Книга Одинокая звезда онлайн - страница 8

Глава 9. Дома

Чем дальше уносил поезд Олю и Юлю от синего моря, тем сильнее хмурилось небо. Сначала на нем еще виднелись голубые островки, потом и они исчезли, затянутые серой хмарью. За Москвой небо откровенно разрыдалось. Его слезы крупными каплями падали на вагонное стекло, стекая по нему неровными косыми струйками.

«Небо плачет по лету, – думала Оля, – оно не хочет с ним расставаться. Ведь впереди долгий холод и мрак. Как у меня на душе».

Всю дорогу она простояла в коридоре, прижимаясь лбом к холодному стеклу. Какой-то парень попытался заговорить с ней, но, взглянув на ее отрешенное лицо, ретировался.

Юлька лежала на полке и злилась на подругу. Как было весело, когда они ехали на море! Они хохотали до упаду, резались в карты, флиртовали с москвичами из соседнего купе. Как те уговаривали их ехать с ними в Сухуми! Лучше бы они согласились. Но ей так хотелось показать Ольке Пицунду. Кто ж знал, что эта ненормальная встретит там своего грузина. Это ж надо так втрескаться.

Хорошо хоть не проревела всю дорогу. Молчит. Уперлась лбом в стекло и молчит. Какие мысли бродят в ее голове? Еще выкинет чего-нибудь, а ей, Юльке, расхлебывать.

– Оль! – позвала она подругу. – Зайди в купе, посиди со мной. Ну сколько можно стоять в коридоре?

Та не шелохнулась.

– Оля! – Юлька спрыгнула с полки. – Ты слышишь меня? Ну не молчи.

– Юля, не трогай меня.

– Нет, ты скажи: ты можешь сейчас что-нибудь изменить? Скажи, можешь? Правильно – не можешь. Тогда повтори десять раз: «Я не могу ничего изменить. Я не могу ничего изменить. Я не могу ничего изменить». Вот увидишь – тебе станет легче.

– Я не могу ничего изменить, – безжизненным голосом послушно повторила Оля. – Я не могу ничего изменить.

– Так и повторяй, пока не полегчает. Раз ты ничего не можешь изменить, что толку себя казнить? Ведь не страдаешь же ты оттого, что не летаешь. Ну нет у тебя крыльев – так что теперь, умирать?

Крылья. Остановка, открытая дверь. Взмахнуть и полететь…

– Ты что, не можешь взять себя в руки? – упорно гнула свое Юлька. – Прекрасно можешь. Я тебя знаю – ты сильная. Заболеть хочешь? В таком состоянии к тебе любая болячка прицепится. И пойдет твоя диссертация коту под хвост.

Заболеть? А ведь Юлька права. Ей нельзя болеть. Ни в коем случае! Надо сейчас же перестать кукситься.

– Юлечка, я больше не буду. Честное слово! Видишь, я уже улыбаюсь. Не сердись. Хочешь, в дурака поиграем?

Что-то слишком быстро она переменилась. Заболеть испугалась? С чего бы? Какая-то в ней тайна, будто… будто еще не все кончено. Словно она чего-то ждет. Словно прислушивается к чему-то.

А вдруг?! Десять дней и ночей под одной с ним крышей. В одной постели.

Ну, тогда она полная идиотка. Хотя с нее станется. Вообразит, что этим его удержит. Кого из них этим удержишь!

Юлька не была пай-девочкой и от запретного плода вкусила давно. Но ведь надо и голову на плечах иметь. Нет, она, Юлька, сначала устроится на хорошую работу, найдет достойного мужика, выйдет замуж, заимеет все, что необходимо для нормальной жизни, – вот тогда можно и о ребенке подумать. Но не сейчас же – да еще когда у Ольки столько проблем впереди. О господи, хоть бы она ошиблась в своих подозрениях.

Но вот, наконец, и вокзал. Серое небо, серые лица. Пальто, плащи, зонты. И пузыри на лужах. Приехали. Опять пахать до следующего лета. Какая тоска!

«Юлька права, – думала Оля, подъезжая к дому. – Мне нельзя раскисать. Я должна все выдержать ради своей цели. Надо побыстрее закончить работу над диссертацией. Надо защититься до того, как наступит срок, – если он наступит. Надо работать день и ночь и ни о чем больше не думать».

– Оленька! – обрадовалась мать. – Приехала! Раздевайся скорее да садись обедать. Все горячее.

– Как отдохнула? По своей работе не соскучилась? – Дмитрий Иванович – Олин отец – ревниво следил за ее успехами. – Новые идеи не появились?

– Соскучилась, конечно. И идеи появились. Мне никто не звонил?

– Утром шеф звонил. Просил, как только приедешь, связаться с ним.

Что там приключилось? Оля взяла трубку.

– Борис Матвеевич, добрый день! Это Туржанская. Вы просили позвонить.

– Олюшка! – услышала она обрадованный голос шефа. – С приездом! Как отдохнула?

– Спасибо, хорошо. Я нужна?

– Тут, понимаешь, проблема небольшая появилась. ВАК теперь требует, чтобы в диссертациях непременно было показано прикладное значение работы. Где ее можно применить. Дикость, конечно, но ничего не поделаешь. Надо обсудить.

Прикладное значение! «Кому нужны твои уравнения?» – спросил он. Как она ему ответила: «Я не прикладник». Серго, как я хочу к тебе!

Что ж, придется стать прикладником. Ничего, она справится.

– Когда подойти? – спросила Оля. – Я хоть сейчас.

– Нет, сейчас уже поздно. Приходи завтра к одиннадцати.

– Могу и пораньше.

– Раньше не надо – у меня лекция. Да, вот еще что. Я уезжаю на конференцию на две недели. Прочтешь за меня лекции?

– Конечно. Езжайте, не беспокойтесь.

Вообще-то аспиранты не имели права читать лекции – им дозволялось проводить только лабораторные и практические занятия. Но член-корреспондент Академии наук Борис Матвеевич Воронов, называвший Олю не иначе, как «самая светлая голова в институте», добился для нее такого права в порядке исключения.

– Я требую собрать комиссию! – шумел он. – Или ученый совет! Я до министра дойду! Эта девушка готовый лектор. Получше некоторых наших доцентов.

Ректор решил с ним не связываться – все-таки член-корреспондент – и разрешил.

Оля очень добросовестно готовилась к лекциям – составляла подробный план, обдумывала, как получше объяснить трудные места, чтобы всем студентам было понятно, даже самым слабым.

Шеф, посетив пару раз ее лекции, махнул рукой и перестал ими интересоваться.

– Она им все как по полочкам раскладывает, – заметил он коллегам. – Даже я так не могу.

Однажды к ней на лекцию явился сам ректор. Неизвестно, что он сказал, но после его посещения даже самые непримиримые ее недруги замолчали. Оле был дан зеленый свет.

И студенты ее любили. Они быстро привыкли, что эта тоненькая девушка, внешне ничем не отличимая от них самих, часто заменяет на лекциях самого БМВ – так они прозвали Воронова. Она не считала за труд объяснить несколько раз непонятные места, помогала решать задачи. К ней можно было обратиться перед экзаменом – она охотно консультировала всех без исключения.

Работа над диссертацией стала для Оли спасением. Она ушла в нее с головой.

– Отдохнула бы, – вздыхала мать, – сходила бы хоть в кино или еще куда. Ну что, у тебя друзей нет, погулять не с кем? На улице такая красота – не осень, а просто загляденье. За город бы с друзьями съездила. Говорят, еще подосиновики находят, да и опят полно.

Мать знала, что «грибалка» была Олиной слабостью.

– Ты бы послушалась мать, – поддерживал ее отец, – посмотри, на кого стала похожа. На воздухе совсем не бываешь, потому и аппетита нет. Кому будет нужна твоя диссертация, если ты свалишься?

Но Оля молча выслушивала их и продолжала свое. Ей не хотелось ни с кем встречаться. Все их вечеринки, прогулки по паркам, выезды на природу, которые она прежде так любила, теперь потеряли для нее всякий интерес. Научная работа стала для Оли и трудом, и отдыхом.

Борис Матвеевич не мог нахвалиться своей аспиранткой.

– Впервые вижу такую увлеченность наукой! – восклицал он, показывая коллегам листы, исписанные Олиными уравнениями. – Нет, вы посмотрите, какое она нашла оригинальное решение. Это же готовая докторская!

Одна за другой вышли три статьи в центральных журналах. Заинтересовались полученными Олей результатами за рубежом. Поступило приглашение на крупный симпозиум – но Оля, сославшись на занятость, отказалась, чем сильно огорчила шефа. Она не могла позволить себе терять время – ей надо было спешить.

Но по вечерам ее одолевала зеленая тоска. Тогда она укрывалась с головой одеялом и погружалась в воспоминания.

Серго легко являлся ей. Он ложился рядом, прижимал ее к себе, впивался губами в ее губы. – Блаженство мое! – слышала она его горячий шепот. – Девочка моя ненаглядная!

Ее память послушно раскрывала свои сокровищницы, полные драгоценностей, собранных ею в тот день и во все последующие – от первых острых мгновений близости до последнего поцелуя. И она, казалось, испытывала те же ощущения. Ее руки сами поднимались для объятия, губы тянулись навстречу его губам.

Потом она забывалась тяжелым сном.

– Тебе звонил какой-то грузин, – объявил однажды отец, когда Оля вернулась с кафедры. – Кто это?

– Знакомый.

– Что еще за знакомый? Где ты с ним познакомилась?

– На море. Что он сказал?

– Что позвонит еще. Но я ему посоветовал не утруждать себя.

– Папа, как ты мог! – ужаснулась Оля. – Зачем ты так? Что он теперь будет думать обо мне?

– А почему он вообще должен думать о тебе? Ты математик, аспирантка, умница. Что у тебя может быть общего с каким-то грузином?

В его устах это прозвучало как «с каким-то кретином».

– Папа, при чем здесь национальность? Ты же дружишь с дядей Самвелом. Как ты можешь! Считаешь себя культурным человеком, а сам рассуждаешь, как дремучий националист!

– Ах, ты вон как заговорила! Сравнила! Самвела я знаю сто лет. Ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду. Пляжное знакомство! Не думал я, что ты до такого докатишься! А все твое воспитание! – напустился он на мать. – Вечно ей потакала. Она и решила, что ей все позволено.

– Да при чем здесь я? – возмутилась та. – Ты же сам все твердил «пусть едет, пусть едет». Вот и доездилась!

– Немедленно прекратите! – закричала Оля. – Как вам не стыдно! Я – взрослый человек, с кем хочу, с тем и знакомлюсь. Вы же его совсем не знаете!

– Ах, так ты уже успела его узнать? Интересно где – на пляже? Только там они и соблазняют таких дур! Пусть посмеет еще раз сюда позвонить – я его так отчихвостю, навсегда твой номер забудет!

Девушка не верила своим ушам. И это ее отец! Папа, которого она так любила! Как он может? Он – секретарь партийной организации завода. Всегда такой добрый, такой понимающий. Какой стыд!

– Если ты это сделаешь, – твердо сказала она, – я уйду из дому. Так и знай!

– Нет, мать, ты слышишь? Она из дому уйдет. Ты кому угрожаешь?!

Но дочь уже не слушала его. Заперев дверь своей комнаты, она упала на кровать и разрыдалась. Но тут же вспомнила, что теперь ей плакать нельзя. Тогда она села и стала обдумывать дальнейшие действия.

«Насчет Серго, – решила она, – особо беспокоиться не стоит. Он должен все понять. Ведь и его родители ведут себя точно так же. Надо позвонить ему на работу и сказать, чтобы он писал ей на Главпочтамт до востребования».

Оля знала, что у Серго дома тоже есть телефон, но ей в голову не приходило звонить ему.

«А с отцом не буду какое-то время разговаривать, – решила девушка. – Буду дуться. Пусть помучается, может, ему стыдно станет».

Так она и сделала. Позвонила в милицию Батуми. Услышав незнакомый голос, попросила Серго Джанелия. Ей сказали, что он на дежурстве. Тогда Оля попросила позвать Отара.

– Отари! – услышала она в трубке. – Тут тебя девушка спрашивает. Очень приятный голосок.

Отар обрадовался ее звонку. Она рассказала ему о разговоре с отцом. Он одобрил идею о переписке и удивился, что это не пришло им в голову раньше. Передал привет Юльке.

Через неделю Оля получила первое письмо. Серго писал, что очень скучает. Что в каждой девушке видит ее – Олю. Даже называет их ее именем, а они потом обижаются. – Любовь моя! – Прочтя эти слова, Оля чуть не заплакала. – Я говорю и говорю с родителями о тебе. Они уже начинают слушать. Все равно мы будем вместе. Ты только еще немного подожди.

Какой у него красивый почерк! – думала Оля. – И совсем нет ошибок.

Она не знала, что ее любимый в школе тоже прекрасно учился. Только не захотел, чтобы родители платили деньги за поступление в институт. Для поступления на юридический нужно было заплатить очень большие деньги, будь ты хоть семи пядей во лбу.

Его родители были людьми состоятельными, но он все равно не хотел, чтобы они давали взятку. А стать юристом очень хотел, – потому и пошел служить в милицию. Можно учиться заочно, и в армию не заберут. Нет, он не боялся армии. Он вообще ничего не боялся – считал, что достаточно быть осмотрительным. Но не хотелось терять времени.

Письма от Серго стали приходить часто. Оля договорилась на почте, чтобы за небольшую плату ей звонили домой, когда придет очередная весточка.

– Но сообщайте только мне! – попросила она, – Больше никому.

Понятливые почтальоны согласно кивнули.

А время бежало, бежало. Дни складывались в недели, недели в месяцы. Оля то с тревогой, то с надеждой прислушивалась к себе. Когда все сроки прошли, она возликовала – ее заветная цель будет достигнута. Все получилось, как задумала.

Написать ему или нет? – ломала голову девушка. С кем бы посоветоваться?

Наконец она решилась довериться Юльке. А кому же еще?

Юлька выслушала великую новость спокойно.

– Я еще тогда догадалась, – сказала она, – в поезде. Но ты все равно ненормальная. Что делать будешь? Срок-то уже – ого!

– Что положено, то и буду делать. Юля, как ты думаешь, написать ему или не надо?

– Ну и вопросы ты задаешь, подруга. Хочешь правду?

– Давай.

– Тогда слушай. Серго молодой, здоровый мужчина. Тебе ли не знать, какой он страстный. Прошло почти четыре месяца. Ты что же, думаешь, у него за это время никого не было? Да мне один грузин – ты его не знаешь – говорил, что если он неделю будет без женщины, то повесится. Нет, я не хочу сказать, что Серго по тебе не скучает. Но… одно другому не мешает. Кстати, что за девушек он называет твоим именем, ты не задумывалась?

Вот когда Олю в первый раз по-настоящему замутило.

– Так знай, – продолжала Юлька безжалостно, – как бы он тебя ни любил, но новые впечатления накладываются на старые. И старые на их фоне бледнеют, забываются. Поэтому мой тебе совет: ничего ему не пиши. Дождись его приезда. Посмотри ему в глаза. И если поймешь, что нужна ему, скажи. А иначе – не надо. Если он к тебе начал остывать, то эта новость только сильнее оттолкнет его. Родители знают?

– Еще нет.

– Во-от будет им сюрпри-из! Дмитрия Ивановича удар хватит. А маман твоя скажет, что это я во всем виновата.

– Уже сказала.

– Так. Значит, у нас с тобой теперь связь односторонняя – ты ко мне можешь, а я к тебе – нет.

– Если что, звони на кафедру. Если Отар тебе что-нибудь сообщит о Серго – или сам Серго позвонит. Мне передадут.

– Хорошо. Ну беги, а то меня ждут.

– Я ничего не могу изменить, – повторяла Оля Юлькины слова. – Я ничего не могу изменить. Значит, не надо терзать себя. И вообще, главное, чтобы ему было хорошо. Пусть их у него будет хоть сто, если он без этого не может. Главное, чтобы он был на свете. И тогда, может, мы когда-нибудь встретимся.

Оля попыталась представить их встречу. Но… ничего не вышло. Она больше не видела его. А ведь еще недавно он так легко являлся ей.

«Не смей думать о плохом! – приказала себе девушка. – Не провоцируй беду. Иначе она тут как тут. Сколько раз уже так было».

Она даже не подозревала, насколько была права. Она даже не догадывалась, какой счет ей предъявит Всевышний и как близка расплата. И как немыслимо высока цена за ее короткое счастье.