Книга Перекрестки сумерек онлайн - страница 4

Глава 2
ДВА КАПИТАНА НА ОДНОМ КОРАБЛЕ

Милях в двух к северу от города, растянутое между двумя высокими шестами, на ветру полоскалось большое голубое полотнище, большими красными буквами возвещавшее, что здесь располагается «Грандиозное Странствующее Представление Валана Люка и Величайшая Выставка Чудес и Диковин». Надпись можно было прочесть с дороги, которая проходила шагах в ста к востоку. Тем, кто не умел читать, полотнище по крайней мере указывало, что здесь находится что-то необычное. На вывесках много чего пишут, но Мэт считал, что во всяком случае сейчас Люка говорил правду. Балаган был окружен стеной из плотной парусины, десяти футов в высоту, нижний край которой был плотно прибит к земле колышками; стена огораживала площадь, на которой могла бы поместиться средних размеров деревня.

Проходящие мимо люди смотрели на вывеску с любопытством, но фермеров и купцов впереди ждала работа, а поселенцам надо было строить будущее, и с дороги не сворачивал никто. Толстые веревки, натянутые между вбитыми в землю столбиками, предназначались для того, чтобы направлять людские толпы в широкую арку входа под вывеской, но у входа не было видно ни одного человека, желающего войти, – по крайней мере утром. В последнее время сюда вообще мало кто приходил, падение Эбу Дар отразилось на посещаемости. Как только люди поняли, что город не будет отдан на разграбление и им не придется бежать, спасая свои жизни, но, с другой стороны, тут полно всех этих кораблей и поселенцев, то каждый решил, что лучше придержать при себе деньжата на черный день. Два грузных конюха, закутанных в подозрительного вида плащи, казалось вышедшие из мешка старьевщика, несли вахту под вывеской, чтобы задерживать желающих проскользнуть внутрь бесплатно; но даже они в эти дни сидели на голодном пайке. Сейчас эта парочка – один с крючковатым носом над пышными усами, другой одноглазый – сидела на корточках в грязи и бросала кости.

Петра Анхилл, силач труппы, стоял рядом, наблюдая за игрой, сложив на груди руки – каждая толщиной с ногу обычного человека. Ростом он был ниже Мэта, но по крайней мере вдвое его шире, на плечи силач натянул толстую синюю куртку, которую жена заставляла его носить, чтобы не замерзнуть. Петра был, казалось, поглощен игрой, но сам никогда не играл, даже в орлянку. Он и его жена Кларин, дрессировщица собак, берегли каждую монету, которая попадала к ним в руки, что и не удивительно, если учесть, что Петра только и говорил о том, как они в один прекрасный день купят себе гостиницу. Представьте, Кларин тоже стояла рядом, закутанная в черный плащ и, очевидно, столь же поглощенная игрой, как и ее муж.

Петра, через плечо бросив осторожный взгляд на лагерь, увидел приближающихся рука об руку Мэта и Эгинин. Мэт нахмурился. Когда люди глядят на тебя через плечо, это, как правило, не означает ничего хорошего. Круглое загорелое лицо Кларин, однако, расплылось в теплой улыбке. Как и большинство женщин труппы, она считала их с Эгинин очень романтичными. Конюх, тот, с крючковатым носом, широкоплечий тайренец по имени Коль, покосился на них, сгребая свой выигрыш – несколько медяков. Никто, кроме Домона, не счел бы Эгинин хорошенькой, но для некоторых глупцов знатное происхождение наделяет людей красотой. Или деньги – а уж знатная дама должна быть богатой. Некоторые считали, что дворянка, бросившая мужа ради Мэта Коутона, может так же легко оставить и его, разумеется прихватив с собой свои деньги. Такова была история, которую Мэт и его люди распространяли, чтобы объяснить, почему они скрываются от Шончан: суровый муж и сбежавшие влюбленные. Подобные истории всем хорошо знакомы – от менестрелей или из книг, хотя в реальной жизни они встречались не часто, – чтобы легко принять на веру еще одну такую же. Коль, однако, не поднимал головы. Эгинин – точнее, Леильвин – как-то уже выхватила нож, когда смазливый юноша, жонглировавший мечами, позволил себе несколько двусмысленных намеков, приглашая ее в свою палатку на чашу вина, и ни у кого не было сомнений, что она пустила бы клинок в ход, если бы он настаивал на своем предложении хоть на мгновение дольше.

Когда Мэт приблизился к силачу, Петра тихо произнес:

– Там солдаты Шончан, около двадцати человек, они говорят с Люка. По крайней мере их офицер с ним беседует, – его голос не звучал испуганно, но на лбу прорезались тревожные морщины, и он успокаивающе положил руку на плечо жене. Улыбка Кларин погасла, она подняла свою руку к плечу, положив ее сверху. Они верили в благоразумие Люка, но понимали, на какой риск идут. Или считали, что это понимают. То, чем, по их мнению, они рисковали, было само по себе достаточно плохо.

– Чего они хотят? – требовательно спросила Эгинин, выпуская Мэта из своих объятий, но не давая ему раскрыть рта. Собственно, все ждали, когда он выскажется.

– Подержи-ка, – бросил Ноэл, вручая свою удочку и корзину одноглазому конюху, который глазел на него разинув рот. Выпрямившись, Ноэл скользнул узловатой рукой себе под куртку, где хранил два длинных ножа. – Мы сможем добраться до наших лошадей? – спросил он Петру. Силач с сомнением посмотрел на него. Мэт был не единственным, кто сомневался, что Ноэл в своем уме.

– Не похоже, чтобы они кого-то искали, – торопливо пояснила Кларин, приседая перед Эгинин в слабом намеке на реверанс. Предполагалось, что циркачи делают вид, что Мэт и его спутники входят в труппу, но немногим удавалось сохранять эту видимость перед Эгинин. – Офицер находится в фургоне у Люка уже добрых полчаса, но солдаты все это время не отходят от своих лошадей.

– Не думаю, что они пришли сюда из-за вас, – почтительно добавил Петра, тоже обращаясь к Эгинин. Почему с ним они ведут себя иначе? Возможно, практикуются в разговоре с благородными дамами в ожидании, пока не купят свою гостиницу. – Мы просто не хотели, чтобы для вас это было неожиданностью. Уверен, что Люка сумеет отделаться от них без всяких проблем. – Несмотря на спокойный тон, морщины продолжали бороздить его лоб. Любой выйдет из себя, если от него сбежит жена, а человек знатный может дать почувствовать окружающим тяжесть своего гнева. Бродячая труппа, чужестранцы, путешествующие по стране, представляют собой легкую добычу, тут не должно возникнуть дополнительных осложнений. – Вам не стоит беспокоиться, что кто-то сболтнет лишнее, миледи. Правда, Коль? – прибавил Петра, бросив взгляд на конюхов. Крючконосый неохотно кивнул, не отрывая глаз от костей, которые подкидывал у себя на ладони. Он был человеком крепкого телосложения, но не столь крепкого, как Петра, который гнул конские подковы голыми руками.

– Кто же упустит случай плюнуть дворянину на сапог, – пробормотал одноглазый, заглядывая в корзину с рыбой. Он был почти столь же высок и широкоплеч, как Коль, но все лицо его покрывали глубокие морщины, а зубов у него было еще меньше, чем у Ноэла. Взглянув на Эгинин, он склонил голову и прибавил: – Не в обиду вам будь сказано, госпожа. Между прочим, мы таким образом зарабатываем денежку, а они в последнее время лишними не бывают. Верно, Коль? Кто-нибудь донесет, а потом Шончан всех нас возьмут за жабры, глядишь, еще повесят, как этих, из Морского Народа. Или запрягут чистить эти поганые каналы на том берегу. – Конюхи выполняли всю черную работу в лагере, от чистки стойл и клеток животных до натягивания и складывания полотнища вокруг лагеря при переездах, однако он содрогнулся так, словно выгребать ил из каналов в Рахаде было худшей перспективой, чем сказаться повешенным.

– А кто говорил о том, чтобы доносить? – запротестовал Коль, негодующе разводя руками. – Я просто спросил, долго ли мы собираемся тут сидеть, вот и все. Я только поинтересовался, когда мы увидим свои денежки.

– Вы будете сидеть тут, пока я не прикажу вам встать. – Удивительно, насколько жестким могла сделать Эгинин свой тягучий выговор, не повышая при этом голоса. Это походило на шелест меча, вынимаемого из ножен. – Вы увидите свои денежки, когда мы доберемся туда, куда надо нам. Тех, кто верно мне служит, ждет небольшая прибавка к жалованью. А тех, кто думает о том, чтобы предать меня, ждет могила. – Коль расправил плечи под своим латаным-перелатаным плащом и выпучил глаза, пытаясь изобразить возмущение или, возможно, невинность, но по-прежнему выглядел как человек, ожидающий, пока леди подойдет поближе, чтобы стащить ее кошелек.

Мэт скрипнул зубами. Во-первых, это его деньгами она распоряжалась со столь королевской щедростью. У нее было достаточно своих, но до них не так легко добраться. Но самое главное – она снова пыталась распоряжаться. Свет, да если бы не он, она до сих пор сидела бы в Эбу Дар, строя планы, как ей укрыться от Взыскующих, а то и была бы уже призвана к ответу. Если бы не он, ей бы и в голову не пришло остаться неподалеку от Эбу Дар, чтобы уйти от погони, или найти убежище в балагане Люка. Но почему здесь солдаты? Шончан послали бы сотню, даже тысячу людей, если бы хоть отдаленно заподозрили, что здесь Туон. А если бы они прознали про Айз Седай... Нет, Петра и Кларин не знали, что помогают укрывать Айз Седай, но они могли упомянуть о сул’дам и дамани, и солдаты явились бы за сестрами. Мэт нащупал лисью голову под курткой. Он носил ее днем и ночью не снимая, и она должна была охранять его.

Он не рассматривал всерьез возможность пробиться к лошадям, и не только потому, что Коль и дюжина ему подобных побегут докладывать Шончан, не успеют они скрыться из вида. Насколько Мэт знал, у них не было каких-либо особенно враждебных чувств по отношению к нему или Эгинин – даже жонглер Руманн, по всей видимости, нашел свое счастье с женщиной-змеей по имени Адрия, – но некоторые люди просто не могут устоять перед искушением заработать немного золота. В любом случае, он не слышал грохота игральных костей в своей голове. И к тому же в этих парусиновых стенах находилось несколько человек, которых он не мог оставить на произвол судьбы.

– Если они никого не ищут, нам не о чем беспокоиться, – уверенно заявил Мэт. – Но все равно спасибо за предупреждение, Петра. Я никогда не любил неожиданностей. – Силач сделал небольшой жест, словно желая показать, что это ему ничего не стоило, но Эгинин и Кларин посмотрели на Мэта так, словно были удивлены, обнаружив его здесь. Даже Коль и одноглазый верзила моргнули при звуке его голоса. Ему пришлось приложить усилие, чтобы снова не заскрипеть зубами. – Я, пожалуй, пойду прогуляюсь возле фургона Люка, посмотрю, что там делается. Леильвин, вы с Ноэлом найдите Олвера и оставайтесь с ним. – Они любили мальчика, как и все остальные, и это удержит их на расстоянии. Лучше, чтобы он один занялся подслушиванием. А если им придется бежать, возможно, Эгинин или Ноэл по крайней мере помогут мальчишке выбраться отсюда. Да будет воля Света, чтобы до этого не дошло. Кажется, надвигается катастрофа.

– Что ж, от смерти так и так не уйдешь, – вздохнул Ноэл, снова берясь за свою удочку и корзину. Чтоб ему сгореть, по сравнению с этим стариком даже страдающий коликами козел выглядит жизнерадостным! Петра нахмурился еще больше. Женатые мужчины всегда выглядят озабоченными, это была одна из причин, по которым сам Мэт не спешил с женитьбой. Ноэл исчез за углом парусиновой стенки, и одноглазый с сожалением посмотрел вслед корзине с рыбой. Вот и у этого, похоже, не все шарики на месте. Не иначе как и у него где-то тоже есть жена.

Мэт надвинул шапку почти по самые глаза. Костей, однако, слышно не было. Он постарался не думать о том, сколько раз ему чуть было не перерезали глотку или не размозжили череп без всяких костей. Но, без сомнения, он бы услышал их, если бы ему угрожала какая-нибудь реальная опасность. Разумеется, услышал бы.

Мэт не успел сделать и трех шагов за ворота, как Эгинин догнала его и обвила рукой вокруг талии. Он остановился, недобро глядя на нее. Она всегда избегала следовать его указаниям, как форель избегает рыболовного крючка, но это было уже упрямство чистой воды.

– Ты соображаешь, что делаешь? А если этот шончанский офицер узнает тебя? – Это было столь же вероятно, как увидеть Тайлин, самолично входящую в лагерь, но он готов был схватиться за что угодно, лишь бы заставить ее уйти.

– Каковы шансы, что этот парень из тех, кого я знаю? – презрительно фыркнула она. – У меня не так уж много... – ее лицо исказилось гримасой, – ...было не так уж много друзей по эту сторону океана, и уж ни одного из них нет в Эбу Дар. – Она дотронулась до прядки черного парика, лежащей у нее на груди. – В любом случае, пока я ношу это, меня родная мать не узнает, – ее голос стал совсем унылым.

Если он будет продолжать так стискивать зубы, то в конце концов сломает один из них. Стоять здесь и спорить было абсолютно бесполезно, но в его памяти еще стоял тот взгляд, которым Эгинин вперилась в шончанских солдат.

– Только не вздумай опять сверкать на них глазами, – предостерег он. – Лучше вообще ни на кого не гляди.

– Я скромная эбударская женщина, – в ее устах это прозвучало как вызов. – Ты сам будешь с ними говорить. – А вот это уже было предостережением. О Свет! Когда женщина не хочет, чтобы все шло гладко, она обязательно что-нибудь испортит, а Эгинин никогда не заботилась о том, чтобы все шло гладко. Ему определенно угрожала опасность сломать зуб.

За входом начиналась своего рода главная улица, образованная вразнобой поставленными фургонами, вроде тех, в каких кочуют Лудильщики, – маленькими домиками на колесах, с оглоблями, проходящими выше сиденья возчика, и палатками величиной зачастую с небольшой дом. Большинство фургонов было раскрашено всеми оттенками красного и зеленого, желтого и синего; палатки в основном были столь же яркими, некоторые даже полосатыми. Повсюду рядом с главной улицей располагались деревянные помосты для выступлений, их цветная обивка уже несколько пообтрепались. Широкая, около тридцати шагов шириной, полоса земли, утрамбованная тысячами ног, была настоящей улицей, одной из нескольких, что вились между палатками. Ветер уносил тоненькие серые струйки дыма, поднимающиеся из жестяных труб, которые торчали над крышами фургонов и некоторых палаток. Почти все участники труппы, по-видимому, завтракали, если еще не лежали в кроватях. Они поднимались поздно, как правило – правило, всецело одобряемое Мэтом, – и никому не хотелось есть, сидя на улице вокруг костра, на таком-то холоде. Единственным человеком, которого он увидел, была Алудра; рукава ее темно-зеленого платья были закатаны до локтей, она толкла что-то в бронзовой ступке на откидном столике у стены своего ярко-голубого фургона, стоявшего на перекрестке одной из самых узеньких боковых улочек.

Поглощенная работой стройная тарабонка не заметила Мэта с Эгинин. Он со своей стороны не мог удержаться, чтобы не взглянуть на нее. С черными волосами, заплетенными в тонкие, похожие на низки бус, косички, спускающиеся до пояса, Алудра являла собой, пожалуй, самое яркое чудо в представлении Люка. Тот повсюду рекламировал ее как Иллюминатора, и в отличие от многих других участников труппы и выставляемых диковин, она действительно была тем, что расссказывал о ней Люка, хотя тот и сам скорее всего не верил в это. Интересно, что это она толчет, подумал Мэт. И может ли это взрываться? Она обещала открыть ему секрет фейерверков, если он разгадает ее загадку, но пока что он не нашел даже приблизительного ответа. Но он найдет его так или иначе.

Эгинин ткнула его под ребра пальцем.

– Предполагается, что мы возлюбленные, как ты не устаешь мне напоминать, – прорычала она. – Кто же в это поверит, если ты будешь пялиться на другую женщину так, словно хочешь ее съесть?

– А я всегда пялюсь на хорошеньких женщин, разве ты не заметила? – ответил Мэт с похотливой ухмылкой.

Она поправила свой платок несколько более энергичным жестом, чем обычно, и пренебрежительно хмыкнула, к полному его удовлетворению. Ее неумеренная стыдливость частенько играла Мэту на руку. Эгинин находилась в бегах, но, несмотря на это, оставалась шончанкой, и к тому же она и так знала о нем больше, чем ему бы хотелось. Он не собирался посвящать ее во все свои секреты. Тем более в те, о которых он сам еще не знал.

Фургон Люка находился точно посередине лагеря – это было самое лучшее место, максимально удаленное от клеток с запахамив животных и коновязей, которые располагались вдоль парусиновой стенки. Фургон выглядел кричащим даже по сравнению с остальными – раскрашенный в красный и голубой цвета, он сиял, словно лакированный; к тому же фургон со всех сторон был расписан золотыми кометами и звездами, а под самой его крышей располагались изображения лунных фаз, нарисованные серебряной краской. Даже жестяная труба была раскрашена красными и голубыми кольцами. Лудильщики сгорели бы со стыда. С одной стороны фургона возле своих лошадей стояли в две шеренги шончанские солдаты в шлемах, склонив украшенные зелеными кистями копья под одним и тем же выверенным углом. Один из солдат держал в поводу еще и вторую лошадь – превосходного темно-гнедого мерина с мощным крупом и стройными ногами. Сине-зеленые доспехи солдат выглядели блекло рядом с фургоном Люка.

Мэт нисколько не удивился, обнаружив, что он не единственный, кто интересуется Шончан. Байл Домон, в темной вязаной шапочке, прикрывающей его бритую голову, сидел на корточках, прислонившись спиной к колесу зеленого фургона, принадлежащего Петре и Кларин, шагах в тридцати от солдат. Питомцы Кларин, сбившись в одну кучу, спали под фургоном – разнокалиберная свора небольших собачек. Дородный иллианец делал вид, что вырезает что-то из дерева, но не очень-то старался, судя по маленькой кучке стружек у его ног. Мэт пожалел, что тот не отрастил себе усы, чтобы скрыть верхнюю губу, или наоборот, не сбрил бороду. Кто-нибудь мог связать иллианца с Эгинин. Блерик Негина, высокий парень, стоявший рядом, опершись на стену фургона, словно для того, чтобы составить Домону компанию, без колебаний сбрил свой шайнарский чуб, чтобы не привлекать внимания Шончан, хотя и пробегал рукой по черной щетине на голове почти с такой же частотой, с какой Эгинин проверяла свой парик. Возможно, ему тоже стоило надеть какую-нибудь шапку.

В своих темных куртках с протершимися обшлагами и в поношенных сапогах оба они могли сойти за членов труппы или, возможно, за конюхов – для всех, кроме других членов труппы. Они наблюдали за Шончан, пытаясь не показать этого, но Блерику это удавалось лучше, как и можно ожидать от Стража. Все его внимание, казалось, было приковано к Домону, не считая взглядов, которые он бросал иногда в сторону солдат, делая вид, что это случайно. Домон хмуро посматривал то на Шончан, то на деревяшку в руке, словно ожидая, что под его взглядом она сама собой превратится в искусную поделку. По-видимому, он принял свое положение со’джин слишком близко к сердцу.

Мэт пытался прикинуть, как бы ему подобраться поближе к фургону Люка, чтобы незаметно для солдат подслушать, о чем там говорят, когда задняя дверь фургона отворилась и по ступенькам сошел светловолосый Шончан, надевший на голову шлем с тонким голубым пером, едва лишь его нога коснулась земли. За ним показался Люка, великолепный в своем алом одеянии, вышитом золотыми солнцами, кланяясь с изысканной утонченностью в спину удалявшемуся офицеру. У Люка было по крайней мере две дюжины курток, большей частью красных, одна безвкуснее другой. Хорошо еще, что его фургон был огромным, а то ему некуда было бы их складывать.

Не обращая внимания на Люка, офицер сел в седло своего мерина, поправил на поясе меч и отдал отрывистую команду, услышав которую, его люди мгновенно оказались в седлах и, выстроившись в колонну по двое, медленным шагом двинулись в сторону выхода. Люка стоял, глядя, как они удаляются, с неопределенной улыбкой на лице, готовый еще раз поклониться, если кто-нибудь из них вздумает оглянуться.

Мэт стоял на обочине, открыв рот и разыгрывая из себя простого зеваку, глазеющего на проезжающих мимо солдат. Те удостаивали его разве что беглого взгляда – офицер ехал, глядя прямо перед собой, и солдаты следовали его примеру, но никто из них не обратил особого внимания на какого-то мужлана и уж тем более не запомнил его.

К его удивлению, пока последний всадник не проехал мимо них, Эгинин стояла, изучая носки своих туфель и комкая рукой узел платка у себя на шее. Поднимая голову, чтобы взглянуть им вслед, она поджала губы.

– Похоже, я знаю этого мальчика, – протянула она. – Я перевозила его в Фалме на «Бесстрашном». Его слуга умер посреди океана, и он решил, что может использовать кого-нибудь из моей команды. Мне пришлось поставить мальчишку на место. Он поднял такой шум, можно было подумать, что он из Высокородных.

– Кровь и пепел! – выдохнул Мэт. Со сколькими еще людьми она успела повздорить, так что ее лицо запечатлелось в их памяти? Учитывая характер Эгинин, таких людей должны быть сотни. И он позволял ей разгуливать по окрестностям, считая, что парик и другая одежда послужат достаточной маскировкой! Сотни? Скорее уж тысячи! Она же и кирпич выведет из себя!

В любом случае офицер уже ушел. Мэт медленно выдохнул. Удача пока что не отвернулась от него. Временами ему казалось, что лишь это удерживало его от того, чтобы не заплакать, как маленький ребенок. Он направился к Люка, чтобы выяснить, чего хотели солдаты.

Домон и Блерик подошли к Люка одновременно с ним и Эгинин, и хмурое круглое лицо Домона стало еще мрачнее при взгляде на руку Мэта, лежащую у Эгинин на плече. Иллианец понимал необходимость маскировки – по крайней мере говорил, что понимает, – однако он, по-видимому, считал, что им, чтобы добиться нужного эффекта, достаточно будет просто держаться за руки. Мэт убрал руку с ее плеча – здесь не было нужды притворяться, Люка знал, как все обстоит на самом деле, – и Эгинин тоже хотела было отпустить его, однако, взглянув на Домона, она еще крепче обхватила Мэта за талию, ничуть не меняя выражения лица. Домон продолжал хмуриться, но теперь уже уставившись в землю. Мэт решил, что ему удастся понять Шончан значительно раньше, чем женщин. Или иллианцев, если уж на то пошло.

– Лошади, – прорычал Люка, не дождавшись даже, пока Мэт подойдет. Он обвел всех яростным взором и затем сфокусировал свой гнев на Мэте. Будучи немного выше ростом, Люка еще выпрямился, глядя на него сверху вниз. – Вот что им было нужно! Я показал ему предписание, освобождающее меня от их лошадиной лотереи, – предписание, подписанное самой Верховной Леди Сюрот! – и что же? На него это не произвело ни малейшего впечатления! Ему было наплевать, что я спас одну из высокопоставленных Шончан. – Эта женщина вовсе не была высокопоставленной, и Люка не столько спас ее, сколько просто позволил путешествовать с собой в качестве наемного члена труппы, но он всегда был склонен преувеличивать свои заслуги. – Не знаю, на что только годится это предписание. Шончан позарез нужны лошади. Они могут конфисковать их в любой момент! – Его лицо покраснело так, что сравнялось цветом с его курткой, и он ткнул пальцем в Мэта: – Из-за тебя забирают моих лошадей! Как я смогу без них перевозить своих людей? Ответь-ка мне! Я был готов убраться отсюда, едва лишь увидел, что творится в гавани, – но ты держал меня за руку. Из-за тебя мне отрубят голову! Если бы не ты, я мог бы быть уже в тысяче миль отсюда. Кто приехал среди ночи и заманил меня своими безумными проектами? С тех пор я не заработал здесь и пенни! Тех денег, что оставили посетители за последние три дня, не хватит и на день кормежки для животных! Да и на полдня не хватит! Надо было убираться отсюда месяц назад! Еще раньше! Почему я не уехал отсюда вовремя?

Мэт чуть было не рассмеялся, глядя, как Люка выходит из себя. Лошади. Только и всего: им были нужны лошади! Между прочим, предположение, что тяжело нагруженные фургоны за пять дней покроют тысячу миль, столь же нелепо, как и фургон Люка. Этот скупердяй вполне мог уехать отсюда месяц назад, даже два месяца, если бы не жалел о каждом медяке, остающемся в Эбу Дар и у завоевателей-Шончан. А что до того, что он шесть ночей назад уговорил его остаться, то это было не труднее, чем выпить чашу вина.

Но Мэт, удержавшись от смеха, положил руку Люка на плечо. Этот человек был тщеславным, как индюк, да к тому же еще и жадным, но не было смысла злить его еще больше.

– Люка, неужели ты думаешь, что если бы ты ушел той ночью, то ни у кого не возникло бы подозрений? Ты бы не успел проехать и двух лиг, как Шончан догнали бы тебя уже рядом и разворошили бы все фургоны, как окуня на блюде. Ты должен бы поблагодарить меня, что я спас тебя от этого. – Люка сверкнул на него глазами. Некоторые люди просто не видят дальше своего носа. – Но в любом случае можешь не сетовать. Как только Том вернется из города, мы уедем на столько миль от города, на сколько ты захочешь.

Люка сорвался с места так внезапно, что Мэт в тревоге сделал шаг назад, но тот лишь принялся выделывать антраша, скача по кругу и смеясь как безумный. Домон выпучил на него глаза, и даже Блерик казался озадаченным. Временами Люка вел себя как полнейший идиот.

Не успел еще Люка начать свой бредовый танец, как Эгинин оттолкнула Мэта от себя.

– Как только вернется Меррилин? Я распорядилась, чтобы никто не покидал лагерь! – Ее яростный взгляд метался между ним и Люка, горя холодным пламенем – лед, который обжигает. – Я ожидала, что мои распоряжения будут выполняться!

Люка прекратил свои прыжки так же внезапно, как и начал, и искоса взглянул на нее; затем внезапно сделал шаг вперед и отвесил поклон, помахивая перед собой полой воображаемого плаща. Это получилось у него настолько впечатляюще, что можно было увидеть этот плащ, да что там – можно было увидеть вышивку на этом плаще! Люка, как всегда, полагал, что умеет обращаться с женщинами.

– Вы приказываете, моя прекрасная госпожа, и я с восторгом повинуюсь! – Выпрямившись, он пожал плечами: – Но у мастера Коутона есть золото, и боюсь, приказы золота главнее. – Полный золотых монет сундучок Мэта, который стоял в этом самом фургоне, и был как раз той самой причиной, по которой Люка не мог уйти. Возможно, свою роль сыграло и то, что Мэт был та’вереном, но, дай ему достаточно золота, и Валан Люка стал бы помогать даже похищению самого Темного.

Эгинин набрала в грудь воздуха, готовая снова обрушиться на Люка, но тот уже повернулся к ней спиной и запрыгал по ступеням своего фургона, крича:

– Лателле! Лателле! Немедленно поднимай всех! Мы уходим, как только вернется Меррилин! Хвала Свету, наконец-то мы уходим!

Минутой позже он снова появился в дверях, с грохотом скатился по лесенке, в сопровождении жены, надевавшей на ходу черный бархатный плащ, расшитый блестками. Лателле, женщина с резкими чертами лица, при виде Мэта наморщила нос, словно учуяла исходящий от него дурной запах, и кинула на Эгинин такой взгляд, каким, должно быть, заставляла своих дрессированных медведей залезать на дерево. Лателле не нравились женщины, сбежавшие от мужей, хоть она знала, что это маскировка. К счастью, она почему-то обожала Люка и любила золото почти так же, как он. Люка подбежал к ближайшему фургону и принялся колотить в дверь кулаком, в то время как Лателле направилась к соседнему.

Не дожидаясь, чем это все закончится, Мэт поспешил к одной из боковых улочек. По сравнению с центральной она представляла собой не более чем узенький кривой проезд; все фургоны и палатки были плотно заперты из-за холода, и над их трубами струились дымки. Здесь не было помостов для представлений; между некоторыми фургонами были натянуты веревки для сушки белья, тут и там на земле валялись деревянные игрушки. Эта улица предназначалась только для жилья, она была настолько узкой, что чужаки сюда не забредали.

Он двигался быстро, несмотря на свое бедро (ходьба почти разогнала боль), но не прошел и десяти шагов, как его догнали Эгинин и Домон. Блерик куда-то исчез, возможно пошел сказать Сестрам, что они по-прежнему в безопасности и наконец-то уходят. Айз Седай, которые притворялись служанками, заболевшими от беспокойства, что муж их госпожи найдет их, были сыты по горло сидением в фургоне, не говоря уже о том, что свое жилище им приходилось делить с сул’дам. Мэт заставил их поселиться вместе, чтобы Айз Седай присматривали за сул’дам, а сул’дам держала Айз Седай подальше от него. Тем не менее Мэт был рад, что Блерик избавил его от необходимости лишний раз заходить к ним в фургон. С тех пор как они убежали из города, то одна, то другая Сестра посылали за ним по четыре-пять раз на дню, и он приходил к ним, когда не мог избежать этого, но подобные визиты доставляли ему мало приятных ощущений.

На этот раз Эгинин не стала обнимать его. Она зашагала сбоку, глядя прямо перед собой; по крайней мере она не беспокоилась больше о своем парике. Домон плелся сзади, переваливаясь как медведь, и бормотал что-то себе под нос с резким иллианским акцентом. Вязаная шапочка не скрывала того, что его черная борода резко заканчивалась у середины ушей, а выше начиналась недавно отросшая щетина. Это придавало ему какую-то... незавершенность, что ли.

– Два капитана на одном корабле наверняка приведут его к крушению, – преувеличенно терпеливо проговорила Эгинин. Ее понимающая улыбка, казалось, причиняла боль ей самой.

– Мы не на корабле, – ответил Мэт.

– Но принцип остается тем же, Коутон! Ты фермер. Я знаю, что ты хорош, когда дело доходит до драки, – Эгинин метнула через плечо тяжелый взгляд на Домона. Это он свел ее с Мэтом, тогда она считала, что имеет дело с наемником. – Но сейчас нам требуются рассудительность и опыт. Мы находимся в опасных водах, а много ли ты знаешь о том, как командовать?

– Больше, чем ты думаешь, – сухо отозвался Мэт. Он мог бы развернуть перед ней целый список хранившихся в его памяти сражений, которыми он командовал, но по большей части лишь историк смог бы понять, о каких сражениях идет речь, а о некоторых не имели представления даже историки. В любом случае этому никто бы не поверил. Он бы и сам скорее всего не поверил, если бы кто-то другой стал рассказывать ему что-то подобное. – Разве вам с Домоном не надо собираться в дорогу? Вряд ли вы захотите оставить что-нибудь здесь. – Все ее вещи были уже давно собраны и аккуратно уложены в фургоне, который она делила с Мэтом и Домоном – не очень-то приятное соседство, – но Мэт ускорил шаг, надеясь, что она поймет намек. Кстати, он уже видел цель своего пути.

Ярко-голубая палатка, втиснутая между ядовито-желтым и изумрудно-зеленым фургонами, едва ли была достаточно просторна, чтобы вместить три койки; но чтобы обеспечить убежище всем, кого он привел с собой из Эбу Дар, требовались деньги – чтобы убедить хозяев переселиться, и еще, чтобы они позволили вселиться им. Мэт мог снять лишь то помещение, которое владельцы соглашались уступить ему – причем по расценкам хорошей гостиницы. Джуилин, смуглый, плотно сбитый мужчина с короткими темными волосами, сидел скрестив ноги на земле перед палаткой; рядом с ним сидел Олвер, худенький парнишка – хотя уже не такой тощий, каким он был, когда Мэт впервые его увидел, – слишком низкорослый для тех десяти лет, которые он себе приписывал. Оба они были без курток, несмотря на ветер, и играли в «змей и лисиц» на доске, которую покойный отец мальчика нарисовал для него на куске красной материи. Бросая кости, Олвер тщательно подсчитывал очки и долго обдумывал каждый ход, разглядывая паутину черных линий и стрелочек. Его партнер уделял игре меньше внимания. При виде Мэта он выпрямился.

Внезапно откуда-то из-за палатки появился Ноэл, тяжело дышавший, словно только что бежал. Джуилин взглянул на старика с удивлением, а Мэт нахмурил брови. Он велел Ноэлу идти прямиком сюда. Где же он пропадал? Ноэл выжидающе посмотрел на него, в его взгляде не читалось ни малейшей вины или замешательства – только интерес к тому, что Мэт собирался сказать.

– Ты уже знаешь насчет Шончан? – спросил Джуилин, тоже переводя взгляд на Мэта.

Внутри палатки мелькнула какая-то тень, откинулся клапан выхода, и темноволосая женщина, сидевшая, завернувшись в поношенный серый плащ, на краю одной из коек, наклонилась вперед и положила руку на плечо Джуилина. Мэт встретил ее настороженный взгляд. Тера была привлекательной женщиной – для тех, кому нравится постоянная хмурая гримаса на лице, – но, по-видимому, это было вполне во вкусе Джуилина, судя по тому, как он успокаивающе улыбнулся ей и похлопал по руке. Она была одновременно Аматерой Элфдене Касмир Лунолт, Панархом Тарабона и вторым лицом в государстве после королевы. По крайней мере когда-то была. Джуилин знал об этом, и Том тоже, однако никто из них не позаботился сообщить об этом Мэту, пока они не добрались до лагеря. Он полагал, что это вряд ли имеет большое значение, учитывая все обстоятельства. Женщина охотнее отзывалась на уменьшительное имя Тера, чем на полное, и не высказывала излишних претензий – разве что на внимание Джуилина, – и было немного шансов, что кто-нибудь узнает ее здесь. В любом случае Мэт надеялся, что она испытает нечто больше, чем просто благодарность за то, что они ее спасли, принимая во внимание, что Джуилин определенно питал к ней нежные чувства. Кто сказал, что низвергнутый панарх не может влюбиться в ловца воров? В жизни происходят и более странные вещи. Правда, Мэт не был уверен, что сможет с ходу припомнить хотя бы одну такую.

– Они просто хотели взглянуть на предписание относительно лошадей Люка, – сказал он, и Джуилин кивнул, очевидно немного расслабившись.

– Однако они не стали считать количество коновязей. – В предписании указано точное число лошадей, которое Люка позволялось держать. Шончан умели быть щедрыми, награждая людей, но, учитывая их нужду в верховых и упряжных лошадях, они не собирались выдавать кому-либо лицензию на торговлю. – В лучшем случае они просто заберут лишних. В худшем... – ловец воров пожал плечами. Еще один оптимист.

Тера внезапно тихо охнула, плотнее натянула свой плащ и нырнула обратно в недра палатки. Джуилин тяжелым взглядом смотрел Мэту за спину – тайренец при желании мог поспорить со Стражем, когда дело доходило до такого. Эгинин, по-видимому, все же не понимала намеков и сейчас стояла рядом с палаткой, свирепо озирая собравшихся. Домон стоял рядом с ней, скрестив руки и закусив губу – то ли погрузившись в раздумья, то ли призывая себя к терпению.

– Складывай палатку, Сандар, – приказала Эгинин. – Балаган отправится в путь, как только вернется Меррилин. – Она говорила сквозь крепко стиснутые зубы и удостоила Мэта лишь одним яростным взглядом. Не больше. – Позаботься о том, чтобы твоя... подруга... не создала никаких проблем. – В последнее время Тера была служанкой, да’ковале, собственностью Верховной Леди Сюрот, пока Джуилин не выкрал ее. А для Эгинин похитить да’ковале было почти таким же тяжким преступлением, как освободить дамани.

– Можно, я поеду на Ветерке? – воскликнул Олвер, вскакивая на ноги. – Можно, Мэт? Можно, Леильвин? – Эгинин чуть ли не улыбнулась ему. Мэт еще ни разу не видел, чтобы она кому-нибудь улыбалась, даже Домону.

– Не сегодня, – сказал Мэт. Надо было подождать, пока они отойдут подальше от Эбу Дар, где кто-нибудь мог ненароком вспомнить серого коня, выигрывавшего забег с маленьким мальчиком на спине. – Может быть, через несколько дней. Джуилин, ты сообщишь остальным? Блерик уже знает, так что он позаботится о Сестрах.

Джуилин не стал зря тратить время, лишь на минутку заглянув в палатку, чтобы успокоить Теру. Она, по-видимому, часто нуждалась в утешении. Выйдя наружу с темной, уже слегка поношенной тайренской курткой в руках, он велел Олверу заканчивать игру и помочь Тере упаковать вещи к его возвращению, затем водрузил на голову свою красную коническую шапку с плоской верхушкой и удалился, надевая на ходу куртку. Он едва взглянул на Эгинин. Она считала его вором, что само по себе было оскорбительным для ловца воров, и тайренец не питал к ней особой симпатии.

Мэт хотел было спросить Ноэла, где тот пропадал, но старик шустро ускользнул вслед за Джуилином, крикнув через плечо, что поможет оповестить остальных о том, что балаган снимается с места. Что ж, двое разнесут новость быстрее, чем один, – Ванин и четверо оставшихся в живых «красноруких» жили в переполненной палатке в одном конце лагеря, в то время как сам Ноэл делил другую с Томом и двумя слугами, Лопином и Неримом, в противоположном конце, – а вопрос можно будет задать и после. Возможно, старик просто задержался, чтобы спрятать где-нибудь свою драгоценную рыбу. В любом случае это сейчас вдруг показалось Мэту несущественным.

В лагере начал подниматься шум: одни орали конюхам, чтобы те привели им лошадей, другие на пределе возможностей своих голосовых связок требовали, чтобы кто-нибудь объяснил им наконец, что происходит. Адрия, худощавая женщина-змея, пробежала мимо них, шлепая босыми ногами и держа под мышкой расшитый цветами зеленый халат, и исчезла в желтом фургоне, где жили еще четверо акробатов. Из зеленого фургона донесся зычный рев, доводящий до общего сведения, что, между прочим, некоторые здесь пытаются уснуть. Мимо пронеслась стайка детишек членов труппы, некоторые из которых уже сами участвовали в представлениях, и Олвер поднял голову от куска красной материи для игры в «змей и лисиц», которую сворачивал. Это было самым драгоценным его достоянием, но если бы не это, он без сомнения припустил бы за ними. Требовалось еще какое-то время, чтобы труппа была готова отправиться в путь, но вовсе не это заставило Мэта застонать. Просто он услышал, как в его голове снова загремели, перекатываясь, эти проклятые кости.