Книга Два помещика онлайн - страница 12

Глава XVI. Новая профессия

В декабре 1704 года Петр болел лихорадкой. Но и лежа в постели, в жару, с пересохшими, растрескавшимися губами, царь не оставлял государственных дел. Он вызвал к себе Магницкого.

Магницкий, в парадном костюме, в парике, скромно вошел в спальню Петра, поклонился.

– Садись, – подозвал его Петр. – Сказывай, как Навигацкая школа?

Этим своим детищем, первым высшим учебным заведением России, царь гордился и всегда интересовался. Магницкий сделал подробный доклад, перечислил нужды школы.

– Все?

– Не все, государь! Учится у нас один паренек из посадских детей. И сей паренек на науку и на всякое мастерство оказался остроты необычной…

Петр заинтересовался, приподнялся на локте, нетерпеливо пробормотал:

– К какому мастерству он способен?

– Ко всякому, ваше величество. В бытность свою до школы арбалеты изрядного боя делал. Теперь мне и учителям помощь оказывает: приборы всякие чинит и в любом механизме сразу толк берет.

– Обязательно на сего паренька своими глазами погляжу, – сказал Петр, – и, коли правду говоришь, дела ему много дам. Как его прозвание? Егор Марков? Запомню. Когда поправлюсь, приеду к вам в школу.

Царь откинулся на подушки, закрыл глаза, и Магницкий тихонько вышел.

Через несколько дней Петр без предупреждения явился в Навигацкую школу, как не раз делал и прежде.

Начальство забегало, засуетилось, ко царь приказал продолжать занятия. Он ходил по классам, спрашивал учеников, рассматривал учебники, тут же на полях делал заметки, что надо исправить в следующем издании.

Наконец он вошел в кабинет Магницкого.

Из необыкновенной памяти Петра не изглаживался ни один разговор, он не забывал ни об одном человеке, достойном внимания.

Царь сел в кожаное кресло и, поглядывая искоса круглым глазом на чучела птиц, расставленные по шкафам, и точно боясь их спугнуть, спросил приглушенным баском:

– Где у тебя искусник Егор Марков, о коем ты мне докладывал?

Леонтий Филиппович приоткрыл дверь в заднюю комнату и крикнул:

– Марков! Ступай сюда, тебя государь требует!

Если бы над головой Егора внезапно грянул гром, он бы так не испугался. Работая один в мастерской, он даже не знал о приезде царя.

Залившись краской смущения, Егор вышел из мастерской в стружках и опилках, с буравом в руке, который не догадался положить на верстак.

Царь залюбовался высокой, ладной фигурой юноши, взял его за подбородок и взглянул в кумачно-красное лицо Егора веселыми карими глазами. Тот конфузливо отвел взор.

– Сказывал мне твой учитель, что ты на всякую механику искусен… (Егор молчал.) Да ты не бойся!

Егор невольно улыбнулся.

– То-то. Показывай свои труды.

– Вот его работа, ваше величество. – Магницкий взял со стола дергунчиков. – Егор, покажи государю!

Егор задергал веревочки, и русский бойко начал тузить по щекам немца. Петр до того хохотал, что из глаз его покатились слезы.

– Зело утешная выдумка! – воскликнул он, тряхнув темными разметавшимися кудрями. – Не думал я, что ты такой мастер! Однако игрушка игрушкой, а что ты дельного совершил?

– Он, ваше величество, часы исправил, – ответил за парня Магницкий. – Вот эти насосы. – Леонтий Филиппович показал модели. – Марков новым манером переделал, и оные действуют не в пример лучше прежнего. Он…

Царь слушал и веселел все больше и больше.

– Ну, Егор! Навигатором тебе не быть, а быть токарем! Мне великая нужда в таких работниках, как ты. Ай да посадский сын!

Егор был совершенно ошеломлен ласковыми словами царя.

– Вы у меня его отбираете, ваше величество? – спросил опечаленный Магницкий.

– Отберу! Пойдешь, Егор, в науку к искусному художнику Людвику де Шеперу. Надеюсь я, что ты, Егор, при твоей русской сметке, сего мастера перещеголяешь!

Глаза Егора вспыхнули, черные брови сдвинулись. Он весь загорелся и смело ответил:

– Постараюсь, государь!

* * *

В старину, вплоть до самого XIX века, токарное дело понималось очень широко. «Токарное искусство», как его тогда называли, включало в себя фрезеровку металлов, гравировальные работы, производство медалей и многое другое. Токари гордо именовали себя артистами, и некоторые из них действительно проявляли изумительное, прямо-таки артистическое мастерство.

Разностороннее токарное искусство требовало широких знаний. Токари изучали математику, механику, знакомились со свойствами материалов, которые употреблялись для токарных изделий, а таких материалов было много: металлы, слоновая кость, рог, черепаха, янтарь, всевозможные сорта дерева. Для каждого материала применялись различные способы обработки и особые инструменты.

Знаний Егора не хватало, чтобы сделаться «артистом» токарного дела. Магницкий и Киприанов советовали ему продолжать учение в Навигацкой школе.

– Если науки бросишь, – сказал Егору Леонтий Филиппович, – изрядным работником не станешь. Весь век будешь подмастерьем; придется тебе чужие приказы исполнять.

– Что ж, Леонтий Филиппович, учиться я готов с радостью! – поспешно согласился Егор.

– Только смотри, трудно придется! – предупредил Магницкий. – Мастер с тебя станет требовать, да и мы спуску не дадим…

– Ничего, не побоюсь! – весело сказал Егор.

Через неделю он начал учиться токарному ремеслу у мастера – француза Людвика де Шепера. В четыре часа утра Егор уже шагал на Кукуй.^[53]

Мастерская де Шепера была в глубине двора. Напротив двери, перед широким окном, стоял токарный станок, рядом – стол, на нем – в строгом порядке пилочки, сверла, резцы или токарные долота. Направо, у стены, были станки, сверлильный и винторезный. В маленькой кладовке до самого потолка поднимались полки, на них лежали деревянные бруски, железо разных сортов, бронзовые чушки. Людвик де Шепер работал не только по дереву и кости, но был и оружейником.

После обеда де Шепер отпускал Егора (таков был уговор с Магницким), и парень бежал в Навигацкую школу, чтобы просидеть там еще три-четыре урока. Товарищи показывали ему, где в книге рукой учителя было отмечено «от сих и до сих», и Егор принимался яростно зубрить.

Дома он наскоро ел и снова хватался за книги.

– Уснул бы хоть часок, бедняжечка! – уговаривала его мать. – Истомился ведь! Смотри, как щеки-то ввалились!

– Ништо, матушка, – возражал Егор. – Выдюжу, а время терять негоже мне…

Но скоро мысли его перекинулись на другое. Мастерство неудержимо притягивало Егора, а хозяин не подпускал его к токарному станку. Парню казалось, что он все понял, что стоит ему подставить резец к быстро вертящейся деревяшке, и резец загудит так же ровно и звучно, как у мастера.

Но де Шепер не отходил от станка и, отработав положенное время, неизменно говорил:

– Теперь пойдем покушать! – и запирал мастерскую.

И тогда у Егора родилась дерзкая мысль: он захотел сам сделать себе токарный станок.

Станки качала XVIII века не отличались особо сложным устройством: деревянная станина, ножная педаль с приводом, вращающим шпиндель передней бабки, задняя бабка со вторым шпинделем; между шпинделями зажимался обрабатываемый предмет.

Все это не мудрено было постигнуть Егору. Через несколько дней пытливого рассматривания конструкция станка стала ему понятна в совершенстве.

* * *

Егор работал по ночам. Спал он не больше трех-четырех часов в сутки. Чуть не целую ночь из амбарушки слышались стук и лязг, сквозь маленькое окошко пробивался тусклый свет жировика.

Наконец станок готов. Егор смотрит на него с недоверчивым восторгом. Резцы, купленные по случаю, лежат возле. Егор вставляет деревянную болванку, нащупывает ногой педаль…

Глубокая ночь. Тишина вокруг, лишь где-то далеко лает собака. Сердце у Егора сильно бьется, руки дрожат, со лба катится соленый пот… Егор нажимает педаль и приставляет резец… Трах! Резец отскакивает и бьет Егора ручкой по челюсти. Парень хватается за ушибленное место. Через минуту он снова прикладывает резец. Станок скрипит, качается… Резец то глубоко въедается в дерево, то отскакивает рывком.

Первые часы работы не дали Егору ничего, кроме огорчений. Парень хотел сразу слишком многого. Он еще не умел работать педалью, а уж принялся за обточку болванки.

Егор взял себя в руки, отложил резец в сторону и начал нажимать педаль, добиваясь совершенно равномерного вращения вала.

На эту «науку» ушло несколько ночей. И только тогда Егор разрешил себе взять резец.

Он задрожал от радости, когда из-под резца побежала мелкая чешуйчатая стружка. Первую болванку он, конечно, испортил, но вторая и третья пошли лучше.

Марков делал дома быстрые успехи, а мастер Людвик де Шепер все еще заставлял его присматриваться, подметать мастерскую, подносить болванки.

– Доброму ученику положено три года мастеру трубки табаком набивать, – говорил француз.

– Российским ученикам нет времени по три года трубки набивать! – возражал Егор. – Что государь скажет, ежели узнает, что я в бездействии время провожу?

Наконец де Шепер торжественно подвел Егора к станку.

– Урок первый! Поучайся работать ногой, чтобы про нее не думать. Ты смотришь на резцы, твоя голова есть занята, а нога сама, одна должна работать…

Егор лукаво улыбнулся и нажал педаль. Вал завертелся ровно и плавно, а рот мастера широко открылся, и оттуда вылетело звучное:

– О-о!

– Может, позволишь, хозяин, болванку обточить? – усмехнувшись, спросил Егор.

Растерявшийся француз кивнул головой. Марков мигом сбегал в кладовую, принес сухой березовый обрубок, ловко зажал между гребенками, и резец монотонно зажужжал под рукой молодого подмастерья.

– Я ничего не понимаю! – воскликнул де Шепер. – Кто тебя обучал мастерству?

– Я сам дома станок сделал, – покраснев, признался Егор, – и на нем ночами учился.

Удивлению мастера не было предела.

– Ты имеешь резон! Я тебя допускаю к токарному искусству.

Марков делал поразительные успехи. Скоро он точил не только по дереву, но и по металлу, по кости. Уверенно хватая нужные резцы, он безукоризненно вытачивал сложнейшие фигуры.

– Tres bien!^[54] – говорил восхищенный француз.

Увидев, что Егору можно смело доверить станки, де Шепер переложил большую часть работы на Егора, а сам объяснялся с заказчиками и добывал материалы.

«Я разбогатею, если удастся продержать Маркова пять лет», – думал француз.

Егор стоял у станка. Педаль мерно качалась под ногой, резцы пели монотонные песни, каждый свою, летели стружки… Егор был доволен и счастлив.