Книга Невозможная птица онлайн - страница 7

КРЫЛАТЫЙ

Майк пришёл в себя на заднем сиденье незнакомого серого автомобиля. Его глаз ныл, его руки онемели, а его толстый бумажник углом впился ему в зад. Поездка была спокойной. Его окружали три здоровых мужика, очевидно какие-то агенты. Он как-то уже встречался с агентами ФБР – в Детройте, где он жил в одном доме ещё с дюжиной наркоманов, – вежливые люди в солнцезащитных очках и в дешёвых тесных костюмах, задающие сотни вежливых вопросов. «Можно войти? Вы слышали о бомбёжке ROTC?^[12] Вы узнаете этого человека? Видели ли вы его в последнее время? Не возражаете, если мы обыщем дом?» По какой-то причине чем более они были учтивы, тем больший страх внушали. И тем более виновным он себя ощущал. Предубеждения человека, выросшего в католичестве, трудно преодолеть.

Несколькими часами позднее, когда они уже ехали к северу от Сан-Франциско, направляясь на восток, Майк сказал, что хочет в туалет, и они свернули к обочине. Чернокожий верзила прикурил сигарету от серебряной «зиппо», потом расстегнул Майка и ухватил его сзади за пояс, так чтобы он мог нагнуться вперёд и направить свою струю мимо ботинок. Это было унизительно. Несколько часов он сканировал свою память, ища, что он мог сделать не так. Он решил, с некоторым облегчением, что это, видимо, из-за просроченных штрафов. Иисусе, уж слишком они строги! Вся эта суета – из-за каких-то вшивых шестисот баксов за неправильную парковку?

– Можно позвонить? – спросил Майк, продолжая мочиться, боясь встретиться глазами с чернокожим.

– Кому ты хочешь звонить? – отвечал низкий глубокий голос.

– Моему адвокату.

– Он живой, – сказал чернокожий, как будто это все объясняло. – Ты закончил? Я застегну тебя. Стой смирно. – Верзила хохотнул. – Не бойся, я предпочитаю девочек.

У машины он мягко положил руку на светлые волосы Майка и пригнул ему голову, помогая сесть на заднее сиденье.

Когда они тронулись, Майк решил, что больше не вынесет неопределённости.

– Что я сделал? – спросил он худощавого, сидевшего на переднем сиденье.

Худощавый (скандинав, подумал Майк) обернулся и что-то беззвучно проартикулировал двум своим коллегам – водителю и чернокожему, сидевшему рядом с Майком – кобура его пистолета била Майка в бок на каждом повороте.

– Гип? – спросил водитель.

– Гип, – кивнул чернокожий.

Худощавый покачал головой.

– Не думаю, ребята, – он перебросил руку через сиденье, снял чёрные очки и вперил в Майка взгляд голубых глаз. – У нас тут есть одна живая.

– Это насчёт этих парковочных квитанций?

Тот надел обратно очки и, повернувшись, стал смотреть на дорогу.

В зеркальце заднего вида Майк заметил, что их догоняет машина.

– Нет, мистер Глинн, – сказал наконец худощавый. – Это насчёт колибри.

Через секунду два других фэбээровца взорвались хохотом. Маленькая машина закачалась от раскатов их веселья. Кобура несколько раз ударилась о бедро Майка. Он взглянул на хихикающего чернокожего верзилу. Позади него в заднем окне вырастал чёрный автомобиль.

Наконец они немного успокоились, и Майк спросил хриплым голосом:

– Какого черта?

На этот раз засмеялись все, включая худощавого, который заплевал все ветровое стекло. Чернокожий прислонил голову к окну и всхрюкивал от смеха, а водитель едва-едва удерживал машину на дороге.

И тогда чёрный автомобиль, который уже поравнялся с ними, взорвался пистолетными выстрелами.

Два окна разлетелись вдребезги, и дождь крови и осколков стекла осыпал Майка.

Чернокожий завопил.

Водитель сполз с сиденья, его не было видно.

Их машина, двигаясь зигзагами, врезалась в чёрный автомобиль.

Майка с силой швырнуло о дверцу. В его глазах заплясали искры.

Скандинав ухватился за руль и рванул его, разворачивая машину.

Худощавый, перегнувшись через тело водителя, правил одной рукой, целясь другой поверх неё; он успел сделать три выстрела до того, как пуля прошила его запястье на рулевом колесе. Вскрикнув, он отпустил его и упал назад, его солнцезащитные очки слетели и приземлились на коленях у мёртвого чернокожего на заднем сиденье.

– Пригнись! – заревел худощавый Майку. Ещё выстрелы.

Долгий визг резины, и чёрный автомобиль ударился в них бортом.

Их машина соскользнула в канаву, запрокинулась набок и вспахала землю, взметнув облако пыли и грязи.

Высокая зелёная трава хлестнула по стеклу рядом с лицом Майка; это выглядело как съёмка скользящей камерой.

Серия ужасных ударов, и наконец машина со скрежетом остановилась.

В отдалении – протяжный визг тормозов.

Мотор ещё раз фыркнул, чихнул и заглох.

Было слышно, как вращается колесо.

Их машина лежала на боку, и Майка прижало к дверце, спиной к земле. Он не мог двинуться. На него навалилось тяжёлое тело чернокожего, его голова покоилась у него на коленях. Его затылок был разворочен и напоминал горшочек с фондю^[13]. Тёплая кровь сочилась Майку на штаны. В ушах у него звенело; он потряс головой. Осколки стекла разлетелись в разные стороны. И тут он осознал, что единственным путём к спасению была дверца над ним: стекло было выбито. Он был в ловушке.

Машина закачалась – худощавый пытался вылезти наружу, делая быстрые короткие вдохи сквозь зубы.

Отдалённые выстрелы.

Выбитое окно у Майка над головой открывало странную и прекрасную картину. Глубокая синева неба. Торжественное шествие облаков. Все это в обрамлении зазубренных краёв и мозаики осколков стекла. Ему вспомнились картины Магритта^[14].

Он услышал выстрелы – близкие и беспорядочные. Глухие удары пуль в корпус машины и звон рикошета.

– Давай подходи! – заорал худощавый.

Тишина.

Запах гари.

Окровавленные пальцы на дверце вверху.

Натужное кряканье, и машина неожиданно пришла в движение, качнулась взад и вперёд, потом зашаталась и, перевернувшись, хлопнулась на все четыре колёса.

Майка перебросило через тело чернокожего, он врезался лбом в ручку дверцы и почувствовал, как у него в позвоночнике что-то хрустнуло.

Затем дверь рывком распахнулась, сильная рука выволокла его наружу, и он растянулся на траве лицом вниз. Он выплюнул грязь, набившуюся ему в рот. Серая машина шипела в канаве у дороги, из полуоткрытой дверцы что-то капало. Он услышал щелчок и почувствовал, что его руки освободились. Кое-как умудрившись взгромоздиться на колени, он увидел худощавого блондина, припавшего к земле подле него. Его лицо было ещё белее, чем обычно.

– Бери, – сказал худощавый, протягивая ему револьвер и одновременно поворачивая голову из стороны в сторону, ведя наблюдение. – Я не думаю, что сделал их всех.

Майк, поколебавшись, взял. Единственным пистолетом, который он когда-либо держал в руках, был тот, в джунглях. Этот оказался тяжелее. Он был снят с предохранителя.

Майк попытался встать, но худощавый зло дёрнул его обратно, так что он шлёпнулся на ягодицы.

Диспозиция была такова: они лежали под прикрытием машины в канаве на краю пустынной автомагистрали.

Худощавый дышал тяжело. Майк заметил, что его левая рука беспомощно болталась – кость торчала наружу, а кровь лилась как из текущего водопроводного крана.

– Слушай, профессор, у меня шок. Да и у тебя тоже, судя по твоему виду. Я смогу стрелять ещё минуты три! Потом я отключусь. И ты будешь сам по себе. Ты слушаешь? – Майк отвёл глаза от запястья умирающего, посмотрел в его яростное лицо и кивнул. – Ты должен найти Крылатого. Добирайся до Бодега Бей. Найди «7-Eleven»^[15]. Это надёжное место. Закажи земляничный молочный коктейль. Спроси, есть ли у них «Маунтин Дью». Запомнил?

– Крылатого? – переспросил Майк, совершенно озадаченный.

– Это единственный человек, который может нас спасти.

– Кто ты?

– Я Перешедший, профессор. Бодега Бей. «7-Eleven». Земляничный коктейль. «Маунтин Дью».

Перешедший? Надёжное место? Крылатый?

Худощавый вздрогнул и поморщился. Взглянул на струйку тёмной крови, вытекающей из полуоткрытой дверцы и собирающейся в лужицу рядом с ними. Слабо улыбнулся.

– Их звали Джон и Малкольм. Хорошие ребята. Если ты ещё увидишься с ними, помни об этом. – Он сквозь зубы втянул в себя воздух и сглотнул. – Прости, что я тебя ударил тогда.

– Как тебя зовут?

Шорох гравия с той стороны машины.

Целая вечность тишины, длившаяся пять десятых секунды.

Худощавый вскочил, вскинул руку поверх крыши и разрядил свой револьвер.

Кто-то вскрикнул и упал.

Потом худощавый заплясал и задёргался – пули били в него одна за другой, – пока не рухнул назад, застыв неподвижной грудой.

Шаги вокруг машины.

Белые найковские кроссовки показались из-за бампера.

Коротко стриженная брюнетка в розовом джемпере наклонилась над телом худощавого, чтобы рассмотреть его. Рука с пистолетом у бедра. Дышит тяжело. Она была похожа на домохозяйку из пригорода, прервавшую на минутку свою вечернюю пробежку, чтобы пристрелить парочку парней.

Майк дёрнулся назад, отползая прочь от неё.

Услышав его, она обернулась.

– Ни с места! – приказала она, и он застыл, прижавшись спиной к заднему колесу.

Она подошла к нему и наклонилась, заглядывая в переднее окно; её рука, державшая пистолет, покачивалась не больше чем в четырех футах от его лица.

Когда он снова увидел её лицо, на нем было выражение, которого он не смог определить. Удовольствие? Гнев?

– Трое есть. Ещё один, – она сделала паузу, как бы давая ему время, чтобы оценить шутку.

Он услышал в её голосе истерические нотки. Такое иногда случалось на съёмочной площадке. Какая-нибудь актриса, бывало, настолько перегрузится наркотиками, что её голос становится высоким и визгливым. Тогда он берет её за локоть, отводит в сторону и приказывает ей дышать поглубже: «Ты профессионал. Ты уже делала это прежде».

Успокойся, подумал он. Ты профессионал. Ты уже делал это прежде.

Женщина взглянула на него, переложила пистолет в правую руку и, просунув его в разбитое окно, направила на невидимого Майку водителя.

– За Урсулу, – произнесла она и нажала спусковой крючок.

Выстрел громом сотряс машину, и он почувствовал лёгкую дрожь, когда «седан» качнулся у него за плечами.

И в этот момент Майк Глинн проделал нечто совершенно привычное и совершенно бессознательное. Это был его маленький фокус, который он открыл ещё в детстве и который никогда не подводил его в критическую минуту. Благодаря которому он мог держать свой страх на привязи. Он становился отстранённым, мир вокруг сжимался, как будто Майк был камерой, отъезжающей от объекта дальше и дальше, пока все не становилось настолько маленьким, что он мог сжать объект – учителя, доктора, весь мир – между большим и указательным пальцами. Таким же маленьким и беспомощным, как и он сам.

Очень маленькая женщина взглянула на него, подняла пистолет и ткнула им в заднее окно.

– За Джима, – сказала она, разряжая его в чернокожего на заднем сиденье.

Она вытерла лоб рукой, держащей пистолет. Затем присела на корточки рядом с ним.

– Дэниел, – сказала она. – Какая приятная встреча.

Дэниел? – подумал он.

Пистолет в его потной руке придавал ему смелости. С той точки, где она стояла, он должен был выглядеть так, как будто наручники все ещё на нем. Он лежал в позе загорающего на пляже, который слегка приподнялся со своего полотенца, чтобы бросить взгляд на её грудь.

Медленным движением она приложила пистолет чуть пониже его левого уха.

– За колибри, – прошептала она, нажимая спусковой крючок.

Курок щёлкнул. Майк вздрогнул.

Женщина выругалась и поднялась с корточек, хлопая себя по карманам в поисках патронов. В ней было не больше трех дюймов роста.

Майк выхватил свой пистолет из-за спины и выстрелил ей в бедро.

Она упала, выронив пистолет. Он с глухим стуком упал в траву.

Майк встал и выстрелил ей в плечо. Она вскрикнула.

Тогда он встал в позицию для стрельбы, запомнившуюся ему по фильмам: ноги расставлены, обе руки сжимают оружие. Сделать вдох, задержать дыхание, прицелиться и спустить курок.

Это будет трудный выстрел – она была так далеко.

В её глазах страх. Он заколебался.

– В голову, мать твою! Кончай это к чертям!

Он никогда не делал этого прежде. Он закрыл глаза и убил её.

Потом убежал в лес за дорогой. Упал на колени перед деревом, и его вырвало. Когда он закончил, то с удивлением обнаружил, что все ещё держит пистолет в трясущейся руке.