Книга Петр Великий и его гений онлайн - страница 3

Глава IV

Lombroso считается авторитетом в области душевных заболеваний. Его мнение в этом отношении представляется серьезным и остальным приходится или подчиняться этому мнению и признать его правильным, или указать его несостоятельность. При всем моем постоянном уважении к представителям науки и их мнениям в научной области, я должен заявить, что не могу признать в данном случае мнение Lombroso ни правильным, ни научно обоснованным.

Нордау, которого едва ли можно уличить в пристрастном отношении к Lombroso, говорит следующее: «Мой знаменитый учитель Lombroso утверждает, что гениальность есть род эпилепсии, а потому, следовательно, здоровых гениев не бывает: все они ненормальны, все являются продуктами вырождения. Я полагаю, что подобное заблуждение коренится в традиционном и в то же время неточном понимании слова „гений“. Мы с непростительным легкомыслием называем гениями исступленных болтунов, изображающих из себя пророков и артистов и восхищающих своей неожиданной экстравагантностью самую тошнотную часть филистерской армии, а именно – патентованных эстетиков…» (р. 73).

Я умышленно привел мнение Нордау относительно Ломброзо, как потому, что последний является первому учителем, так и потому, что Ломброзо для Нордау «знаменитый» учитель. И тем не менее Нордау не затрудняется признать его в данном случае заблуждающимся и легкомысленным. В самом деле, что такое Ломброзо называет гениальностью и кого он принимает гением. Точного определения гениальности он не дает, а право гения Ломброзо раздает столь щедрою рукою, что иногда задумаешься, читая произведение его, серьезно ли он это говорит или иронизирует. В самом деле, кого только он не титулует гением? Для доказательства приведем пример. Касаясь влияния расы и на гениальность, он с особенным смаком занимается восхвалением и превозношением еврейской расы. Это выходит его избранный народ, и Ломброзо, как второй Иегова, награждает детей этого народа гениальностью чуть не поголовно. Я не считаю себя компетентным высказывать мнение относительно права на гениальность лиц, выставленных Lombroso в области литературы: Гозлана, Фартиса, Вейля, Лонга, Якобсона и др., но позволяю себе остановиться на именах медиков из евреев, причисленных Ломброзо к лику гениальных, – они суть: Валентин, Герман, Гейденгайн, Шифф, Каспер, Гиршфельд, Штиллинг, Глугер, Лауренс, Траубе, Френкель, Кун, Конгейм и Гирш. Откровенно говоря, большинство из этих писателей, если бы могли прочитать этот панегирик гениальности себе со стороны Ломброзо, то, наверное, покраснели бы и за себя и за развязность Ломброзо, бесцеремонно навязывающего всякому ученому еврею, хотя бы он был самою обыкновенною посредственностью, гениальность. Во всяком случае, если кого из всей этой плеяды еще можно было бы отнести к гениям, то разве только Гейденгайна, все же Валентины, Глугеры, Лаурены, Френкели, Куны и проч. представляют собою самые обыкновенные величины, каких на каждом шагу можно встретить и между учеными из французов, русских, поляков, чехов, немцев и т. д.

Или же, исходя из фактической стороны, выставленной Ломброзо, гениальным человеком можно считать всякого, более или менее образованного человека, что совершенно расходится с понятием, установившимся у общества о гении…

Таким образом мы полагаем, что у Ломброзо основная и исходная точка зрения является неправильною и ошибочною; не давая точного определения гению, он слишком расширяет рамки его, делает это для того, чтобы набрать побольше фактов, причем сами факты являются далеко не доказательными. Обратимся к фактам Ломброзо.

Прежде всего Lombroso отмечает тот факт, что многие из великих мыслителей подвержены, подобно помешанным, судорожным сокращениям мускулов и отличаются резкими, так называемыми хореическими, движениями. Что многие гениальные люди подвержены были судорожным сокращениям – это верно и доказывает вполне то положение, что они носили в себе нейроз. С этим положением, если бы только оно было выражено, можно было бы еще согласиться. Но Lombroso далеко не это хочет сказать. Напротив, он утверждает, что эти великие люди подвержены были судорожным сокращениям, так называемым хореическим движениям, подобно помешанным. Вот это последнее совершенно неправильно. Всякий читатель, незнакомый с медициной, может подумать, что судорожными хореическими подергиваниями страдают все помешанные. Естественно при таком ошибочном допущении невольно возникает сближение между гением и помешательством. На деле судорожные хореические явления у помешанных – явление весьма и весьма редкое. Они бывают у хореических помешанных, а хореическое помешательство едва ли не реже, чем гений; они весьма редко бывают у идиотов и столь же редко у маньяков. Между судорожным подергиванием гениев и дрожью прогрессивных паралитиков едва ли даже можно проводить параллель. Таким образом, судорожные хореические подергивания у душевнобольных явление весьма и весьма редкое и фраза г. Ломброзо «подобно помешанным» не должна смущать читателя и на деле никак не может породить аналогии между спазмами гениев и судорожными подергиваниями помешанных.

Далее, Lombroso ставит в параллель изменения в урине маньяков и гениев и находит не только между ними аналогию, но даже подтверждение закона равновесия между силой и материей. Несомненно, что тщательные исследования обмена веществ могут служить большим разъяснением для закона равновесия между материей и силой, но должно сознаться, что эти исследования даже для нормы далеки от окончательно установившихся; они почти отсутствуют в области психопатологии и совершенно отсутствуют по отношению к гениальным людям. Туманные картины, рисуемые в сочинении Lombroso, плод его фантазии и до сих пор не имеют строго научных данных. На основании своих предположений Lombroso выводит доказательства не только для строгого закона равновесия, но и дальнейшие аналогии между гением и помешательством; именно, что «седина, облысение, худоба тела, а также плохая мускульная и половая деятельность, свойственная всем помешанным, очень часто встречаются и у великих мыслителей». Мне приходилось наблюдать и изучать десятки тысяч душевнобольных людей, и я решительно не могу сказать, чтобы поседение, облысение, плохая мускульная и половая деятельность были свойственны всем помешанным, скажу больше: все эти явления у душевнобольных вовсе не чаще, чем у всех остальных людей, не содержавшихся в домах умалишенных. Судя по отношениям и личным встречам, едва ли также можно согласиться и с тем, чтобы и гениальные люди были особенно часто седы, лысы и импотенты. Мне кажется, что и эту аналогию Lombroso привел для красоты речи, а не для убедительности и доказательности, или же он слишком уже понадеялся на легковерие публики, запуганной фантастическими картинами мертвого дома.

Далее Lombroso говорит: «Мыслителям наравне с помешанными свойственны: постоянное переполнение кровью мозга, сильный жар в голове, склонность к острым болезням мозга и слабая чувствительность к холоду и голоду». И здесь приводится фраза наравне с помешанными. Можно подумать, что все вышеуказанные явления прежде всего свойственны помешанным, а потом уже наравне с ними и великим мыслителям. Решительно нельзя не удивляться бесцеремонности обращения Lombroso с научными данными, могущей у людей незнакомых с делом породить к автору уважение, у людей же, ближе стоящих к делу, мысли совершенно обратные.

Кто хотя сколько-нибудь знаком со вскрытиями душевнобольных или хотя бы с литературою этого вопроса, тот никогда не скажет, что «всем душевнобольным свойственно постоянное переполнение мозга кровью». В мозгу душевнобольных можно встречать самые разнообразные картины: и переполнение кровью, и малокровие, и среднее количество крови, и множество других изменений. Выдергивать одно какое-либо патологическое явление, далеко не постоянное, ставить его общим и на нем строить аналогию двух явлений – едва ли научно и позволительно.

В этой же фразе г. Lombroso впадает даже в противоречие с собою. Он говорит, что мыслителям наравне с помешанными свойственна слабая чувствительность к холоду. Это не верно как по отношению к мыслителям, так и по отношению к душевнобольным. В книге самого же Lombroso мы находим целый ряд доказательств тому, что гениальные люди любят тепло и творят в тепле по преимуществу. Очень многие душевнобольные также слишком чутки к холоду и требуют тепла.

Lombroso говорит: «О гениальных людях, точно так же, как и о сумасшедших, можно сказать, что они всю жизнь остаются одинокими, холодными, равнодушными к обязанностям семьянина и члена общества». Сказать о душевнобольных, что они всю жизнь относятся холодно и равнодушно к обязанностям семьянина и члена общества, можно только по отношению к идиотам и отчасти к параноикам; по отношению же к остальным душевнобольным это неправильно и неверно, то же едва ли правильно и по отношению к гениям, – едва ли им можно приписать такие непорядочные свойства.

«Величайшие идеи мыслителей родятся внезапно, развиваются настолько же бессознательно, как необдуманные поступки помешанных». Если мы допустим даже аналогию между мыслями и поступками, то и тогда для всякого ясно, что бессознательность здравомыслящего человека и патологическая бессознательность помешанного резко разнятся между собою и проводить между ними параллель едва ли возможно. Далее Lombroso говорит: «Не подлежит никакому сомнению, что между помешанным во время припадка и гениальным человеком, обдумывающим и создающим свое произведение, существует полнейшее сходство», я же думаю, что между помешанным во время припадка и гениальным человеком, обдумывающим свое произведение, нет решительно никакого сходства, ибо у помешанного во время его припадка отсутствуют вовсе логика и мышление или они находятся в самом жалком положении, тогда как у гениального человека во время обдумывания своего произведения они находятся на высоте напряженности обычного мышления, превосходящей обычное мышление на столько же, на сколько гениальный ум стоит выше обычного ума.

Вот главные доводы Lombroso, на основании которых он стремится доказать сходство людей помешанных и гениальных. На наш взгляд, эти доводы весьма не доказательны и не убедительны, а обращение с научными данными слишком свободно и произвольно, чтобы не сказать еще большего.

Остается еще один довод Lombroso – тот, где он усматривает гениальность в помешанных. Но стоит только просмотреть приведенные нами примеры Lombroso, чтобы убедиться, что эта гениальность не превышает гениальности идиота.

Известный германский психиатр, проф. Flechsig, дает такой отзыв о данной теории Lombroso: «Здравомыслящий человек в идеях Lombroso видит нечто иное, как жалкую неудачную попытку заклеймить талант и втоптать в грязь все великое, и не решается придавать какое-нибудь значение мнениям таких сомнительных авторитетов психиатрии…»

Вообще все это произведение Lombroso производит на меня весьма странное впечатление и заставляет принять один из двух выводов: или я, как современник г. Lombroso, еще не дорос до понимания его гениального произведения, или я должен воскликнуть вместе с Максом Нордау: «Раввуни, ты зарапортовался!»