захотел этого стола, покинув свою отчину, то, пожалуй, я буду меньше тебя, уступлю тебе Киев». Когда в Киеве сел (1154 г.) другой Святославич, Изяслав Давидович, отец которого в Киеве не сидел, Мономахович Юрий Долгорукий потребовал его удаления, послав сказать ему: «Мне отчина Киев, а не тебе». Значит, Мономаховичи пытались превратить Киевскую землю в такую же вотчину своей линии, какою становилась Черниговская земля для линии Святославовой. Легко заметить, что территориальное значение отчины облегчало распорядок владений между князьями, запутавшимися в счетах о старшинстве. Притом таким значением предупреждалась одна политическая опасность. По мере обособления линий княжеского рода их споры и столкновения получали характер борьбы возможных династий за обладание Русской землёй. Смелому представителю какой-либо линии могла при благоприятных обстоятельствах прийти мысль «самому всю землю держати» со своею ближайшею братиею, как это и случилось с упомянутым Всеволодом черниговским, и, став великим князем, он мог бы с этой целью перетасовывать родичей по волостям; но родичи ответили бы ему словами Мономаховича: «…отец наш в Курске не сидел». Но очевидно также, что территориальное значение отчины разрушало коренное основание очередного порядка, нераздельность родового владения: под его действием Русская земля распадалась на несколько генеалогических территорий, которыми князья владели уже по отчинному наследству, а не по очереди старшинства.

КНЯЗЬЯ-ИЗГОИ. III. Выделение князей-изгоев. По обычному порядку человеческого общежития в каждую минуту действуют два поколения, отцы и дети. Во владельческом порядке Ярославичей дети вступали в передовую цепь по мере выбывания отцов и занимали места в этой цепи в порядке своих отцов; внуки вступали на места своих отцов по мере того как те переставали быть детьми, т. е. по мере выбывания дедов. Значит, политическая карьера князя определялась движением его отца в ряду поколений. Но порядок рождений не соответствует порядку смертей; поэтому, когда у князя отец умирал раньше деда, у внука не оставалось в передовой цепи отецкого места, ибо в ней не стоял его отец. Он становился князем-сиротой, изгоем, бездольным вечным внуком, генеалогическим недорослем. Не имея генеалогической отчины, он лишался права и на территориальную, т. е. терял участие в очередном владельческом порядке как не попавший в очередь. Таких князей, преждевременно сиротевших, которые лишались отцов ещё при жизни дедов, старшие родичи выделяли из своей среды, давали им известные волости в постоянное владение и лишали их участия в общем родовом распорядке, выкидывали из очереди. Эти князья-сироты становились отрезанными ломтями в княжеском роде. Такими князьями-изгоями ещё в XI в. стали дети Ярославова внука Ростислава Володарь и Василько, отнявшие у Польши города Червонной Руси и основавшие из них особое княжество. В XII столетии из общего очередного порядка владения выделяются княжества: Муромо-Рязанское, доставшееся младшему из черниговских князей Ярославу Святославичу, княжество Турово-Пинское на Припяти, отошедшее в осиротелую линию Ярославова внука Святополка Изяславича, наконец, княжество Городенское (Гродненское), ставшее постоянным владением потомства Игоря Ярославича, которого мы видели сперва на Волыни, а потом в Смоленске. Еще раньше всех этих изгоев в положении выделенных князей очутились не по преждевременному сиротству, а в силу особенных обстоятельств князья полоцкие, потомки старшего сына Владимира Святого от Рогнеды. Выделение князей-изгоев из владельческой очереди было естественным следствием основанного на ней порядка, постоянно нарушаемого общественной физикой, и было необходимо для поддержания самой этой очереди; но оно, очевидно, суживало круг лиц и областей, которые захватывал очередной порядок, и вводило в него склад отношений, ему чуждый и враждебный. Исключения поддерживают правило, когда являются случайностью, но разрушают его, когда становятся необходимостью. Обратите внимание на географическое положение этих выделенных княжеств, постепенно стеснявших пространство действия очередного порядка: все они окрайные. Очередной порядок княжеского владения, подогреваемый родственным чувством князей, основан был на соответствии ступеней двух лествиц, генеалогической и территориальной. Теперь это соответствие, на котором он держался, повторяется и в процессе его разрушения. Князья, становившиеся, если допустимо такое сравнение, генеалогическими оконечностями, задержанные преждевременным сиротством на самом низу родовой лествицы, всех дальше от названного отца, великого князя киевского, очутились владельцами оконечностей территориальных, окраин Русской земли, наиболее отдалённых от «матери русских городов»: как будто тёплое родственное чувство князей, ещё бившееся с некоторой силою около сердца земли, Киева, охладевало и застывало на её оконечностях, вдали от этого сердца. Перечисленные условия, расстраивавшие очередной порядок владения, вытекали из его же оснований и были средствами, к которым прибегали князья для его поддержания. В том и состояло внутреннее противоречие этого порядка, что следствия, вытекавшие из его же оснований и служившие средствами его поддержания, вместе с тем разрушали самые эти основания. Это значит, что очередной порядок разрушал сам себя, не выдерживал действия собственных последствий. Кроме того, эти условия разрушения, вытекавшие из самого порядка, вызывали к действию сторонние силы, также его расстраивавшие.

СТОРОННИЕ ПРЕПЯТСТВИЯ. 1. Личные доблести, которыми отличались некоторые князья, создавали им большую популярность на Руси, при помощи которой эти князья сосредоточивали в своих руках области помимо родовой очереди. В XII столетии большая часть Русской земли является во владении одной княжеской линии – Мономаховичей, самой обильной талантами. Один из этих Мономаховичей, отважный внук Мономаха Изяслав Мстиславич волынский, во время усобиц с дядьями брал столы с бою, «головою добывал» их не по очереди старшинства и смотрел на них как на личное приобретение, военную добычу. Этот князь первый и высказал взгляд на порядок княжеского владения, шедший совершенно вразрез с установившимся преданием. Он сказал раз: «Не место идёт к голове, а голова к месту», т. е. не место ищет подходящей головы, а голова подходящего места. Таким образом, личное значение князя он поставил выше прав старшинства.

II. Наконец, ещё одна сторонняя сила вмешивалась во взаимные счёты князей и путала их очередь во владении. То были главные города областей. Княжеские счёты и сопровождавшие их усобицы больно задевали интересы этих городов. Среди постоянных княжеских споров у городов завязывались свои династические симпатии, привязывавшие их к некоторым князьям. Так, Мономаховичи пользовались популярностью даже в юродах, принадлежавших черниговским Святославичам. Увлекаемые этими сочувствиями и отстаивая свои местные интересы, волостные города иногда шли наперекор княжеским счётам, призывая на свои столы любимых князей помимо очередных. Это вмешательство городов, путавшее княжескую очередь старшинства, началось вскоре после смерти Ярослава. В 1068 г. киевляне выгоняют великого князя Изяслава и сажают на его место изгоя Всеслава полоцкого, посаженного Ярославичами в киевскую тюрьму. Позднее, в 1154 г., киевляне же, признав самовольно Ростислава смоленского соправителем его дяди, номинального великого князя Вячеслава, сказали ему: «…до твоего живота Киев твой», т. е. признали его своим пожизненным князем, невзирая на права старших князей. Новгород особенно больно чувствовал последствия княжеских счетов испоров. Новгородом обыкновенно правил старший сын или другой ближайший родственник великого князя киевского. При частых сменах князей в Киеве князья часто менялись и в Новгороде. Эти смены сопровождались большими административными неудобствами для города. Менее чем в 50 лет со смерти Ярослава в Новгороде сменилось шесть князей, и Новгород стал думать, как бы завести своего постоянного князя. В 1102 г. там сидел посаженный ещё в детстве и «вскормленный» Новгородом сын Мономаха Мстислав. Великий князь Святополк и Мономах решили вывести Мстислава из Новгорода и по заведённому обычаю посадить на его место великокняжеского сына. Узнавши об этом, новгородцы послали в Киев послов, которые на княжем дворе сказали великому князю: «Послал нас Новгород и вот что велел сказать тебе: не хотим Святополка, ни сына его; если у твоего сына две головы, пошли его в Новгород; Мстислава дал нам Всеволод (дед), мы для себя его вскормили». Великий князь много препирался с послами, но те стали на своём, взяли Мстислава и уехали с ним в Новгород. Князья не всегда послушно подчинялись вмешательству городов, но поневоле должны были сообразоваться с его возможностью и вероятными последствиями.

ЗНАЧЕНИЕ ОЧЕРЕДНОГО ПОРЯДКА. Все изложенные условия позволяют нам ответить на поставленный вопрос о действии очередного порядка, т. е. о его значении: считать ли его только политическою теорией князей, их идеалом, или он был действительным политическим порядком, и если был таковым, то в какой силе и долго ли действовал? Он был и тем и другим: в продолжение более чем полутора веков со смерти Ярослава он действовал всегда и никогда – всегда отчасти и никогда вполне. До конца этого периода он не терял своей силы, насколько его основания были применимы к запутывавшимся княжеским отношениям; но он никогда не получал такого развития, такой практической разработки, которая бы давала ему возможность распутывать эти отношения, устранять всякие столкновения между князьями. Эти столкновения, не разрешаясь им, заставляли отступать от него или искажать его, во всяком случае расстраивали его. Потому действие очередного порядка было процессом его саморазрушения, состояло в его борьбе с собственными последствиями, его расстраивавшими. Это – нередкое явление в истории обществ: люди мысленно живут житейским строем, который признаётся единственно правильным и нарушается на каждом шагу. Но при описанном ходе дел спрашивается, какой порядок мог установиться в Русской земле и мог ли держаться какой-либо порядок? Отвечая на этот вопрос, надобно строго различать порядок княжеских отношений и земский порядок на Руси. Последний поддерживался не одними князьями, даже не ими преимущественно, имел свои основы и опоры. Князья не установили на Руси своего государственного порядка и не могли установить его. Их не для того и звали, и они не для того пришли. Земля звала их для внешней обороны, нуждалась в их сабле, а не в учредительном уме Земля жила своими местными порядками, впрочем довольно однообразными. Князья скользили поверх этого земского строя, без них строившегося, и их фамильные счёты – не государственные отношения, а развёрстка земского вознаграждения за охранную службу. Давность службы могла внушать им идею власти, они могли воображать себя владетелями, государями земли, как старый чиновник иногда говорит: «Моя канцелярия». Но это – воображение, а не право и не действительность Впрочем, мы ещё коснемся этого предмета в следующий.