Страницы← предыдущаяследующая →
Трудно сказать, что именно помогло им сесть: бешеная работа или везение.
То, что в пределах досягаемости искалеченного звездолета оказалась звезда с планетной системой, было, наверно, результатом слепого случая. Правда, потом на планете они уже не очень верили в случай. Обычные представления о вещах здесь просто теряли всякий смысл. Но это они узнали много позже, а сначала была посадка. Если только можно назвать посадкой беспорядочное падение потерявшего ориентацию корабля.
Четыре раза Навигатору удавалось его выпрямить, и тогда из кормовых дюз вырывался ослепительный синий луч.
Все шестеро сидели за пультом в предохранительных скафандрах, туго перетянутые ремнями. Не работали антигравитация, локаторы обзора. Пульт представлял собой нелепое сооружение из наспех собранных панелей и рычагов управления генератором. Два месяца они гасили скорость и потом ползли к планете на этом единственном, восстановленном из обломков генераторе.
Каждый раз, когда Навигатору удавалось направить ось кормовых дюз к центру планеты, скорость скачком падала до нуля, и корабль почти сразу начинал валиться набок.
Сверхсветовые двигатели не были приспособлены для посадки на планеты, а планетарные восстановить не удалось.
Как только Навигатор включал двигатели, Энергетик хриплым голосом отсчитывал количество билиэргов мощности, оставшейся в конденсаторах. Где-то образовалась утечка, и генератор еле тянул. Если конденсаторы разрядятся полностью, антипротонная плазма прорвет магнитную рубашку, вырвется на свободу и превратит корабль в облако радиоактивного газа.
Последний раз Навигатору удалось совместить линию вертикали с указателем направления гравитационного поля планеты на высоте сорока тысяч метров. Кажется, он немного перестарался, и корабль подпрыгнул вверх от мощного толчка двигателей.
Стиснув зубы, Навигатор вращал верньеры боковых рулей, стараясь выровнять валившийся набок корабль. Пол рубки вибрировал вместе со всем искалеченным корпусом от чудовищных перегрузок. Неожиданно раздался жалобный и какой-то сдавленный вой сирены. Энергетик сказал негромко, наклонившись к самому микрофону:
– Капризничает рубашка.
– Всем в шлюпку! – отрывисто приказал Навигатор.
Позже Практикант уже не мог представить себе дальнейшие события как единое целое. Осталось только ощущение неизбежности катастрофы и отдельные детали, поразившие его больше всего.
Энергетик почему-то не выполнил общей для всех команды. Он достал платок и стал вытирать руки, как будто совсем не спешил, как будто спешить ему теперь уже было некуда…
Они бежали к люку. Обернувшись, Практикант увидел пустой коридор. Навигатор и Энергетик остались в рубке, он закричал об этом Физику. Но тот, ничего не ответив, втолкнул Райкова в раскрытый люк, и Доктор уже в шлюпке стал подробно объяснять про вторую шлюпку, забыв, что они сняли с нее все оставшиеся целыми детали. Практикант хотел ему возразить и не успел. Сердито рявкнули двигатели, их швырнуло в пространство, и, когда он наконец пришел в себя от удара перегрузок, до корабля было не меньше десяти миль. Он закричал, отчаянно рванулся из кресла, но его никто не слушал. На кормовом обзорном экране распухал ослепительно белый шар. Потом шар лопнул, как мыльный пузырь. Экраны погасли сразу все, и шлюпка затряслась так, как будто попала под паровой молот. Практиканту показалось, что они ударились о скалы и что теперь все кончилось, но шлюпка все-таки выровнялась, стало неожиданно тихо, и тогда Физик сказал, что Алексей с самого начала был против этой посадки. Практикант не сразу понял, что Алексей – это Навигатор, сухой и неразговорчивый человек, которого он так и не успел узнать как следует перед полетом и теперь уже не узнает никогда.
– Десять миль от эпицентра… Не понимаю, как им удалось? – мрачно сказал Кибернетик. – Когда включилась сирена, от рубашки уже ничего не осталось…
– Вдвоем это было возможно, они отключили автоматику и вручную держали магнитные генераторы, отдав им всю энергию… Я даже думал, им удастся заглушить двигатель…
– Вместе с мощностью падал энергетический поток на магнитах, долго это не могло продолжаться…
Сели они очень спокойно. Даже парашютные двигатели, смягчающие толчок, сработали вовремя. Казалось, ничего особенного не случилось. Казалось, это рядовая разведочная экспедиция на поверхности новой планеты. Вот только не светились экраны кругового обзора да на том месте, где всегда рубиновым огоньком тлела лампочка постоянной связи с кораблем, теперь ничего не было.
– Сразу будем выходить? – спросил Кибернетик.
Физик пожал плечами:
– Собственно, это не имеет значения. Выбора у нас нет.
– Подождите хотя бы, пока я закончу анализы, – ворчливо возразил Доктор.
Больше всего Райкова поражала будничность происшедшего. То, как они об этом говорят: то, что Доктор, покраснев от натуги, ворочает тубус пробоотборника и никто не выражает желания ему помочь; то, что все они избегают говорить о происшедшем, как будто уже примирились с безнадежностью ситуации, только не хотят в этом признаться и поэтому продолжают бессмысленные и бесполезные автоматические действия по анализу проб, натягиванию скафандров, разборке планетного комплекса… Зачем все это? Что они собираются искать на планете? Что они собираются делать дальше? Почему-то неловко было задавать сейчас вопросы, и он молча включился в общую суету.
Разрушая относительную тишину, установившуюся в рубке, в уши настойчиво лезли непонятный шелест и шорох – первые звуки чужой планеты. Если раньше Райкову казалось, что планета ласково поглаживает шлюпку, снимая напряжение с остывающей обшивки, то сейчас, когда обшивка уже остыла, этот звук больше всего походил на шум трущейся о стекло наждачной бумаги. Физик приложил к переборке ухо.
– Песок и ветер. По крайней мере, здесь есть атмосфера.
– Двадцать процентов кислорода! – сразу же откликнулся Доктор. – И, кажется, нет вредных примесей!
– А бактерии, вирусы?
– Еще не знаю. Я же только начал анализы! Нужно ждать, пока прорастут культуры.
– Ну уж нет! – сказал Кибернетик. – В этом железном гробу я ждать не намерен.
– Если бы не шлюпка, ты бы сейчас не разговаривал, – спокойно возразил Физик. – Ждать действительно не имеет смысла. Анализы закончим снаружи.
Люк открылся неожиданно легко, и они как-то сразу, вдруг оказались за порогом переходного тамбура. Райков не помнил, кто из них первый шагнул на шероховатую, изъеденную рыжими пятнами окислов поверхность чужой планеты. Оттого что люк распахнулся так неожиданно, в первую минуту окружающий пейзаж показался им будничным.
Невысокие серые холмы, освещенные ярким зеленоватым светом чужого солнца, не скрывали линии горизонта, так как шлюпка стояла на кургузой вершине одного из таких холмов. Постепенно понижаясь, цепочки холмов переходили в серую равнину. А еще дальше, у самого горизонта, цвет равнины менялся. Там смутно угадывалось какое-то движение, но с такого расстояния уже ничего нельзя было рассмотреть. Теперь они знали, откуда взялось поразившее их в первую минуту ощущение будничности. Виновником был ветер. Они чувствовали даже сквозь скафандры его упругое давление. Задумчиво, совсем по-земному ветер свистел в микрофонах.
– Так и будем здесь торчать? – проворчал Кибернетик.
Они послушно двинулись вниз, к подножию холма. Физик нагнулся и подобрал серый камень, попавшийся ему под ноги. Практикант напряженно следил за выражением его лица. Размахнувшись, Физик зашвырнул камень далеко в сторону. Практикант почувствовал, как этот простой жест отозвался в нем болезненным толчком. Он все же спросил, еще на что-то надеясь:
– Базальты?
– Место низкое. Дальше могут быть другие породы.
Райков не принял его объяснения. Он знал, что выходы базальтов на равнине означали молодость планеты и вероятное отсутствие жизни. Рано делать выводы, слишком рано. Ведь есть же здесь кислород… Откуда он взялся?.. Но перед глазами упрямо вставали десятки отчетов экспедиций на чужие, мертвые планеты, где каждый раз знакомство начиналось с таких вот базальтов.
Мертвая планета… Мертвая планета… Если так, то они проиграли и не нужна была эта посадка. Проще было там, всем вместе. Сорок мегатонн и один шар плазмы, общий для всех. Наверно, Физик понял, о чем он думает.
– Видишь эти размывы? Эрозия. Значит, есть вода и атмосфера – это уже кое-что.
– А где ее нет? На всех планетах этого типа есть атмосфера…
– Да. Но не кислородная. Нам чудовищно повезло, просто чудовищно! Ты же знаешь: из десяти тысяч звезд только одна несет в своей системе планеты земного типа. И вот мы ее нашли. Я немного фаталист. Такой случай редко выпадает лишь для того… Ну, в общем, здесь что-то должно быть… А базальты… базальты и на Земле бывают.
Доктор остановился и начал разворачивать треногу полевого экспресс-анализатора. Остальные устало опустились на песок и стали ждать, пока будут закончены анализы. Физик, задрав голову, смотрел в небо. Что он там искал – облака или птиц? Там не было ни того, ни другого. Пустое ослепительно изумрудного цвета небо. Солнце, казалось, замерло над горизонтом, словно приклеенное. Медленно вращается планета. Все можно объяснить, вот только ничего не изменяют самые подробные объяснения… Неделю они продержатся. Если воздух непригоден для дыхания, они продержатся земную неделю. Наверно, здесь это не больше четырех суток…
– Сорок рентген в час! – Доктор, нахмурившись, смотрел на стрелки прибора.
– Ничего не понимаю, откуда такая радиация?
– Ты забываешь о нашем фоне. Сначала двигатели, потом… Наверняка это фон.
– Нет. Какой-то радиоактивный изотоп аргона. Один из компонентов атмосферы.
– Физик рывком встал и подошел к анализатору.
– Никогда не слышал, чтобы у аргона был излучающий изотоп с такой активностью.
– Это опасно?
– Ну, в скафандрах, разумеется, нет, но если это действительно компонент атмосферы, а не результат нашего прибытия, скафандры снять не удастся. Здесь везде должна быть наведенная радиация… В атмосфере двадцать процентов кислорода, а остальное почти целиком этот странный аргон.
После этого сообщения все, не сговариваясь, повернули обратно к шлюпке. Она была кусочком дома. Вот только, пожалуй, слишком маленьким…
– Зачем нам шлюпка? – спросил Практикант.
– Попробуем взять анализы в другом месте. Все-таки это может быть наведенная радиация.
Это не было наведенной радиацией. Они отлетели километров на двадцать. На большее Физик не решился, потому что в аккумуляторах осталось очень мало аназатрона для гравидвигателей. Зарядить их снова им уже не удастся.
Пейзаж планеты в этом месте почти не изменился, и результат анализов в точности соответствовал предыдущему. Атмосфера планеты оказалась радиоактивной.
Шлюпка стояла чуть накренившись. Практикант сел в тени ее нависающей носовой части. Все разбрелись в разные стороны. Доктор соскабливал с камней серый налет. Физик бесцельно вертел ручки настройки экспресс-анализатора. Один Кибернетик, казалось, был занят делом. Он вытащил из шлюпки пластмассовый ящик из планетного комплекта и теперь сдирал с него обшивку. Почему-то он начал с ящика под номером десять.
Дышать становилось трудно, хотя чистый и свежий воздух по-прежнему поступал в трубопроводы скафандра. Синтрилоновая пленка казалась непомерно тяжелой, как доспехи древних воинов. Конечно, это просто психологические эффекты, но от этого не легче. Нельзя снять скафандр. Его вообще не удастся снять. Во всяком случае, в течение оставшегося у них времени.
А почему, собственно? Практикант еще не успел додумать эту мысль до конца, как заговорил Доктор:
– Мы можем сделать фильтры из актана. Они полностью погасят радиацию.
– А воду ты тоже пропустишь через эти фильтры? – насмешливо спросил Физик.
– Воду?.. Я об этом не подумал.
Кибернетик наконец распаковал свой ящик и теперь пытался включить планетного робота. Райков никак не мог понять, для чего ему понадобился сейчас этот робот, и Кибернетик, словно угадав его мысли, вдруг сказал:
– Ему, по крайней мере, не нужно будет воды. – И замолчал, словно эта фраза что-нибудь объясняла.
Что-то у него не ладилось, робот дергался и корчился под высоковольтными разрядами, как живое существо. Да он и был, собственно, почти живым существом. У планетного робота не было самоуправляющего крионового мозга, как у сложных корабельных автоматов, но зато был поразительный запас живучести, способность регенерировать собственные вышедшие из строя части, если только частями можно было назвать клубки синтетических мышц.
Вдруг робот рванулся и стремительно пронесся мимо них, подняв целую тучу пыли.
– Куда это он? – растерянно спросил Доктор.
– Пусть побегает. Дополнительная информация нам сейчас не помешает.
– Между прочим, воду мы могли бы синтезировать из атмосферы, – неожиданно сказал Физик.
– Как это? – не понял Доктор.
– Очень просто. Пропустить воздух через актановый фильтр, а потом через синтезатор. Если использовать всю оставшуюся в аккумуляторах энергию, получится около двух тысяч литров чистой воды.
Кибернетик и Физик стали обсуждать детали этого проекта, чертили на песке какие-то формулы, но Райков их уже не слушал. Можно бороться с планетой до конца. Дышать через тряпку, а воду по капле цедить из синтезатора, с боем брать каждую лишнюю минуту отсрочки… Только сейчас все это не имело смысла. Не будет в этот район никаких экспедиций… Самое большое – запустят автоматический зонд, он принесет данные о мертвой планете. Не хватит и тысячи лет, чтобы дождаться… Кто станет их здесь искать… Корабль вышел в неизвестной точке пространства. Может быть, Навигатор смог бы определить их местонахождение? Но только зачем оно им без корабля? Почему здесь зеленое солнце? Какие-то испарения в атмосфере?.. Может быть, соли стронция?.. Смертоносная планета – и такой ласковый ветер, яркое солнце. Чуть ниже подножия холма совсем прозрачный ручей словно приглашает напиться… Отравленная радиацией вода течет вниз к реке… Сразу перед посадкой шлюпки на новом месте, километрах в четырех отсюда, Райков заметил что-то очень похожее на береговую линию. Может быть, здесь даже есть море… Им некогда заниматься морем. Им надо готовить фильтры и делать десятки других бессмысленных, в сущности, дел, собирая, словно крошки со стола, остатки жизни, минуты, секунды, часы…
Физик отбросил обломок, которым рисовал формулы, и решительно поднялся.
– Мы долго не продержимся в таком пекле. Нужно искать укрытое место для постоянного лагеря.
– А для чего, – лениво спросил Кибернетик, – какая разница?
– Слишком дорогая цена заплачена за то, чтобы мы сейчас валялись на этом песочке. Хватит!
– И что же ты предлагаешь? – все так же лениво спросил Кибернетик, но Практикант заметил, как под стеклом скафандра у него сердито сошлись брови.
– Будем собирать данные о планете, искать выход.
– Какой выход?
– Когда я буду знать – я тебе скажу. А сейчас вы с Доктором отведете шлюпку к западной гряде, найдете укрытое место и обозначите его дымовой шашкой, а мы с Райковым исследуем восточный сектор, береговую линию, дождемся робота и к вечеру выйдем к лагерю.
– Не слишком ли рискованно разделяться? – спросил Доктор.
– А что не рискованно? У нас слишком мало времени. Разделившись, охватим больший район.
– Да что ты собираешься искать? – почти закричал Кибернетик. – Что?!
– Я не знаю. Какую-нибудь зацепку, шанс или хотя бы разгадку. Слишком уж странная планета. Откуда здесь кислород, если нет биосферы? Почему такая радиация? С чем мы столкнулись в надпространстве? А может быть, биосфера все-таки есть? Как там твои культуры?
Доктор пожал плечами:
– Ничего нет, даже вирусов.
– Ну вот видишь. А кислород есть. В нашем положении не стоит пренебрегать противоречиями. И потом, я чувствую, что-то здесь не так… Мы ведь не вышли на круговую орбиту, нет снимков, абсолютно ничего не знаем о планете!
Райков не стал дослушивать до конца. Он забрался в шлюпку и начал складывать в рюкзак необходимые для похода вещи. Под руку попался бластер с антипротоновыми капсулами, он задумчиво повертел его в руках и отложил в сторону. У него еще не пропала юношеская привязанность к оружию. Но он знал, что Физик не одобрит лишний груз. Мелкие неприятности им здесь, по-видимому, не грозили, а от крупных эта игрушка не спасет. Когда все было наконец готово, он замешкался, привинчивая к скафандру запасной баллон, и догнал Физика только минуты через две. Отсюда, из-за вершины холма, уже не было видно шлюпки, но они услышали мягкое урчание ее двигателей, и оба одновременно повернулись. На фоне изумрудного неба диск шлюпки казался слишком чужеродным, даже грубым. И только когда окончательно затерялся, словно растворился в зеленой краске неба, ее силуэт, смолк последний отголосок металлического хриплого рокота двигателей, они по-настоящему почувствовали себя наедине с планетой.
Похожее чувство охватывает человека в поле или в лесу, в те редкие минуты, когда в голове нет ни одной мысли, только ощущение запахов, красок и какого-то общего ритма жизни… Но здесь не было никакого ритма. Тишина, нарушаемая мертвыми звуками, мертвые краски.
Тонкий слой песка под ногами иногда перемежался прослойками серой пыли, сквозь которую там и здесь торчали рыжеватые камни, покрытые желтыми пятнами пустынного загара. Жара становилась невыносимой. От нее уже не спасали и кондиционеры скафандров. Оба, не сговариваясь, свернули к ручью.
– Слишком мелкое русло. На открытой местности при такой температуре… Почему он не пересыхает?
– Может быть, подземные источники?
– Сколько же их должно быть?
К самому горизонту влево и вправо убегала серебристая змейка воды, словно клинком рассекая пустыню. Физик нагнулся, опустил в воду воронку полевого анализатора, внимательно посмотрел на выскочившие в окошечке символы элементов и цифры процентного содержания.
– Почти земная вода. Чуть больше солей стронция и железа.
– Радиация?..
– Меньше, чем в воздухе. Всего двадцать рентген.
Физик зачерпнул полные пригоршни воды и плеснул ее на смотровое стекло шлема. Вода темным масляным пятном растеклась по скафандру. Что-то странное в этом пятне на секунду задержало внимание Практиканта. Какое-то необычное отражение света, словно скафандр под влажным пятном посыпали тонким слоем муки. И тут же нашлось объяснение – соли… Слишком много солей. Вода высыхает, и остается пленка этих солей. Вслед за Физиком он вошел по колено в ручей, отключил терморегуляторы и сразу почувствовал ледяное прикосновение воды к тонкой коже скафандра.
– Всего пятнадцать градусов! Действительно, похоже на глубинные источники. Смотри! Что это? – Практикант опустил в воду перчатку скафандра, на которой за минуту до этого образовалась уже знакомая мучнистая пленка солей, но теперь под водой пленка не исчезла! Она как будто становилась толще.
Практикант усиленно тер перчатку, сдирая со скрипучего синтрилона тонкие лохматые чешуйки.
– Выйди из воды! – крикнул Физик.
Но было уже поздно. Практикант услышал свист выходящего из скафандра воздуха. Прямо на глазах пленка синтрилона, которая могла выдержать прямой удар лазерного луча, превратилась в грязноватые лохмотья, расползлась и исчезла. Практикант инстинктивно задержал дыхание, но, взглянув на Физика и увидев, как тот сдирает с себя остатки скафандра, почти сразу же захлебнулся воздухом планеты. Вначале он закашлялся, скорее от неожиданности. Воздух был очень резким, но уже через минуту казался приятным, с каким-то едва уловимым ароматом сухой земли. От каждого вздоха изнутри по телу разливалось тепло, словно он пил очень горячий чай.
Физик подошел и встал с ним рядом. Без скафандра он казался меньше ростом.
Впервые Райков обратил внимание на то, что Физик не так уж молод, у него были толстые щеки и добрые, глядящие сейчас печально глаза.
– Что это было? – почему-то очень тихо, почти шепотом спросил Практикант. – Бактерии?
– В воде не было никакой органики. Ее анализатор показал бы в первую очередь. – Внезапно ожесточившись, Физик швырнул на землю башмак от скафандра, который машинально держал в руках. – Здесь вообще ничего не было. Ничего подозрительного! Ничего необычного! Ничего такого, что могло бы разрушить синтрилон. – Последнюю фразу он произнес очень спокойно, задумчиво, словно нащупал важную мысль.
– Сколько у нас теперь времени? – все так же тихо спросил Практикант.
– А?.. Ты о радиации… Часов шесть мы ничего не будем чувствовать.
– А потом?
– Потом у нас есть анестезин. – Физик нагнулся, пошарил в груде лохмотьев, оставшихся от скафандров, и достал из-под них совершенно целый рюкзак. – Материя не разрушается. Вот, значит, как…
Дальше они пошли молча, каждый углубившись в свои мысли. Не хотелось спрашивать, почему Физик не повернул назад, туда, где теперь находилась шлюпка. Наверно, он был прав. За шесть часов туда не добраться, да и незачем. Даже Доктор им уже не поможет. От этого просто нет средств. Медленно и неумолимо разрушаются клетки, с каждым вздохом, с каждой секундой…
Почти физически ощущалось жаркое прикосновение зеленого солнца. Все его сорок градусов обрушились на незащищенную, отвыкшую от жары кожу людей. Через полчаса они немного привыкли к новым ощущениям. Дышалось легко. Только кружилась голова да резало глаза от непривычно яркого света.
Местность постепенно выравнивалась, холмы мельчали по мере того, как они приближались к морю. Обнаженная раньше базальтовая кость планеты теперь совершенно исчезла под плащом дресвы и песка. За ними тянулись две цепочки следов – первые человеческие следы на этой планете. Практикант старался ставить ноги потверже, чтобы след отпечатывался как можно четче. Дышать он тоже старался глубже, хотя и не мог не думать о том, что с каждым вздохом в его легкие врываются новые миллионы радиоактивных атомов. Они уже начали свою незаметную пока работу… Можно заставить себя не думать об этом, но нельзя забыть совсем.
Физик предложил устроить небольшой привал, и Практикант подумал о том, как хорошо, что они сейчас не спешат. Расстелили на плоском валуне бумажную салфетку, распечатали коробки с завтраком. Есть совсем не хотелось, наверно, от жары.
Только Физик с аппетитом жевал толстые ломти консервированного хлеба, смазав их витаминной пастой. Еда всегда доставляла Физику удовольствие, даже когда не было аппетита. Наверняка ему нравился сам процесс. Райков подумал, что этот человек умеет разложить любое приятное событие на множество мелких, доставляющих удовольствие моментов и оттого, наверное, в любой ситуации не теряет ощущения какого-то особого, заразительного привкуса жизни. Практикант подумал, что молчит он, скорее всего, оттого, что не может простить себе ошибки с этой сумасшедшей водой, которая питалась скафандрами случайно забравшихся в нее космонавтов… Что могло быть нелепее ситуации, в которой они оказались? И кто, собственно, смог бы предвидеть последствия, окажись он на месте Физика? Неужели здесь так везде? Неведомая опасность за каждым камнем? В каждом глотке воздуха и воды? Что же это за планета? Даже закрыв глаза, он смог бы определить ее тип, сопоставив данные анализов и тех немногих, уже известных им фактов. Кроме, пожалуй, радиации да вот этой истории с разъеденными скафандрами… Но, может быть, как раз в этих фактах и кроется разгадка? Чтобы как-то разбить тягостное молчание, он стал многословно и путано уверять Физика в том, что случившееся пошло им на пользу, что все равно в скафандрах долго не выдержать и что теперь они по крайней мере могут чувствовать этот ветер и близкое дыхание моря.
Физик ничего не ответил, только посмотрел на него, иронически прищурившись, и, уложив в рюкзак остатки завтрака, пошел дальше.
Стало заметно свежее. Иногда перед ними, теперь уже совсем близко, мелькали за холмами синие пятна водной поверхности, и Райков старался не смотреть в ту сторону, словно боялся что-нибудь испортить в предстоящей встрече. Когда наконец за последним холмом открылась линия далекого горизонта, море буквально оглушило их. Нет, не шумом. Оно очень тихо лежало у самых ног, ослепительно синее в серых шершавых берегах, под ярко-зеленым небом. И даже не простором, от которого они отвыкли за долгие месяцы полета. Наверно, все-таки тем, что, пролетев миллионы километров, потеряв корабль и товарищей, в этот свой последний час они стояли на берегу обыкновенного, по-земному синего моря… Нет, все же не совсем обыкновенного. Поражали невысокие, необычно толстые валики волн, словно это была не вода, а ртуть, и еще прибой. Он не шипел, не выбрасывался на берег, как на Земле, а осторожно, ласково лизал серые камни берега.
Практикант медленно пошел навстречу волне, вытянул вперед руки, но все же секунду помедлил, обернулся и вопросительно посмотрел на Физика. Тот молчал. Тогда Райков зачерпнул полные пригоршни синей воды и поднес их к самому лицу. Ничего не случилось. Не было ни ожога, ни боли. Вода как вода. Правда, она не стала прозрачней, эта частица моря у него в ладонях, не потеряла своего цвета. Казалось даже, потемнела еще больше, пропиталась синевой, словно кто-то растворил в ней хорошую порцию ультрамарина.
– Похоже на солевой расплыв или пресыщенный раствор.
Он оглянулся на Физика. Тот наблюдал за ним с интересом, в котором по-прежнему чувствовалась неуместная сейчас ирония. Больше всего Практиканта поразила эта ирония. Что-то в ней было. Какая-то мысль, уже понятная Физику, но ускользнувшая от него. И, словно протестуя против иронического молчания Физика, он осторожно поднес ладони с синей водой к губам. «Не надо! – мелькнула мысль. – Это же глупо, в конце концов! – И тут же он возразил себе: – А что сейчас не глупо? Ждать, пока пройдет шесть часов, и потом глотать анестезин?»
Вода отдавала свежестью горного ручья, и она не была соленой… Странный привкус. Может быть, именно этого ждала от них планета? Доверия?
– Ну как, вкусно? – спросил Физик.
– Не знаю. Несоленая, немного похожа на… ни на что это не похоже.
Физик стянул через голову рубашку. Он тяжело дышал, по спине сбегали капли пота. Неуклюже разбежавшись, прыгнул в воду. Не было даже брызг. Просто волны чуть разошлись, как податливая резина, и вытолкнули человека наружу. Синяя пленка прогибалась под тяжестью его тела. Словно Физик был иголкой в школьном опыте по поверхностному натяжению жидкостей.
Физик зачерпнул воды и плеснул себе на грудь. Она разбежалась блестящими шариками.
– Странная жидкость, а? Похоже, не искупаться. Жаль. Но все равно лежать приятно, как в гамаке, а рука свободно проходит, почти без сопротивления. Какая-то избирательная плотность, разная для разных предметов. Жалко, нет экспресс-анализатора, с полевым тут не разобраться. Ну ладно, лезь сюда.
Райкова поразило лицо Физика. Спокойное, отрешенное от всяких мыслей, словно он лежал на земном пляже, а не на этой похожей на резину упругой синей поверхности. Он искренне, с удовольствием, как делал все подобные вещи, наслаждался подвернувшимся отдыхом и сейчас, расслабившись и задрав подбородок, блаженно щурился зеленому светилу чужой планеты.
Лежать на поверхности моря и в самом деле было приятно. Для того чтобы смочить голову и грудь, приходилось черпать воду пригоршнями. Потом они попробовали сесть. Это удалось не сразу. Зато теперь вода доходила им почти до пояса. Правда, она все равно не везде касалась тела. Под ними образовалась довольно глубокая воронка, стены которой, казалось, были выстланы резиной.
Наконец им надоело это странное купание, и оба вылезли на берег. Вытираться не пришлось: жидкость каким-то образом ухитрилась не пристать к телу.
Физик выбрал камень полегче и бросил его в воду. Камень скрылся без всплеска. На гладкой поверхности моря не было видно ни единого пятнышка или морщинки.
Часа два они молча брели по берегу без всякой видимой цели. От жары или от радиации кружилась голова, обоих клонило в сон. Наконец Физик остановился в тенистом месте под большим валуном. Разгребли мелкий сухой песок. Прежде чем лечь, Физик достал коробочку с красной полоской.
– Если станет плохо, прими одну таблетку.
– Как будто не все равно, сколько я их приму!
– Нет. Не все равно. Мы все время спешили, а теперь давай не будем этого делать.
… Все можно довести до абсурда. Даже это желание не спешить, показное, в сущности, желание… «Неужели он сможет уснуть? – подумал Райков. – Прошло не меньше четырех часов. Значит, осталось всего два». Физик отвернулся и дышал ровно и тихо… Наверно, так и нужно. Просто эти последние два часа человек должен быть наедине с собой. В этом что-то есть, в том, что они все последнее время слишком спешили, так, словно кто-то их подгонял, так подстраивал события, наслаивал их друг на друга, что не оставалось времени подумать, разобраться толком в том, почему все кончилось так нелепо в этой хорошо спланированной и безупречно организованной экспедиции к звездам…
В последние десятилетия процент гибели экспедиций измерялся сотыми долями. Какое-то фатальное невезение необходимо для того, чтобы попасть в число невозвратившихся, пропавших без вести… С чего же, собственно, началось? Автомат вел корабль строго по курсу – не мог не вести… Корабль отклонился… или нет, скорее, наткнулся на что-то… Но на что можно наткнуться в надпространстве, если нет материальной среды? Странность номер один. Бывает. Разладился автомат, допустим, хоть это и маловероятно. Авария по неизвестным причинам. Почти все аварии бывают по неизвестным причинам. В этом, во всяком случае, нет ничего странного. Хотя сам факт аварии, приведшей к катастрофе на современном корабле, обладающем почти неограниченным запасом живучести, случай из ряда вон выходящий. Автомат не сумел справиться с аварией. Не сумел или не захотел? Нет, это опять абсурд, он не мог нарушить основную программу. Итак, странность номер два. Современный звездолет, набитый до предела самовосстанавливающейся автоматикой, получает необратимые разрушения. Отметим, кстати, что при этом он все-таки не гибнет, экипаж не получает ни малейшей царапины, зато полностью разрушен центральный автомат. От вибрации. Допустим. По крайней мере, теперь из игры выбывает один из важнейших элементов. Нет больше центрального автомата, некому выполнять программу. Зато теперь на сцене наконец появляется экипаж. В точке выхода из надпространства, в пределах досягаемости искалеченного звездолета, обнаружена неизвестная звезда…
Получается довольно длинная, но все же приемлемая цепочка совпадений и случайностей. Посмотрим, что будет дальше.
Во время посадки выходит из строя магнитная рубашка генератора… Пожалуй, это уже следствие предыдущего. Звездолет так разбит, что в этой последней аварии нет уже ничего странного. Странно, правда, что они успели выбраться на шлюпке, обычно такие взрывы происходят мгновенно… Но, правда, выбрались не все… Кое-что Навигатор и Энергетик все-таки могли сделать…
Теперь планета. Давление, гравитация, состав атмосферы, кислород, диапазон температур, отсутствие враждебной биосферы, наконец, – все в пределах того узкого островка условий, в которых может существовать ничем не защищенный человек… Ничем не защищенный… Может быть, поэтому они лишились скафандров? И только радиация… Райков облизнул мгновенно пересохшие губы. Он боялся думать… Он понимал, что подошел к той самой черте, за которой вот сейчас, сию минуту поймет что-то очень важное, имеющее для них решающее значение…
А что, если предположить, только предположить, что все это не случайно? Не может быть так много совпадающих случайностей, тогда только эта радиация выпадает из общей схемы. Ну, а если и она не выпадает? Если они просто что-то еще не понимают в ней? Короче, если он прав, радиация для них безвредна.
Он вскочил на ноги и секунду смотрел на расплавленную синеву моря.
Красиво? Да, пожалуй, даже слишком красиво для дикой планеты.
Совершенно неожиданно для себя он обнаружил, что Физик спит. Самым естественным и спокойным образом. С завистью Райков подумал, что ему наверняка снится хороший сон, возможно, Земля… Надо бы его разбудить и поделиться своими догадками, да только сказать, в сущности, будет нечего. Разве можно передать глубоко охватившее его убеждение, что все, что их окружает, и все, что с ними было до этого, все это не напрасно, не может быть напрасно. И значит, во всех событиях есть смысл. Смысл, которого они не заметили, события, которыми кто-то управляет? Но это же бред. «Ты принимаешь желаемое за действительное. У тебя же нет доказательств…» – вот что ему ответит Физик. Через два часа, через десять и через двадцать. Надо подождать. Совсем немного подождать…
По крайней мере, если он ошибается и проснуться не удастся, некому будет жалеть об этой последней ошибке.
Веки отяжелели от яркого непривычного света. Практикант все еще пытался бороться со сном. Но недолго. Сказалось нервное напряжение последних часов.
Снились ему сосны. Ласковые, земные, с длинными иглами, в которых свистел ветер. Смутно, сквозь сон он понимал, что здесь не может быть никаких сосен, и от этого даже во сне чувствовал невыносимую тоску и горечь. Он видел траву, растущую у их корней, гладил шершавую кору, на которой блестели смоляные слезы… Проснулся он оттого, что Физик тряс его за плечо, сел, открыл глаза…
Вокруг плотной стеной стоял сосновый лес. На коричневой коре деревьев блестели капли прозрачной смолы. Свет едва пробивался сквозь могучие кроны деревьев. В двух шагах от их песчаной постели цвели одуванчики. В густой зеленой траве они казались вспышками земного солнца…
Страницы← предыдущаяследующая →
Расскажите нам о найденной ошибке, и мы сможем сделать наш сервис еще лучше.
Спасибо, что помогаете нам стать лучше! Ваше сообщение будет рассмотрено нашими специалистами в самое ближайшее время.