Книга Королева белых слоников онлайн - страница 3

Выборы. У Эли.

Так шли день за днем. Год за годом. Наверное, Штирлиц столько не врал немцам и не изворачивался, сколько изворачивался и врал я. В начале я думал, что это не любовь, а увлечение, думал, это скоро пройдет, и тогда вместе с разочарованием наступит и облегчение, а главное – упрощение. Но этого не происходило. Я любил все сильнее, я хотел все больше времени проводить с Элей, а потому врал все больше, и напряжение, которое, правда, чувствовал только я один, все росло и росло. Я выдерживал только потому, что был перезаряжен любовью.

Струна натягивалась все туже, звучала все более щемяще. И однажды она лопнула. Эля опять была в Одессе, я скучал. Она позвонила мне домой, и именно я подошел к телефону. Но не смог разговаривать с ней деловым тоном, не смог сказать: «Я вам перезвоню»… Я понимал, что жена слышит то, как я разговариваю. Дело ведь было даже не в словах, а в интонациях. Крышу у меня снесло напрочь.

И потом, на вопрос, – «С кем это ты так мило беседовал?», я ответил: «С любимой».

* * *

Было много боли, много слез. Но я твердо решил разводиться. Это решение носило, скорее, инфантильный характер: я твердо знал, что хочу быть с Элей. А жена была не из тех, кто мог бы терпеть наличие любовницы. Но тут встала бытовая проблема. Мы с женой жили у моих родителей. Я не мог ее «оставить», я мог лишь вынудить уйти ее. А уйти, точнее, уехать вместе с пацанами она могла только к своим родителям – в умирающий городок Балей Читинской области. Это было неприемлемо, значит, я должен был срочно обеспечить ее и детей квартирой.

В те времена люди десятилетиями не могли решить «квартирный вопрос», а я вознамерился решить его моментально. Но «мы выросли в поле такого напряга, где любое устройство сгорает на раз…» Говорят, при пожаре люди выносят на себе сейфы, которые потом не могут даже приподнять. Так и у меня в экстремальной ситуации вдруг обнаружились такие залежи хитрости, о существовании которых я даже не предполагал.

Эля, которая была в курсе всех моих дел, принесла мне номер северской^[7] газеты «Диалог», где красовалось объявление о конкурсе на замещение вакантной должности редактора. Не долго думая, я подал заявление на участие.

Оказалось, все непросто. Оказалось, на пост редактора претендуют два кандидата – известный в городке демократ и известная в городке коммунистка. Собственно, выборы редактора были лишь поводом для очередного сражения этих двух главных в городе политических сил. Когда об этом узнавали другие претенденты, они забирали свои заявления, понимая, что всерьез их никто не примет.

Оказалось так же, что заявления претендентов будет рассматриваться не в отделе кадров, а, ни много, ни мало, на сессии Городского совета. Голосовать будут все депутаты…

Я бы, наверное, тоже забрал свое заявление, но это был для меня еще и единственный реальный шанс побывать в закрытом Северске, то есть в гостях у Эли. И я решил, что «с худой овцы хоть шерсти клок»: не вышло с квартирой, так хотя бы впервые загляну домой к любимой.

На меня оформили пропуск и, провезя через колючку с вооруженными автоматами часовыми, доставили прямиком на сессию горсовета. Стали выступать претенденты на редакторский пост. Демократ минут двадцать рассказывал о себе, о своей политической платформе, и о том, какой он видит газету в будущем. То же самое проделала коммунистка. Настала моя очередь. Я был уверен, что меня выбрать не могут, потому сказал то, что думаю. Примерно следующее:

– Уважаемые депутаты. Если бы я знал, что выборы редактора городской газеты будут превращены вами в постыдный фарс, я бы забрал свое заявление. Все вы делитесь на два лагеря – демократов и коммунистов, и вы будете голосовать за соответствующих претендентов. Я же выставлен тут для создания видимости альтернативы, как мальчик для битья. Считаю такой подход по отношению к себе некорректным, я бы даже сказал, оскорбительным. А, между прочим, я хороший журналист, даже писатель. И вообще, я вам ничего плохого не делал. Так как шансов у меня никаких нет, я покидаю это дурацкое собрание.

Сойдя с трибуны, я поспешил в гости к Эльке. Ее комната мне очень понравилась. Там было уютно, а под стеклом на письменном столе красовались мои фотографии. Родителей дома не было, и мы трахались с ней поочередно на всех кроватях, диванах и креслах.

Потом Эля вспомнила, что с сессии горсовета должна идти прямая трансляция по городскому радио. Это было очень по-северски. Сессия шла три дня, и три дня по радио ничего кроме косноязычного бормотания депутатов да комментариев журналиста услышать было невозможно. Мы включили приемник. И почти сразу диктор сообщила:

– Голоса подсчитаны. Подавляющим большинством на должность редактора газеты «Диалог» выбран молодой журналист из Томска Юлий Буркин!

Я просто обалдел.

– Интересно, – сказала Элька, – если бы они знали, чем ты занимался все время, пока они там заседали, и как тебе на все это насрать, они бы тебя выбрали?

Но на самом-то деле мне было не совсем насрать, и я сорвался обратно на сессию. Был перерыв, депутаты тусовались на улице, курили. Когда появился я, они принялись меня поздравлять. Потом один сказал:

– Ничего не понимаю. Ты назвал нас дураками, сессию горсовета – постыдным фарсом, а мы тебя выбрали.

Другой заметил:

– Я за него проголосовал, чтобы потом хвастаться, мол, я ни за демократов, ни за коммунистов не стал свой голос отдавать, я за этого наглого пацана проголосовал… Думал, один такой буду.

Потом выяснилось, что примерно так рассуждали почти все депутаты.

В результате я стал редактором «Диалога», через полгода получил новенькую трехкомнатную квартиру и смог развестись с женой. Не скажу, что моя совесть была при этом чиста, но, во-первых, без квартиры она была бы еще грязнее, во-вторых, я был влюблен, и совесть меня особенно не беспокоила. Нет никого эгоистичнее, чем счастливый любовник. Ему кажется, что его чувство оправдывает все.