Книга Волшебная гора онлайн

Глава I. БЕЗ ВОДЫ

– Смотрите! Смотрите! Вот Затерявшаяся гора! Вот она! До нее еще далеко, но она уже видна! Она представляется издали не то клочком неба, не то тучкой, но все же это она, решительно она!!!

Всадник, который только что это воскликнул, был не один. Монологи употребительны на сцене, и редко случается, чтобы в обыденной жизни кто-нибудь высказывал свои мысли вслух и притом так громко.

Всадник этот, верхом на серой в яблоках небольшой лошади, ехал во главе многочисленного каравана, в сопровождении двух или трех также бывших верхом джентльменов. За ними ехали другие всадники, а позади них двигались большие телеги, прикрытые черной парусиной. То были огромные длинные повозки, неуклюжие, тяжелые, нагруженные и заваленные массою разнообразных вещей. Каждую такую повозку с трудом тащила восьмерка мулов. Повозки эти представляли собой настоящие передвижные дома, жилища целых семей путешественников. Мулы, тащившие повозки, запряжены были так, что образовывалась атайя, т. е. вереница, тянувшаяся длинной линией до самого арьергарда. Наконец, огромное стадо рогатого скота, которое гнали несколько пастухов, замыкало собою этот необычный караван.

Люди, составлявшие караван, все были верхом, даже пастухи и погонщики мулов. Путешествие, подобное тому, которое они предприняли, трудно было бы совершить иначе чем верхом. Они направлялись из мексиканского города Ариспы и проезжали по огромным пустынным равнинам, которые тянутся вдоль северной границы штата Соноры. Равнины эти называются льяносами.

Караван почти целиком состоял из рудокопов. Об этом без особенного труда можно было догадаться по одежде большей части этих людей, а главным образом, по их багажу, состоящему из веревок, орудий и машин, странные формы которых обращали на себя внимание даже под грубой парусиной, прикрывавшей телеги.

Словом, это был многочисленный отряд рабочих-рудокопов, которые под руководством своих хозяев переходили от истощившейся залежи к другой, недавно открытой. Залежь эту они должны были разрабатывать сообща. Жены и дети сопровождали их, потому что они отправлялись в отдаленную часть Сонорской пустыни, где им необходимо было жить месяцы, а возможно, и годы.

За исключением двух всадников, белокурые волосы которых выдавали их принадлежность к саксонской расе, все остальные были мексиканцы, и притом не чистой крови, о чем можно было судить по тому, что лица их были всевозможных оттенков, начиная от цвета китайской бумаги до медно-красного цвета кожи туземцев-дикарей. Некоторые из рудокопов были настоящие, кровные индейцы из племени опатов, одного из тех племен, которые известны под именем манза, т. е. племени побежденного и принявшего отчасти цивилизацию, вследствие чего они стали походить на своих диких родичей так же мало, как домашняя кошка походит на тигра.

Некоторое различие в костюме уже с первого взгляда указывало на разное общественное положение и место, занимаемое каждым путешественником. Рудокопы – рабочие и помощники машинистов, заведовавшие землечерпальными машинами, – выделялись своею многочисленностью. Немало было тут возниц повозок, были также аррьеросы и мозосы, в обязанности которых входило навьючивать поклажу на животных; кроме того, в отряде находились вакеросы, или пастухи, и несколько человек из личной прислуги обоих саксонцев.

Всадник, восклицанием которого начинается наш рассказ, резко отличался от своих спутников как костюмом, так и общественным положением. Это был золотоискатель, или, по-мексикански, гамбузино, один из тех гамбузино, которыми в той стране хоть пруд пруди. Люди эти обладают каким-то особенным, переходящим по наследству от отца к сыну даром отгадывать присутствие в недрах земли того желтого металла, который так ценится нами и так часто приводит к гибели. Имя этого гамбузино было Педро Вицента. У него был какой-то чужеземный тип лица, который не сразу забывается. Казалось, что его черные глаза могли так же пытливо заглянуть в глубь вашей души, как они умели проникать в недра земные.

Этот самый Педро Вицента за несколько недель до того времени, когда начинается наш рассказ, открыл залежь, куда теперь направлялся караван. Он поспешил заявить о своей находке властям Ариспы для того, чтобы ее записали на его имя, это по местным законам обеспечивало ему исключительное право владеть золотоносною жилою. Судя по этому, мы могли бы счесть гамбузино начальником каравана, но в данном случае мы бы жестоко ошиблись. Средства не позволяли ему предпринять самому разработку залежи, на что, к слову сказать, требовалось затратить довольно большую сумму денег, и он вынужден был уступить свои права на залежь богатому торговому дому «Вилланева и Тресиллиан», получив за это известную сумму наличными деньгами и выговорив себе по контракту некоторую долю в будущих барышах.

Так как предприятие казалось довольно выгодным, то «Вилланева и Тресиллиан» забросили свою старую залежь, не приносившую им больших доходов, и отправились в путь, забрав с собою не только своих рабочих, которые пошли в сопровождении жен и детей, но и все, что нужно для золотодобычи, т. е. землечерпальные машины, орудия для добывания и промывки руды, решета для получения оставшихся после промывки золотых песчинок и самородков и, сверх того, наиболее необходимые для обыденной жизни предметы.

Это их караван остановился в льяносах, когда Педро закричал:

– Взгляните: вот Затерявшаяся гора!

Лица, к которым главным образом относилось восклицание гамбузино, были не кто иные, как его компаньоны. Один из них, дон Эстеван Вилланева, человек лет пятидесяти, был мексиканец. Благородные и надменные черты лица указывали на его андалузское происхождение. Другой компаньон, высокого роста, худощавый и белокурый, был англичанин из Корнвалиса, Роберт Тресиллиан, покинувший после смерти жены отечество, чтобы попытать счастья в Мексике.

В ту минуту, о которой мы говорим, все путешественники, от первого до последнего, имели мрачный и озабоченный вид; что-то, видимо, беспокоило их. Достаточно было взглянуть только на лошадей и мулов, чтобы понять причину их беспокойства. Бедные животные находились в очень жалком состоянии: на их исхудалых боках можно было пересчитать все ребра; вытянутые шеи были опущены, так как ослабевшие животные не имели сил их поднять.

Они шли с большим трудом. Глубоко запавшие глаза, вывалившиеся из пересохших ртов языки, – все это указывало на мучившую их неутолимую жажду. Несчастные животные в продолжение уже трех дней не получали воды, а скудная растительность льяносов, которая попадалась до сих пор, не могла доставить им хотя сколько-нибудь сносного корма.

Это был период засухи в Соноре. В продолжение уже нескольких месяцев в этом месте не упало ни одной капли дождя, и даже ручьи, попадавшиеся путешественникам, столь обильные водою в обыкновенное время, – даже те совершенно иссякли. Поэтому было неудивительно, что животные дошли до полного истощения и что их хозяева находятся в сильной тревоге. Еще сутки-другие такого пути означали смерть, если не для всех, то для большинства.

Услышав восклицание гамбузино, его спутники уже не скрывали вздоха облегчения, – слишком сильным было их душевное беспокойство. Они хорошо знали, что близость горы обещала корм животным и воду для всех. Педро очень подробно описал им Затерявшуюся гору как конечную цель путешествия, и подножие горы – как место наиболее удобное для лагеря. Он рассказывал об этом месте как о маленьком Эдеме. А на одной из вершин Затерявшейся горы гамбузино обещал показать богатейшие залежи золота, известные пока только ему одному. У подножия горы им нечего было опасаться недостатка в корме для лошадей и вьючных животных, или недостатка в воде, как это было до сих пор, так как здесь находился источник ключевой воды. Кроме того, там же голубело озеро, берега которого представляли собой превосходнейшие пастбища. Трава на них всегда была густая, сочная и расстилалась вокруг вечнозеленым изумрудным ковром.

– Вы уверены в том, что это Затерявшаяся гора? – спросил дон Эстеван, устремив глаза на видневшуюся на краю горизонта одинокую возвышенность, на которую ему указал Педро.

– Так же, сеньор, – ответил Педро, немного задетый за живое, – как в том, что мое имя Педро Вицента. Да и как же мне не знать здешних мест, когда моя мать не одну сотню раз рассказывала мне историю моего крещения? Бедная женщина никак не могла примириться с тем, что этот обряд обошелся ей страшно дорого. Подумайте-ка, сеньоры, двадцать серебряных песо и две восковые свечи!.. Две огромные свечи из самого белого воска! И все это для того только, чтобы я мог унаследовать имя и дарования моего отца, который, подобно мне, был только бедным гамбузино!..

– Хорошо, Педро! Не сердитесь, – смеясь возразил дон Эстеван, – все это давно уже пора забыть, так как вы теперь настолько богаты, что можете больше не жалеть о тех пустяках, каких стоило ваше крещение.

Дон Эстеван говорил чистую правду. Со времени своей счастливой находки Педро стал богатым человеком.

Кто видел его месяца три назад, тот не узнал бы его: настолько изменилась к лучшему его внешность. Раньше он был бледен, худ и ходил чуть ли не в рубище; его грязная и изорванная одежда еле держалась на нем; вместо лошади у него была какая-то измученная, еле живая кляча, достойная соперница Россинанта. Теперь он восседал на породистом коне, покрытом богатою попоною; на него было больно глядеть из-за блестящих позументов, составляющих необходимую принадлежность той живописной мексиканской одежды, которую носят ранчеро.

– Довольно шутить, – нетерпеливо прервал их Роберт Тресиллиан, – гора, находящаяся перед нами, это и есть Затерявшаяся гора, да или нет?

– Да! – лаконично ответил проводник, еще более обиженный сомнением в его топографических познаниях, которое позволил себе выразить, даже после его слов, чужестранец. И это в адрес Педро, знавшего все закоулки Сонорской пустыни!

– В таком случае, – продолжал Тресиллиан, – чем скорее мы там будем, тем лучше. Я полагаю, что гора находится от нас на расстоянии десяти миль.

– Вы можете, кабальеро, смело положить двадцать миль и прибавить к этому еще несколько метров, – сказал Педро.

– Как! Двадцать миль! – с удивлением воскликнул англичанин. – Я не могу в это поверить!

– Если бы вы, сударь, – хладнокровно сказал гамбузино, – так же часто путешествовали по льяносам, как я, то не говорили бы так. Расстояния в здешних местах никогда не бывают такими, какими они нам кажутся издали.

– Хорошо! – сказал англичанин. – С того момента, как мне это сказали вы, я верю. Я достаточно доверяю вашим способностям, так как вы столь успешно их проявили в качестве золотоискателя.

Этот комплимент приятно польстил самолюбию гамбузино.

– Тысяча благодарностей, дон Роберт! – ответил он, отвесив глубокий поклон. – Вы можете мне верить на слово, сеньор, потому что я не говорю наугад и могу даже вычислить расстояние в ярдах. Уже не в первый раз, сеньоры, я замечаю, что вы сомневаетесь в моем знании местности. Так знайте, что прежде, чем решиться сделаться вашим проводником, мне пришлось самому несколько раз побывать здесь и подробно изучить местность. Я отлично помню, что здесь должна находиться большая пальма, которую вы видите вон там, слева от вас.

С этими словами Педро указал Роберту Тресиллиану на высокое дерево, гладкий длинный ствол которого оканчивался венчиком длинных листьев блестящего стального цвета. То была пальма из семейства юкка, величиною своею превосходившая все экземпляры этой породы, которые так часто попадаются в льяносах.

– Если вы, сударь, – добавил гамбузино, желавший во что бы то ни стало войти в доверие к англичанину, – все еще сомневаетесь в правдивости моих слов, то не угодно ли вам подойти поближе к пальме? На ее коре вырезаны две буквы: «Р», «т» – рукою вашего покорнейшего слуги Педро Виценты. Это маленькое напоминание о своей особе я оставил, когда был здесь три месяца тому назад.

– Я вам верю без доказательств, – ответил Тресиллиан, усмехнувшись при слове «напоминание». Ему показалось забавным это напоминание в пустыне!

– В таком случае, сеньоры, позвольте вам доложить, что максимум того, что мы можем сделать, – это достигнуть горы до захода солнца.

– Хорошо, Педро! – дружеским тоном сказал дон Эстеван. – Не следует терять времени. Будьте так добры отъехать немного назад и отдать приказание продолжать путь. Велите погонщикам мулов подстегнуть, насколько это возможно, животных.

– Я весь к услугам вашей милости, – ответил гамбузино, высоко приподняв над головою свою шляпу с широкими полями и отвесив поклон обоим компаньонам.

Он пришпорил коня своими огромными шпорами и галопом поскакал к арьергарду каравана. Не доезжая немного до телег, он почтительно поклонился небольшой группе лиц, которых мы еще не представили нашим читателям, но которые были едва ли не самыми интересными из всего отряда. Две особы из этой группы принадлежали к прекрасному полу. Одна была женщина лет 35-ти, в молодости, должно быть, отличавшаяся редкою красотою, следы которой были заметны еще и теперь. Другая была прелестная девушка, почти дитя. Судя по ее сходству с первой спутницей, она, должно быть, была ее дочерью. Ее великолепные черные глаза сияли, как звезды, под короной черных с синеватым отливом волос. Маленький ротик с пухлыми губками был словно создан для поцелуев. Никогда еще испанская мантилья не покрывала более восхитительной головки. Девушку звали Гертрудой, а ее мать была сеньора Вилланева. Они ехали в повозке, похожей на паланкин (по-мексикански litera), какими пользуются местные знатные дамы для путешествия по слишком узким и неудобным для верховой езды дорогам.

Повозка была выбрана как наиболее приятный и наименее утомительный способ передвижения. Везли ее два прекрасных мула, которыми управлял молодой мексиканец.

Четвертым лицом в группе был сын Роберта Тресиллиана – Генри. На вид ему было лет 19. Это был красивый, высокого роста юноша с белокурыми волосами и изящными, словно точеными, чертами лица, в которых, однако, не было ничего женственного.

Его внешность поражала мужеством и решимостью, а высокий рост указывал на недюжинную силу и необычайную ловкость. Он немного наклонился в седле, чтобы удобнее было вести разговор с прекрасными путешественницами, которые откинули полог своей повозки. Их беседа казалась очень оживленной. Вероятно, молодой человек говорил о приятном известии, которое только что сообщил проводник, так как молодая девушка слушала его с восхищением и глаза ее блестели от удовольствия.

Затерявшаяся гора была уже перед ними. Нечего было бояться недостатка в воде. Страдания рудокопов скоро должны были закончиться. Караван приободрился.

– Anda! Adelante! (Вперед!) – крикнул Педро Вицента.

Погонщики мулов подхватили этот крик, разнося его все дальше и дальше до последнего человека из арьергарда; повозки тронулись с места и двинулись в путь при непрерывном щелканьи бичей и скрипе колес.