Страницы← предыдущаяследующая →
«Возьмите любую сложную, потенциально нестабильную проблему – взаимоотношения в арабском мире, конфликт между сербами, хорватами и боснийцами, корпоративные решения или взаимоотношения между руководящим и исполнительным уровнями в международной корпорации, – в глубине любой из них скорее всего можно обнаружить коммуникативные ошибки и межкультурные недопонимания, которые препятствовали разрешению проблемы конструктивным путем» [144].
Национальные культуры слишком различны, чтобы взаимодействовать без проблем. В современном мире, когда невозможно обойтись без межкультурного общения на самых разных уровнях – от межличностного до межнационального, любому человеку, вовлеченному в межкультурную коммуникацию и заинтересованному в ее эффективности, может помочь представление о культурном многообразии мира, отражающее наиболее отличные и характерные признаки той или иной культуры.
Общие параметры культуры. Любую группу людей, обладающих своей культурой, можно охарактеризовать следующими категориями [143]:
осознание себя и пространства. Разные культуры имеют свое представление о «комфортной индивидуальной зоне». Чтобы чувствовать себя комфортно, американцам требуется большее расстояние между людьми, чем латиноамериканцам или, например, вьетнамцам. Одни культуры достаточно строго структурированы и формальны, другие – гибки и неформальны. Некоторые культуры закрыты, и место каждого индивида в них четко закреплено, некоторые – открыты и изменчивы. Каждая культура по-своему оценивает личность;
коммуникация (общение) и язык. Система коммуникации (как вербальной, так и невербальной) отличает одну культуру от другой. Помимо множества языков, существующих в мире, некоторые нации имеют несколько государственных, не говоря уже о диалектах, сленгах, жаргонах, акцентах и других вариантах в рамках одного языка. Общечеловеческие жесты также по-разному интерпретируются в разных культурах. Субкультуры (например, военная) обладают терминологией и символикой, которая выходит за пределы национальных границ (например, отдание чести как приветствие среди военных или система воинских званий);
одежда и внешний вид. Сюда можно отнести верхнюю одежду и убранства (или их отсутствие), а также украшения тела, которые отличают одну культуру от другой. Мы все представляем себе японское кимоно, набедренные повязки африканских племен, английский котелок и зонтик, индонезийский саронг или головную повязку американских индейцев. В одних культурах члены племени разукрашивают лица перед боем для устрашения противника, а в других – женщины пользуются косметикой, чтобы продемонстрировать свою красоту. Представители многих субкультур носят определенный вид одежды: бизнесмены – официальный костюм, молодежь всего мира – джинсы, ученики, стюардессы, полицейские – форму. В военной субкультуре устав определяет не только форму одежды, но и длину волос, а также другие необходимые аксессуары;
еда и правила поведения за столом. В разных культурах по-своему выбирают еду, готовят, подают и едят ее. Животных, которых считают домашними любимцами в одной стране, например собак, употребляют в пищу в другой. Американцы и европейцы любят говядину, которая считается запретной у индусов; весь мир употребляет в пищу свинину, которая является табу для мусульман и евреев. Манера потребления пищи также отличается в разных культурах: кто-то ест руками, кто-то – палочками, а кто-то пользуется сложным набором разнообразных вилок и ножей, щипчиков и ложечек. Но даже используя одни и те же приборы (например, вилку и нож), представители разных культур по-разному обращаются с ними. Правила поведения за столом отличают ресторан для высшего руководства компании от солдатской столовой, студенческий буфет от изысканного маленького кафе;
время и его восприятие. Отношение ко времени различно в разных культурах: одни отличаются пунктуальностью, другие обращаются со временем свободно. В целом, замечено, что немцы, как правило, точны, а выходцы из стран Средиземноморья просто не задумываются об этом. В некоторых странах статус и возраст определяют время прибытия на деловую встречу: подчиненные приходят первыми, а начальник – последним. Некоторые субкультуры имеют свою систему исчисления: час дня у гражданских определяется как 13:00 у военных, которые очень ценят точность и синхронизируют часы перед началом военных операций. В некоторых культурах люди вообще не следят за временем, а живут по восходу и заходу солнца. Деление года на сезоны также различно во многих странах: мы привыкли, что год состоит из 4 времен года, а в некоторых культурах он делится на сезоны дождей и засухи;
взаимоотношения. Каждая культура закрепляет определенные человеческие отношения в зависимости от возраста, пола, статуса, степени родства, а также достатка, мудрости и власти. Семья – наиболее распространенная единица многих обществ – варьируется от маленькой до большой. Если в западноевропейских и североамериканских культурах семья – это родители и дети, причем последние, вырастая, уходят из родительского дома и создают свои семьи, то во многих азиатских и африканских культурах семья включает в себя родителей, детей, бабушек, дедушек, дядей, тетей, двоюродных братьев и сестер. Во многих культурах дом делится на мужскую и женскую половины. В одних культурах распространена моногамия, в других – полигамия или даже полиандрия (когда одна жена имеет несколько мужей). В некоторых культурах главой семьи считается мужчина, и эти закрепленные традицией взаимоотношения переносятся на все общество, когда во главе страны (как во главе большой национальной семьи) стоит диктатор. Взаимоотношения между людьми также определяются культурой: в одних странах почитают старших, в других их игнорируют; в одних странах женщины должны закрывать лицо и проявлять почтительность, покорность, в других они равны с мужчинами.
нормы и ценности. И потребности общества, и приоритетные формы поведения тоже определяются культурой. В странах с невысоким уровнем развития к основным потребностям общества относятся еда и кров. В развитых странах ценность приобретают деньги, материальный достаток, звания и должности, а также закон и порядок. В зависимости от существующей в стране системы ценностей устанавливаются нормы поведения членов общества, варьируемые от вседозволенности до строгого повиновения для детей, от неукоснительного подчинения мужу до полного освобождения женщин. Культурные нормы обусловливают этику поведения на работе, формируют традиции и ритуалы бракосочетания, рождения и смерти, определяют границы частной жизни, устанавливают правила хороших манер и образцового поведения. Процесс глобализации и развитие мировых систем коммуникаций приводит к стиранию граней между системами ценностей в различных культурах и ставит на первое место общечеловеческие проблемы, такие как загрязнение окружающей среды, борьба с ядерной опасностью, спидом, наркотиками, терроризмом и т. д.;
система религиозных убеждений и представлений. Наиболее сложной проблемой является вычленение основных представлений определенной культуры и факторов, влияющих на отношение представителей этой культуры к себе, к другим, к событиям в их окружении. Во всех культурах зафиксирована боязнь сверхъестественного, что находит выражение в религиях и религиозных верованиях. Религиозные традиции в различных культурах осознанно или неосознанно влияют на наше отношение к жизни и смерти. Западные культуры находятся под влиянием иудейско-христианско-исламских традиций, в то время как в восточных и азиатских культурах преобладают буддизм, конфуцианство, таоизм и индуизм. Религия и система верований, распространенные в обществе, до определенной степени зависят от уровня развития общества: племена и общества, находящиеся на примитивном уровне развития, очень суеверны, что подтверждают обряды шаманства; некоторые религии прочно связаны с земледельческим этапом развития, в то время как на развитой технологической стадии все больше людей вместо религии верят в науку;
умственная деятельность и методы обучения. В разных культурах люди по-разному думают и учатся. Э. Холл считает, что разум человека – это продукт усвоенной культуры, который по-разному классифицирует и обрабатывает информацию [68]. В каждом обществе культура определяет поощрения и наказания за усвоение или неусвоение той или иной информации определенным образом. Например, немцы высоко ценят логику в западном представлении, в то время как для индейцев племени навахо логика заключается в сохранении своего общественного строя и присущих ему взаимоотношений. Некоторые культуры ценят абстрактное мышление и умозрительность, другие предпочитают механическое заучивание и запоминание наизусть. Умственная деятельность присутствует во всех культурах, но проявляется по-разному;
организация труда и отношение к работе. Все, что связано с работой: отношение к труду, основные виды трудовой деятельности, разделение труда, методы и принципы работы (например, премии и стимулы, продвижение по службе и т. д.), также отличает одну культуру от другой. Работа определяется как напряжение или усилие, направленное на производство или свершение чего-то. С этим понятием связано множество различных терминов, таких как «труд», «инструменты», «предприятие», «занятость», «карьера», «профессия», «род занятий», «место работы» и т. д. Некоторые культуры пропагандируют такое понимание труда, при котором от всех членов общества ожидается участие в полезной и нужной деятельности. В других культурах идея труда понимается шире, включая в себя занятия спортом, музыкой и другими видами искусства. В некоторых культурах полезность труда связана с произведенным доходом, а ценность человека зависит от его производственного статуса. В культурах, где определяющую роль играет религия, работа является актом служения Богу и народу и считается моральным долгом каждого члена общества. В Японии верность семье как одна из главных ценностей национальной культуры переносится на организацию, в которой человек работает, и на качество его труда. Принципы разделения труда также отражают господствующую культуру. Начиная с феодальных времен, бюрократическая культура находила свое отражение в иерархии. Организационная пирамида подразделялась на уровни и отделы, каждый из которых имел своего руководителя. Сейчас намечается тенденция отхода от этой структуры с предпочтением командного, группового разделения труда и ответственности.
Среди перечисленных категорий хотелось бы выделить время (восприятие времени и отношение к нему) как один из распространенных критериев сопоставления культур. Например, Э. Холл [73] различает культуры монохронные иполихронные. В монохронных культурах (Соединенные Штаты Америки и страны Северной Европы) в каждый определенный отрезок времени люди заняты одним делом, они строго следуют планам, расписаниям и договоренностям, чтобы избежать потери времени. Для них важна пунктуальность, и опоздание считается серьезным нарушением общественных норм. В полихронных культурах (страны Южной Европы, Латинской Америки, Ближнего Востока) люди делают одновременно несколько дел, а взаимоотношения между людьми для них важнее планов и графиков.
Этот же критерий (отношение к времени) использует и Р. Д. Льюис [13] в своем сравнении культур. Льюис подразделяет культуры на три типа: моноактивные (или линейно организованные), полиактивные иреактивные. Моноактивные народы, такие как шведы, швейцарцы, датчане и немцы, делают в данный промежуток времени одно дело, полностью сосредоточиваются на нем и выполняют по заранее составленному графику. Они полагают, что при такой организации труда действуют более эффективно и плодотворно. Представители полиактивных культур (латиноамериканцы и южные европейцы) легко перестраиваются и могут делать одновременно несколько дел, но не любят обрывать беседу на полуслове. Для них завершить межличностное взаимодействие – наилучшая форма инвестирования времени. И наконец, реактивные культуры, характерные для азиатских стран, организуют деятельность не по строгому и неизменному плану, а в зависимости от меняющегося контекста, реагируя на эти изменения. Льюис называет также реактивные культуры «слушающими», поскольку представители этих культур редко инициируют действия или дискуссии, предпочитая сначала выслушать и выяснить позицию других.
Культурные различия можно анализировать по многим параметрам, но для международного бизнеса наиболее важны сложность /сложный характер культуры и ее разнообразие (или неоднородность). Под первым подразумевается тот совместный исторический опыт, который унаследовали и разделяют все члены общества и который позволяет им однозначно понимать определенные ситуации и обстоятельства («читать контекст»).
Все культуры в межличностном общении используют некие невысказанные, скрытые правила, но именно они важны для понимания происходящих событий и межличностного поведения. Культуры различаются своим «чтением контекста», использованием скрытой информации, которую несет в себе каждая ситуация (будь то событие или общение). Чем больше контекстуальной информации необходимо для понимания социальной ситуации, тем выше сложность культуры. И чем выше сложность культуры, тем труднее «чужакам» правильно понять и оценить социальную ситуацию.
Все культуры можно распределить по шкале от наиболее до наименее «сложных» в зависимости от того, какой объем контекстной информации необходим для понимания обычных жизненных ситуаций. Э. Холл [73] считает, что одна из функций культуры заключается в том, чтобы создавать «плотный фильтр» между человеком и внешним миром. Именно культура определяет, на что мы должны обращать внимание, а что игнорировать.
Теория Холла: высоко– и низкоконтекстуальные культуры. Американский антрополог Э. Холл [72, 73] сравнивает культуры в зависимости от их отношения к контексту, под которым понимает информацию, окружающую и сопровождающую событие, т. е. то, что вплетено в значимость происходящего. Большая часть информации при высококонтекстуальном общении уже известна человеку и лишь незначительная ее часть представлена в словах (закодированном, выраженном внешне способе коммуникации). Низкоконтекстуальное общение представляет собой прямую противоположность: большая часть информации передается знаковым (звукобуквенным) кодом.
Высококонтекстуальные культуры, присущие, например, Японии, Китаю, Корее, Саудовской Аравии, считаются однородными с точки зрения накопленного исторического опыта, информационной обеспеченности и т. д. В силу традиции и исторического развития эти культуры мало меняются со временем, поэтому при взаимодействии с окружающим миром один и тот же стимул всегда вызывает одинаковую реакцию. Многое предсказуемо, поэтому, по свидетельству Э. Холла, для большей части обычного ежедневного общения не требуется и не предполагается наличие подробной информации о происходящем.
Для представителей высококонтекстуальных культур многое сказано и определено неязыковым контекстом: иерархией, статусом, внешним видом офиса, его расположением и размещением. Например, наиболее высококонтекстуальные по своей природе японцы не станут вести переговоры с представителем другой фирмы, если он занимает недостаточно высокое положение в ее иерархической структуре, как бы высоко профессионален он ни был. Вся необходимая дополнительная информация уже заложена в сознание людей, и без знания этой скрытой информации интерпретация сообщения будет неполной или неверной, поэтому в языках высококонтекстуальных культур используется очень много намеков, подтекста, фигуральных выражений и т. д. Например, если при обсуждении сделки американец отвечает на деловое предложение утвердительно, это означает, что предложение принято. У японца же «да» не всегда означает согласие: в зависимости от обстоятельств, сопровождающих сделку, японское «да» может означать «да», «нет» и «может быть». И это связано с тем, что в японской национальной культуре не принято говорить «нет» в деловых взаимоотношениях из опасения, что отрицание чего бы то ни было может подорвать межличностные отношения. Японцы особенно чувствительны к «сохранению лица» собеседника и никогда не поставят своего партнера в неловкое положение, публично отвергая его предложение.
Низкоконтекстуальные культуры, характерные для Скандинавских стран, Германии, Канады, США, менее однородны, в них межличностные контакты строго разграничены, поэтому, как считает Э. Холл, всякий раз, когда люди вступают в общение, им необходима подробная информация обо всем происходящем.
При этом большинство информации содержится в словах, а не в контексте общения; люди часто выражают свои желания словесно, не предполагая, что это будет понято из ситуации общения. В подобных обществах наибольшее значение придается речи (письменной и устной), а также обсуждению деталей: ничто не остается неназванным и недоговоренным. В таких культурах предпочитают прямой и открытый стиль общения, когда вещи называются своими именами. Вот характерный пример правил поведения американского бизнесмена: «Говорить прямо, открыто, по существу, называя вещи своими именами, высказываться на обсуждаемую тему, не оставлять свои мысли при себе, озвучивать ход своих рассуждений». Подобная манера все называть словами выглядит порой грубой и невежливой для людей из высококонтекстуальных культур. Немцы, с известной всем педантичностью, занимают верхнее положение на шкале низкоконтекстуальных культур. Для представителей этой группы очень важны письменные контракты, договоры, документы.
Э. Холл приводит сравнение двух крайних степеней высоко– и низкоконтекстуальных культур.
Высококонтекстуальные культуры (Восток) отличает:
• невыраженная, скрытая манера речи, многозначительные и многочисленные паузы;
• серьезное значение придается невербальному общению и умению «сказать глазами»;
• избыточность информации излишня, поскольку все и так ясно;
• конфликт разрушителен (представители этих культур не любят напрямую выяснять отношения и обсуждать проблемы);
• открытое выражение недовольства неприемлемо ни при каких условиях.
Низкоконтекстуальные культуры (Запад) отличает:
• прямая и выразительная манера речи, недоверие к молчанию;
• невербальное общение менее значимо;
• все должно быть выражено словами и всему должна быть дана ясная оценка, недосказанность ассоциируется с недостаточной информированностью говорящего;
• конфликт созидателен, так как обсуждение выявленных проблем и трудностей помогает принять правильное решение;
• в отдельных случаях возможно открытое выражение недовольства.
Россия, в прямом и переносном смысле находящаяся между Востоком и Западом, и на этой шкале занимает промежуточное положение.
Существует множество скрытых правил и требований, регулирующих каждодневную жизнь людей в высококонтекстуальных культурах. Они определяют принятые в обществе нормы поведения, которые строго соблюдаются. Например, размещение участников за столом переговоров в Японии строго определено старшинством. В культурах Ближнего Востока ни одно деловое обсуждение не начнется без обмена любезностями и налаживания личных контактов. Стремление приступать к обсуждению деловых вопросов без напрасной потери драгоценного времени, которое отличает многих американцев, будет воспринято представителями высококонтекстуальных культур как грубость и невежливость. Американцы в этом случае пренебрегают той существенной составной частью контекста делового общения, которая чрезвычайно важна для их восточных партнеров, и в итоге проигрывают в межкультурной коммуникации.
В низкоконтекстуальных культурах межличностные отношения часто носят временный и поверхностный характер. Люди легко вступают в дружеские отношения и так же легко прерывают их. Легкость и быстрота, с которой американцы знакомятся с людьми, привела к созданию одного из самых распространенных во всем мире стереотипов о том, что «американцы необычайно дружелюбны», обратной стороной которого является также весьма распространенное мнение, что американская дружба поверхностна и не предполагает преданности и верности.
В высококонтекстуальных странах межличностные отношения складываются медленнее и труднее, но отличаются прочностью и длительностью. Культурные нормы требуют серьезных и неизменных отношений на долгую жизнь.
Высококонтекстуальные культуры чаще всего являются коллективистскими (см. теорию Хофштеде). При этом большое значение придается личным взаимоотношениям и устным договоренностям. Низкоконтекстуальные культуры отличаются индивидуализмом, их представители меньше ценят личные взаимоотношения, а больше письменные договоренности. Поэтому нередко начальная стадия делового общения связана с трудностями: высококонтекстуалам требуется больше времени на то, чтобы узнать друг друга, получить ту самую контекстуальную информацию, без которой они не могут общаться; низкоконтекстуалы могут сразу перейти к делу, они обо всем скажут напрямую, у них нет острой необходимости чувствовать собеседника. Но интересно наблюдать, как в ходе развития личных взаимоотношений между деловыми партнерами по мере того, как они лучше узнают друг друга, потребность в словесных выражениях уменьшается и взаимоотношения от низкоконтекстуальных переходят к высококонтекстуальным, как писал Трумэн Капоте: «Любовь – это отсутствие необходимости досказывать предложение» (цит. по [54]).
Учитывая указанные различия, легко представить, что руководители из числа принадлежащих низкоконтекстуальным культурам столкнутся со множеством сложностей при общении с подчиненными из высококонтекстуальных обществ – и наоборот. Восприятие сказанного лишь по его форме, пренебрежение невербальными сигналами и отсутствие представления о значимости дополнительной информации, заложенной в культурных нормах и традициях, – все это мешает взаимопониманию при межкультурном общении. С другой стороны, излишне прямая, открытая и напористая манера высказывания может быть чревата срывом межкультурной коммуникации.
В Китае или Японии человек, не согласный с мнением говорящего, молчит, поскольку невежливо возражать от-крыто, следовательно, в этих культурах молчание – знак несогласия. В большинстве же европейских культур молча-
ние свидетельствует о единодушии. Уже только один этот пример говорит о том, как трудно вести переговоры представителям диаметрально противоположных культур.
При межкультурном общении высококонтекстуалы считают низкоконтекстуалов агрессивными, наивными, нетерпеливыми и заносчивыми. В свою очередь последние полагают, что первые сложны для понимания, неуверенны, нерешительны, уклоняются от прямого ответа.
Сравнение высоко– и низкоконтекстуальных культур помогает нам взглянуть на их представителей изнутри и со стороны понять, что скрыто от взгляда. Однако следует учитывать, что шкала Холла не объясняет все поведение: в рамках одной и той же культуры могут встречаться как высоко-, так и низкоконтекстуальные сообщения, люди или манера поведения, речь идет лишь о типичном или доминирующем типе взаимодействия.
Теория Хофштеде: четыре параметра сравнения культур. Чтобы создать условия для сотрудничества, лидеры международного уровня должны изучать не только обычаи, правила поведения и деловой протокол своих партнеров – представителей других культур, но и понимать их национальный характер, традиции управления и образ мышления. В этом значительно помогает теория Хофштеде, выделяя основные параметры для определения национального характера культуры.
Голландский социолог Г. Хофштеде один из первых попытался использовать значительные статистические данные для анализа культурных ценностей [80]. В 80-е годы ХХ в. он, стремясь выявить влияние национальных культур на корпоративную культуру многонациональной компании IBM, проанализировал результаты опроса ее сотрудников в 40 различных странах [79, 80, 81]. Свои выводы он свел к четырем основным параметрам, определяющим особенности национальных культур.
Индивидуализм – коллективизм. Индивидуализм – общество со свободной/нежесткой социальной структурой, в котором каждый сам заботится о себе и своей семье. Коллективизм – общество с жесткой/строгой социальной структурой, четким разделением на социальные группы (родственные, клановые, организационные и т. д.), внутри которых каждому индивиду гарантирована забота и внимание остальных в обмен на преданность группе.
В индивидуалистских культурах, таких как Германия, США, Австралия, Великобритания, Канада, Нидерланды, Новая Зеландия, связи между людьми менее важны; считается, что каждый человек должен сам позаботиться о себе и своей семье. Выполнение поставленной задачи превалирует над любыми личными взаимоотношениями, личные цели важнее групповых. Преданность индивида группе низка, каждый человек входит в несколько групп, переходя из одной в другую по мере своих надобностей и так же легко меняя место работы. В этих культурах преобладает осознание своего «Я»; предпочтение отдается соревнованию и конкуренции, а не кооперации и сотрудничеству. Люди не проявляют эмоциональной зависимости от организаций и учреждений. Ценится право каждого на личную собственность, частное мнение, свою точку зрения. Подчеркивается важность индивидуальных инициатив и индивидуального успеха, приветствуется умение самостоятельно принимать решения.
В коллективистских культурах, к которым относится большинство латиноамериканских и ближневосточных стран, люди воспринимают мир и формируют свое отношение к нему сквозь призму группы; во главу угла ставится преданность организации, друзьям, семье. Коллективизм характеризуется жесткой социальной структурой, которая разделяет «своих» и «чужих» в группах. Большое внимание уделяется взглядам, целям и потребностям группы, а не индивида и гармонии в группе; социальные нормы и обязанности определяются группой, а личные взаимоотношения всегда считаются важнее выполнения поставленной задачи. Поддерживаются те ценности, которые разделяются всеми, а не те, которые выделяют индивида на фоне группы. Велика готовность сотрудничества внутри группы. С самого рождения человек является частью большой семьи или клана, который защищает и поддерживает его в обмен на верность и преданность. Преобладает самосознание на уровне «мы». Значимость человека определяется не личными качествами, а местом в социальной иерархии. Индивид эмоционально зависим от организаций и учреждений. Культура подчеркивает принадлежность каждого к организации. Организация вмешивается в личную жизнь. Решения принимаются коллективом.
В 1990 г. Г. Триандис [161] определил, что около 70% населения всего мира живет в коллективистских культурах. Уже один этот факт должен быть достаточным основанием для того, чтобы представители других культур стремились понять ценности и коммуникативное поведение коллективистских культур.
Дистанция власти – степень готовности общества принимать неравенство распределения власти во взаимоотношениях, в учреждениях, организациях. Это отражается на отношении общества к тем, кто наделен властью, и тем, кто ее лишен. В организации этот параметр выражается в распределении власти и статуса на различных организационных уровнях. В культурах с высокой дистанцией власти подчиненные готовы к неравномерному распределению полномочий в организации. На шкале дистанции власти Германия, Великобритания, Австрия, Финляндия, Дания, Норвегия расположены низко, Франция, Бельгия и многие латиноамериканские и ближневосточные страны – высоко.
Представители культур с высокой дистанцией власти считают, что люди рождаются неравными, у каждого свое место в жизни, обусловленное сложной иерархической структурой общества, и дистанция между различными социальными слоями значительна. Социальная иерархия определяет и структуру организаций. Еще в школе детей учат тому, что они не должны перебивать учителя и задавать вопросы, поскольку это считается проявлением неуважения к старшему. Для организационных структур таких культур характерны централизация власти, большая численность персонала в области контроля и проверки и строгая система ценностей, которая определяет значимость той или иной работы. Существует твердое убеждение в том, что наделенные властью в корне отличаются от рядовых членов организации, поэтому любое проявление власти считается нормой.
Страны с низкой дистанцией власти придерживаются той точки зрения, что неравенство в обществе должно быть сведено к минимуму. Они считают, что иерархия – это условное закрепление неравенства людей в обществе. Подчиненные считают себя такими же людьми, как их руководители, и последние разделяют это мнение. Руководители в деловой или правительственной сфере часто общаются с рядовыми членами общества и стараются выглядеть демократичнее.
Боязнь неопределенности – степень угрозы, испытываемой обществом в неявных, двусмысленных ситуациях. Значимость этой категории обусловлена тем, что будущее всегда неизвестно, хотя мы и пытаемся предсказать его. Представители культур с высокой степенью боязни неопределенности пытаются избегать неясных ситуаций, обезопасив себя множеством формальных правил, неприятием отклонений от нормы в мыслях или поведении, верой в абсолютную истину. Их характеризует более высокий уровень беспокойства и стресса; они всегда заняты вопросами безопасности и охраны, испытывают сильную потребность в письменных инструкциях, правилах и законах, которые придают жизни определенность. Люди, принадлежащие к таким культурам, предпочитают четкие цели, подробные задания, жесткие графики и расписания. Высокая степень боязни неопределенности отмечена в Португалии, Греции, Германии, Перу, Бельгии, Японии.
При низком уровне боязни неопределенности люди недовольны чрезмерной регламентацией и организованностью, избытком правил и инструкций; они лучше чувствуют себя в незапрограммированных ситуациях, которые открывают возможность для творческого решения проблем. Они считают, что правил должно быть как можно меньше, надеяться стоит не столько на экспертов и профессионалов, сколько на самих себя. Представители этих культур легче воспринимают непредсказуемость жизни, их не пугают непонятные человеческие поступки и новизна идей, они терпимо относятся ко всему необычному, высоко ценят инициативу, гибкость в принятии решений, готовность идти на риск. Эти люди менее напряжены и более раскованы. К этой категории относится население Швеции, Дании, Норвегии, США, Ирландии, Финляндии, Нидерландов.
Проблемы, возникающие при межкультурном общении представителей культур, находящихся на разных полюсах шкалы «боязнь неопределенности», легко предугадать: во время переговоров представители культур с высокой боязнью неопределенности будут стремиться медленно и осторожно обсуждать ситуацию и принимать решения, им потребуется тщательное и подробное планирование, что будет вызывать негативную реакцию представителей культур с низкой боязнью неопределенности.
Культуры с мужским и женским началом. Г. Хофштеде подчеркивает, что этот параметр его классификации культур не имеет отношения к мужчинам или женщинам, а лишь к преобладанию определенных (более свойственных мужчинам или женщинам) черт в национальном характере. Мужской Г. Хофштеде называет культуру, в которой ценится тщеславие, стремление к успеху, признание достижений и забота о высоком достатке, а женской – ту, в которой превалирует значимость межличностных отношений, сотрудничества, стремление к пониманию и проявляется забота об окружающих людях.
В мужской культуре в противовес женской доминируют такие ценности, как настойчивость, жесткость в достижении цели, деньги, материальное благополучие. Культуры с мужским началом, характерные, например, для Ирландии, Филиппин, Греции, стран Южной Африки, Австрии, Японии, Италии, добиваются успеха в производстве, особенно там, где надо работать продуктивно, хорошо и быстро. Половые различия мужских и женских ролей в этом обществе четко обозначены: мальчиков учат быть решительными и настойчивыми, а девочек – покладистыми и заботливыми.
Культуры с женским началом, присущие Швеции, Норвегии, Финляндии, Дании, Нидерландам, ценят заботу и внимание. Мужчины не должны быть напористы, им надлежит принимать участие в воспитании детей. Человек и мир вокруг него являются ценностью. В обществе проповедуется социальное равенство полов, сочувствие неудачникам. В такого вида культурах наиболее успешна деятельность в сферах обслуживания, например, консультативные услуги или работа на транспорте, т. е. там, где все направлено на удовлетворение потребностей заказчика.
Это качество (женское – мужское начало) наиболее сильно влияет на общение: в мужских культурах преобладает склонность к более агрессивному коммуникативному стилю, соревнование важнее сотрудничества, люди скорее импульсивны, чем склонны к размышлению. Коммуникативный стиль женских культур совсем иной.
Из 40 стран США занимают 15-е место по шкале дистанции власти, 9-е по боязни неопределенности (оба эти показателя ниже среднего), 40-е по индивидуализму (самая индивидуалистская страна) и 28-е по мужскому–женскому началу (выше среднего).
В продолжение исследования, проведенного Г. Хофштеде, используя предложенную им методику, чешские культурологи Д. Вейга, Д. Янузас и А. Бугхолц проанализировали ответы 170 российских руководителей [165]. Рассмотрев исторические корни системы управления в России, в которой долгие годы преобладало единоначалие, исследователи выдвинули гипотезу (впоследствии подтвержденную результатами исследования), что на современном этапе развития страны начиная с 1992 г. в российской экономике все большее распространение получает идея свободного предпринимательства, выражаемая в возникновении новых культурных ценностей, которые управляют поведением российских руководителей сегодня. Приведем некоторые выводы из этих исследований.
Индивидуализм–коллективизм: степень предпочтения личных целей и задач коллективным. В современном российском обществе отмечены лишь незначительные изменения в сторону развития индивидуализма, что, по-видимому, объясняется глубокими историческими, религиозными и философскими корнями русского коллективизма как одной из основополагающих национальных культурных ценностей.
Дистанция власти: готовность к восприятию идеи неравенства между людьми. Если в прошлом в России дистанция власти была высока, то теперь на смену демократическому централизму пришла идея соучастия в управлении (совместного управления) с ярко выраженной тенденцией сокращения дистанции власти.
Боязнь неопределенности: отказ от незапланированных ситуаций в пользу спланированных и заранее продуманных шагов. Советские управленцы строго следовали инструкциям и партийной линии руководства. В отличие от них современные предприниматели в быстро и порой непредсказуемо меняющейся экономической ситуации готовы идти на риск, принимать неожиданные и самостоятельные решения. И хотя эти качества пока еще не обрели национальной ценности, тенденция к их проявлению растет, особенно в негосударственном секторе экономики.
Мужское–женское начало: значимость, которая в культуре данного вида придается человеческим отношениям. В постперестроечной России этот параметр также отмечен потенциальным ростом в сторону женского начала.
Исследование чешских специалистов позволило сделать еще один важный вывод: все отмеченные изменения наиболее заметны среди российских руководителей, возраст которых не превышает 40 лет. Что касается людей более старшего возраста, их нынешняя манера управления почти не отличается от социалистической. Подобная зависимость от возраста не наблюдается у западных менеджеров.
Из всего сказанного можно сделать следующий вывод: в России больше не существует единого образа управленца, который был характерен для времен социализма, и западным менеджерам, сотрудничающим с Россией, необходимо учитывать различные манеры управления, связанные в значительной степени с возрастом руководителя. Им также следует помнить, что молодым российским руководителям часто не хватает опыта работы в рыночных условиях, что часто находит выражение в принятии более рискованных и необдуманных решений, чем те, которые на их месте принял бы более опытный западный менеджер.
Страницы← предыдущаяследующая →
Расскажите нам о найденной ошибке, и мы сможем сделать наш сервис еще лучше.
Спасибо, что помогаете нам стать лучше! Ваше сообщение будет рассмотрено нашими специалистами в самое ближайшее время.