Книга Нострадамус онлайн - страница 20



III. Четыре стражника

Всем известно, как велико было горе короля Франциска I, узнавшего о смерти сына, который был наследником его престола, его надеждой. Так же велика и страшна была его жажда мести, когда ему донесли, что дофин Франции умер от яда. Через неделю после смерти Франсуа король получил письмо, в котором совершенно определенно в отравлении, а следовательно – в убийстве обвинялся виночерпий принца, некий Монтекукули. Неизвестный автор письма добавил, что виночерпий, совершивший это злодеяние, был подкуплен императором Карлом V.

Монтекукули схватили, бросили в тюрьму, допросили и осудили. Он защищался с невиданной энергией и отрицал свою вину до самого конца процесса: он был уверен, что ставший теперь дофином Анри в последний момент спасет его. А про себя решил: если Анри и Екатерина не придут ему на помощь, он их выдаст. Несмотря на то, что, как показалось Монтекукули сначала, показанное ему во время процесса и обвинявшее его в убийстве письмо было написано почерком, напоминавшим почерк Екатерины, он счел это предположение настолько чудовищным, что сам же и отмел его, и больше к нему не возвращался. В результате Монтекукули был приговорен к казни: его должны были разорвать на части четыре лошади.

День накануне казни прошел без всяких намеков на то, что надежды приговоренного исполнятся. И тогда он заявил, что хочет сделать важные признания… Часом позже дверь его камеры открылась, и в темницу проскользнул изящный молодой дворянин, закутанный в темный плащ. Когда тюремный смотритель, оставив факел, удалился, а новоприбывший скинул с головы капюшон плаща, Монтекукули узнал в юноше… Екатерину Медичи. И надежда вспыхнула в нем с новой силой.

Жена нового дофина приблизилась к узнику и прошептала ему в самое ухо:

– Завтра утром иди на место казни совершенно спокойно. Пусть тебя привяжут. Пусть запрягут лошадей. Палачу хорошо заплатили. Лошади не сдвинутся с места. Когда это произойдет, начнется шум, волнение, люди на площади забеспокоятся. В эту минуту на тебя нападет сотня крепких молодых людей с криком: «Смерть ему!» Они сделают вид, что хотят тебя убить, но вместо этого освободят и унесут с собой к берегу Роны, где будет ждать отличная барка. На ней ты спустишься к морю. Оттуда на корабле доберешься до Италии. При отплытии капитан корабля даст тебе триста тысяч ливров, которых тебе хватит, чтобы дождаться часа, когда мы вернем тебя ко двору. Анри станет королем Генрихом II, а ты займешь при нем место, которого достоин.

Узник низко поклонился, схватил руку Екатерины, пылко поцеловал ее и прошептал:

– Я знал, я знал, что вы спасете меня!

Екатерина приложила пальчик к губам и быстро вышла из камеры. Когда туда явился королевский комиссар, посланный взять у обвиняемого обещанные им показания, Монтекукули поклялся, что ему больше нечего сказать.

Утром следующего дня его отвели на место казни, и каждый, кто видел шествие, не мог не восхищаться удивительным спокойствием, с которым он шел к площади, где его должны были разорвать на части.

Палач уложил приговоренного на сделанный из досок крест, привязал за руки и за ноги…

Четыре помощника палача, вооруженные хлыстами, привели лошадей, запрягли их, прикрепили цепи… Цепи слегка натянулись… Монтекукули, до тех пор державшийся с ужасавшим всех, кто его видел, спокойствием, теперь, почувствовав, как цепи впиваются в его конечности, смертельно побледнел. Он попытался приподнять голову и всмотрелся в окружавших место казни, но старавшихся отойти от него подальше людей. Монах, присутствовавший при экзекуции, поднял распятие. Палач проводил глазами этот взметнувшийся к небу крест.

– Во имя живого Бога, – вскричал монах, – заклинаю тебя в последний раз: назови имена своих сообщников!

Все, кто наблюдал за казнью, могли заметить, как при этих словах зашевелились губы приговоренного, все заметили его колебания. Сейчас он заговорит!

Но в ту же секунду раздались крики: «Смерть ему! Смерть ему!» – и в толпе началось сильное волнение.

«Это пришли за мной! – подумал Монтекукули. – Я спасен!»

И крикнул громко: – Мне нечего сказать!

Монах опустил распятие. Это был сигнал к началу казни. Четыре помощника палача принялись бешено стегать лошадей. К небу вознесся ужасный крик, похожий на рев раненого зверя, и несколько минут спустя на скрещенных досках не осталось ничего, кроме клочьев кровоточащей трепещущей плоти…

– Теперь никто на свете не знает, отчего умер ваш брат Франсуа! – шепнула присутствовавшая при казни Екатерина Медичи на ухо дрожащему, задыхающемуся, смертельно бледному мужу.

Она ошибалась. Был еще один человек, знавший причину смерти дофина. И этим человеком был Нострадамус!

Несколько дней спустя после только что описанных нами событий Нострадамуса в его подземелье посетил мэтр Пезенак. И сказал узнику:

– Король хочет видеть вас. Вас проводят к Его Величеству.

Нострадамус даже головы не поднял. Его расковали. Его затолкали в какую-то крытую повозку вроде тюрьмы на колесах, где рядом с ним уселись четыре вооруженных аркебузами человека, оружие их было в полной готовности на случай, если преступник вздумает бежать, и каждый держал в руках по зажженному светильнику. Повозка, в которую была запряжена пара лошадей, двинулась в путь, и путь этот продолжался целый день.

К вечеру сопровождавшие узника стражники услышали шум, напоминающий шелест листьев леса, вот только если бы листья эти были из стали.

– Наконец-то! Наконец-то мы добрались до королевского лагеря, – радостно переговаривались стражники между собой.

Действительно, вскоре лошади остановились. Узника вывели из передвижной тюрьмы и отвели в просторную палатку, над которой развевалось знамя Франциска I. В палатке находились сам король, несколько офицеров из его штаба, коннетабль, принц Анри и его жена Екатерина. Франциск I долго рассматривал пленника, потом спросил его:

– Почему вас содержали в турнонской тюрьме?

– Потому что я спас девочку, которая должна была умереть, – ответил Нострадамус.

– Кто приказал арестовать вас?

– Мессир Игнатий Лойола.

Услышав это имя, король вздрогнул. Многие из присутствовавших почтительно сняли шляпы. Франциск I довольно долго молчал, было видно, что он раздумывает. Потом заговорил снова:

– Вы пытались спасти моего сына…

– Но не спас его, – уточнил Нострадамус.

– Да, – вздохнул король. – Но вы пытались. Наверное, было слишком поздно…

Король поднес руку к глазам и утер слезы, которых не сумел сдержать. Нострадамус ничего не ответил.

– Говорят, – вернулся к начатому разговору Франциск I, – что вы спасли парализованную девочку в Турноне только благодаря помощи сил ада. Достопочтенный Игнатий Лойола к тому же прислал нам письмо, которое свидетельствует, что, оставаясь в живых, вы представляете собой грозную опасность. Но вы пытались вернуть жизнь моему сыну. Молодой человек, во имя блага вашей жизни на земле и ради покоя вашей души, приказываю вам отказаться от дел, которыми вы занимаетесь! Идите. В другой раз у меня не будет возможности помиловать вас. А сегодня я хочу вернуть вам долг: заплатить признательностью за попытку спасти моего возлюбленного сына. Идите, вы свободны!

В этот момент Екатерина подала знак мужу. Анри сделал два шага вперед и сказал:

– Сир, пытался ли этот человек на самом деле спасти моего несчастного брата? Так утверждает только он сам. Единственное, что известно остальным: он приказал всем выйти из спальни, где мучился в агонии бедный Франсуа… Он помешал работать врачам… И, наконец, он оставался один в комнате, когда смерть довершила свое черное дело… Для меня, сир, как и для множества других людей, он вовсе не спаситель. Наверняка он – самозванец… шарлатан… а может быть, и сообщник злодея!

Франциск I повернулся к Нострадамусу и проворчал:

– Так… А что вы можете сказать в свое оправдание? Отвечайте!

– Ничего.

– Вы говорите: ничего? Поосторожнее, молодой человек!

– Ничего, – повторил Нострадамус.

Екатерина улыбнулась. Этот юноша присутствовал при последних минутах жизни Франсуа. Поэтому ему может быть кое-что известно. Значит, он опасен. На всякий случай лучше от него избавиться. Что до Анри, то он, казалось, оставался равнодушным ко всему происходящему. Он всего лишь повиновался и делал то, что считала нужным делать жена.

– Поосторожнее, молодой человек! – снова сказал король. – Вы почти что обвинены в убийстве. Я велел привести вас сюда, чтобы спасти. Но, раз вы молчите, значит, соглашаетесь с предъявленными вам обвинениями…

Нострадамус по-прежнему ничего не отвечал.

– Уведите его! – в бешенстве закричал Франциск I. – Пусть его вернут в тюрьму! И пусть завтра же начнется процесс по обвинению его в колдовстве!

– Сир, – сказал тогда Анри, – если вам будет угодно, я сам возьму на себя руководство дознанием во время этого процесса. Мой несчастный брат должен быть отомщен. Я не отдам никому права утешить вас, уменьшить вашу боль и мою собственную справедливым наказанием преступника!

– Хорошо, сын мой, я согласен, – растроганно сказал король.

Анри гордо поднял голову, и его взгляд скрестился с взглядом Нострадамуса. Принц, побледнев, попятился. Что он прочитал в этом пылающем взгляде? Он отступал и отступал, протянув руки и бормоча:

– Уведите же его! Отныне этот человек принадлежит мне!

– Куда его отвести? – спросил один из стражников.

– В дворцовуюnote 10 тюрьму! – ответил Анри. Королевский лагерь был разбит в двух часах езды от города. Нострадамуса вывели из палатки и снова втолкнули в тюрьму на колесах, которая тут же тронулась с места. Четыре стражника уселись рядом с узником, каждый – там, где ему положено.

Нострадамус преобразился. Встреча – перестрелка взглядами! – с Анри, с человеком, которому отдалась Мари, вернула ему силы. Дух мести воспламенил его мозг. Теперь он хотел жить! Он хотел выйти на свободу! Сопровождавшие его стражники расселись так: двое напротив него, один справа и один слева. Это были здоровенные грубые солдаты, аркебузиры, твердо знавшие единственное правило: если преступник сделает хоть одно движение, чтобы сбежать, его следует убить! А пока все было спокойно, они болтали между собой.

– Ох, не хватает нам Брабана-Брабантца! – вдруг сказал один из стражников.

Нострадамус содрогнулся. Его изумительная память немедленно подсказала ему – почти слово в слово! – то, что бормотал в полубреду агонии дофин. Брабан-Брабантец! Это человек, который знает, куда делся сын Мари и… и принца!

– Вот уж всадник так всадник! А какой начальник караула! Сколько раз мы с ним попадали в переделки – и как выходили из них! А сколько доброго вина было выпито! Черт побери, куда он мог подеваться? Я думаю… мне кажется, что… Ох! Я…

Солдат, который произносил все эти речи, внезапно умолк, свесив голову на грудь.

– Эй, приятель! – окликнул его сосед, схватив за плечо и принимаясь трясти как грушу. – Эй, ты что? Где это видано: заснуть, выполняя королевское поручение! Если бы Брабан был здесь, он проткнул бы тебе брюхо своей шпагой! Эй, просыпайся!

Двое стражников, сидевших напротив, по обе стороны от Нострадамуса, дико хохотали. Тот, кто тряс уснувшего, бросил свои попытки разбудить его: слишком уж глубок оказался сон, – и уселся на место, ворча:

– Вот скотина! Небось нашел время надраться, как свинья, не поделившись с нами! Ах, мошенник, ах, разбойник, да я просто уверен в этом… Я… Господи, как хочется спать, ну, просто умираю… Я…

Внезапно он начал храпеть, и двое стражников, еще бодрствовавших, снова так и покатились со смеху. Те, что сидели справа и слева от узника.

– Сукины дети! – сказал тот, который сидел слева. – Счастье еще, что до города далеко: они успеют проспаться и переварить выпитое!

Нострадамус повернулся к этому человеку и посмотрел ему прямо в глаза. Его зрачки, как острия кинжалов, впились в зрачки стражника. Тот пошатнулся, провел рукой по лбу… Губы Нострадамуса зашевелились, взгляд стал еще более пронзительным. Аркебузир не выдержал: он отвалился назад с закрытыми глазами и раскрытым ртом.

Четвертый, и последний, стражник, сидевший по правую руку пленника, почувствовал, как его охватывает ужас. Этот внезапный сон, навалившийся на трех его спутников, показался ему дьявольским наваждением. Он отодвинулся подальше, несколько раз перекрестился и протянул руку к веревке, которая другим концом была привязана к руке возницы и позволяла в случае необходимости дать ему сигнал остановиться. Нострадамус на лету перехватил руку стражника и сжал ее в своей, даже не глядя на того.

– Спите! – глухо приказал он.

Стражник вытаращил глаза. Из его груди вырвался хриплый стон.

– Спите! – повторил Нострадамус.

Не больше секунды солдат еще мог сопротивляться накатывавшему на него волнами сну, потом, так же внезапно, как три его товарища, свалился и заснул вмертвую. Пролетело еще несколько мгновений, и Нострадамус, открыв дверцу кареты, сначала повис на ее задке, а затем упал на землю…

Около часа Нострадамус простоял неподвижно там, где выпал из повозки, на поросшей травой дороге. Стемнело. Со стороны могло показаться, что этот человек погрузился в мечты, что он размышляет… А он вглядывался в мерцавшие на небе звезды, и взгляд его пылал, как никогда прежде…

Пытался ли он прочесть свое будущее в этой огромной книге, в которой, как утверждают астрологи, сияющими, как бриллианты, буквами, движением светящихся миров написана вся история человечества? Кто смог бы ответить на этот вопрос? Он размышлял…

Друзья? Этот Роншероль и этот Сент-Андре, которых он считал братьями, которым безгранично доверял, оказались предателями. Они умерли для него. Та, которую он любил всем сердцем? Умерла. И его матушка умерла. И, наверное, отец… При этой последней мысли по телу Нострадамуса пробежала дрожь. Он опустил голову. И зарыдал, не выдержав чудовищной тяжести груза, обрушившегося на его изболевшееся сердце… Он позволил себе заплакать…



Помоги Ридли!
Мы вкладываем душу в Ридли. Спасибо, что вы с нами! Расскажите о нас друзьям, чтобы они могли присоединиться к нашей дружной семье книголюбов.
Зарегистрируйтесь, и вы сможете:
Получать персональные рекомендации книг
Создать собственную виртуальную библиотеку
Следить за тем, что читают Ваши друзья
Данное действие доступно только для зарегистрированных пользователей Регистрация Войти на сайт