Страницы← предыдущаяследующая →
Лунева разбудил ранний телефонный звонок. Откинув одеяло, Лунев сунул ноги в шлепанцы и, как был в пижаме, направился из спальни в кабинет.
Жена тоже проснулась. Она оторвала голову от подушки и проводила мужа взглядом, полным тревожного ожидания.
Лунев подошел к письменному столу. Там рядом с телефонным аппаратом и письменным прибором стояла модель реактивного самолета «ТУ-154». Телефон трезвонил, не переставая.
Лунев снял трубку и привычно проговорил:
– Лунев слушает.
Последовала долгая пауза, во время которой Лунев стоял неподвижно, слушая абонента. Лицо его было сосредоточенным.
– Спасибо, – наконец сказал он.
А потом, после короткого молчания:
– Постараюсь оправдать доверие.
Он положил трубку, постоял несколько мгновений, что-то обдумывая, и вернулся в спальню.
Жена встретила его тем же ожидающим взглядом.
– Можешь меня поздравить, – хмуро сказал Лунев.
Вокзал местного аэропорта в эти утренние часы напоминал Ноев ковчег. Точнее, спящий Ноев ковчег, который к тому же никуда не плывет. Еще точнее – это было сонное царство, хорошо известное по русским сказкам.
Тут и там, группами и поодиночке, приткнувшись к чемоданам и тюкам, свернувшись в креслах, притулившись к перегородкам, в самых живописных позах спали и дремали пассажиры.
Здесь были все возрасты, национальности, социальные группы.
Служащие аэропорта дисциплинированно дремали на рабочих местах: за регистрационными стойками, в справочном бюро, в вокзальном буфете. Если кто и двигался, то так лениво и плавно, что это лишь подчеркивало общее состояние спячки. Тихо было в аэропорту, никаких звуков, кроме храпа да посапывания, не раздавалось.
Аэропорт был захолустный, провинциальный, постройки пятидесятых годов. Стояли пальмы в кадках. Отдельные новшества, вроде кресел на колесиках, только подчеркивали провинциальность.
Именно в таких широких креслах ожидала вылета группа пассажиров: старик интеллигентного вида с худым лицом и впалыми щеками; мужчина средних лет, по виду – производственник; молодой человек с бородкой и румяными круглыми щечками; наконец, красивая женщина, которую портила лишь обильная косметика, зато украшала дорогая шуба.
Производственник дремал, вытянув вперед ноги и надвинув на нос шапку, отчего были видны лишь его широкие скулы. Остальные трое вели вялый разговор: все уже успели перезнакомиться за время многочасового ожидания.
– Ну, а раньше?.. – устало спросил молодой, обращаясь к старику.
– Сколько себя помню, здесь всегда творилось бог знает что! – раздраженно вмешалась женщина.
– Не скажите, – возразил старик. – При Силине работали нормально. Правильно работали.
– Силин? Кто это? – спросила женщина.
– Сразу видно, что вы молоды, – улыбнулся старик. – Был такой начальник аэропорта, царство ему небесное!
– Вспомнили Силина… – вздохнул молодой. – При Силине летали на «илах», на винтовой технике…
– Дело не в технике, а в людях, – сказал старик.
– Они допрыгаются… – вдруг тяжело пообещал производственник, не меняя позы.
Все замолкли, посмотрели на него. Однако, он свою мысль не продолжил.
– Нет, так мы никогда не улетим! – женщина резко поднялась и направилась туда, где под сенью декоративной пальмы расположилась группа людей с музыкальными инструментами в футлярах. Это был аккомпанирующий состав, сопровождавший певицу в гастрольной поездке.
Певица потрясла за плечо молодого администратора.
– Аркадий!
Тот поднял голову, посмотрел спросонья.
– Ты узнавал?
– Не порите панику, Валентина Григорьевна! – недовольно произнес Аркадий. – Рейс откладывается на два часа.
– Это уже шестые два часа!
– Да не улетим мы сегодня, ежу понятно, – отозвался саксофонист в летах. – Ничего, Валентина, сейчас ресторанчик откроют…
Щелкнуло в динамике, висящем над пальмой, и оттуда донесся девичий голос:
– «Вниманию пассажиров, вылетающих рейсом 4515 до Махачкалы. Ваш вылет задерживается на два часа по метеоусловиям».
В кабинете начальника Службы обеспечения полетов происходило тем временем конфиденциальное совещание. В нем участвовали хозяин кабинета Петр Герасимович Горохов – плотный крепенький старичок, каких именуют иногда «боровичками», – и его подчиненный Борис Чиненков, человек лет тридцати пяти с юрким примечающим взглядом. Они сидели за столом для совещаний напротив друг друга и переговаривались тихо и внятно, глядя друг другу в глаза.
– Ну, а если? – с сомнением проговорил Горохов.
– Никаких если, Петр Герасимович! Что они – не понимают?! – Чиненков перешел на свистящий шепот. – Да я первый уйду… Там ведь не дураки сидят. Сравнивать вас и Лунева!
– Думаешь? – озабоченно переспросил Горохов, словно окидывая себя мысленным взором.
– Факт!
Щелкнуло в системе диспетчерской связи, запищал зуммер. Горохов вразвалочку подошел к пульту, нажал клавишу.
– Слушаю, Горохов.
– «Петр Герасимович, на Махачкалу опять задержка!» – сказал в динамике женский голос.
– А в чем дело?
– «Кажется, не заправлен.»
– А ты узнай… И не трезвонь больше. Мне некогда, – Горохов нажал клавишу и вернулся к Чиненкову. У того уже были готовы аргументы.
– Лунев нашей службы не нюхал. Что у него? Летал как все…
– Положим, летал-то он… – попытался возразить Горохов.
– А что? Я вам скажу – разговоров больше! – убежденно зашептал Чиненков. – У нас же как? Человек один раз вылетит по расписанию, так о нем уже песни поют.
– А переучивался в Академии? Не шутка. Факультет организации производства, – вздохнул Горохов.
– Ах-ах! Подумаешь. Факультет.
– И потом – молодой он, – выложил последний козырь Горохов.
– Сомнительное преимущество, – парировал Чиненков. – Молодой – сиречь неопытный. А у вас стаж почти полвека… В нашей системе, я вам скажу, никакие знания роли не играют… Только опыт! Сложная система у нас, надежности мало. Молодым тут делать нечего, они пусть ума набираются под руководством старших. Вот я – молодой… Разве я не понимаю, что руководить аэропортом должны вы, а не Лунев…
Опять запищал зуммер. Горохов подошел к пульту, включил связь.
– «Петро, ты не забыл, что сегодня хоккей?»
– Ты мне лучше про рейс на Махачкалу скажи, – добродушно отвечал Горохов.
– «Там все в норме. Улетят. Не сегодня, так завтра».
– Смотри у меня, Федор!
Горохов снова выключил селектор, оперся кулаками на стол, глянул орлом.
– Значит, говоришь, меня должны?
– Больше некого, Петр Герасимович! – развел руками Чиненков.
В аэровокзал как-то бочком вошел худощавый человек с жалобным, слегка заискивающим лицом. Под мышкой он неловко держал большую картонную коробку из-под макарон. Близоруко, с прищуром оглядев зал, он направился к выходу на перрон, где сгрудились встречающие. Пробираться по залу было трудно, человек то и дело путался в лабиринте чемоданов и спящих.
Подойдя к девушке в форме, дежурившей у выхода, он спросил:
– Рейс из Иркутска прибыл?
– Нет еще.
– А когда?
– Как прилетят, так и будет.
– Понятно…
Он отошел к стене, поставил коробку на пол. По тому, как он управлялся с нею, было видно, что коробка пуста.
Рядом стояла увядающая женщина с увядающим букетом.
– Вы тоже иркутский встречаете? – спросил мужчина робко.
Она вздрогнула, отчего с букета осыпалось на пол еще несколько лепестков.
– Это безобразие! Опаздывает на двое суток.
– Иркутский? – испугался он.
– Ташкентский! Ташкентский! У меня цветы вянут.
Лепестки бесшумно падали на пол.
– А вы узнайте, – жалостливо посоветовал он.
– У кого? – она презрительно посмотрела на него. – В этом аэропорту даже начальника нет!
– Как же они… без начальника?.. – мужчина совсем сник.
– А вот так! – торжествующе сказала она и вдруг, с ненавистью взглянув на букет, швырнула его в урну.
Официант в плохо отутюженном смокинге появился за стеклянной дверью ресторана и перевернул табличку. Было «Ресторан закрыт», стало «Ресторан открыт». Он распахнул дверь и отодвинулся в сторону, приглашая пассажиров зайти.
В ресторан стали втекать первые посетители. В их числе была и группа гастролирующих музыкантов: певица Валентина, администратор Аркадий, пожилой саксофонист Виктор Иванович и молодой барабанщик Толик… Они заняли стол. Певица взяла меню.
Официант подошел к ним.
– У нас еще ничего не готово. Плита разогревается, – сообщил он.
– Зачем же вы открываете? – недовольно сказала певица.
– Расписание, – пожал он плечами.
– Вы бы лучше летали по расписанию! – вскипела она.
– Валентина, не нервничай, – примирительно сказал саксофонист. – У ресторана одно расписание, у плиты другое…
– У самолетов – третье, – подхватил Аркадий.
– Как вас зовут? – обратился саксофонист к официанту.
– Иннокентий.
– Вот что, Кеша. Сидеть мы здесь будем долго. Пока не улетим, – начал саксофонист.
– У меня смена кончается в восемнадцать, – оказал официант.
– Значит, передашь нас сменщику.
– Да вы что?! Намерены здесь до вечера сидеть?! – опять разнервничалась певица. – У нас вылет через два часа.
– Блажен, кто верует… – сказал Аркадий.
– Ты не торопись, Кеша, – не обращая внимания на них, продолжал саксофонист. – Пока плита разогревается, принеси-ка нам закусочки. А как с этим делом? – он изобразил двумя пальцами «стопарик».
– Ну, вы же знаете… – развел руками официант.
– Понятно, – кивнул саксофонист.
Официант удалился.
– Я лично здесь сидеть не намерена, – сказала Валентина. – К обеду я должна быть в Иркутске.
– К завтрашнему обеду, – уточнил администратор.
– Почему? – удивилась она.
– Сегодня, летать не будут. Сегодня должны назначить начальника. Завтра он выйдет, и мы улетим…
– Или не улетим… – благодушно добавил саксофонист. – Чем здесь плохо? Закуска та же, что в Иркутске, – он указал на приближающегося с подносом официанта.
– Аркадий, ты откуда про начальника знаешь? – спросил Толик.
– У меня профессия такая, Толик. Ты на барабанах стучишь, ты ничего знать на обязан. А я администратор… Я даже знаю, кто будет новым начальником аэропорта.
Официант, уже расставлявший на столике закуски, насторожился, прислушиваясь к разговору.
– Кто? – спросил саксофонист.
– Лунев.
– Вот уж нет! – не выдержал официант. – Горохов будет. В крайнем случае – Афанасьев.
– Он мне говорит! – кивнул на официанта Аркадий.
– Кеша, рюмочки, пожалуйста, – попросил саксофонист.
Официант поставил рюмки.
– Только по-тихому, – сказал он.
– Да какая разница! Разница-то какая! – воскликнула Валентина. – Горохов! Лунев! Мы их как не видели, так и не увидим! Нам главное – вовремя вылететь!
– Ошибаетесь, Валентина Григорьевна, – заметил администратор. – Неглубоко копаете.
– А у нас с собой было, – саксофонист опустил рюмку под стол и налил из фляги, не вынимая ее из внутреннего кармана пиджака.
Официант Иннокентий с нервной прямой спиной вошел в служебное помещение ресторана. Там у стойки буфета ожидали очереди на раздачу старый официант и молодая официантка в наколке. Толстая буфетчица резала ветчину.
Иннокентий остановился, выдержал паузу, сказал значительно:
– Говорят, Лунев будет.
– Типун тебе на язык! – вздрогнула буфетчица.
– Откуда знаешь, Кеша? – спросила официантка.
– Фраер один сказал.
– На то он и фраер! – рассердилась буфетчица. – Горохов будет, Петр Герасимович, сто лет его знаем. А ты – Лунев… Кто это – Лунев?
– Пилот. Командир корабля, – сказал старый официант.
– Который непьющий, что ли? – спросила буфетчица.
– Он.
– А ведь верно! – вспомнила молодая официантка. – Раньше всегда заказывал чанахи, водку не заказывал.
– Ну? Где вы видели непьющих начальников?! – сказала буфетчица.
– Ну, сейчас-то не выпивают, – заметил старый официант.
– Ага, держи карман! – сказала буфетчица. – Дома пьют, запершись… Лунев! Фу, ты, господи! – она двинула тарелку с ветчиной по стойке.
– Если Лунев придет, нам всем крышка. Говорят, мужик крутой, – задумчиво сказал старый официант.
– А что он нам? У нас другая система, – сказала буфетчица.
– Вот нашлет он на вас, Ирина Семеновна, народный контроль, тогда узнаете – какая у нас система! – засмеялся Иннокентий.
– Система у нас одна – социалистическая, – строго заметил старый официант и удалился с коньяком.
– Не надо лозунгов! – крикнула вслед буфетчица. – Ну что ты скажешь?! А?! Совсем распустились!
По радио объявили: «Внимание пассажиров! Произвел посадку рейс 4508 из Иркутска».
Иннокентий, молодая официантка и буфетчица прослушали объявление, окаменев.
– Это что-то новенькое… – официантка подхватилась, побежала в зал.
– Вот! А вы говорите, – гордо произнес Иннокентий.
– Не может быть… – прошептала буфетчица.
Пассажиры иркутского рейса толпой входили с перрона в аэровокзал. Человек с коробкой, снова подхватив ее под мышку, вглядывался в их лица. Рядом обнимались, раздавались восклицания, приветствия…
Поток пассажиров иссяк. Дежурная закрыла турникет.
Человек с коробкой подошел к ней.
– Простите… Моя фамилия Туркин. Тут должна была прилететь гражданка с корзинкой. В ней кот. Я кота встречаю.
– Кота? – удивилась дежурная.
– Ну, да. Ангорского… Может быть, не все вышли?
– Пассажиры все вышли, – сказала дежурная. – Про котов сказать не могу.
Туркин обернулся.
– Товарищи! Секундочку внимания! – громко обратился он к оставшимся пассажирам иркутского рейса. – В самолете из Иркутска везли кота? Ангорского, дымчатого?..
– Ты бы еще медведя спросил! – добродушно ответил один.
– Нет-нет, никаких котов не было, я вас уверяю, – сказала женщина.
Пассажиры потеряли интерес к Туркину. Он в растерянности озирался по сторонам. Внезапно его потянула за рукав старушка, выросшая будто из-под земли. Старушка отвела Туркина в сторонку и, кинув взгляд по сторонам, сообщила шепотом:
– Был кот.
– У кого?
– Женщина сидела рядом, с корзинкой. В дубленке до пят.
– Точно! – воскликнул Туркин.
– В корзинке кот. Я же знаю.
– А где она?
– Пошла и пошла. Первой к дверям сунулась.
– Спасибо, бабуля! – Туркин кинулся к выходу.
В справочном окошке появилось лицо.
– Девушка, когда начнется регистрация на Мурманск?
– Рейс задерживается.
– Почему?
– По метеоусловиям.
Мгновенно появилось другое лицо, будто в календарике наручных часов сменилась дата.
– Как с Кишиневом?
– Задержка.
– Опять?!
– По метеоусловиям.
– Вы в окно взгляните! «Мороз и солнце, день чуде…»
Возникло новое лицо, с усами.
– Девушка, когда в Тбилиси полетим?
– Задержка.
– Такая красивая девушка…
– По метеоусловиям.
Опять новое лицо молодого человека.
– Девушка, как вас зовут?
– Задержка.
– Можно с вами встретиться?
– По метеоусловиям…
В тесную будочку справочной службы ворвалась другая девушка в аэрофлотовской форме.
– Милка! Горохов! – запыхавшись, сообщила она.
Не успело следующее лицо задать свой вопрос, как Милка резко опустила перед ним шторку, закрывающую окошко, и обернулась к подружке.
– Точно?
– Абсолютно. Парамонов сказал.
– А он откуда знает?
– Ему Сакович сказал.
– Сакович знает… – кивнула Мила.
– Правда, здорово? Такой мужик! Помнишь, у него на юбилее? Шестьдесят пять ему было…
– Семьдесят, – поправила Мила.
– Тем более. И почти никакого маразма. Слава богу, что он. Теперь все будет хорошо…
– По-старому будет, – кивнула Мила.
Рука пассажира снаружи приподняла шторку. Появилось лицо.
– Девушки, почему не летаем?
– Им бы только летать! Что за народ! – громко возмутилась Мила. – Спросите у руководителя полетов!
Руководитель полетов Афанасьев в специальной машине с надписью «Руководитель полетов» выехал на заснеженную взлетно-посадочную полосу. Машина помчалась по полосе, взметая снежные вихри.
Афанасьев сидел рядом с водителем и переговаривался по радиотелефону с диспетчерской службой.
– Николай, я ее не вижу.
– «Рано еще, Игорь Дмитриевич. До объекта полтора километра».
– Почему не чистят полосу?
– «А зачем, Игорь Дмитриевич?»
– Что значит – зачем? Положено.
– «АТБ говорит, что водителя не могут найти».
– Пускай дадут другого.
– «Где ж его взять?»
Афанасьев увидел вдали фигурку человека. Подъехали ближе. Это была лыжница в ярком костюме, которая не спеша совершала прогулку по взлетно-посадочной полосе. Машина затормозила рядом с нею. Лыжница остановилась, вопросительно взглянула на машину. Афанасьев распахнул дверцу.
– Руководитель полетов Афанасьев, – представился он.
– Зоя Сергеевна, – приветливо кивнула она.
– Вам известно, Зоя Сергеевна, что здесь нельзя прогуливаться на лыжах?
– Почему? – удивилась она.
– Это аэродром. Вы находитесь на взлетно-посадочной полосе.
Лыжница посмотрела себе под ноги. Ее изумление было совершенно искренним.
– Первый раз слышу, – сказала она. – Здесь летают?
– Здесь взлетают и садятся самолеты! – Афанасьев потерял терпение.
– Никогда не замечала… Я каждое воскресенье здесь гуляю. Никогда никаких самолетов…
– То, что самолеты не летают… по техническим причинам… еще не повод, – пряча глаза, объяснил Афанасьев. – А что, никогда не видели самолетов? – вдруг спросил он.
– Вы меня за дуру принимаете! – обиделась женщина. – Неужели я поперлась бы под самолет?
– Кто вас знает… – с сомнением сказал Афанасьев. – Пожалуйста, пройдемте в машину. Я вынужден составить акт.
Страницы← предыдущаяследующая →
Расскажите нам о найденной ошибке, и мы сможем сделать наш сервис еще лучше.
Спасибо, что помогаете нам стать лучше! Ваше сообщение будет рассмотрено нашими специалистами в самое ближайшее время.