Книга Паутина долга онлайн - страница 2

Нить вторая.

Хруст? Нет, шепоток:

Под снежным ковром ловко

Прячутся тайны.

– Мы тебя подставили? – Спросил Кэр, стараясь усесться в кресле с наибольшим удобством, что и само по себе (если принять во внимание довольно плачевное состояние обивки сиденья) было занятием непростым, требующим выдумки и сноровки, а учитывая слабость, которую скорп испытывал (но довольно ловко скрывал от принцессы, всю дорогу опираясь в основном на меня), превращалось и вовсе в нечто невыполнимое.

– Ну…

Что можно ответить в сложившейся ситуации, тем более, человеку, находящемуся фактически на смертном одре? Правильно, только правду:

– Да.

Маг вздохнул, но взгляда не отвел, хотя, наверное, следовало бы. Например, чтобы сохранить лицо уверенного и опытного вояки, а не давать волю виноватому сожалению.

– Сильно?

Хм. Вопрос, спору нет, важный. Для истории. Но по моему скромному мнению, здесь и сейчас не имеющий ровным счетом никакого значения.

– Я что-нибудь придумаю.

– Не сомневаюсь. И все же… Что произошло?

– Ах да, тебе же было не до вникания в подробности…

Воспользовавшись тем, что принцесса посредством моего не слишком упитанного кошелька отправилась улаживать разногласия с хозяином гостевого дома, до которого удалось с нашей помощью доплестись скорпу (идти в мой дом маг, разумеется, отказался наотрез), я описал явление ее высочества в кабинет. Красок нарочно не сгущал, но Кэр разочарованно покачал головой:

– Как неосмотрительно.

– Гораздо хуже! Надеюсь, ты-то хоть представляешь, во что она меня втравила?

– Осудят за шулерство? – Высказал предположение скорп.

– И это тоже, но есть вещи пострашнее. Если магия запрещена к использованию в игре, как таковая, а маги в этом смысле находятся вне закона, то впутать в скандал Заклинателей, значит, дать повод к введению новых ограничений и запретов.

Глубина темных глаз Кэра наполнилась неподдельным удивлением:

– Тебя это волнует?

– Да, а что такого?

– Никогда бы не заподозрил тебя в заботе о благе Заклинателей. Впрочем, ты ведь с детства прислуживаешь…

Я навис над скорпом, упираясь ладонями в подлокотники.

– Запомни хорошенько: я не прислуживаю. Я служу. Чувствуешь разницу?

– А она имеется?

– Имеется, поверь, и очень даже большая. Но дело не в том, к какому лагерю я принадлежу или хотел бы принадлежать. Подумай сам: кто такие Заклинатели прежде всего? Не по силе, не по возможностям, а по природной принадлежности? Кто они?

Кэр долго смотрел мне в глаза, словно стараясь прочесть в них правильный ответ, потом беспечно выдохнул:

– Маги.

– Вот! И ты считаешь, что если прижмут одних представителей магического сословия, то других оставят в покое? Как же! Под колеса попадут все, не сомневайся! Начнут, конечно, с малого: скажем, с увеличения подушной платы, а вот на чем остановятся и остановятся ли вообще… Даже представлять не буду. Ты хочешь закончить жизнь в новой Войне Туманов^[3]? На здоровье! А я не хочу. И раз уж ключи от дверей беды доверены мне, постараюсь сохранить их в неприкосновенности.

– Не преувеличиваешь?

– Нисколько. Конечно, меня вряд ли сдадут в покойную управу: скорее, полоснут по горлу да столкнут в реку, но чем аглис не шутит? Если этот любопытный дяденька захочет принять участие в играх политических, в моем лице у него на руках неслабые козыри.

Скорп расслабился и совсем оплыл в кресле, став похожим на брошенную и забытую хозяйкой куклу.

– Пожалуй, ты прав. Война не нужна ни императору, ни народу империи.

– Но она может начаться.

– Ты же только что обещал уладить все миром? – В голосе Кэра послышалось ехидство.

– Обещал – сделаю. Но даже способный закончить сражение, не начиная его, полководец все же должен составить план боевых действий. А для этого мне нужны сведения.

– Какого рода?

– Твое состояние: причина, развитие, последствия?

Скорп позволил себе потратить немного сил на то, чтобы пошире распахнуть веки:

– Зачем тебе все это?

– Затем! От любого недуга есть лекарство.

– Кроме одного. Смерти.

Удивительная осведомленность! Я выпрямился и скрестил руки на груди, принимая позу недовольного нерадивостью школяров учителя:

– Твои личные впечатления меня не интересуют.

– Что так? – Кэр прикрыл один глаз, от чего выражение бледного лица приобрело насмешливый вид.

– Я не шучу. Каким ядом тебя отравили?

– Откуда ты знаешь, что это был именно яд?

– Оттуда! Или отсюда, какая разница?! Хватит играть в прятки! Или скажешь, или…

Искренний интерес:

– Или?

– Ее высочество будет предоставлена самой себе. С сегодняшнего же вечера.

Некрасиво шантажировать больного человека? Весьма некрасиво. Непременно буду себя стыдиться, но несколько позже. Когда этот самый больной человек перестанет придуриваться и начнет отвечать на вопросы.

Я угадал: возможность того, что принцесса останется без присмотра, оказалась достаточной причиной для откровенности.

– Хорошо. Все равно, ничего не изменится… Видел ту девицу, с прической, словно кисель? Хорошенько рассмотрел?

– Не слишком.

– А жаль, потому что до сегодняшнего дня считалось, что их больше нет.

– Кого «их»?

– Гаккаров.

Гаккар… Такое впечатление, что я уже мельком слышал это слово. Но где и когда?

– Кто это такие?

Скорп качнул головой:

– Я и сам мало, что знаю. Но эти существа использовались для борьбы с магами. Очень давно, несколько сотен лет назад. И считалось, что они полностью вымерли.

– Конечно, не собственной смертью?

– Конечно, – он попытался улыбнуться, но гримаса получилась грустная. – Их уничтожили после подписания мирного договора. Собственно, уничтожение было одним из условий мира.

– Понятно. Оставим в покое прошлое и вернемся к настоящему: раз уж сие чудо оказалось рядом с нами, объясни, что именно оно с тобой проделало.

– Я не знаю.

– Как это, не знаешь?!

– Именно, что не знаю, – скорп прижался затылком к спинке кресла. – Все, что могу сказать: она дохнула в меня.

– Дохнула?

– Ну да. А как только ее дыхание достигло меня… Я умер.

– Постой! Умер? Насколько я могу судить, мертвецы не двигаются и не разговаривают, если, конечно, над ними усердно не поработает некромант, но дяденьки с костяным посохом и кровавыми жертвоприношениями ни в кабинете, ни за его пределами не наблюдалось. Это шутка? На мой взгляд, неудачная.

– Нет. Я, в самом деле, умер. Почти. Точнее, любой другой маг на моем месте был бы уже трупом, а мне… Можно сказать, повезло.

Начинаю понимать, куда он клонит: цеховые секреты и все прочее. Не горю желанием их узнавать, но придется.

– В чем заключается везение?

Кэр с минуту смотрел на меня, словно раздумывая, стоит ли доверять непосвященному знания, не подлежащие разглашению, но потом, видимо, окончательно осознал значение собственных слов о смерти (как известно, покойники вправе не хранить тайны, доверенные им при жизни) и пояснил:

– В том, что мое тело способно запасать Силу впрок.

Занятно. До сих пор думал: живому существу подобное осуществить невозможно. Но разве дело только в этом?

– Допустим. И?

Но скорп вместо того, чтобы продолжить рассказ, распахнул глаза:

– Тебя не удивляют мои слова?

Начинается… Да мне плевать, что, как и где ты копишь! Откуда такая любовь к нагнетанию напряженности?

– Это замечательно. Это чудесно. Это восхитительно, наконец. Но, аглис меня задери, я все еще ничего не понимаю! И не пойму, пока ты не перестанешь ходить вокруг да около!

– О, прости… Все время забываю, что ты не маг.

– Вспомнил еще раз? Хорошо. И что дальше?

– В отличие от полуодаренных маги постоянно поддерживают связь с Потоком, понимаешь? Поддерживают собственным телом, а не иными ухищрениями. Поэтому мы всегда и назывались «одаренными». Получившими в пользование драгоценный дар. Если связь разрывается, маг умирает. Такова плата за могущество.

– Умирает? Но как маги тогда вообще появляются на свет? Или ты хочешь сказать, даже младенцы умеют обращаться с Потоком?

– Конечно, нет. Мы учимся. Трудимся. Совершенствуемся. Но когда достигаем назначенного нам уровня, уже не можем повернуть назад. Это как…

– Сарса?

– Вроде того. Только еще хуже: от дурмана можно избавиться, пусть и путем великих жертв, но тело мага, лишенное доступа к Силе, не способно жить.

Вот как? И скажите мне тогда, почему неодаренные завидуют одаренным? Знали бы они… Стойте! Из всего сказанного следует, что…

– Сейчас ты отрезан от Потока?

Скорп смежил веки:

– Да.

– Но как это стало возможным?

– Я же сказал: не знаю. Помню, старый наставник говорил мне, что единственный способ справиться с гаккаром, убийцей магов, это не подходить к нему близко. Большего он не рассказывал.

– Наверное, потому что сам большего не знал.

– Наверное.

Я потер нижнюю губу костяшками пальцев.

– Значит, этот самый гаккар каким-то образом может разрывать связь мага с Потоком… Что, собственно, и было проделано. Но поскольку в твоем теле было накоплено некоторое количество Силы, ты остался жив. И как долго будешь оставаться?

Кэр улыбнулся:

– Это неважно.

– Это очень важно! Чем больше времени в запасе, тем вероятнее найти способ тебя спасти.

– Такого способа нет. Я уже мертв. Прими это и пообещай…

– Ну уж нет! Никаких обещаний, пока есть хоть малейший шанс!

– Пообещай!

О, он пока еще способен повышать голос? Отрадно, но… Ни к чему хорошему не приведет.

– Что пообещать?

– Не бросай ее.

Новый умоляющий взгляд. Надо признать, в сочетании с мертвенной бледностью лица и испариной, заставившей черные волосы плотно прильнуть к голове, производит впечатление. На юных оруженосцев и седых ветеранов. Но поскольку из возраста первых я давно уже вышел, а до лет последних, в силу сорвавшихся с привязи событий, могу и не добраться, то старания скорпа пропали впустую. Нет такой силы, которая способна заставить меня что-то делать. Нет вовне, разумеется, а вот внутри моей упрямой черепушки… Но Кэру совсем не обязательно знать подробности.

– Вот это как раз не имеет значения. Никакого. Забудь о принцессе: сейчас тебе нужно думать только и исключительно о своем собственном благополучии.

Долгая скорбная пауза.

– Не могу.

– Дурак!

Он не отвечает: бережет силы, а заодно позволяет разоряться мне.

– Повторить, раз уж не понял? Думай только о себе. ТОЛЬКО. О. СЕБЕ. Сколько времени ты еще сможешь оставаться между жизнью и смертью?

Тихое:

– Не больше ювеки.

– Вот всю эту ювеку будь добр не вспоминать ни имя, ни лицо, ни голос… Да вообще ничего не вспоминай! Представь, что снаружи ничего нет. Сможешь? Есть только ты и твое желание жить.

Скорп усмехнулся – уже не голосом, не губами, не взглядом, а одним только выдохом, чуть более шумным, чем предыдущие:

– Хочешь, чтобы я спрятался в ментальном коконе?

– Да.

– Откуда тебе знакома эта практика?

Я закинул голову, озирая усталым взглядом потолок: кривые балки с выпавшими сучками, свежие нити паутины, протянувшиеся из угла в угол -привычно и знакомо… Как и все прочее.

– Я много всякого знаю. И когда дела пойдут на лад, так и быть, расскажу, откуда. Наверное. Может быть.

– Когда пойдут на лад? Все еще веришь?

– Другого не остается.

Прислушиваюсь к быстрым легким шагам на лестнице. Кто-то поднимается. И этот «кто-то» не должен сюда входить.

Уже с порога прошу:

– Постарайся дожить до завтра.

Но в ответ слышу все то же упрямое:

– Не бросай ее.

– Завтра поговорим!

***

Думай, Тэйлен, думай! Хоть раз за истекший год воспользуйся тем незамысловатым предметом, который находится у тебя на плечах! Не получается? Мозги заржавели? Ну да, скрипят хуже несмазанных петель. Мне бы самому ментальный кокон не помешал, вот только в отличие от скорпа не могу выделить одной-единственной задачи, на исполнении которой следует сосредоточиться. Да еще эти его печально-отчаянные «не бросай»… Сари не игральная кость: не вытряхнешь из стаканчика на сукно стола и не сгребешь обратно, когда придет черед следующего броска. Хотя при большом желании и достаточном умении можно и будущую императрицу повернуть к себе нужной стороной. Если делать нечего. А у меня забот – по горлышко.

Чего жаждет курчавый хозяин гаккара, гадать не нужно: завтра узнаю. Но вот сможет ли он купить мои услуги? Цена будет только одна. Жизнь скорпа. Все остальное меня волнует несколько меньше. И вовсе не из человеколюбия и прочих благородных глупостей! Дела обстоят гораздо проще: если Кэр умрет, принцесса со своим дурным характером, отягощенным потерей наставника, свалится на мое попечение. А зачем мне в расцвете лет такая ноша? Я, можно сказать, только-только начинаю жить. Жениться вот собрался, семью завести, детишек настрогать, на радость матушке. Обеим матушкам. И надо же, все мечты о тихом семейном счастье могут в одночасье развеяться туманом из-за дурацкого происшествия, виновником которого является…

Собственно, я и являюсь. Что возьмешь с Сари? Девчонка. Азартная, горячая, порывистая. К тому же, скорп намекал, что если ей попадает вожжа под хвост, лучше отойти в сторону. Любопытно, почему? А, ладно: потом выясню. Не это сейчас главное, вовсе не это.

Жаль, что Валлор остался в поместье: он бы мог помочь, с его-то умениями… Послать весточку Сэйдисс? Нет, сначала нужно намылить шею и перекинуть веревку с петлей через сук самого толстого дуба в саду мэнора. Если вспомнить, как неодобрительно мать и повелительница относится к моим невинным визитам в игровые дома, и речи быть не может о признании. Тем более, своим необдуманным поведением и стремлением лишний раз покрасоваться я поставил под удар хрупкое мирное сосуществование Заклинателей и всего прочего люда, магического и не слишком. Теперь-то понимаю в полной мере причину вражды моих бывших родичей с магами, точнее, магов с ними…

Итак, одаренные не способны существовать, не имея связи с Потоком: потому и рвутся поближе к широким руслам, чтобы ни в чем себе не отказывать. Что ж, достойная плата за возможность магичить. Какой коварный бог придумал подобным образом уравновесить чаши весов? Легенды молчат. Как молчат и о других, не менее интересных вещах.

Маги не имеют права вмешиваться туда, где правит бал его величество Случай. Запрет установлен хоть и не божественным провидением, а волей императора, но свою разумность оправдал многократно: в игре должны быть равны все участники. И каждый должен иметь шанс на победу, пусть призрачный и почти неосуществимый, но непременный. Говорят, Таккор, первый император Сааксана, именно в игре выбирал себе полководцев и министров, наблюдая за тем, как кому везет. И ведь хорошо выбирал! По крайней мере, во времена его правления дела у Империи шли легко и гладко, чего не скажешь о сегодняшнем дне: вроде жизнь вокруг тихая и смирная, но больше всего похожа на болото, в котором мы все постепенно увязаем, не замечая топкой жижи, уже добравшейся до щиколоток. А впрочем, что мне за дело до государственных тягот? У меня свои имеются. В превеликом множестве.

Если применять магию в игровых домах просто запрещено, то Заклинатели не должны и на милю приближаться к местам, где раздается стук костей, потому что считается: одним своим присутствием могут повернуть игру в нужную сторону. Вообще-то, так оно и есть, и даже хуже, но простым смертным не дозволено знать большего. И так пуганы донельзя… Стоит возникнуть малейшему подозрению, в народе начнется гул: мол, совсем Заклинатели распоясались, пора приструнять. А за давностью лет из памяти выветрилось, насколько могущественны дети Хаоса, значит, начнется драка, из которой живыми выйдут далеко не все. И Заклинателям снова придется воздвигать между собой и остальными стену, которую они только-только разобрали до невысокого заборчика… По моей вине? Не хочу оказаться предателем. Что угодно, лишь бы не это!

– Тэйлен!

Знакомый голосок звучит откуда-то сзади. Звучит обиженно и нетерпеливо, а еще – досадливо. Причем досада возникает с моей стороны, мгновенно и непреклонно.

– Ты можешь идти помедленнее?

Помедленнее? Я и так еле плетусь обратно в мэнор. Я должен бежать. Мчаться. Лететь. Я должен успеть. Успеть что-то сделать, пока не стало слишком поздно.

– Да остановись ты!

Рывок ухватившимися за полу куртки руками. Не слишком сильный, но ощутимый. Главное, заставляющий остановиться и обернуться, чтобы оказаться лицом к лицу с принцессой.

Зеленые глаза под снова выкрашенной в черный цвет челкой мрачны, как океан в преддверии бури. Нос, и без того длинный, торчит вперед настоящим клювом. Хищная такая птичка… Ворона. Сейчас взмахнет руками, как крыльями, и вспорхнет.

– Ты меня слышишь?

Продолжаю осмотр раскрасневшегося принцессиного личика. На подбородке намечается прыщик: красное припухлое пятнышко. И в правом уголке рта что-то похожее. Неужели простуда? Не хватало еще уморить ее высочество прогулками по морозу.

– Я с тобой разговариваю!

– Орать совершенно незачем: всю округу перебудите.

Сари возражает:

– Здесь никого нет, кроме нас, так что могу делать все, что захочу!

В самом деле? Оглядываюсь вокруг.

Действительно, никого: улочка, по которой мы идем домой, сплошь застроена каретными сараями, по причине давно и основательно наступившей зимы, закрытыми за ненадобностью. Да, пожалуй, будить здесь некого. Но и повода кричать тоже нет:

– К сожалению, ваше высочество, желания не имеют ничего общего с возможностями.

– Ты о чем? – Непонимающе хмурится принцесса.

– Вам ли не знать? Мы никогда не делаем то, чего искренне желаем. Мы делаем лишь то, к чему нас вынуждают обстоятельства.

В самом деле, я ведь решил показать свои умения только ради (и, разумеется, после) получения одобрения принцессы. Если бы девчонка скучно сморщилась или заявила, что ей совсем не хочется ничего знать об игре в кости, у меня даже в мыслях не возникло бы… Наверно. Может быть.

– Неправда! – Топнула ногой Сари. – Ты шел быстро, потому что хотел этого. А я кричу, потому что…

– Потому что испытываете страх.

– Вот еще! Я не боюсь!

– Боитесь. До дрожи в коленках. И могу спорить, сейчас по вашей спине вверх-вниз бегают мурашки.

– Ничего я не боюсь!

– А следовало бы: пережитый страх надолго отвращает от совершения глупостей.

– Каких еще глупостей?

– К примеру, тех, что вы успешно явили миру в игровом доме.

– Ты… – Она поперхнулась гневом. – Да как у тебя язык поворачивается?! Я хотела помочь тебе!

Верно, хотела. Но благие намерения настолько редко приводят к столь же благому результату, что пожалуй, надежнее и уместнее действовать «во зло».

– И трогательное участие в моей судьбе едва не свело в могилу вашего наставника.

– Он не умрет!

– Кто знает? Пока в деле разрушения вы продвигаетесь успешнее, чем в деле созидания.

Зеленые глаза темнеют:

– Ты обвиняешь меня?

– Обвиняю? Всего лишь ставлю оценку. Неудовлетворительную.

– Да по какому праву?!

– По праву человека, которому вы подписали приговор. А вот каким будет наказание, даже думать боюсь.

– Приговор, значит? – Сари раздула ноздри, став еще некрасивее, хотя казалось, дальше уже некуда. – Я подпишу. Я подпишу тебе такой приговор, что ты будешь валяться у меня в ногах и молить о пощаде!

А вот это вряд ли. Если не придумаю, как действовать, не доживу до обещанной плахи.

– Это все, на что вы способны? Угрожать? Как мало…

Поворачиваюсь к принцессе спиной. Шагаю вперед.

– Куда собрался? Я еще не закончила!

– Мне не о чем разговаривать с распалившейся по пустяку глупой девчонкой.

– Глупой девчонкой?!

Шурх. Шурх. Ш-ш-ш-ш-ш… Кристаллики снега, не примятые ногами прохожих, покатились по утоптанной грязно-серой мостовой. Ветер? Ему неоткуда взяться на этой улице, потому что она проходит с северо-востока на юг, а ветра в Нэйвос приходят преимущественно с северо-запада.

Печать закипела в груди жидким железом – тяжелая, чужая, ненавистная и… такая полезная. В отдельных случаях. Например, при встрече с Заклинателем. Но кто бы мог подумать?!

– В длани твои, на волю твою… – шепчу скороговоркой, больше для самого себя, нежели для печати, потому что она раньше меня догадалась о происходящем и приняла бразды правления моим телом. Но не произнести эти несколько скомканных слов кажется кощунственным. Хотя бы потому, что правила должны оставаться правилами. Всегда.

Первая волна приходит спустя вдох после вступления печати в права. Метит в спину, но натыкается на непреодолимое препятствие и разочарованно откатывается назад, к своей родительнице. К ее императорскому высочеству, принцессе Мииссар.

Пальцы сгибаются птичьими когтями, готовые поймать любую, самую юркую прядь Потока, рожденного не природой и не капризом богов, а человеком. Его собственной волей. Повернуться? Остаться стоять спиной к противнику? Не мне решать: печать уверенно и резко заставляет крутнуться на каблуках и оказаться лицом к лицу с Сари, которая…

Да, что я могу сейчас делать самостоятельно, так это смотреть. Во все глаза. И жалеть, что девчонка не может наблюдать себя со стороны, потому что зрелище восхитительное. Волшебное. Почти божественное.

Фонарей на Каретной улице не зажжено, но света луны, перешагнувшей через середину цикла, вполне достаточно, чтобы был виден тонкий силуэт, окруженный взбесившимся воздухом. Марево сгущающихся и от того постепенно теряющих прозрачность лент плетет вокруг принцессы щит, способный стать вполне осязаемым и совершенно непробиваемым. Для любого оружия. Но мне не важно, сколько слоев воздуха, сменившего хаос на упорядоченность, окажется на моем пути: я жду атаки, и только ее. Точнее, жду не я, а печать.

И атака не медлит: одна из лент, приобретая на лету молочно-белое мерцание и остроту бритвы, срывается с кромки «щита», направляясь ко мне – врагу, замершему в десятке шагов от девчонки. Врагу, в распоряжении которого нет ни щитов, ни клинков. Врагу, который сам по себе сейчас вообще не человек, а всего лишь… Контур. Всего лишь русло, по которому может течь любой поток, и слабый, и сильный. Я не способен победить мощь Заклинателя. Я могу только отразить ее. Отправить обратно. Но для этого…

Большой и указательный пальцы правой руки кольцом смыкаются на «древке», цепко захватывая и заставляя гибкое воздушное «копье» изменить направление полета, скользнуть «острием» по подставленной ладони. Большой и средний пальцы левой руки перехватывают, разворачивают, бросают обратно, но не наобум, не наугад, а точно в то же место, откуда начиналась атака. Лента воздуха, усилиями печати еще более упорядоченная и уверенная, врывается в стык между своими единокровными сестрами, проникая за оборонительные порядки и готовя удар с тыла. Принцесса не замечает угрозы, атакуя еще раз, бездумно и яростно, но мои пальцы капканами смыкаются вокруг струй воздуха еще быстрее, потому что печать уже уяснила возможности противника и выбрала изо всех доступных способов самый простой и безопасный. Для всех нас.

Второй прорыв в тылы врага оказался ощутимее: Сари вздрогнула, покачнулась, и на бледном личике появилось сомнение в успехе, а это верный признак победы. Моей. Потому что, ведя сражение, ни в коем случае нельзя сомневаться в своих силах – проиграешь. Третьей атаки не последовало вовсе: девчонка сдавленно вскрикнула, пойманная в ловушку «щита», сотканного внутри ее собственного из воздуха, предавшего свою госпожу.

– Пусти!

Печать успокаивается, значит, дело сделано, и мне больше ничего не угрожает. Какое-то время.

– Пусти, слышишь?!

Это мне говорят? О, простите: кричат. Вот только крик получается больше похожим на хрип. Разумеется, если грудная клетка сдавлена воздушным панцирем, громкие звуки издавать несколько затруднительно.

– Пусти!

Одергиваю куртку, скособочившуюся от несвойственных для меня в обычной жизни телодвижений. Мышцы и связки пока еще не болят, а вот суставы начинает ломить, как у старика в осеннюю непогоду. Хорошо еще, схватка продлилась менее минуты: вот когда Сэйдисс посвящала меня в очередную особенность использования печати (просто так, чтобы имел в виду), покрутиться пришлось изрядно, и ювека постельного режима оказалась самым меньшим из зол.

– Я вас не держу.

– Пусти…

Она почти плачет. Нет, точно, плачет: на щеках заметны влажные дорожки.

– Вы сами виноваты.

– Я… Тебе это нравится, да?

– Что именно?

– Издеваться!

Кто бы говорил об издевательствах! Скорее, принцессу можно заподозрить в желании… Стойте. Она что, не знает, как действовать? Ну и дела… Кажется, все гораздо серьезнее, чем я предполагал. То есть, мир не просто падает в пропасть, а еще и машет крыльями, стараясь скорее добраться до дна.

– Успокойтесь.

– Сначала отпусти!

Делаю глубокий вдох. Медленно выдыхаю. Повторяю упражнение. Хаос, Вечный и Нетленный, где мне взять терпения? Хоть чуточку?

– Я не имею никакого отношения к вашим затруднениям.

– Лжец!

– Можете верить, можете не верить моим словам, но… Вместо препирательств взгляните, скажем, вот туда, на крышу. Видите водосточный желоб? Он не цельный, а состоит из наборных колен. Сосчитайте их количество, а еще скажите мне, на скольких стоит клеймо мастера. Если справитесь, так и быть, отпущу.

Принцесса смерила меня взглядом, обещающим смерть не менее, чем в котле с кипящим маслом, но все же подняла взгляд. И честно начала считать. А я, с трудом справляясь с улыбкой, наблюдал, как марево воздуха становится все прозрачнее, а ленты теряют свои очертания. И когда Сари торжествующе открыла рот, чтобы сообщить о своих достижениях, вместо выслушивания никому не нужного ответа спросил:

– Теперь все хорошо?

Девчонка дернула бровями, раздула ноздри, собираясь познакомить меня с новыми угрозами, но в следующее мгновение поняла, что дыхание, да и движения больше не затруднены, следовательно…

– Мерзавец!

Ну вот, получил. А за что, спрашивается? За то, что постарался быстро привести юную и неопытную Заклинательницу в чувство? Честное слово, было бы у меня больше сил, не посмотрел бы на титулы, надрал бы задницу венценосной особе так, чтобы сидеть трое суток не могла! Впрочем, свое наказание принцесса еще получит. Когда будет хоронить скорпа. Если будет хоронить.

– Только с начала не начинайте, прошу: еще одно незапланированное пробуждение печати подорвет мое и так не великое здоровье.

– Еще одно? Хочешь сказать… – Кажется, Сари начала догадываться.

– А вы думали, что заслуга целиком и только моя? Спешу разочаровать: я совершенно ни при чем. Все сделано за меня, без моего желания и уж конечно, без спроса.

– Ты…

– Прежде чем продолжать выяснять, кто прав, а кто виноват, предлагаю переместиться в более приемлемое для переговоров место, а именно, домой. И чем скорее, тем лучше!

***

До мэнора мы добрались уже заполночь, и к нашему счастью, все домочадцы спали. На стук входной двери и шлепанье выглянула только матушка, но узрев меня и принцессу в добром здравии (а это самое важное, не так ли?), вернулась к себе, позевывая и на ходу переплетая косу. Пока Сари скидывала верхнюю одежду и приводила в порядок мысли, я нагрел молока, размешал в нем пару ложек привезенного Каулой горного меда, и с кружкой напитка, который все матери почитают единственно возможным для хорошего сна своих детей, отправился в комнату принцессы.

Девчонка сидела на кровати, хмуро уставившись на пальцы собственных босых ног, словно видела их впервые и неприятно поражена открывшимся зрелищем. Я протянул питье:

– Согрейтесь.

– Мне не холодно.

Так, продолжаем дуться? Ну, по этой части Тайрисс в юности была куда искуснее, и все же мне удавалось справиться с ее обидами. Точнее, не мне, а Тэллору, который обладал всеми качествами, необходимыми для завоевания симпатий юных красоток, но кое-что я сохранил. А кое-что и преумножил:

– Тогда просто сделайте мне приятное.

Зеленые глаза подозрительно сузились:

– Зачем это я буду делать тебе приятное?

– Потому что неприятного я сегодня получил с излишком.

Своевременное напоминание о вине (только не укор ни в коем случае!) способно сделать больше, чем прямой приказ: принцесса вздохнула, но сомкнула ладони на кружке. И сделала глоток.

– Вкусно.

– Конечно, вкусно. Мне незачем вас травить.

– А мог бы.

Это верно. Отравить, расчленить, сжечь, смешать золу с землей, разбить клумбу и посадить на ней весной, скажем, пион: говорят, этот цветок любит расти на останках. Может, и следовало так поступить? В любом случае, момент упущен.

– Оставить имперский престол без законного наследника? Я не настолько самонадеян.

– А что такого? Подумаешь, нашлось бы много желающих.

– Задумайтесь над своими словами. Точнее, над одним из них.

Принцесса криво усмехнулась:

– Это над каким же? Над «желающими»?

– Нет. Над словом «много».

– Так хорошо же: будет, из кого выбирать! Или нет? – Добавила она, заметив в моем взгляде грустную улыбку.

– С одной стороны, хорошо, с другой… Позвольте сделать небольшое отступление. У любого события всегда есть две стороны, хорошая и плохая. Это как две горсти песка на весах: довольно нескольких крупинок, чтобы одна из чаш перевесила. Но песок, как ни странно, насыпается из одного и того же мешка, только разными руками. Так и с вашим предположением о претендентах на престол. Большое количество полезно, но не в борьбе за власть. Собственно говоря, даже два лагеря способны ввергнуть страну в бурю гражданской войны. А я еще надеюсь прожить свою жизнь в мирной стране. С вашего позволения.

Сари слушала внимательно, не перебивая, хотя подозреваю: знала все рассказанное так же хорошо, как и я. Точнее, наверняка уже слышала от наставников, только предпочитала не задумываться раньше времени.

– Значит, по твоему мнению, лучше, если я стану императрицей, чем кто-то еще?

– Несомненно.

– Даже если я не гожусь для этого?

– Даже если…

Осекаюсь, потому что зеленые глаза снова начинают подозрительно блестеть. Только слез и не хватало. Для полного счастья.

– Почему вы так говорите?

– Потому! – Отвечено с вызовом, но непонятно, кому и зачем брошенным. – Сам не видишь?

– Что я должен видеть?

– Ты или дурак, или сволочь, – устало резюмирует Сари.

Вообще-то, и то, и другое, но девчонка об этом не догадывается. Не хочет догадываться.

– И все же?

– Кэр… Он умирает, да?

Честно признаюсь:

– Не могу сказать.

– Вот! – Новый обвинительный выпад. – Самая настоящая сволочь.

Беседа становится занимательной, но неконкретной, а у меня еще слишком много дел до рассвета, поэтому надо вернуться к теме:

– Я в самом деле не могу этого сказать. Потому что не знаю. Возможно, к завтрашнему вечеру кое-что прояснится, тогда и сделаю доклад. По полной форме. А пока важные детали не известны, предпочитаю обходиться без окончательных выводов.

Она отвернулась, прихлебывая молоко. Требуется продолжение? Извольте:

– Единственное, что могу обещать, так это постараться воспользоваться всеми подвернувшимися шансами, чтобы спасти ему жизнь.

– Зачем? Он же тебе не друг.

– Не друг. И вряд ли когда им станет. Но мы служим одному делу. Одной стране. И одному человеку. Вам. А любой груз легче нести вместе, чем порознь.

– Значит, только поэтому? Только чтобы тебе самому не надо было за все отвечать?

Хорошая причина. Наверное, лучшая из всех. Но беда в другом. Беда в том, что она лишь второстепенная и стала таковой совершенно неожиданно. Неожиданно для меня. Я не просился в наперсники будущей императрице, но став таковым, вдруг осознал: детство кончилось. Не может больше быть ни беспечных и бессмысленных игр, ни бесконечных проб и ошибок. На каждый шаг осталось ровно по одной попытке, причем шаги-то не мои. Шаги будет делать ее императорское величество. Но если она поступит дурно, виновато будет ее окружение, верно? Конечно, можно спрятаться, можно даже убедить всех в том, что сделал все возможное, но как справиться с собой? Пусть я ошибаюсь, пусть мои представления о том, какой должна стать Сари, в корне неверны, но как раз на этот случай и существуют РАЗНЫЕ взгляды. Взгляды с разных сторон, которых пока всего две, и которые могут вскорости стать одной… Нет. Этого нельзя допускать. Я и не допущу. Наверное. Может быть.

Беспечно улыбаюсь и отвечаю:

– Конечно.

Принцесса снова вперила в меня тяжелый взгляд.

– Все вы одинаковые…

– Разумеется.

– Думаете только о себе…

– Каждый миг.

– Заботитесь только о своем благе…

– Со всем тщанием и прилежанием.

– Клянетесь в верности и вечно обманываете…

– Чтобы освободить место для новых клятв.

Задумчивое сопение прерывается тихим вопросом:

– Ты тоже меня бросишь?

Кажется, я уже слышал что-то подобное сегодня. Только меня не спрашивали, а просили. Не бросать. И если тому, кто начал эту тему, я не стал говорить ни «да», ни «нет», то сейчас придется ответить. Четко и ясно.

– Нет.

Принцесса тратит целый вдох на внимательное изучение выражения моего лица прежде, чем переспросить:

– Правда?

Киваю. Следовало бы, конечно, ответить «правда», но это слово имеет столько оттенков для каждого из нас, что молчаливое признание будет честнее. Во сто крат.

Она вскочила с кровати, прижалась ко мне, к счастью, не выпуская из рук кружку, а то ковер оказался бы залит медовым молоком. Я провел ладонью по глянцево-черным крашеным волосам.

– Вам пора спать.

– Но ты обещаешь? – Зеленые глаза смотрят умоляюще, и это вовсе не случайное впечатление от взгляда, направленного снизу вверх.

– Да.

Она снова прижимается щекой к моей груди. На долгих три вдоха, после чего упрямо напоминает:

– Но приговор я все же подпишу.

Хорошая память – немаловажное качество для императрицы. Хотя бы память на собственные, в запале сказанные глупости. А непременная уверенность в необходимости их осуществления – совсем замечательно.

Что остается ответить?

– Как пожелаете.

***

Самое лучшее время в доме, это ночные часы. Тихо, покойно, мирно. Никто не шлепает по отстающим друг от друга половицам, извлекая из паркета мелодии, временами достойные гениального музыканта. Никто не гремит посудой, в поисках съестного углубляясь в недра кастрюль, сковород, кринок, чашек и прочей утвари. Никто не вздыхает над ухом в самый неподходящий момент. Только ночью и можно работать – наедине с самим собой и книгами.

Уложив ее высочество спать, я прихватил с кухни кувшин с клюквенным морсом, любезно приготовленным матушкой сразу по приезду (то бишь, почти ювеку назад, а потому настоявшимся и приобретшим тот самый горьковатый привкус, который чудно освежает и глотку, и соображение), и отправился в библиотеку. На промысел. Точнее, на охоту за сведениями, жизненно необходимыми и интригующе загадочными. Честно говоря, при своем возникновении замысел полистать имеющиеся в доме книги показался вполне разумным и весьма полезным, но взглянув на поднимающиеся к потолку шкафы, я немного приуныл. Больше половины этих томов мне не доводилось не то, что открывать, а даже брать в руки. Как найти именно необходимое и достаточное, не тратя лишнего? Плести заклинание? Да, пожалуй, так и следует поступить: другого выхода из временного тупика не вижу. Сейчас схожу за «каплями» и…

Если мне позволят пройти: сдвинуть с места эту тушку будет непросто даже тому, кто вдвое сильнее меня, потому что короткие мускулистые ноги словно составляют единое целое с полом. Лобастая голова, вечно текущие слюни, обрубок хвоста и складки короткошерстной кожи на загривке – это моя собака. То есть, пес. Красавцем его не назовешь, но за зверя с такой родословной любой богач отдал бы все свое состояние и состояние своих потомков на поколения вперед, потому что Хис не обычный пес. И капли слюны, вытекая из приоткрытого рта, добираются до пола поблескивающими песчинками…

– Привет!

Сажусь на корточки, чтобы погладить пса по смешно нахмуренным бровям.

– Хорошо провел день?

Конечно, я не получу ответа. Но чем такой разговор хуже обычного? Уверен, каждое мое слово понимают. А если молчат, что ж… Значит, не заслужил.

Бусины глаз смотрят с выражением, напоминающим укор.

– Осуждаешь за то, что не взял тебя с собой в город? Извини. Собак в приличное игровое общество не допускают. Да и был ли прок в твоем присутствии? Моей жизни ничто не угрожало, а защищать кого-то другого ты бы не стал. Верно?

Горячий и шершавый язык нагревшимся на солнце песком скользнул по моей щеке. Значит, верно. Если бы я заранее попросил присматривать за всеми моими спутниками, возможно, удалось бы избежать атаки гаккара, но… Задним умом все сильны, и я – не исключение.

Почесываю ногтями подрагивающее от довольного порыкивания горло.

– Ничего, в следующий раз о тебе не забуду. Честно. А пока мне нужно полистать кое-какие книжки… Если не хочу, чтобы один хороший человек умер. Впрочем, может быть, он вовсе не хороший, но полезный. А полезные люди тем более не должны умирать, верно?

Пес умильно щурится, подставляя все новые и новые участки горла для почесывания. Каждое существо любит ласку, иногда соглашаясь даже на не слишком искреннюю. А иногда прилагая все возможные усилия, чтобы ее заслужить… Замечательная мысль!

Берусь за отвисающие щеки и строго смотрю псу в глаза:

– Раз ты собака, значит должен уметь искать. Умеешь?

Хис щурится, но не отводит взгляд, а я продолжаю:

– Должен уметь. Так вот, хочу поручить тебе дело. Важное-преважное. Найти одну книгу. А может, не одну, точно не скажу… Но в ней должно быть не только упоминание о неких гаккарах – людях, способных обезоруживать и убивать магов, но и о том, что они из себя представляют. Задание ясно?

Обрубок хвоста шевельнулся: еле уловимое движение слева направо. Согласие или отрицание? Сейчас узнаем:

– А если ясно, приступай к выполнению!

Пес шумно фыркнул, дернул головой, стряхивая мои руки. А на следующем вдохе очертания коренастой фигуры смягчились, поплыли и… осели на пол кучкой песка. Самого настоящего речного песка, золотисто-серого, с редкими белоснежными и красно-бурыми крапинками. Кучка превратилась в лужицу, распластавшись по паркету, а потом песчинки порскнули в стороны, как будто кто-то сильно дунул на них. Порскнули, взмыли в воздух, закружились по комнате, облепили корешки книг и… Проскользнули внутрь, сквозь поры кожаных переплетов и пергаментных листов. Наверняка, для этого им пришлось распасться на совсем незаметные глазу крупинки, но за целость и сохранность книг можно было быть совершенно спокойным. Потому что Хаос всегда прибирает за собой, не оставляя следов. Если, разумеется, не нужен прямо противоположный эффект…

Шурх. Корешок одной из книг на второй сверху полке углового шкафа выдвинулся из плотного ряда. Легкая муть песчаной метели оседает, и с пола на меня снова выжидательно смотрит мордатый пес.

– Спасибо за помощь.

Вместо ответа мне снова подставляют горло. Не могу отказать: энергично чешу и его, и массивный подбородок. Только потом мне позволяют подвинуть складную лестницу и подняться на искомую высоту.

Так, что тут у нас? О, знаменитый бестиарий heve Лотиса, можно сказать, бесценное издание, потому что создано автором собственноручно, в единственном экземпляре. Кажется, кто-то и когда-то делал с него списки, но сейчас, за давностью лет и относительно малым количеством шатающегося по дорогам магических существ, пожалуй, и в столичной Королевской библиотеке он не пользуется спросом. Том первый, «Создания Жизни». Насколько помню лекции в Академии, том второй носит название «Создания Смерти». А вот то, чего даже академики не знают, так это наличие третьего тома, под созвучным названием «Создания Хаоса». Могу поклясться, чем угодно, в моей личной библиотеке он имеется. Только не буду искать. Не сегодня.

Устраиваюсь за столом, придвигая поближе подсвечник. Дело за малым: в добрых шести сотнях страниц отыскать единственно нужную. Лотис если и пользовался логикой при составлении сего труда, то известной лишь ему одному (а скорее, вообще никакой не пользовался: знаю я, как пишутся справочные пособия… как боги на душу положат). До утра работы хватит.

Под кипой листов начал вспухать бугорок, все выше и выше, пока не опрокинул «крышку», раскрыв книгу на той странице, которая и была мне нужна. Песчаной змейкой юркнул по пергаменту на стол, с него – на пол и, бодро доскользив до Хиса, рассыпался по шкуре короткими волосками. Сам пес и ухом не повел, делая вид, что просто ожидает, пока хозяину надоест посреди ночи копаться в книгах, и придет пора отправляться спать.

– Спасибо еще раз.

Благодарность снова тает в тишине.

О чем мне поведает мудрая книга? Через четверть часа продирания сквозь высокопарный слог Лотиса выяснилось: о многом.

В частности, полностью подтвердились слова скорпа. Он в самом деле умер. Примерно спустя три вдоха после того, как на его кожу попала влага выдоха гаккара. Собственно, она могла попасть не только на кожу, а куда угодно: на волосы, в глаза – итог один. Секреция особой железы, напоминающей змеиную, мгновенно всасывается и проникает в кровь, следует по первому попавшемуся сосуду к сердцу, через него – на новый круг, по пути поражая всю алую жидкость. Два биения сердца вполне достаточно, чтобы вся кровь оказалась отравленной и неспособной захватывать, удерживать и переносить поступающую извне Силу. Так что, маг вовсе не «отрезан» от Потока, а всего лишь лишен возможности им пользоваться. Возвращен к первородному состоянию, что означает… Очень любопытно. Вернуть прежнее, значит, упорядочить хаос, возникший вольно или невольно, а этим обычно занимается кто? Правильно. Заклинатели. Другие маги попросту не способны на такие подвиги. Следовательно, гаккары имеют какое-то отношение к моей бывшей родне. Забавно…

Ладно, речь о другом. Единственный способ остаться живым – остановить биение сердца, то есть, прекратить ток крови и изъять отравленные струи. В принципе, нет ничего невозможного, но сомневаюсь, что такое по плечу даже каждому десятому магу. Скорп, наверное, мог бы, но не знал о подобной тактике борьбы с гаккаром, а сейчас эти знания запоздали. Впрочем… Есть одна идея насчет выигрыша во времени. Надо ее обдумать хорошенько, а пока почитаю дальше.

Ага, нашел! Поскольку сам гаккар в некотором роде также является магом, ему не менее прочих необходима связь с Потоком, которая была бы невозможна, если бы… Если бы одновременно с ядом в соседней паре желез не вырабатывалось противоядие. Значит, все просто: нужно всего лишь напоить скорпа искомой секрецией. Но сначала придется найти и уговорить женщину, а это удается далеко не всегда…

– Почему ты до сих пор не спишь?

О, легка на помине! Женщина. Ливин. Лив.

Светлые пряди распущенных по плечам волос, прозрачно-зеленые, как нежная весенняя зелень, глаза, полянки веснушек по обе стороны от небольшого прямого носа, пухлые губы. Ну и пусть девушка ростом повыше меня, а в плечах лишь чуть уже: зато она живет в моем доме и согласна стать моей женой. Почти согласна.

Поверх ночной рубашки наброшен пушистый платок, наверняка, из пожиток Каулы: большой, шерсть некрашеная и не слишком ровно спрядена. Что поделать, моя матушка рукодельница еще та. Если взглянуть, в чем обычно щеголяю я… Нет, не буду вспоминать о грустном. Хотя бы потому, что появление в библиотеке Ливин заставило меня улыбнуться. Растерянно и довольно одновременно:

– У меня есть дела.

– Дышишь пылью?

Она проводит кончиками пальцев по пергаментному листу. Я слежу за движением ее руки, как зачарованный.

– Уже поздно.

– Я знаю. Поэтому тоже хочу спросить. Можно?

Лив кивает, продолжая дарить ласку книжной странице и заставляя меня ревновать. Но мне нравится испытывать ревность.

– Почему не спишь ты?

– Я спала. А потом проснулась, вышла за стаканом воды в кухню, увидела свет в библиотеке… Ты выглядишь очень усталым.

Наконец-то ее пальчики коснулись моей щеки! Как приятно…

– Что-то случилось, зайчик?

Зайчик? Это еще кто? А, вспомнил. Зверь. С длинными ушами. Нет, милая, я, скорее, ослик. Точнее, осел. Ослище.

– Я должен кое-что сделать. А потом сразу пойду спать, обещаю!

– Сразу?

Приоткрытые губы усмехаются. Это предложение? Могу спорить, да. Но я не могу его принять. Только не сейчас. Не сегодня. Мне нужен прилив крови совсем к другому месту, нежели…

– Да. Возвращайся в постель.

Кажется, Лив обижается: поворачивается и делает шаг к дверям. Эй, да ведь она же пришла, чтобы помириться! Какой же я олух!

– Подожди минутку!

Вскакиваю из кресла и нашариваю во внутреннем нагрудном кармане куртки заготовленный и совершенно забытый подарок. Застегиваю цепочку кулона под любезно приподнятыми светлыми локонами.

– Нравится?

– Очень красиво. Наверное, и очень дорого?

– Мне по карману.

Слышится смешок, тихий и ни капельки не обидный. Ливин поворачивается, ловко и незаметно для меня оказываясь в моих объятиях.

– Спасибо.

Она придвигается ближе, так, что я чувствую аромат молока и душистых трав, исходящий от нежной кожи. Щурится, словно тщательно рассчитывает дальнейшие действия, и берет в плен мою верхнюю губу. Отвечаю тем же, но сосредотачиваюсь на нижней и возвращаюсь к реальности, лишь когда мои пальцы начинают нетерпеливо путаться в складках ночной рубашки, стараясь проникнуть за полотняную завесу.

– Иди спать.

Ливин хмурится, как мне хочется верить, разочарованно. Но не уходит.

– Что-то хочешь спросить?

– Может быть, ты меня отпустишь?

М-м-м? Ах да, я же все еще держусь за крепкую талию.

Убираю руки:

– Извини.

– Вообще-то, твой поступок любая приличная женщина сочла бы несмываемым оскорблением, – сообщают мне, насмешливо и интригующе улыбаясь.

– Несмываемым? Совсем-совсем?

– Ну, возможно, имеются способы искупления подобной вины… – Задумчиво тянет Ливин. – Я подумаю.

– Надеюсь, наказание не окажется слишком суровым?

– Как знать.

Она уходит, на прощание подарив мне еще одну улыбку, после которой по-хорошему нужно было бы отправиться следом и…

Но я возвращаюсь к столу и к делам. Завтра мне предстоит большой день. Большой и трудный. Но к нему нужно еще подготовиться, чем и стану сейчас заниматься. А на личное счастье у меня еще найдется прорва времени. Наверное. Может быть.