Книга Крадущаяся тьма онлайн - страница 9

Глава 8. Праздник сакора

Звон праздничных гонгов разбудил Алека на рассвете. Юноша, моргая, ошалело уставился на занавеси с изображенными на них алыми и золотыми цветами и плодами граната.

Уснул он, глядя на слои цветного шелка, сквозь которые просачивалось сияние свечей, под затуманенным наслаждением взглядом Илинестры. Воспоминание вызвало сладкую боль во всем теле, но вместе с ней возникло и какое-то беспокойство, которое Алек не смог сразу себе объяснить.

Наконец полностью проснувшись, он потянулся, сел на постели и увидел рядом в кресле дремлющего Серегила, одетого в тот же костюм, что и накануне вечером; его поза, то, как он обхватил себя руками, говорили об испытываемом неудобстве.

Алек осторожно тронул Серегила за плечо, и тот, вздрогнув, проснулся и принялся растирать затекшую шею.

– Как я сюда попал? – поинтересовался юноша.

– Она отправила тебя обратно, насколько я понимаю. – В уголках рта Серегила пряталась недобрая улыбка. – Илинестра, надо же! И это после всех предостережений Валериуса! Удовольствие получил?

– Э"э… да. Я хочу сказать, наверное,..

– Наверное?!

Алек со стоном откинулся на подушки.

– Просто дело в том… Я думаю, она прибегла к магии. По крайней мере сначала.

– Так вот в чем дело. – Серегил, ухмыляясь, наклонился вперед и коснулся пальцем щеки Алека. – Это может не пройти бесследно. Ты себя хорошо чувствуешь?

Алек отвел его руку, чувствуя себя смущенным, как никогда

– Конечно, я в порядке. Это было здорово. Только немножко. . странно. – Он поколебался. – Тебе снятся сны? Потом, я имею в виду?

– Я обычно становлюсь разговорчивым. А что, тебе снились сны?

– Да Я помню, я почувствовал, что засыпаю против своей воли. И тут я увидел летящий кинжал. Серегил вопросительно поднял брови:

– Что увидел?

– Кинжал, который вращался у меня перед глазами, когда я давал Нисандеру клятву наблюдателя. Он был направлен прямо мне в лицо, как и в тот раз, и я боялся произнести хоть слово, чтобы он не поразил меня. И я слышал голос Нисандера, только словно откуда-то издалека. Я не мог понять, что он говорит И еще что-то было… – Алек зажмурился, пытаясь поймать ускользающее воспоминание. – Что-то связанное со стрелой.

Серегил покачал головой.

– Тебя похитила и тебя любила самая экзотическая женщина в Римини, и от этого у тебя кошмары? Странное ты существо, Алек, очень странное. – Он ухмыльнулся – Надеюсь, ты не слишком измотан. Сегодня самый большой праздник в году, так что нам лучше приготовиться. Кавиши, наверное, уже завтракают внизу.

Алек полежал еще несколько минут после ухода Серегила, пытаясь разобраться в неожиданных событиях предыдущей ночи. Он понимал, что Илинестра стремилась только завоевать девственника; он сомневался, обратит ли она на него внимание при следующей встрече.

По крайней мере он надеялся, что не обратит. Как ни приятен был физический акт близости – или, вернее, несколько актов, – все приключение оставило у него ощущение чего-то низкого и грязного. Добродушные поддразнивания Серегила только усилили смятение юноши.

Когда Алек откинул покрывало, он почувствовал исходящий от него запах духов колдуньи. Юноша поспешно завернулся в халат и позвал горничную, чтобы та приготовила ему ванну и сменила белье на постели.

Ванна помогла, и Алек спустился вниз в заметно улучшившемся настроении. Теперь его опасения заключались в одном: Серегил мог уже разболтать обо всем Микаму и Кари. Но никто из собравшихся за столом, похоже, ничего не знал о его приключениях, и только Серегил бросил на его влажные волосы вопросительный взгляд.

Иллия была слишком взволнована предстоящими развлечениями, чтобы позволить кому-нибудь засидеться за чаем. Как только все кончили завтракать, компания отправилась на храмовую площадь. Кари и девочки ехали в удобном открытом экипаже, а мужчины скакали рядом верхом.

В противовес суровости Скорбной Ночи, День Сакора отмечался с диким весельем. Трубили рога, пиво текло рекой, целый день вспыхивали фейерверки.

Озираясь по дороге к храму, Алек заметил, что на каждом углу идет какое-нибудь представление, дрессированные звери, жонглеры, комедианты, танцоры показывали свое искусство. В толпе зрителей шныряли разносчики сладостей, игроки, шлюхи, карманники, занятые своим промыслом.

– Как все здесь шумят и толкаются! – воскликнула Элсбет, обращаясь к Алеку.

– Ты к этому привыкнешь, – откликнулся он.

Девочка улыбнулась:

– Я это уже предвкушаю.

Главным событием дня было ежегодное приведение к присяге новобранцев: Сакор являлся богом-покровителем воинов, и это было одновременно и армейским, и религиозным мероприятием.

На площади ряды лож разобрали, чтобы освободить место для солдат, выстроившихся перед храмом Сакора.

День выдался безоблачный и морозный, так что даже Алек порадовался теплому, отделанному мехом плащу, надетому поверх бархатного кафтана. Серегил весело болтал с толпящимися у храма аристократами, представляя Алека то одному, то другому.

– Мне никогда не приходилось видеть так много новобранцев. – сказала Кари, из-под руки оглядывая площадь со ступеней храма Иллиора, где они остановились. – А тебе, Серегил?

– Нет, никогда, – покачал тот головой.

– Где Бека? – требовательно спросила Иллия, подпрыгивая на плече отца.

– Вон там, среди солдат в зеленых мундирах. – Микам показал на царскую конную гвардию. Ему пришлось кричать, чтобы дочка его расслышала.

Бросив взгляд на Кари, Алек подумал, что та выглядит печальной и задумчивой. Словно почувствовав его взгляд, женщина обернулась и сжала его руку.

Когда на площадь вышли последние отряды, тесные ряды воинов в форме разных полков стали напоминать разноцветные камешки в огромной мозаике. Царская конная гвардия казалась зелено-белым монолитом прямо перед храмом Сакора.

– Смотри, вон царица, – показал Микам. – Сейчас начнется.

Идрилейн держалась прямо и гордо, несмотря на долгое бдение перед алтарем, и заняла свое место между колонн храма. Теперь царица была в порфире и изумрудной короне, а меч Герилейн держала в руке, как скипетр. Ее величественная неподвижная фигура четко рисовалась на фоне сияющей Эгиды, и только легкий пар дыхания вился в холодном воздухе Это был хорошо продуманный ритуал: ни у кого не должно было возникнуть сомнения в том, кому войска приносят присягу. Можно позволить жрецам творить тайные обряды в темноте, но теперь, в ярком свете дня, перед солдатами стояло олицетворение самой мощи Скалы.

Царица опустила меч, сжала обеими руками рукоять, и церемония началась.

– Пришли ли вы сюда, чтобы поклясться в верности? – раздался ясный суровый голос Идрилейн, словно команда к бою.

– Да! – прогрохотал по площади крик из тысячи глоток. Краем глаза Алек заметил, что руки Микама и Серегила легли на эфесы их рапир, как и руки многих вокруг. Не говоря ни слова, он сделал то же самое.

– Кому приносите вы присягу?

– Трону Скалы и царице, которая правит! – ответили новобранцы

– Чем вы клянетесь?

– Четверкой, Пламенем, своей честью, своим оружием!

– Клянитесь же тогда защищать честь своей страны и своей царицы!

– Клянемся!

– Клянитесь не давать пощады врагу!

– Клянемся!

– Клянитесь миловать того, кто сдастся!

– Клянемся!

– Клянитесь не навлечь бесчестье на своих товарищей по оружию!

– Клянемся!

Идрилейн умолкла, дав тишине разлиться по площади. Потом голосом, который сделал бы честь любому сержанту, скомандовала:

– Оружие наголо!

Зазвенела сталь, солдаты обнажили клинки; мечи и сабли засверкали на солнце, вырос целый лес копий. Лучники ударили стрелами по тетивам, так что раздался странный певучий звон, а артиллеристы подняли снаряды для катапульт. Одновременно по знаку царицы развернулись знамена и расцвели яркими цветами над строем воинов.

– Я принимаю вашу присягу! – воскликнула Идрилейн, поднимая над головой меч. – Славьте же Четверку и Пламя, свою страну и свою царицу, свою честь и оружие, воины Скалы!

– Да здравствует царица!

– Да здравствует Пламя Сакора!

– Честь и сталь!

– Пламя на водах!

– Верная цель и быстрая атака!

– Белые Соколы!

Из-за колонн храма вперед выступили барабанщики и трубачи, играющие военный марш На крыше храма появились музыканты с рогами с них самих ростом, и оттуда полились оглушительные ноты, под которые войска стали маршировать по площади, покидая ее.

– До чего же хочется быть с ними вместе, правда? – Алек широко улыбался, его сердце колотилось в такт с барабанным боем.

Серегил со смехом обнял его за плечи и прокричал юноше в ухо:

– Именно ради этого все и затеяно.

Шум и крики не достигали ушей Нисандера. Он сидел, скрестив ноги, на полу в своей рабочей комнате, перед ним чадила погасшая свеча. Маг погрузился в туманные глубины медитации. Образы возникали перед ним и исчезали, но ему так и не удалось нащупать ничего существенного.

Проводив Магиану в ее башню прошлой ночью, Нисандер как обычно обошел подвалы Орески, потом покинул Дом, обнесенные стенами сады и отправился бродить по продуваемым ветром улицам.

Сцепив руки за спиной, он бесцельно шел и шел, словно стараясь убежать от собственного гнева, нараставшего в нем с того момента, как он увидел склонившуюся над Алеком Илинестру.

Гнев в значительной мере был обращен на него самого. Илинестра была для него всего лишь соблазнительным телом, правда, в сочетании с острым умом. И однако он позволил своим плотским желаниям настолько ослепить себя, что совершенно не оценил истинной глубины ее алчности. Неожиданные заигрывания Илинестры с Теро разбудили в Нисандере умолкшие было опасения, то же, чему он стал свидетелем этой ночью, укрепило его подозрения.

Нисандер в отчаянии застонал. Темные Времена приближались, он знал это, они наступали, и он был Хранителем. Готов ли он к этому?

Едва ли.

Своему помощнику он не мог полностью доверять и в то же время не смел прогнать его. Колдунья, моложе его на два столетия, сумела ослепить его страстью. И Серегил…

Нисандер сжал кулаки так, что ногти вонзились в ладони. Серегил, которого он любил как сына, который был его самым близким другом, едва не обрек себя на смерть своим упрямым любопытством. Алек со временем станет таким же – это ясно.

Впервые за многие годы Нисандер подумал о том, что сказал бы на это его учитель Морщинистое лицо Аркониэля всплыло перед ним так ясно, словно они расстались лишь накануне.

Аркониэль был уже стар, когда Нисандер познакомился с ним, и, казалось, совершенно не менялся с годами. Как же лихорадочно мальчишка Нисандер – отчаянный сорванец, голодранец из самых нищих трущоб Нижнего города – старался подражать терпению и мудрости старика!

Но наследством Аркониэля было не только это – Нисандеру досталось и бремя, которое несет Хранитель, путеводная нить темного знания, которое должно быть сохранено, но скрыто ото всех И эта нить, как показывали события последних месяцев – от находки Серегилом проклятого диска до зловещих знамений этой ночи, – вот-вот должна была привести к чему-то ужасному.

Не найдя во тьме ночи ответов на свои вопросы, Нисандер вернулся в башню и занялся приготовлениями к медитации. Рассвет застал его все в той же позе – неподвижного и с виду бесстрастного. Нисандер лишь краем сознания отметил возвращение Теро и его поспешный и почтительный уход.

Когда последние лучи заката погасли на куполе башни и День Сакора закончился, Нисандер открыл глаза, так и не дождавшись озарения. Значит, оставалось полагаться на факты. Серегил наткнулся на диск вроде бы по чистой случайности; затем отправился к оракулу в храме Иллиора; тот произнес фразу из пророчества, о котором никто, кроме самого Нисандера, не должен был знать. Прошлой ночью те же слова – «Пожиратель Смерти» – были сказаны жрецом после странного знамения – появления воронов.

Нисандер поднялся, размял затекшие члены и снова отправился на храмовую площадь.

Холодный ломоть луны как раз выплыл из-за белого купола храма Иллиора, когда Нисандер туда добрался. Сочтя это благоприятным предзнаменованием, он вошел в храм и надел положенную по обычаю маску.

Нисандер лишь несколько раз прибегал к совету оракула, да и то больше из Любопытства. Его поклонение Иллиору отличалось от того, что было свойственно жрецам. Но теперь он спешил сюда со всевозрастающим тревожным предчувствием. Щелкнув пальцами, Нисандер зажег волшебный огонек и при его свете стал спускаться по извилистой крутой лестнице, которая вела в подземный покой оракула. Дойдя до ее подножия, он погасил огонек и двинулся дальше в полной темноте, с каждым мгновением все более убежденный, что несчастное безумное существо в конце пути знает ответы на его вопросы.

Неповоротливый оборванный юнец, скорчившийся на тюфяке, поднял глаза на Нисандера Это был не тот оракул, которого помнил маг, но все остальное оказалось неизменным:

абсолютная тишина, неподвижные служители, сидящие в своих ничего не выражающих серебряных масках по обе стороны идиота – сосуда бессмертного знания.

– Привет тебе. Хранитель! – воскликнул оракул, вперив в Нисандера свой бессмысленный взгляд.

– Ты меня знаешь?

– Кто ты – не важно, – ответил оракул, медленно раскачиваясь из стороны в сторону. – Что ты такое – в этом заключено все. Все. Готовься, о Хранитель Испытание близко. Сохранил ли ты то, что было тебе доверено?

– Сохранил. – Нисандер внезапно ощутил безмерную усталость. Как же много раз ходил он по пыльным лабиринтам под Домом Орески, притворяясь, что им движет всего лишь праздное любопытство! Как много лет понадобилось, чтобы создать себе репутацию чудака, болтуна, хоть и обладающего определенным могуществом! Как многим он пожертвовал ради того, чтобы сохранить доверие к себе целых поколений правителей!

– Готовься, Хранитель, и будь бдителен, – продолжал оракул. – Твое время уже близко, оно придет из тьмы и тайны. Приспешники твоего противника уже шагают, предвкушая победу. Твоя участь будет горька, как желчь.

Тишина снова сомкнулась над ними, как вода в пруду. В этой тишине Нисандер медленно повторил слова пророчества – слова, которые, насколько ему было известно, не произносились вслух больше пяти столетий. Это был отрывок из «Сна Хирадина» – единственный луч надежды, освещавший Нисандеру и его предшественникам их долгую службу

– «И явится Прекрасный, Пожиратель Смерти, чтобы обглодать кости мира Явится он, облекшись в человеческую плоть, явится он, увенчанный ужасным шлемом великой тьмы. И никто не сможет противостоять ему, кроме тех, кто составляет священное число.

Первым будет Хранитель, сосуд света во тьме: затем придут Воин и Древко, которые потерпят поражение и все же не потерпят, если Невидимый, Проводник, пойдет впереди их И под конец снова будет Хранитель, чья участь горька, словно желчь».

Оракул ничего не ответил на это, но во взгляде, который он устремил на Нисандера, прочесть можно было только одно.

После минутного молчания Нисандер слегка поклонился и вернулся тем же путем – сквозь тьму и безмолвие.