Книга Мельницы богов онлайн - страница 4

Глава 4

– Я не согласен с вами, профессор Эшли, – сказал Барри Дилан, самый молодой и талантливый ученик группы Мэри Эшли, с вызовом глядя на нее. – Александру Ионеску гораздо хуже Чаушеску.

– Чем ты можешь доказать это? – спросила Мэри Эшли.

В семинаре по политологии принимали участие двенадцать студентов выпускного курса Канзасского университета. Студенты сидели полукругом лицом к Мэри. Очередь на запись к ней в группу была гораздо длиннее, чем к другим преподавателям. Она была замечательным специалистом, обладала чувством юмора и обаянием, поэтому находиться рядом с ней было удовольствием. Ее овальной формы лицо изменялось от привлекательного к прекрасному, в зависимости от настроения. У нее были миндалевидные карие глаза и густые черные волосы. Ее фигура вызывала зависть у студенток и фантазии у студентов мужского пола, хотя сама она не замечала своей красоты.

«Интересно, счастлива ли она со своим мужем?» – подумал Барри. Он нехотя переключил свое внимание на заданный вопрос.

– Ну, когда Ионеску захватил власть в Румынии, он уничтожил всех сторонников Грозы и вернулся к прежней жесткой просоветской политике. По сравнению с ним Чаушеску был не так уж и плох.

Один из студентов задал вопрос:

– Почему же тогда президент Эллисон так стремится восстановить с ним дипломатические отношения?

– Потому что мы хотим вовлечь его в западный лагерь.

– Вспомните, – сказала Мэри, – Николае Чаушеску смотрел не только на Восток, но и на Запад. В каком году это началось?

– В 1963 году, – ответил Барри. – Когда возникли разногласия между Россией и Китаем, Румыния резко изменила позицию, чтобы показать свою независимость в международных делах.

– Что можно сказать о нынешних взаимоотношениях Румынии с другими странами Варшавского пакта, в особенности с Советским Союзом? – спросила Мэри Эшли.

– Я бы сказал, что они стали крепче.

– А я не согласен, – заявил другой студент. – Румыния подвергла критике СССР за его вторжение в Афганистан, за подписание договора с ЕЭС. К тому же…

Прозвенел звонок. Занятие закончилось. Мэри сказала:

– В понедельник мы поговорим об основных факторах, влияющих на отношения Советского Союза со странами Восточной Европы. Мы также обсудим возможные последствия плана президента Эллисона разрушить «железный занавес». Желаю хорошо провести выходные.

– И вам тоже, профессор.

Мэри смотрела, как студенты направлялись к выходу. Ей нравилась непринужденная атмосфера, царившая на семинаре. История и география оживали в жарких спорах студентов. Иностранные имена и города становились реальными, а исторические события, казалось, происходят прямо здесь. Она преподавала в Канзасском университете уже пятый год, и ей до сих пор это приносило удовлетворение. В год она вела пять групп по изучению политических наук, не считая семинаров со студентами выпускных курсов, где речь шла всегда о Советском Союзе и других социалистических странах. Иногда она чувствовала себя обманщицей. «Я никогда не была в странах, про которые рассказываю, – думала она. – И вообще никогда не покидала Соединенных Штатов».

Мэри Эшли, как и ее родители, родилась в Джанкшн-Сити. Единственный член их семьи, который видел Европу, был ее дед, родившийся в маленькой румынской деревне Воронет.

Мэри планировала отправиться в путешествие за границу после получения ученой степени, но в то лето она познакомилась с Эдвардом, и европейское путешествие превратилось в трехдневный медовый месяц в Уотервилле, в пятидесяти милях от Джанкшн-Сити, где Эдвард занимался больными в критическом состоянии.

– В следующем году поедем обязательно, – сказала Мэри Эдварду вскоре после свадьбы. – Мне так хочется посмотреть Париж, Рим, побывать в Румынии.

– Мне тоже. Поедем обязательно. Следующим летом.

* * *

Но следующим летом родилась Бет, а Эдвард был занят работой в больнице графства Джери. Через два года родился Тим, Мэри получила звание доктора философии, снова стала преподавать в Канзасском университете, и годы незаметно пролетели. Если не считать коротких поездок в Чикаго, Атланту и Денвер, Мэри ни разу не выезжала за пределы штата Канзас.

«Как-нибудь в другой раз», – обещала она сама себе.

Мэри собрала свои записи и посмотрела в окно. За стеклом с морозными узорами снова пошел снег. Надев пальто и красный шерстяной шарф, она направилась на Ваттиер-стрит, где припарковала свою машину.

Университетский городок был огромным: 315 акров, где среди деревьев и клумб расположились восемьдесят семь корпусов, включая лаборатории, театры, церковь. Издалека университетские здания, построенные из коричневого известняка с башенками наверху, напоминали старинные замки, готовые сдержать нашествия вражеских орд. Когда Мэри проходила мимо Денисон-холла, навстречу ей попался мужчина с фотоаппаратом «Никон». Он направил его на здание и щелкнул затвором. Мэри попала в кадр. «Мне надо было отойти в сторону, – подумала она. – Я испортила ему снимок».

Через час эта фотография отправилась на самолете в Вашингтон.

У каждого города есть свой неповторимый ритм, жизненный пульс, свойственный местности и живущим здесь людям. Джанкшн-Сити в графстве Джери, с населением 20 381 человек, в 130 милях от Канзас-Сити, гордился тем, что он является географическим центром Соединенных Штатов. Здесь выходила газета «Дейли юнион», были радиостанция и телецентр. В деловой части города находились несколько магазинов и две заправочные станции – одна на 6-й улице, другая на Вашингтон-стрит. Здесь располагались супермаркет, Первый Национальный банк, «Домино пицца», закусочные, автобусная станция, магазин готовой одежды и питейные заведения – все точно такое же, как и в сотнях других маленьких городов США. Но жители Джанкшн-Сити любили свой город за его деревенскую тишину и спокойствие. По крайней мере в рабочие дни. По субботам и воскресеньям Джанкшн-Сити превращался в место отдыха солдат из расположенного неподалеку Форт-Райли.

По дороге домой Мэри Эшли остановилась пообедать в «Диллонз маркет», а затем направилась на север, в сторону Олд-Милфорд-роуд, жилого района, расположенного на берегу озера. С левой стороны дорога была усажена дубами и вязами, а справа тянулись аккуратные дома из камня и кирпича.

Семья Эшли жила в двухэтажном каменном доме, стоящем на небольшом возвышении. Доктор Эшли купил его тринадцать лет назад. В нем были большая гостиная, столовая, библиотека, комната для завтрака, кухня, а наверху – одна большая спальня и две маленьких.

– Это слишком большой дом, – сказала тогда Мэри Эшли. – Для двоих тут много места.

Эдвард обнял ее и крепко прижал к себе.

– А кто сказал, что нас будет только двое?

Когда Мэри вернулась домой, Тим и Бет ждали ее.

– Знаешь что, – сказал Тим, – нашу фотографию опубликуют в газете.

– Может, ты поможешь мне убрать продукты? – спросила Мэри. – А в какой газете?

– Этот человек не сказал об этом, он только сфотографировал нас и пообещал сообщить потом.

Мэри остановилась и посмотрела на сына.

– А больше он ничего не говорил?

– Нет, – ответил Тим. – Но у него был классный «Никон».

В воскресенье Мэри праздновала – хотя это и не то слово, которое возникло у нее в голове, – свое тридцатипятилетие. Эдвард решил устроить ей сюрприз и организовал вечеринку в загородном клубе. Их соседи – Флоренс и Дуглас Шайфер и еще четыре пары ждали ее. Эдвард радовался как ребенок удивленному выражению лица Мэри, когда та зашла и увидела праздничный стол и плакат с поздравлениями. Ей не хватило духу сказать ему, что она узнала о готовящейся вечеринке еще две недели назад. Она обожала Эдварда. А почему бы и нет? Разве можно не любить такого мужчину? Он был красивый, умный, заботливый. Его дед и отец были врачами, поэтому Эдварду никогда не приходило в голову стать кем-то другим. Это был самый лучший хирург в Джанкшн-Сити, хороший отец и прекрасный муж.

Задув свечи на праздничном торте, Мэри украдкой посмотрела на Эдварда и подумала: «Что еще надо женщине для счастья?»

В понедельник утром Мэри проснулась с головной болью. Вчера вечером произносили столько тостов, а она совсем не привыкла пить. Мэри с трудом поднялась с постели. «Это все от шампанского. Никогда больше не буду пить», – пообещала она себе.

Она спустилась вниз и принялась готовить завтрак детям, стараясь не обращать внимания на пульсирующую боль в голове.

– Шампанское… – простонала Мэри. – Это французы мстят нам таким способом.

Бет вошла с охапкой книг:

– С кем это ты разговариваешь, мама?

– Сама с собой.

– Довольно странно!

– Что правда, то правда. – Мэри поставила на стол коробку с овсянкой. – Я купила для тебя новый сорт, надеюсь, тебе понравится.

Бет уселась за кухонный стол и принялась изучать надпись на коробке.

– Я не стану этого есть. Ты хочешь погубить меня.

– Без фокусов, – предупредила ее Мэри. – Что ты еще собираешься есть на завтрак?

Десятилетний Тим ворвался на кухню. Он плюхнулся на стул и сказал:

– Я буду яичницу с беконом.

– А где твое «доброе утро»? – спросила Мэри.

– Доброе утро. Я буду есть яичницу с беконом.

– Пожалуйста.

– Ну ладно, мама, перестань. Я и так опаздываю в школу.

– Хорошо, что ты мне напомнил. Мне звонила миссис Рейнольдс. У тебя плохие отметки по математике. Что ты на это скажешь?

– Она все преувеличивает.

– Тим, оставь свои шутки.

– Лично я ничего смешного в этом не вижу, – фыркнула Бет.

Тим скорчил ей рожу.

– Хочешь увидеть смешное – посмотри на себя в зеркало.

– Хватит, – сказала Мэри. – Ведите себя нормально.

Головная боль усиливалась.

– Мама, можно после школы я зайду на каток? – спросил Тим.

– Ты и так скользишь по тонкому льду. Придешь домой и будешь делать уроки. По-твоему, это хорошо, что сын профессора не успевает по математике?

– А что такого? Ты ведь не математику преподаешь.

«Говорят, что тяжело иметь двоих детей, – хмуро подумала Мэри. – А что, если их пятеро или шестеро?»

– Тим тебе уже сказал, что получил двойку по письму? – спросила Бет.

Брат уставился на нее:

– Ты когда-нибудь слыхала о Марке Твене?

– А какое отношение имеет к этому Марк Твен? – спросила Мэри.

– Марк Твен сказал, что не уважает людей, которые не могут написать одно и то же слово по-разному.

«Нам с ними не справиться, – подумала Мэри. – Они умнее нас».

Она приготовила им бутерброды на обед, не переставая думать о Бет и ее новой сумасшедшей диете.

– Бет, пожалуйста, съешь все, что я тебе положила.

– Если только там нет искусственных консервантов. Я не хочу рисковать своим здоровьем из-за алчности компаний, выпускающих продукты.

«Интересно, куда девалась простая еда, что была раньше?» – подумала Мэри.

Тим вытащил из тетради Бет записку.

– Надо же! – завопил он. – «Дорогая Бет, давай сидеть за одной партой. Вчера я весь день думал о тебе и…»

– Отдай немедленно, – заверещала Бет. – Это мое!

Она попыталась выхватить у него записку, но Тим отскочил в сторону.

Он прочитал имя под запиской.

– Эй, тут написано «Вирджил». А я думал, ты влюблена в Арнольда.

Бет вырвала у него из рук записку.

– Что ты понимаешь в любви? – заявила двенадцатилетняя дочь Мэри. – Ты еще ребенок.

Головная боль усиливалась с каждой минутой.

– Дети, оставьте меня в покое.

Мэри услышала клаксон школьного автобуса. Тим и Бет ринулись к двери.

– Подождите. Вы еще не позавтракали! – крикнула Мэри.

– Нет времени, мама. Нам пора.

– Пока, мамочка.

– На улице страшный холод. Наденьте пальто и шарфы.

– А я потерял свой шарф, – сказал Тим.

Когда они ушли, она почувствовала себя опустошенной. «Быть матерью – это постоянно жить в центре урагана», – подумала Мэри.

Эдвард спускался по лестнице, и она ощутила жар в теле. «Прошло столько лет, – подумала Мэри, – а он для меня все равно самый привлекательный мужчина». При первой встрече ей понравилась его обходительность. В его светло-серых глазах светился ум, но когда он чем-то страстно увлекался, в них загорались язычки пламени.

– Доброе утро, дорогая. – Он поцеловал ее, и они вместе пошли на кухню.

– Милый, сделай мне одолжение.

– Конечно, дорогая. Все, что ты попросишь.

– Я хочу избавиться от детей.

– От обоих?

– От обоих.

– Когда?

– Сегодня.

– А кому мы их отдадим?

– Кому угодно. У них уже такой возраст, что я просто не могу с ними справиться. Бет просто помешана на всевозможных диетах, а твой сын становится двоечником.

– Может, это не наши дети, – глубокомысленно заметил Эдвард.

– Надеюсь, что так оно и есть. Я приготовлю тебе овсянку.

Он посмотрел на часы:

– Прости, дорогая. Нет времени. Я должен оперировать через полчаса. Хэнк Кэйтс засунул руку в какую-то машину. Он может остаться без пальцев.

– В таком-то возрасте он еще занимается фермерством?

– Не дай Бог, он это услышит.

Мэри знала, что последние три года Хэнк Кэйтс не платил ее мужу ни цента. Как и большинство фермеров в округе, он еле сводил концы с концами из-за низких цен на сельскохозяйственную продукцию и невнимания администрации Фермерского банка. Эдвард никогда не напоминал своим пациентам о деньгах, и многие из них платили ему натуральным продуктом. Весь погреб у них в доме был набит мешками с картофелем, кукурузой и зерном. Один фермер хотел отдать Эдварду корову вместо денег, но когда Мэри узнала об этом, то сказала:

– Ради Бога, скажи ему, что ты будешь лечить его бесплатно.

Мэри посмотрела на мужа и еще раз подумала: «Какая же я счастливая».

– Ладно, – сказала она. – Может, я передумаю отдавать детей. Слишком уж мне нравится их отец.

– Сказать по правде, и я в восторге от их матери. – Он обнял ее и прижал к себе. – Еще раз поздравляю тебя с днем рождения.

– Ты все еще любишь меня, несмотря на то что я старая женщина?

– Я люблю старых женщин.

– Спасибо. – Мэри внезапно о чем-то вспомнила. – Мне надо пораньше вернуться домой. Сегодня наша очередь приглашать Шайферов.

Каждый вечер по понедельникам они играли с соседями в бридж. Это стало уже традицией. То, что Дуглас Шайфер был врачом и работал в той же больнице, что и Эдвард, сближало их еще больше.

Мэри и Эдвард вышли из дома вместе, пряча лица от порывов ледяного ветра. Эдвард залез в свой «форд-гранада» и смотрел, как Мэри садится за руль своего пикапа.

– Дорога, наверно, скользкая, – крикнул он ей. – Веди машину осторожно!

– Ты тоже, дорогой.

Она послала ему воздушный поцелуй, и обе машины тронулись с места. Эдвард направился в больницу, а Мэри – в городок Манхэттен, в шестнадцати милях, где располагался университет.

Двое мужчин, сидевших в автомобиле в двух кварталах от дома Эшли, посмотрели вслед машинам. Они подождали, пока те скрылись из виду.

– Поехали.

Они остановились у соседнего дома. Рэкс Олдс, сидевший за рулем, остался в машине, а его напарник подошел к двери и нажал на кнопку звонка. Дверь открыла привлекательная брюнетка лет тридцати пяти:

– Да? Чем могу быть вам полезна?

– Вы миссис Дуглас Шайфер?

– Да?

Мужчина полез в карман и вытащил оттуда свое удостоверение.

– Меня зовут Дональд Зэмлок. Я из службы безопасности государственного департамента.

– Боже праведный! Только не говорите, что Дуг ограбил банк!

Агент вежливо улыбнулся:

– Нет, мадам, нам об этом ничего не известно. Я хотел бы задать вам несколько вопросов о вашей соседке миссис Эшли.

Она посмотрела на него с внезапной тревогой в глазах:

– О Мэри? Что-нибудь случилось?

– Можно мне войти?

– Да, конечно. – Флоренс Шайфер провела его в гостиную. – Присаживайтесь. Может, выпьете кофе?

– Нет, спасибо. Я не отниму у вас много времени.

– А зачем вам надо узнать о Мэри?

Он ободряюще улыбнулся:

– Обычная проверка. Ее ни в чем не обвиняют.

– Надеюсь, это так! – возмутилась Флоренс Шайфер. – Мэри Эшли – прекраснейший человек. Вы с ней встречались?

– Нет, мадам, мой визит к вам конфиденциальный, и я хотел бы, чтобы все осталось между нами. Как долго вы знаете миссис Эшли?

– Около тринадцати лет. С тех пор как она поселилась по соседству.

– Значит, вы должны хорошо знать ее.

– Конечно. Мэри – моя близкая подруга. А почему?..

– Какие у нее отношения с мужем?

– После нас с Дугласом это самая счастливая пара на свете. – Она подумала и добавила: – Наверно, они счастливее нас.

– Я так понял, у миссис Эшли двое детей. Девочка двенадцати лет и мальчик – десяти?

– Правильно. Бет и Тим.

– По-вашему, она хорошая мать?

– Она превосходная мать. А что?

– Как, по вашему мнению, миссис Шайфер, можно ли назвать миссис Эшли эмоционально устойчивым человеком?

– Несомненно.

– У нее не было эмоциональных срывов?

– Никогда.

– Она пьет?

– Нет. Она не выносит алкоголя.

– А как насчет наркотиков?

– Вы обратились не по адресу. У нас в Джанкшн-Сити нет наркоманов.

– Миссис Эшли замужем за врачом?

– Да.

– Если бы ей понадобилось достать наркотики…

– Вы с ума сошли. Она не принимает наркотики. Не нюхает и не колется.

Некоторое время он изучающе смотрел на нее.

– Похоже, вы хорошо знаете терминологию.

– Я, как и все, смотрю «Майами Вайс»^[1]. – Флоренс стала понемногу раздражаться. – У вас есть еще ко мне вопросы?

– Дед Мэри Эшли родился в Румынии. Вы слышали, чтобы она говорила о Румынии?

– Ну, иногда она вспоминает истории, которые дедушка рассказывал ей в детстве. Он родился в Румынии, но приехал в Штаты подростком.

– Вы когда-нибудь слышали, чтобы миссис Эшли неодобрительно отзывалась о румынском правительстве?

– Нет, не припомню.

– Последний вопрос. Слышали ли вы, чтобы миссис или мистер Эшли ругали правительство Соединенных Штатов?

– Никогда!

– Значит, по-вашему, они лояльные американцы?

– Еще бы. Почему вы спрашиваете?

Мужчина встал.

– Спасибо, что уделили мне время, миссис Шайфер. Еще раз хочу предупредить, что наша беседа была конфиденциальной. Я бы попросил вас не говорить об этом никому, даже вашему мужу.

Он вышел из дома. Флоренс Шайфер глядела ему вслед…

– Не могу поверить в случившееся, – сказала она вслух.

Агенты ехали по Вашингтон-стрит, направляясь на север. Они проехали мимо плаката «Добро пожаловать в наш прекрасный край».

– Надо же, – хмыкнул Рэкс Олдс.

Они проехали мимо магазинов и баров. Возле кафе «Фэт Чэнс» торговая часть города резко обрывалась.

– Господи, – сказал Дональд Зэмлок, – у них главная улица длиной всего в два квартала. Это не город, а автобусная остановка.

– Это для нас с тобой, – сказал Рэкс Олдс, – а для этих людей это город.

Зэмлок покачал головой:

– Может, тут хорошо жить, но я бы в жизни здесь не поселился.

Седан остановился у здания банка, и Рэкс Олдс вышел из машины. Через двадцать минут он вернулся.

– Все чисто, – сказал он, залезая в машину. – У семьи Эшли на счете в банке семь тысяч долларов и закладная на дом, все счета оплачиваются вовремя. Президент банка говорит, что доктор слишком мягкий человек, чтобы стать бизнесменом, но его репутация безупречна.

Зэмлок посмотрел в записную книжку.

– Давай проверим еще пару мест и вернемся обратно в цивилизованный мир, пока я окончательно не свихнулся.

Дуглас Шайфер, обычно приятный, улыбчивый человек, сейчас хмурился. Шайферы и Эшли играли в бридж, и Шайферы уже проигрывали десять тысяч очков. В четвертый раз за вечер Флоренс совершила грубую ошибку. Дуглас бросил карты на стол.

– Флоренс! – взорвался он. – На чьей стороне ты играешь? Ты знаешь, сколько мы уже проиграли?

– Извини, – нервно сказала она. – Я просто никак не могу сосредоточиться.

– Оно и видно, – проворчал ее муж.

– Тебя что-нибудь тревожит? – поинтересовался Эдвард Эшли.

– Я не могу об этом рассказать.

Все удивленно посмотрели на нее.

– Что это значит? – спросил ее муж.

Флоренс глубоко вздохнула:

– Мэри, это про тебя.

– Что про меня?

– У тебя какие-то неприятности?

Мэри уставилась на нее:

– Неприятности? Нет. Почему ты так думаешь?

– Я не могу рассказать. Я дала слово.

– Кому ты дала слово? – спросил Эдвард.

– Федеральному агенту из Вашингтона. Он заходил сегодня ко мне и задавал разные вопросы про Мэри. Такое впечатление, что речь шла о международной шпионке.

– Что за вопросы? – потребовал Эдвард.

– Ну, как обычно. Лояльная ли она американка? Хорошая ли она жена и мать? Употребляет ли наркотики?

– Какого черта им понадобилось задавать такие вопросы?

– Я знаю, – возбужденно сказала Мэри. – Это из-за моей профессорской должности.

– Что? – спросила Флоренс.

– У меня заканчивается срок пребывания в должности. А университет проводит много разработок для правительства, поэтому они всех проверяют так тщательно.

– Слава тебе, Господи! – с облегчением вздохнула Флоренс. – А то я боялась, что тебя посадят за решетку.

– По сути дела, так оно и есть, – улыбнулась Мэри. – Я никуда не выезжаю из Канзаса.

– Ну, если с этим все, – сказал Дуглас Шайфер, – может, продолжим игру? – Он повернулся к жене: – Если ты еще раз ошибешься, я посажу тебя к себе на колени.

– Обещания, обещания…