Книга Адмирал Колчак онлайн - страница 6



Кикин дом

– А ты, любезный, будь добр, подай мои ботины, – покровительственно и доброжелательно протянул краснолицый гардемарин с пробивающимися светлыми усами только что определенному в Морской шляхетный корпус Федору Ушакову. Федор смутился, покрылся краской, но ботины подал, вопросительно взглянув на гардемарина.

– Вот так, голубчик, будешь исполнять все мои приказания, – старался тот говорить солидно, с хрипотцой.

– А ты кто будешь? – нерешительно спросил Федор.

– Я твой «старикашка», а ты мой «рябчик», – важно ответствовал светлоусый, и на глазах у изумленного Федора запихал в ноздри кусок душистого табака.

– Не пойму что-то. Нам сегодня на плацу внушали, что командиром моим есть корпусной офицер Егор Ирецкий и его приказы я должен выполнять. А о «рябчиках» и «старикашках» слыхом не слыхивал.

– Вот будешь ныне знать, кто твой истинный начальник. У нас, у кадет, тут свой устав имеется. Да ты не сомневайся, то правило испокон веков. Лучше скажи, у тебя деньги есть?

Федор замялся, помнил, матушка наказывала никому об этом не говорить, но тут-то скрываться нечего, своя братия, морская.

Ответил:

– Есть немного.

– Ну так вот, давай сигани на угол от Кикиного дома. Купи бутылку, сбитня и яблок и тащи сюда. Да так, чтобы офицер не заметил.

Федор наморщил лоб, подумал о деньгах, но спросил не об этом:

– А пошто дом-то Кикиным зовется?

– Э-э-э, то дело давнее. Первый дом у Морского корпуса, что тогда академией звался, был отобран, аль куплен у купца Кикина на Неве. С той поры и нас там нету, и дом-то снесен, и корпус в другие места переехал, дом Миниха обжил, а все про наш корпус Морской говорят – Кикин дом… Так ты давай на угол, валяй.

Федор вздохнул, поморщился от своей несговорчивости и обреченно протянул:

– Не-е… Не пойду. Мне батюшка не велел расходовать. До Нового года не пришлют больше.

– Ты что, негодник! – завращал глазами светлоусый гардемарин, чихнув от табака. – А ну беги быстрее в лавку, пока тебе тут не всыпали горячих.

– Не-е. Сказал не пойду, значится, не побегу. Я батеньку привык слушать. – И, повернувшись, пошел к выходу. Сильный и неожиданный удар под коленки и в спину подкосил его. Он упал на дверь и, вытянув руки вперед, вылетел в коридор под ноги ротному офицеру. Тот едва отскочил и тут же, стремительно приблизившись к лежащему Федору, сгреб его за воротник, приподнял перед собой.

– Ты что, недоумок, – так дразнили в корпусе кадет первого года обучения, – наук не постиг, а уже бунт подымаешь, на офицера нападаешь! – загремел он. Из разбитого носа Ушакова капала кровь, на лбу расплывалось пятно синяка. Офицер, не умея смягчить голос, сипловато-хрипло рыкнул: – Ты что – ядро? Или пуля ружейная? Может, тебя кто толкнул сзади?

Федор пришел в себя, тяжело вздохнув, не глядя на офицера, сказал:

– Не-е… Разбежался и прыгнул… Сам упал.

– Сам? Ну тогда караул вне очереди.

Вечером, когда он проходил по длинному корпусному двору, его обогнал светлоусый и дружески хлопнул по плечу:

– А ты малый крепкий, «не задорный». Будем дружить. Меня Яковом Карташевым кличут.

Потом уже узнал Федор, что «задорными» называли в училище тех, кто жаловался на своих товарищей, доносил о своих обидах офицерам. Ни разу не испытал он на себе сурового наказания, которое применялось к «задорным», когда с ними никто не говорил и не останавливался. То была невыносимая мука, когда к несчастному жалобщику поворачивались спиной, удалялись как от зачумленного. Лишь победоносная драка да удалое молодечество во время плавания смывали позор с «задорного». В тот первый день Федор нутром почувствовал необходимость исполнения морского закона – закона спайки и братства, но подчинения кулаку не принял.

…На следующий день выдавали одежду и амуницию. Зеленый кафтан Федору нашли сразу, а штаны не подходили – все были коротки.

– Эко тебя угораздило! – беззлобно ворчал каптенармус. – Малые дать – порвутся скоро, а мундир на два года выдается. Будешь целый год распоротым. Что за кадет из тебя тогда. На вот, возьми еще суртук, тоже зеленый, для вседневной носки. Кажен день носи и следи, дабы не порвался. Он, правда, крепок, из солдатского сукна делан. Наконец последним оделся и Федор. Вскоре получили тесаки и ружья. И еще рыхлым, невыровненным строем встали новички перед зданием Морского корпуса. Из каменного флигеля вышел на высокое крыльцо поддерживаемый под руку двумя офицерами толстый дядька. «Милославский, Милославский! Сам контр-адмирал!» – прошелестело по рядам. Мрачно поглядел на кривую шеренгу неопрятно одетых первогодков-кадет и, сморщившись, брезгливо сказал:

– Строю! Строю учиться надо! Сейчас морякам не до моря. В сухопутчиков обращают. Запомните сие время, когда вас могут лишить морского состояния.

Кадеты испуганно молчали, не понимая, о чем говорит контр-адмирал. Сурово молчали и офицеры. Они-то знали, что грозит морскому сословию. Милославский поводил глазами по строю и, остановив взгляд на выделяющемся Ушакове, громко спросил:

– Вот ты, недоросль в плечах знатный, зачем сюда, в наш Морской корпус, подался?

– Я, ваше превосходительство, еще в деревне по-морскому думал и в сухопутчики не пойду, лучше уж в брадобреи.

Строй недружно засмеялся. Милославский склонил голову и одобрительно покивал:

– Похвально! Похвально, братец. Но ты нынче берегись, кабы тебя самого не побрили на голыптинский манер! – И тоже заколыхался в смехе, довольный своей смелой остротой…

…Проявивший дружелюбие к Федору с того часа, когда тот не выдал его, Яков Карташев вечером пояснил:

– Проект у голыптинцев императора Петра III созрел: слить всех кадетов в единый корпус под управлением графа Шувалова. Нас, моряков, своего первородства лишить задумали.

– Пошто надобно-то сие им?

– А как же! Российский флот всем немцам поперек горла стоит, еще со времен Великого Петра. А особо когда Мемель и Кольберг у них отбили. Радетелей у него мало осталось. Вот ты – малый с характером, – продолжал Яков, – а готов всю душу отдать российскому мореплаванию? Готов служить морю без отдачи?

Увидел, что Федор непреклонно повел головой, кивнул ему.

– Поклянись тогда! Побожись, что не отступишься от моря – в наше братство войдешь.

Федор о братстве не ведал никаком, но морю был уже предан, жаждал сродниться с ним навсегда. Вырвал волос из головы, окрутил вокруг пальца и тихо сказал:

– Не отступлюсь от дела морского, от Веры нашей, от Отечества русского! Служить им буду вечно и неустанно! Аминь!



Помоги Ридли!
Мы вкладываем душу в Ридли. Спасибо, что вы с нами! Расскажите о нас друзьям, чтобы они могли присоединиться к нашей дружной семье книголюбов.
Зарегистрируйтесь, и вы сможете:
Получать персональные рекомендации книг
Создать собственную виртуальную библиотеку
Следить за тем, что читают Ваши друзья
Данное действие доступно только для зарегистрированных пользователей Регистрация Войти на сайт