Книга Два меча онлайн - страница 4

Глава 3
СТРАСТЬ

С рычанием скорее яростным, чем страстным, Цинка Шринрил опрокинула Обальда на спину и взгромоздилась на него верхом.

– Ты загнал дворфов в их темную нору! – завопила шаманка, выкатив глаза так, что темные зрачки почти потонули в желтоватых белках, придавая морде орчихи выражение карикатурного безумия. – А теперь мы копнем эту нору!

Король Обальд Многострельный легко держал возбужденную шаманку на своих бедрах, пока та пыталась расшевелить его своим трясущимся телом, затем так же легко оторвал 6т себя и отбросил на соломенное ложе.

– Мифрил Халл падет к ногам Обальда-Груумша, – продолжала завывать Цинка. – И Фелбарр очень скоро вновь станет твоим. Мы получим все! Мы перережем коротышек Бренора и Эмеруса! Мы утопим их в их собственной крови!

Обальд легонько пожал плечами и отодвинул шаманку в сторону, сбрасывая ее с топчана. Она шмякнулась об пол, но проворно вскарабкалась обратно, из уголков клыкастого рта сочились струйки слюны.

– Нет ничего, что не может покорить Обальд-Груумш! – верещала она, вновь вскарабкиваясь на него. – Мифрил Халл, Фелбарр… Адбар! Да, Адбар! Они все падут пред нами! Каждое дворфское гнездо на Севере! Как они у нас побегают, те немногие, кого мы не уничтожим! Мы очистим Север от проклятых дворфов!

Обальд улыбнулся, хотя он скорее насмехался над жрицей, чем соглашался с ней. Ему уже не льстили восторженные вопли шаманов – раз за разом одно и то же. С тех пор как западные ворота Мифрил Халла с треском захлопнулись, запечатав клан Боевого Топора в их норе, Цинка и другие шаманы просто фонтанировали идеями завоевания Серебряных Земель и их окрестностей.

И Обальд разделял их надежды. Сперва он хотел лишь вернуть себе крепость Много Стрел, которую дворфы снова переименовали в Цитадель Фелбарр. Но Обальд понимал, насколько недальновидна такая позиция. Они встревожили весь Север. Пересечь Сарбрин означало восстановить против себя силы Серебристой Луны и Эверлэнда, и эльфов из Лунного Леса, и все кланы дворфского рода Делзун к востоку от глубокой, холодной реки.

– Ты Груумш! – провозгласила Цинка, схватила голову Обальда и, притянув к себе, смачно облобызала. – Ты лучший среди орков! – Еще поцелуй. – Сама Герти Орельсдоттр боится тебя! – Визг, хохот и очередной поцелуй.

Обальд ухмыльнулся, вспомнив свою последнюю встречу с повелительницей снежных великанов. Герти действительно боится его, ибо Обальд одолел ее в схватке, но не стал убивать, а небрежно позволил уйти. Этот небывалый подвиг послужил всем, кто стал ему свидетелем или просто о нем слышал, доказательством того, что король Обальд много больше, чем просто орк.

Он – избранник Груумша Одноглазого, божества орков. Бог наделил его своей силой, сверхъестественной ловкостью и – главное – небывалой проницательностью.

Хотя, возможно, эта проницательность была присуща Обальду всегда. То, с какой легкостью Обальд подчинил себе все земли между Хребтом Мира, рекой Сарбрин и Болотами Троллей, означало, что он видит мир с какой-то весьма выгодной позиции.

– В Мифрил Халл, – бубнила Цинка, когда внимание Обальда вновь вернулось к ее словам. Очевидно заметив его внезапный интерес, она начала заново: – Мы должны взять Мифрил Халл до зимы. Мы должны уничтожить клан Боевого Топора, чтобы весть об их поражении и унижении разнеслась прежде, чем перевалы занесет снегом. Мы будем работать в кузницах дворфов всю зиму, делая броню и оружие. И к весне мы станем силой, которой невозможно противостоять, мы прокатимся по северным землям, стирая в ворошок всех, кому достанет дурости встать на нашем пути!

– Мы понесли серьезные потери, загоняя дворфов под землю, – заметил Обальд, пытаясь привнести трезвое рассуждение в ее вдохновенный прогноз. – Камни пропитались кровью орков.

– Кровь отлично льется! – заверещала Цинка, – И пусть погибнет еще больше! Они должны погибнуть! До нашей первой великой победы рукой подать!

– Мы уже одержали нашу первую великую победу, – поправил Обальд.

– Тогда перед нами вторая! – вопила ему в ухо Цинка. – И победа достойна Того, Кто Сам Груумш. Мы завоевали булыжники и голую землю. Главный приз еще впереди.

Обальд сомкнул пальцы на шее Цинки и отстранил ее, удерживая на расстоянии вытянутой руки, внимательно разглядывая жрицу. Она мелко дрожала, от страсти, страха или ярости – непонятно. Ее нагое потное тело блестело в свете факелов, все мускулы напряглись, натянулись, как струны, жилы вибрировали и пульсировали.

– Мифрил Халл должен пасть до зимы, – сказала Цинка более спокойно, – Груумш показал мне это. Под камнями засел Бренор Боевой Топор, это он держит нас тут и лишает великой победы.

При звуках ненавистного имени Обальд зарычал.

– Уже разнеслась весть, что он жив. Король Мифрил Халла восстал из мертвых. Это же вызов Морадина Груумшу, разве ты не понимаешь? Ты – воитель, защитник Груумша, ты его избранник, в том нет сомнения, а король Бренор Боевой Топор – любимец Морадина. Разберись с ним и разберись быстро, ты должен это сделать прежде, чем дворфы поднимутся на зов Морадина, как орки поднялись на зов Груумша.

Слова эти задели Обальда сильнее, чем ему хотелось бы признать. Ему не нравилась мысль о завоевании Мифрил Халла. Он знал, что его армию там ждут преграды на каждом дюйме пути. Сможет ли он, понеся столь серьезные потери, надеяться удержать землю, которую намеревался назвать своим королевством?

Но Цинка права, молва разлеталась среди орков быстрее, чем ветер гонит огонь по сухой траве. Никто не ставил под сомнение личность дворфа, возглавившего оборону при отступлении дворфов. Это был Бренор, погибший в битве у Низин. Бренор, поднявшийся из могилы.

Обальд не был дураком, чтобы недооценивать опасность подобного развития дел. Он понимал, насколько его собственное присутствие пришпоривает его воинов, – а разве Бренор меньше вдохновляет дворфов? Обальд ненавидел дворфов, ненавидел даже сильнее, чем эльфов, но горький опыт потери крепости Много Стрел научил его чему-то вроде уважения к этому отважному бородатому народцу. Он захватил Фелбарр, воспользовавшись благоприятным моментом, и, откровенно говоря, сам был удивлен, когда это случилось, но теперь, если шаманы продолжат настаивать, придется вести войска на штурм самой защищенной крепости дворфов.

А какой народ Королевств обороняет свои дома яростнее, чем дворфы?

Разве что дроу, подумал Обальд, и это навело его на размышления о событиях, происходящих на юге. Парочка темных эльфов помогала этому уроду Проффиту и его троллям давить на Мифрил Халл с той стороны. Обальд сознавал, что это может послужить ключом к победе, если он решится штурмовать дворфскую твердыню. Если Проффит и его вонючие бестии оттянут на себя… ну, скажем, треть воинов Бренора, решительный штурм западных ворот Мифрил Халла может окончиться победой орков.

Король взглянул на Цинку и понял, что все эти размышления отразились на его лице лучше, чем, если бы он произнес их вслух. Шаманка ухмылялась, ощерив два ряда острых желтых зубов. Великий король орков отпустил ее шею, вновь опуская Цинку на себя, и позволил себе больше не думать о войне. Задержалась лишь картинка – мертвые дворфы и сокрушенные двери, и Обальд обнаружил, что это зрелище отлично возбуждает.

* * *

Холодный ветер делал каждый толчок еще мучительнее, но Обальд стиснул зубы и только крепче сжал ногами бока беснующегося пегаса. Крылья белой лошади были туго спеленаты – Обальд не желал грохнуться на землю из-под облаков, ему хвастало и обычных падений со спины жеребца. Обальд видел, как легко эльфы гарцуют на этих созданиях, но любой орк, взобравшийся на пегаса, оказывался сброшен, и не одною норовистое животное основательно потоптало, прежде чем его успевали смирить.

Сегодня была предпринята очередная попытка укротить крылатого скакуна и подчинить его власти короля орков. Сейчас Обальд изо всех сил сжимал ногами бока благородного животного, и тому пока не удалось скинуть его со своей спины.

Вот жеребец ударил задом, и Обальда тряхнуло так, что ему чуть не оторвало голову. Затем конь взвился на дыбы, со свистом рассекая воздух блестящими, словно отполированными копытами. Обальд вцепился в толстый аркан, охватывающий шею и грудь жеребца, зарычал и вогнал пятки в лошадиные бока с такой силой, что сам поразился: как это ребра животного не сломались.

Пегас продолжал биться и метаться: он подпрыгивал, отталкиваясь всеми четырьмя ногами и низко наклонив голову, бил задом, вставал на дыбы, беспорядочно молотя передними ногами в воздухе. Но Обальд решил сегодня держаться до последнего. Скоро ему показалось, что сопротивление пегаса пошло на убыль.

Бешеное кружение перед глазами замедлилось, и король орков усмехнулся, поняв, что животное наконец-то утомилось. Он и сам немного расслабился и даже улыбнулся, сравнив дикие скачки пегаса с поведением Цинки прошлой ночью. Весьма похоже.

И тут орк понял, что уже не чувствует под собой спины лошади, поскольку летит прямиком во взрытую копытами грязь. Тяжело шлепнувшись на землю – неловко, лицом вниз, – он фыркнул и быстро перекатился на спину, восстанавливая хотя бы некоторое достоинство, если не вертикальное положение. В тревоге он оглянулся, подумывая, что подобный исход может унизить его в глазах оказавшихся поблизости орков. И действительно, они смотрели на него, разинув рты. Вид у них был довольно глупый, но по-прежнему подобострастный. Они ждали его повелений и даже не бросились за пегасом.

А жеребец, после того как сбросил орка, взвился на дыбы и явно метил копытом в голову упавшего орка.

Обальд прилепил к лицу широкую ухмылку и одним прыжком вскочил на ноги, разведя руки в стороны и издав оглушительный рев, словно вызывая пегаса на бой.

Конь захрапел и ударил копытом о землю.

А Обальд захохотал и двинулся прямо на пегаса, словно провоцируя того на удар. Пегас прижал уши и напрягся.

– Вероятно, надо было тебя съесть, – произнес Обальд, приближаясь к животному и глядя ему прямо в глаза, отчего пегас нервничал. – Да, я уверен, мясо у тебя нежное и сочное.

Король орков задержал взгляд на пегасе еще на несколько секунд, затем отвернулся и рассмеялся, и все орки поспешили подхватить его смех.

Восстановив таким образом пошатнувшийся, как он считал, авторитет среди соплеменников, Обальд снова повернулся к пегасу. И снова вспомнил Цинку. Орк еще громче рассмеялся: в глазах коня он увидел те же напряжение и ярость. Они были такими же дикими.

Нет, не такими же, внезапно понял Обальд, и его смех резко оборвался. Бешенство в глазах Цинки было порождено страстью и экстазом, а безумие крылатой лошади родилось… Из страха?

Нет, не из страха. Это открытие потрясло Обальда. Не из страха. Это не дикое животное, только что пойманное и никогда не знавшее всадника. На этом коне ездили долгие годы. Эльфы, любой из которых физически слабее орка, без малейших усилий управлялись с пегасами. Вряд ли эльф смог бы удержаться на спине крылатого жеребца, если бы он не пожелал его носить.

Яростное сопротивление коня было вызвано не страхом, а чистой, неистовой ненавистью.

– Ах, умная тварь, – мягко сказал Обальд, и пегас прянул ушами так, словно понял каждое слово. – Ты хранишь верность своему хозяину и ненавидишь меня, его убийцу. И ты никогда мне не покоришься, не так ли? – Король орков прищурился, пристально разглядывая пегаса. – Ты не так умен, как тебе кажется, – сообщил Обальд животному. – А я очень упрям. И я стану твоим хозяином.

Орк фыркнул и снова представил, каково на вкус мясо пегаса.

Подошли орки-укротители, взяли крылатую лошадь под уздцы, а назначенный конюшим орк спросил Обальда:

– Ты еще будешь скакать сегодня, наш бог?

Услышав этот нелепый титул, Обальд хмыкнул и покачал головой:

– На сегодня достаточно.

Один из орков стал грубо стреноживать пегаса.

– Не трогай его! – приказал он, и орки окаменели. – С этого дня обращайтесь с конем вежливо, с должным уважением.

Орки, похоже, утратили дар речи и вылупили глаза на своего повелителя.

– Найди новых укротителей! – рявкнул Обальд конюшему. – Теперь только ласка. Никаких побоев!

Произнося эти слова, Обальд понял свою ошибку – не стоило отвлекать внимание подчиненных. Пегас неожиданно рванулся, разметав по сторонам пару орков, затем лягнул того, кто пытался его стреножить, прямо в лоб. Орк отлетел и скорчился на земле, жалобно воя.

Остальные кинулись к животному с плетками и арканами, но Обальд остановил их властным окриком:

– Довольно!

Король перевел взгляд с пегаса на конюшего.

– Каждая царапина, которую я замечу на шкуре этого коня, отразится на твоей собственной шкуре. – пообещал он.

И когда конюший попятился, дрожа, Обальд понял, что дело сделано. Одарив еще раз презрительным взглядом извивающегося в пыли дурака, король орков удалился.

* * *

Удивления на лице часового – статного, крепко сбитого, пятнадцати футов ростом снежного великана – было не меньше, чем у спутников Обальда (пронзительный голос протестующей Цинки Шринрил заглушал всех остальных) при известии, что Обальд собирается нанести визит Герти Орельсдоттр в одиночестве. Сомнений во взаимной неприязни между Герти и Обальдом ни у кого не было. В их последней стычке Обальд поверг великаншу наземь, ошеломив и разгневав ее.

Король вскинул голову и смотрел прямо перед собой – он не надел даже магического шлема, который смастерили для него шаманы. Повсюду возвышались гиганты, и рост короля орков не мог сравниться даже с длиной их мечей. Стоило Обальду приблизиться к входу в огромную пещеру, занятую Герти под временную резиденцию, как великаны-охранники выстроились вдоль главного прохода. Два ряда скалящих зубы, внушительных самцов уставились на него сверху вниз. А стоило ему миновать очередную пару, как великаны разворачивались и шли следом, отрезая все пути к отступлению.

Меч Обальда покоился в ножнах у него за спиной, сам он старался высоко держать подбородок и шагал с самоуверенной усмешкой на губах. Он знал, что физически уступает здесь любому, но знал также, что физическая сила – не главное условие для победы.

Когда его глаза приспособились к резкой смене освещения, он обнаружил, что долго ждать встречи не придется. Герти Орельсдоттр стояла у задней стены, взирая на Обальда со смешанным выражением подозрительности и презрения.

– Кажется, ты где-то забыл свою свиту, король Обальд, – произнесла она, и в ее голосе Обальд уловил нотки угрозы.

Он постарался уверить себя, что сейчас она не предпримет против него никаких мер. Он победил ее в одной схватке, чем посрамил великаншу, но позор Герти среди ее народа будет куда больше, если она отомстит сейчас, напустив на него своих громил. Конечно, Обальд не был таким уж знатоком снежных великанов – его опыт общения с ними был весьма ограничен, – но он знал их как истинных воинов, уважающих определенный кодекс чести.

При словах Герти присутствующие великаны стали перешептываться.

– Я говорю за все мои тысячи, – ответил король орков. – Как хозяйка Орельсдоттр говорит за всех снежных великанов Хребта Мира.

Герти выпрямилась и прищурила свои огромные синие глаза – цвет их казался еще насыщеннее из-за голубоватого оттенка кожи великанши.

– Тогда говори, король Обальд. У меня много дел и мало времени, чтобы его тратить впустую.

Обальд позволил себе расслабиться, приняв свободную позу, надеясь, что выглядит непринужденно. Из долетавшего до него бормотания он понял, что взял верный тон.

– Мы достигла великой победы, хозяйка Орельсдоттр. Мы взяли Север.

– Наши враги едва ли успели подняться против нас, – заметила Герти.

Обальд согласно кивнул.

– Прошу, не умаляй наших достижений, – сказал он. – Мы заперли оба выхода из Мифрил Халла. Несм почти разрушен. Сарбрин охраняется. Сейчас не время разрывать наш союз… – Он умолк и медленно повернул голову так, чтобы заглянуть в глаза каждому великану в пещере.

– Хозяйка Орельсдоттр, я говорю от имени орков. Десятков тысяч орков. – Он сделал ударение на цифре. – Ты говоришь за великанов. Давай обсудим все наедине.

Герти встала в позу, которую Обальд не раз уже видел прежде, упрямую и задумчивую одновременно. Одну руку она опустила на свое бедро и повернулась – достаточно, чтобы ее стройные ноги мелькнули в разрезе белого платья, а губы скривились – то ли насмешливо, то ли зло.

Обальд отвесил церемонный поклон.

– Идем, – произнесла, наконец, Герти.

Среди снежных великанов возник недовольный ропот, но она заставила их умолкнуть одним из самых свирепых своих взглядов.

«Да, все складывается великолепно», – подумал король орков.

По приглашению Герти Обальд проследовал за ней по короткому коридору. Даже мимолетного взгляда было достаточно, чтобы понять, как много тут было сделано великанами за совсем короткий срок. Проходы были расширены и выровнены, на стенах виднелись свежие сколы. Потолок тоже был куда выше естественного, все выступы, представляющие собой преграду, были стесаны, чтобы приближенные Герти могли пройти тут, не сутулясь. Впечатляющая работа, подумал Обальд. особенно с учетом скорости, с которой был достигнут результат. А он и не знал, что великаны такие искусники в каменотесном ремесле, – это открытие может оказаться весьма полезным, если он действительно сокрушит ворота Мифрил Халла.

Покои в конце коридора бесспорно принадлежали самой Герти – их защищала тяжелая деревянная дверь, а внутри все пространство было выстлано медвежьими шкурами с густым мехом. Герти пинками отбросила несколько шкур в сторону, оголив участок каменного пола, и указала Обальду – вот его место.

Король орков лишь смиренно улыбнулся и опустился на голый камень, предварительно сняв со спины меч, мешавший ему сидеть. Он положил клинок перед собой так, чтобы до него можно было легко дотянуться, но держал руки далеко от оружия.

Герти пристально наблюдала за каждым его движением, хотя и притворялась безразличной, направляясь к двери, чтобы запереть ее. Затем она пересекла комнату и уселась на самую толстую груду шкур, возвышаясь над королем орков.

– Чего ты хочешь от меня, Обальд? – напрямую спросила Герти, глядя на орка немигающим взглядом.

– Мы оба разгневаны возвращением короля Бренора и потерей отличной возможности, – отозвался Обальд.

– Я разгневана гибелью снежных великанов.

– Моих орков полегло более тысячи, и среди них – мой сын.

– Все они не стоят и одного из моего рода, – ответила Герди.

Обальд молча стерпел оскорбление, заставив себя думать о будущем, хотя ему очень хотелось вскочить и прирезать ведьму.

– Дворфы ценят своих родичей не меньше, чем мы, хозяйка Орельсдоттр, – сказал он. – Они не одержали победы здесь.

– Многие бежали.

– В нору, ставшую для них тюрьмой. В пещеры, наверняка уже провонявшие запахом троллей.

– Если бы Донния Сольду и Ад'нон Кариз не погибли, возможно, мы обладали бы большей информацией о Проффите и его троллях, – сказала Герти, упомянув двоих из четверки темных эльфов, служивших советчиками и разведчиками ей и Обальду. Оба были найдены мертвыми чуть севернее нынешнего расположения лагеря орков.

– Ты скорбишь из-за их смерти?

Вопрос поймал Герти врасплох, и ее аккуратно подстриженные брови взлетели вверх, отразив удивление великанши.

– Они использовали нас в собственных целях, и тебе, конечно, это известно, – добавил Обальд. – Ты удивлена?

– Они дроу, – сказала Герти. – Они служат только своим желаниям. Конечно, мне это известно. Только дурак способен предположить обратное.

«Но ты все-таки удивлена», – отметил Обальд про себя.

– И если двое других пропадут вместе с Проффитом на юге, будет куда лучше, – продолжила Герти.

– После того, как они перестанут быть нам полезны, – сказал Обальд. – Оставшиеся дроу окажутся важны, если мы намереваемся прорвать защиту Мифрил Халла.

– Прорвать защиту?

От Обальда не укрылось недоверие, прозвучавшее в ее голосе.

– Я захвачу город.

– Тебе это дорого обойдется. Твои орки полягут тысячами.

– Какую бы цену ни пришлось заплатить, победа того стоит, – ответил Обальд, и ему пришлось постараться, чтобы его собственные сомнения не отразились в голосе. – Мы должны уничтожить наших врагов прежде, чем они сумеют организовать и скоординировать свои атаки. Мы поставим дворфов на колени, и я не позволю им когда-либо подняться. И, в конце концов, я все-таки заполучу голову Бренора Боевого Топора.

– Чтобы добраться до него, тебе придется ползти по телам мертвых орков, но не по телам снежных великанов.

Обальд согласно кивнул, уверенный в том, что, если удастся захватить верхние туннели Мифрил Халла, Герти станет несговорчивее.

– Твои великаны нужны мне только для того, чтобы прорваться внутрь, – сказал он. – Мифрил Халл имеет крепкие двери.

– И самые крепкие двери всегда можно сломать, – заметила явно заинтригованная Герти.

– Чем скорее твои бойцы это сделают, тем скорее я получу голову короля Бренора.

Герти улыбнулась и кивнула, подтверждая договор. Конечно, Обальд понимал, что ей больше нравится мысль о тысячах мертвых орков, чем о поражении дворфов.

Обальд поднялся с пола и бережно вернул меч в заплечные ножны. Затем он поклонился Герти и вышел, неторопливо прошествовав мимо ряда застывших в карауле гигантов.

Несмотря на внешнюю сдержанность, внутри у Обальда все кипело. Герти, конечно, раскачается, и Обальд нисколько не сомневался, что она поможет ему и его войску проникнуть в зал, но мысли о том, что последует дальше, не отпускали его. Обальд снова и снова рисовал в своем воображении крепости, воздвигнутые на каждой горной вершине, их толстые стены, вынуждающие любого нападающего платить кровью за каждый клочок земли. Сколько дворфов, эльфов и людей поляжет среди этих холмов, прежде чем их треклятый триумвират признает, наконец, его победу? Сколько дворфов, эльфов и людей придется убить, прежде чем оркам достанется своя часть от щедрот мира?

Много, надеялся Обальд, ведь ему так нравилось убивать дворфов. И эльфов. И людей.

Выйдя из пещеры и окинув взглядом северные просторы, Обальд отметил каждый каменный пик, каждый продуваемый ветром перевал. Его внутренний взор уже воздвиг все эти замки, над которыми реяли знамена одноглазого бога и короля Многострельного. А внизу, в защищенных лощинах, раскинулись города – города вроде Низин, надежно защищенные и населенные лишь орками, а не вонючими людишками. Обальд рисовал себе торговые дороги, запруженные караванами, богатство и власть, уважение и влияние.

Он верил, что его план сработает и мечта осуществится. Он сможет создать свое королевство и обезопасить его, разметав в пыль надежды дворфов, эльфов и людей потеснить его.

Король орков оглянулся на пещеру Герти, и ему вдруг захотелось вернуться и поделиться с ней своими планами. Он даже повернулся и сделал шаг в ту сторону.

И остановился, подумав, что Герти не оценит красоту и силу его воображения и не озаботится грядущим результатом. Но даже если она поймет, то как отреагируют Цинка и прочие шаманы? Цинка призывает к завоеваниям, а не к строительству крепостей, она заявляет, что такова воля самого Груумша.

Верхняя губа Обальда разочарованно скривилась, и он поднял сжатый кулак. Нет, он не врал Герти. Больше всего он хочет держать в своих руках сердце Бренора.

Но возможно ли это, и действительно ли голова врага стоит такой цены?