Книга Спаситель Птолемей онлайн - страница 2

Глава вторая
Возвращение в Египет

Александрия встречает побежденных. Птолемей и Вереника. Птолемей готовиться к защите Египта от нападения Антигона. Заветная мечта Птолемея.

Серый предрассветный полумрак весеннего утра лежал над спящей Александрией, городом Александра, где великий полководец нашел свой последний приют. На улицах и в гавани в эти ранние часы царила тишина. Но вот световой ореол коснулся крыш и осветил воздвигнутые в городе и у входа во дворец в Брухейоне триумфальные арки, которые рабы закончили к рассвету. Арки были богато украшены поздравительными надписями и гирляндами цветов. Города с нетерпением ждал возвращения доблестного Птолемея и всех героев с Кипрской войны. К торжественной встрече тщательно подготовились – никто не сомневался в победе.

Свежий утренний ветер коснулся легких занавесок и впустил в покои Вереники солнечные лучи. Вереника беспокойно заворочалась на великолепном ложе, затем вдруг резко отбросила покрывало, закинула обе руки за голову, прогнулась, как кошка, чувственно потянулась. Наконец открыла глаза и прищурилась, встречая новый день.

Голубые лотосы свешивались из чаши на столике около ее ложа. Рядом с чашей стояли серебряные флаконы и горшочки с помадой. Взгляд Вереники сонно скользнул по сундукам с одеждой. На одном из кресел лежал хитон из тонкого, как паутина, полотна. Золотые сандалии, брошенные одна на другую, валялись на полированном полу. Затем ее глаза вновь поднялись к полосе утреннего неба, прорезанной изящными колоннами. В бездонном синем пространстве медленно кружила белоснежная чайка.

Дрожь нетерпения пробежала по телу Вереники. Обхватив руками колени, она прижала их к груди. Сегодня возвращается Птолемей!.. Она встретит его с детьми, своими детьми, – шестилетней Арсиноей и трехлетним Птолемеем. Детей Птолемея от предыдущего брака с Эвридикой, – Птолемея и Птолемиаду, – она брать с собой не будет. Они уже почти взрослые. Если захотят, доберутся до гавани сами.

Эвридика, дочь Антипатра, ее родного дяди, совсем рано сошла в царства Аида, оставив Птолемею двоих детей.

И вот они уже более семи лет вместе!

Вереника впервые увидела Птолемея в доме своего отчима Лага, когда Птолемей приехал в Македо нию навестить после длительной разлуки мужа своей умершей матери, который его воспитывал. Лаг любил Птолемея, как родного сына, и часто рассказывал дочери о его блистательных походах.

Птолемей недавно потерял Эвридику, а муж юной Вереники Филипп преждевременно погиб в меж-доусобной бойне, которая началась сразу же после смерти Александра.

Сердце пятидесятилетнего воина еще раз раскрылось для страсти. Их, столь различную годами пару, соединила не столько плотская любовь, сколько внутреннее родство душ. В объятиях Птолемея она почувствовала себя царицей. Высшее мужество встретилось с совершенством женственности. Вереника давно уже следила, затаив дыхание, за полетом этого орла, стремительно обгонявшего всех диадохов, даже ее дядю Антипатра.

Внезапно в луч света влетела пчела и принялась жужжать около цветов лотоса. Вот бы маленькому Птолемею посмотреть на нее, подумала Вереника. Она улыбнулась, вспомнив, как сын на днях восхищался игрушечной триерой. Вереника живо представила его подвижное личико, детский локон, с которого всегда капала вода после купания в бассейне. Маленький Птолемей!.. Он так похож на своего отца!.. Сегодня Птолемей вернется!.. И во дворце снова начнутся пиры. Птолемей любил развлекаться, умел веселиться. А через несколько дней они обязательно вместе с детьми отправятся на речную прогулку по Нилу.

Вереника следила за полетом пчелы, пока та не растворилась в небесной синеве, улетев, наверное, в свой улей. Она слышала, что у пчел есть царицы. Царица?.. Как она с детства мечтала стать царицей!..

Она встала, завернулась в кусок чистого полотна и ударила в гонг.

В покои тут же вошли прислужницы. Здесь, в Египте, Вереника жила как настоящая царица, хотя еще в действительности не была, ею. Пока не была…

Прислужницы засуетились вокруг своей повелительницы. Сначала они отвели ее в ванну, затем умастили благовониями, хранящимися в хрупких сосудах и коробочках.

В свои двадцать семь лет Вереника сохранила всю прелесть юности. Она была в полном рассвете своей женской красоты. Ее пронзительные карие глаза смотрели на окружающих спокойно и ясно, хотя в душе постоянно бурлили поистине македонские страсти. Когда она смеялась, глаза сияли, а на щеках появлялись ямочки, которые приводили в восхищение каждого.

Юная очаровательная египтянка Нофрет, невольно залюбовавшись своей госпожой, поднесла к ней легкий поднос с туфельками: босоножки – подошва с дужкой и ремнем, изысканные, шитые бисером сандалии, но она предпочла туфли на каблуках с пряжками в форме разных таинственных знаков, усеянных разноцветным жемчугом. Гречанка Стратоника, хранительница одежд, подала платье из пропитанной запахом весенних цветов тонкой ткани, настолько тонкой, что, прикрыв ею папирус, можно было легко прочесть нанесенные на нем письмена. Вместо пояса Вереника пользовалась широкими длинными лентами. Маленькие девочки, дочери прислужниц, стояли поодаль и держали в руках разноцветные ленты и веера. А за девочками стояли три невольницы, привезенные в подарок Селевком из Вавилона. Одна принесла ларец из слоновой кости с драгоценностями из Индии, которые Вереника одевала в особо торжественных случаях, другая – шкатулку с булавками, заколками и гребнями, третья держала в руках длинный и легкий гиматий, полупрозрачный, со множеством складок.

Как только Вереника была одета, раздался легкий стук в дверь.

– Входи, входи, – нетерпеливо произнесла она. – Ты не должна стучать, когда я тебя призываю к себе. Поставь поднос…

Она вдруг умолкла. В комнату вошел Филокл, ближайший сподвижник Птолемея, оставленный им в городе для поддержания порядка. Лицо военачальника было сумрачным. Он жестом показал, что хочет остаться с ней наедине. Когда все удалились, Вереника бросила на Филокла нетерпеливый взгляд:

– Ну садись, садись. Что привело тебя сюда в этот ранний час?

Филокл молчал, казалось, собирался с силами, чтобы сообщить ей что-то очень важное. Она пристальней вгляделась в выражение его лица. Оно было сумрачным.

– Что-нибудь серьезное? В городе беспорядки?

И вдруг ее осенило:

– Дурные вести о флоте?

Он не ответил, но утвердительно кивнул головой.

– Да не молчи же, рассказывай! – с беспокойством и нетерпением проговорила Вереника.

Филокл заговорил вполголоса тоном, выдававшим внутреннее волнение.

– Об этом еще не следует говорить… Впрочем, ничего известного наверняка… Это трудно было предположить… Этого просто не могло случиться… И всё-таки…

– О, всемогущая Афина! Птолемей жив?

– Да, слава богам, он жив и скоро ты его увидишь…

Вереника с облегчением вздохнула. Она с волнением и тревогой ждала известий об исходе сражения. Еще совсем недавно она не сомневалась в счастливом окончании войны, в непременной победе Птолемея, который обещал вернуться именно сегодня.

– Не томи, рассказывай!..

Но Филокл не торопился, обдумывал каждое слово:

– Ты умеешь молчать… На тебя можно положиться… Смотри никому ни слова, никому!..

Он заметил, как она вздрогнула и прижала к губам веер из страусовых перьев, давая согласие на молчание.

– Вчера вечером в город из пограничной крепости Пелузия прибыл вольноотпущенник Селевка. В Пелузий накануне прибыли корабли и сообщили дурные вести.

– Какие дурные вести? – сердце Вереники учащенно забилось.

– Флот Птолемея разбит. Деметрий одержал победу. Птолемею удалось бежать и спасти лишь несколько военных кораблей. Война проиграна. По-видимому, это сообщение верно…

– Нет, нет… Я не хочу в это верить… Этот вольноотпущенник узнал всё из вторых уст… Что значат подобные сплетни?.. Наконец, если даже морское сражение действительно проиграно, то есть еще сильная армия на суше… Птолемея поддержат и Селевк, и Кассандр, и Лисимах…

Филокл был восхищен словами Вереники и невольно залюбовался ею. Эта женщина умела привлекать к себе сердца мужчин. И он поспешил её заверить:

– Друзья, приобретенные в счастье, остаются друзьями и в бедствии…

И, немного подумав, добавил:

– Необходимо поддержать в народе уверенность в победе до прибытия Птолемея.

Вереника властно перебила Филокла:

– Запомните все!.. Раненый оставляет битву, чтобы ему перевязали рану. Уверена, Птолемей скоро снова наберет силы и будет готов к дальнейшей борьбе… А сейчас мы немедленно отправимся в гавань!.. Народ Александрии должен достойно встретить Птолемея!.

Яркое весеннее солнце озарило морскую поверхность, играя и переливаясь в волнах. Вероятно, в открытом море было неспокойно. Это было заметно по легкому покачиванию триер, стоявших на якоре в заливе, образованном частью берега и узкой полосой, уходящей далеко в море.

На набережной в этот солнечный день было людно. Со всех концов города сюда стекались люди, чтобы первыми узнать новости. Особенно много народа толпилось перед входом в великолепный недавно построенный храм бога Сераписа. Здесь же, рядом с храмом, соседствовали дворцы богатых македонцев и египетских вельмож, и здесь прежде всего ожидались первые новости.

Многие явились сюда с бурных ночных пирушек, с собраний мистических сект, но напряженное ожидание убивало веселость. Все были серьезны и озабочены. Кто-то вернется домой после этого похода?

Один горожанин рассказывал, что буквально вчера встретил знакомого рапсода, только что вернувшегося из плавания на торговом судне вдоль берегов Кипра. Рапсод сообщил о великой победе Птолемея. И так как человек охотно верит тому, на что надеется, известие было встречено торжествующими криками и восторгом, укрепившими веру даже у сомневающихся.

Более осторожные люди, опасающиеся неудачи, прислушивались к дурным новостям. Но они не решались высказывать свои сомнения вслух, так как один торговец, решившийся предостеречь толпу от преждевременных восторгов, был избит до полусмерти, а семеро неверующих в победу были сброшены в море и едва спаслись от смерти.

Вскоре море запестрело кораблями, принадлежавшими богатым александрийцам, которых любопытство заставило выйти в море навстречу возвращающемуся флоту.

У входа в гавань собрались знатнейшие люди города. Они с нетерпением ожидали прибытия Вереники. По лицам вельмож можно было понять, что их вера в победу Птолемея в Кипрской войне поколебалась, иначе бы они никогда не явились сюда самолично разузнавать, выспрашивать, выведывать.

Едва носилки с Вереникой были доставлены ко входу в гавань, их тут же окружили плотным кольцом. Но Вереника даже не выглянула из-за занавесок, не спустилась к любопытным, а потребовала двигаться дальше к пристани.

Филокл предусмотрительно строго-настрого приказал никого не пропускать в гавань, которая надежно охранялась со всех сторон.

Вереника, спустившись с носилок, подошла к самому берегу моря и долго всматривалась вдаль, ожидая, когда же наконец покажутся долгожданные корабли.

Ждать пришлось бесконечно долго. Корабль Птолемея первым показался вдали только к закату солнца.

– Он отплывал весь разукрашенный цветами, развернув паруса. А теперь смотри, как он поврежден, – с горечью в голосе произнес Филокл.

Вереника резко ответила:

– Скоро ему вернут прежний блеск!..

Уже стемнело, когда раздался резкий звук размыкаемых цепей у входа кораблей в гавань.

Громадный остов корабля неслышно, точно призрак, приблизился к берегу. Вскоре первый канат уже был брошен рабам, стоявшим на причале.

Корабль уже стал на якорь, но прошло немало времени, пока на мостике, перекинутом на берег, появился Птолемей.

Вереника порывисто бросилась ему навстречу. Он крепко обнял её и поцеловал.

– Как дети? – тихо спросил он.

– Здоровы!.. – был краткий ответ.

Птолемей приветствовал всех встречающих благосклонным жестом, но никому не сказал ни слова. Когда один из телохранителей распахнул перед ним дверцы носилок, он вполголоса проговорил:

– Мы пойдем пешком. После качки на корабле мне не хочется садиться в носилки.

Затем обратился к Филоклу:

– Необходимо очень многое обсудить. Срочно собери всех советников и главных военачальников. Поторопись. Через два, нет через час они должны быть в зале приемов. Принесите мне карты Малой Азии и Аттики…

Взглянув иа Веренику, которая стояла рядом, опершись на его руку и не сводя с него глаз, он с нежностью очень тихо произнес:

– Я буду считать добрым предзнаменованием, что ты в это тяжелое время отведешь меня во дворец.

– И теперь, и всегда моя жизнь принадлежит тебе, – вырвалось у нее.

Он ласково поблагодарил:

– Я знаю это.

Они направились во дворец. По дороге она спросила, неужели есть основания говорить о тяжелом времени, он перебил её, ответив:

– Не будем говорить об этом. После. Дела очень плохи, хуже некуда. Но нет! Многие были бы рады опереться в трудную минуту на верную руку.

Она с благодарностью пожала его руку, и Птолемею показалось, будто сердце его помолодело.

От выхода из гавани до ворот во дворец стояли в два ряда факелоносцы.

Птолемей в окружении особо приближенных, рядом с Вереникой шел, высоко подняв голову.

Воины под звуки труб и барабанов приветствовали его поднятием мечей.

Войдя во дворец, он быстрыми шагами направился к лестнице, которая вела в покои дочерей и сыновей.

– Где-то сейчас Леонтиск? – промелькнуло в сознании Птолемея.

Он любил сына Таиды… Тот напоминал ему доблестного Неарха. Как жаль, что Леонтиск попал в плен в первом же сражении. Неарх никогда не знал поражений во времена Александра. Как и он, Птолемей…

По дороге Вереника, чтобы отвлечь мужа от мрачных мыслей, беззаботно рассказывала ему о необыкновенных способностях маленького Птолемея, которые с каждым днем обнаруживались все яснее и яснее, сожалела, что передумала взять детей на встречу отца.

– Он так будет похож во всем на тебя, – спокойный, смелый, рассудительный. А вот Птолемей-старший слишком дерзок, излишне жесток. Не подумай, что я сужу строго о сыне Эвридики. Он весь в Антипатра, своего деда… а рыжий в дядю, Кассандра…

Птолемей рассеянно слушал жену… Вскоре они вошли в спальню детей… Глубокая тишина царила в высоком убранном мягкими коврами зале, разделенном мраморной аркой на две половины.

Отдернув полог, Птолемей залюбовался белокурой Птолемиадой. Ей скоро уже исполнится пятнадцать. Он прикоснулся губами к ее щеке. Она тут же проснулась и, нежно поцеловав его в губы, снова погрузилась в безмятежный девичий сон. Недалеко от Птолемиады спал ее родной брат, – Птолемей. Даже во сне брови его были сдвинуты, и лицо имело суровое выражение.

Вереника поспешила побыстрее отвести мужа от детей Эвридики – он должен любить только ее детей.

Подойдя к ложу трехлетнего сына, Птолемей опустился перед ним на колени и осыпал поцелуями его глаза, щеки и губы. Маленький Птолемей пробудился, обвил ручонками шею отца и залепетал что-то непонятное. Птолемей с блаженным лицом прислушивался к его лепету, пока сон снова на овладел малышом.

Птолемей мысленно молился за этого ребенка, его братьев и сестер, затем чистосердечно признался Веренике:

– Найдется ли на земле что-нибудь, чего бы я не отдал за них?

Внезапно лицо его снова омрачилось. Ему вспомнилось проигранное сражение… И Антигон!.. Этот ненасытный старик уже простирает свои скрюченные руки и к нему, чтобы присоединить Египет к своим владениям… Но этого не будет никогда!.. Никогда!..

«Головы моих детей будут увенчаны царскими диадемами», – решил он и снова наклонился над трехлетним сыном, который, наверное, видел во сне что-то веселое, так как безмятежно улыбался.

Сердце Птолемея переполнилось нежностью, и, взглянув на Веренику, любующуюся спящим сыном, подумал, чем выше он поднимается по лестнице почестей и славы, тем больше удаляется душевное спокойствие, о котором, однако, он никогда не переставал мечтать.

Птолемей крепко поцеловал Веренику и сказал:

– Пойду освежусь перед встречей с военачальниками!..

– Ванна уже готова. Я провожу тебя…

– Нет, нет, ты устала… Ступай!.. Я скоро приду к тебе, несравненная!..

Утомленный длительным плаванием Птолемей с наслаждением погрузился в круглую медную ванну с горячей водой. Чернокожая рабыня облила из лутрофора голову и плечи водой из священного источника. Растерев тело губкой, она уступила место молодой египтянке, которая умастила тело ароматными маслами. Движения невольниц успокаивали. Трудно было поверить, что нет еще и суток с тех пор, как он был в море. И все-таки даже сейчас, когда он хотел на короткое время отвлечься от неприятных мыслей, восстановить силы и сосредоточиться, страшный вопрос продолжал тревожить его. И на этот вопрос он не мог в себе найти ответа. «Неужели это я, опытный, испытанный в битвах полководец, со своим могущественным флотом позволил потерять Кипр? Как это могло случиться?»

Он жестом приказал рабыням отойти, закрыл глаза. Мысли опережали одна другую. «Теперь Антигон наверняка попытается захватить Египет, и в ближайшее время подойдет к нашим границам… Мы должны срочно увеличить армию… Временно не вступать ни в какие стычки с Антигоном…»

За последнее время Птолемей полюбил власть, привык к почестям, был убежден, что он один в этих условиях междоусобных распрей и хаоса может создать сильное государство с идеальным управлением, что он один среди диадохов сможет сломить и уничтожить ненасытного Антигона.

Сейчас необходимо подчинить всех единой воле и прекратить все разговоры о поражении его армии, которые могут бросить тень на его доброе имя.

Птолемей понимал, что надо готовиться к защите границ, а он не привык выжидать, – он привык нападать первым и побеждать, как и Деметрий. Выжидать, обороняться для него было равносильно отказу от обладания Египтом.

Сейчас необходимо стянуть все войска к границам, приготовиться к длительной обороне и затем отбросить врага… Египет будет принадлежать только ему!.. И всем Птолемеям!..

И вслух произнес:

– Тот, кто скажет себе: «Преодолей препятствие!» – преодолеет его.

Приняв решение, Птолемей вышел из ванны, надел длинную до щиколоток тунику, расшитую золотыми нитями, на ноги – подвязанные ремнями сандалии, пристегнул меч и направился в зал приемов.

Зал для приемов к появлению в нем Птолемея заполнили военачальники, номархи, вельможи и жрецы. Настроение среди соратников Птолемея, несмотря на поражение в Кипрской войне, было бодрым. Никто не сомневался в прославленном полководце и все были уверены, что Птолемей даст достойный отпор Антигону и его сыну Деметрию. Многие считали, что главная ошибка была в оснащении флота, что Деметрий преуспел именно в своем инженерном превосходстве, а отнюдь не в искусстве ведения боя. Военачальники, все как один, готовы были снова вступить в сражение, чтобы защитить границы Египта.

Все в зале приветствовали вошедшего Птолемея. Многие ожидали увидеть на его лице волнение или растерянность, но Птолемей уверенной походкой прошел к своему креслу и жестом, исполненным достоинства, предложил всем занять места. Кресел не хватило и рабам пришлось принести длинные скамейки, на которых расположились опоздавшие.

В зале воцарилась тишина.

Все взоры были обращены на Птолемея.

Напротив Птолемея сидел его любимый военачальник Филокл, которого он оставил вместо себя в Александрии. Красивое, мужественное лицо Филокла выражало крайнее нетерпение, а скользнувшая по лицу еле заметная улыбка обещала полную поддержку. Проницательный взгляд, устремленный на Птолемея, красноречиво говорил: «Повелитель должен быть решительным. Начинай!.. Не медли!..»

Птолемей с волнением в голосе проговорил:

– Спасибо всем за поддержку, верные мои соратники. Кипрская война проиграна… На нас легла священная обязанность позаботиться о судьбе государства.

Ко всеобщему удивлению и радости голос полководца становился все уверенней и уверенней.

– Мы обязаны обеспечить безопасность жителей Египта. Антигон не дремлет и скоро подступит к нашим границам. Я не допущу, чтобы Антигон торжествовал победу!.. Антигон и его сын Деметрий еще будут просить у нас пощады…

Властную речь Птолемея, его тон, не допускающий возражений, возвращали военачальникам уверенность, они спокойно сидели перед ним, положив руки на рукоятки мечей.

Птолемей обвел взглядом присутствующих и продолжал:

– Сейчас Антигон будет стремиться окончательно сломить нас. Антигон и Деметрий не будут медлить. Мы должны быть готовы к отражению их натиска.

Он остановил свой взгляд на Филокле, как бы испрашивая у него совета. И Филокл понял и тут же поддержал eго:

– Необходимо стянуть все войска в дельте Нила. Закрыть главные гавани, чтобы пресечь любую попытку врага высадиться на берег или переправиться через Нил.

Птолемей жестом остановил Филокла.

– Я согласен с тобой, Фмлокл. Ты угадал мои мысли. Но главное, мы не должны выступать навстречу противнику для битвы в открытом поле. Антигон стремится соединить в своих руках всё царство Александра. Он надеется, что я, Птолемей, после поражения и потери морских сил откажусь от всякого сопротивления и подчинюсь ему.

Многие в один голос воскликнули:

– Птолемей, Египет богат и предан тебе!..

– Знаю и поэтому не чувствую себя уничтоженным. Я не стремлюсь, как Антигон, стать повелителем всего. Но я останусь повелителем Египта, таким повелителем, каким для целого мира мог быть только Александр!.. За это я готов биться до последней капли крови.

Десятки военачальников преданно смотрели на своего кумира.

– Мы будем с тобой до конца и в победах, и в поражениях.

Птолемей не сомневался в искренности чувств своих единомышленников.

Отпустив всех, Птолемей долго, неподвижно сидел в кресле.

Наступила полночь.

Он не слышал, как вошел жрец Тимофей из Элевсина.

– Птолемей, тебе надо отдохнуть перед началом новых свершений…

– Новых свершений? Что ты имеешь в виду?

– Я только что исследовал расположение небесных светил.

– Что же сулят мне звезды?

– Горизонт временно затемнен, но совсем скоро он прояснится. Ты обретешь долгую и счастливую жизнь, исполненную славы и почета. Ты будешь первым царем новой македонской династии. Египет вновь обретет былое могущество.

Жрец замолчал. Молчал и Птолемей, обдумывая услышанное. Наконец Тимофей первым прервал молчание.

– Что на свете ты любишь больше всего, Птолемей?

Птолемей сидел, глубоко задумавшись, не отвечал.

– Власть, женщин, этот дворец, этот город, Египет, твоих друзей? – не отступал от Птолемея жрец.

И Птолемей, неожиданно для самого себя, признался:

– Строить и писать.

– Я знал, что ты хочешь поведать потомкам о деяниях великого Александра.

– Это моя страсть…

– Ты, доблестный полководец, занимаешься этим, чтобы поделиться своими размышлениями?

– Я – полководец по необходимости. – И, подумав, признался. – Правдивый образ великого Александра – это и есть моя великая любовь, о которой я хочу поведать грядущим поколениям.

Птолемей снова замолчал, затем провел руками по лицу, словно снимал с него маску, которую носил весь день, и неожиданно спросил:

– Ты знаешь учение Каббалы о множестве наших жизней?

– Да, оно говорит о том, что душа человеческая претерпевает множество изменений после смерти и воплощается в разных существах.

– А я верю в совсем другое…

– Во что же ты веришь?

– В то, что во мне сейчас, именно сейчас, множество жизней.

Оба пристально посмотрели друг другу в глаза.

– Я перестаю быть многоликим каждый вечер, когда мне удается писать, когда я снова становлюсь тем молодым Птолемеем, братом, другом и соратником Александра. И еще, когда я мечтаю о строительстве в Александрии самой большой в мире библиотеки, – в которой будут собраны все литературные сокровища.

– Ты построишь такую библиотеку и прославишь свое имя на века…

– Если бы успеть и не тратить время на бессмысленные войны… – И снова повторил. – Я полководец по необходимости.

Далеко за полночь Птолемей, утомленный, вернулся в свои покои, где его о нетерпением ждала Вереника.