Книга Принцесса. Правдивая история жизни под чадрой в Саудовской Аравии онлайн - страница 6

АЛИ

Спустя несколько месяцев после возвращения Сары, наша старшая сестра Нура сказала отцу, что нам с Сарой пора посмотреть на мир за пределами Саудовской Аравии. Мы никак не могли вывести Сару из состояния хронической депрессии, и Нура решила, что путешествие могло бы оказать па нее целительное действие. Что касается меня, то я дважды была в Испании, однако тогда я была еще настолько мала, что почти ничего не помнила.

Нура, которая была замужем за одним из внуков нашего первого короля, всегда радовала отца тем, что замужество ее, судя по всему оказалось удачным, да и сама она всегда сохраняла спокойствие и смотрела на жизнь философски. Она всегда делала то, что ей говорили, не задавая при этом лишних вопросов. С годами отец даже полюбил ее, насколько он вообще мог полюбить какую-либо из своих дочерей, так как мало кто из них обладал качествами Нуры. Со времени развода Сары отец постоянно ставил Нуру в пример остальным дочерям. Она тоже вышла замуж за незнакомого человека, однако ее замужество казалось ей вполне счастливым. Настоящей же причиной безмятежного настроения Нуры было без сомнения то, что муж ее оказался внимательным и добрым человеком.

По мнению отца, Сара сама спровоцировала безобразное поведение своего мужа. В Саудовской Аравии мужчина никогда ни в чем не виноват. Даже если он убьет свою жену, то всегда найдет, чем объяснить это преступление, и любое объяснение будет принято другими мужчинами безоговорочно. У нас в стране я видела газеты, в которых превозносились мужчины, убившие своих жен или дочерей за «недостойное поведение»!

Одно только подозрение в любых проявлениях сексуальности, хотя бы это был обыкновенный поцелуй, автоматически влечет за собой смерть молодой девушки. Мало того, мужчине, совершившему подобное убийство, приносят публичные поздравления представители духовенства, считающие, что этот человек правильно исполняет заветы пророка!

Нура с Ахмедом как раз строили себе новый дворец и хотели отправиться в Европу, чтобы купить итальянскую мебель. По пути планировалась остановка в Египте, чтобы младшие дети Нуры могли посмотреть на пирамиды. Отец, у которого было двадцать две дочери от четырех жен, часто ворчал, что «женщина – это проклятие мужчины». Он видел, что его младшие дочери бунтуют против безраздельной власти мужчин. Наши слова и действия порой бывали непредсказуемыми и беспрецедентными. Мы прекрасно понимали, что нам никогда не достичь того, о чем мы мечтаем, однако одни наши разговоры уже были своего рода победой, так как ни одна саудовская женщина не посмела бы говорить то, что говорили мы.

Нура хотела, чтобы с нами поехала и мать, однако та была какой-то непривычно тихой и подавленной со времени возвращения Сары домой. Похоже было, что пашу мать великое противостояние отцу лишило последней жизненной силы. Но она всячески поддерживала идею нашего путешествия, так как очень хотела, чтобы Сара увидела Италию. Она считала, что я еще слишком мала и могу остаться дома, по я так упрашивала ее, что она в конце концов уступила. Сара по-прежнему оставалась безучастной, даже узнав о возможности увидеть красоты Италии, а я вся сгорала от возбуждения и нетерпения.

Однако радость моя в один миг исчезла, когда Али заявил, что едет с нами. Отец решил, что мне необходим провожатый. Во мгновение ока я представила себе, как Али испортит мне всю поездку, и в ярости решила сделать что-то такое, что могло бы уязвить его. Я схватила его новую гутру^[2] и игаалъ^[3] и помчалась с ними в свою ванную комнату. Я еще не знала, что собираюсь сделать с ними, но арабские мужчины считают, что им наносится жестокое оскорбление, когда кто-то прикасается к их головному убору. Моим желанием было уязвить Али как можно сильнее.

Когда Али помчался за мной с криками и угрозами пожаловаться отцу, я захлопнула дверь у него перед носом, сломав при этом ему большой палец на ноге и поранив руку. Услышав его крики и стоны, слуги решили, что я убиваю его, однако никто не поспешил ему на помощь. Я не знаю, что нашло на меня, возможно, я вспомнила нашего щенка и то, что Али сделал с ним, однако я попыталась спустить его головной убор в унитаз. Шнур никак не хотел уходить в канализацию, как я ни старалась пропихнуть его. Когда Али увидел, что я наделала, он бросился на меня с кулаками. Мы катались по полу, пока я не схватила его за сломанный палец и не стала выкручивать его. Мать, услышав его дикие вопли, вбежала в ванную и с трудом вырвала его из моих рук.

Я понимала, что мне грозят большие неприятности и, решив, что хуже уже не будет, дождалась, пока мать с Омаром увезут Али в больницу, чтобы наложить гипс на сломанный палец, пробралась в комнату брата и забрала оттуда его «сокровища», запрещенные как нашей религией, так и законами Саудовской Аравии.

Этими «сокровищами» были те предметы, которые мальчики собирают во всем мире, но обладание которыми считается серьезным преступлением в Саудовской Аравии. Я уже давно обнаружила в комнате Али коллекцию «Плейбоев» и других подобных журналов. Теперь, в дополнение к этому, я нашла новую коллекцию слайдов. Вне себя от любопытства, я притащила их в комнату и стала просматривать на своем проекторе. На картинках обнаженные мужчины и женщины делали странные, по моему понятию, вещи. На некоторых слайдах были показаны даже женщины с животными. Не вызывало сомнений, что Али давал эти слайды посмотреть своим приятелям, так как на каждом из них было напечатано его имя.

Я была еще слишком невинна, чтобы попять, что означают эти фотографии, но знала, что они «плохие», потому что Али прятал их в старой коробке с надписью «школьные заметки». Я хорошо знала все его тайники, так как при любой возможности проникала к нему в комнату и рылась в его вещах. Итак, я забрала из комнаты все журналы и слайды, прихватив оттуда и семь миниатюрных бутылочек со спиртным, которые Али привез из поездки в Бахрейн. Злорадно улыбаясь своему плану, я собрала все это в бумажный пакет.

В Саудовской Аравии мечети расположены повсюду, так как правительство считает, что мечеть должна находиться на расстоянии пешей прогулки от каждого мусульманина. Поскольку молитвы возносятся Аллаху пять раз в день, то удобнее делать это, когда, где бы ты ни находился, поблизости всегда найдется мечеть! Хотя молиться можно где угодно, лишь бы ты был повернут лицом к Мекке, считается, что все же предпочтительней молиться в мечети.

Мы жили в одном из самых богатых районов, и неподалеку от нашего дома стояла большая мечеть из опалесцирующего белого мрамора. Поскольку было уже около двух часов пополудни, я знала, что дневная молитва уже прошла, так что я смогу выполнить задуманное, оставшись незамеченной. Даже священники предпочитают отдыхать днем в жарком климате Аравии. Я с опаской открыла дверь мечети и заглянула туда, прежде чем войти. Поскольку я не носила еще чадры, то посчитала, что мое появление не должно вызвать любопытства. Я даже придумала, что сказать, если меня вдруг обнаружат – я ищу своего котенка, шмыгнувшего в двери мечети.

В мечети было на удивление прохладно. Я никогда раньше не была внутри, но часто сопровождала отца и брата к молитве. Начиная с шестилетнего возраста, Али был обязан молиться пять раз в день наравне со взрослыми. Дыхание мое участилось, когда я вспомнила, какие чувства охватывали меня, когда я смотрела, как отец, держа Али за руку, гордо ведет его к главному входу в мечеть, оставляя меня, низшее существо, стоять у порога, задыхаясь отобиды.

Женщинам в моей стране запрещено входить в мечеть. Хотя пророк Магомет и не запрещал женщинам публично молиться в мечети, все же он рекомендовал им делать это дома. Как результат, ни одной женщине в Саудовской Аравии никогда не позволят переступить порог мечети.

В мечети не было ни души, и я торопливо пошла по мраморному полу, гулко отзывавшемуся на стук каблучков моих сандалий. Я положила сумку с «сокровищами» Али на ступеньки, ведущие на балкон, где стояли громкоговорители, возвещающие пять раз в день слова пророка Магомета. На какой-то момент я почувствовала угрызения совести по поводу того, что сделала, по затем вспомнила, как Али сказал, что отец прикажет наказать меня и что он попросит, чтобы ему позволили самому меня побить. Домок я шла, удовлетворенно улыбаясь. Пусть Али тоже получит причитающееся ему!

Этим вечером, до того как отец вернулся из своего офиса, к нашим воротам подошли три представителя мутавы – религиозной полиции нравов. Я и трое наших служанок-филиппинок выглянули в окно и увидели, как они кричат что-то Омару, бешено жестикулируя и указывая то на небеса, то на какие-то книги и журналы, которые они держали в руках с видимым отвращением. Мне ужасно хотелось расхохотаться, но я заставила себя хранить серьезное выражение лица.

Все иностранцы и большинство саудовцев боятся мутавы, так как эта организация обладает большой властью и внимательно следит за любым проявлением слабости или неуважения к Корану. Даже члены королевской семьи стараются не привлекать к себе их внимания.

Двумя неделями раньше одна из наших филиппинских служанок разъярила мутаву тем, что появилась на рынке в платье, которое открывало ее колени. Группа религиозных фанатиков избила ее палками и выкрасила ноги красной краской. Поскольку правительство Саудовской Аравии не позволяет туристам посещать нашу страну, многие иностранки работают медицинскими сестрами, секретаршами или домработницами в крупных городах. Многие из этих женщин ощущают на себе отношение мужчин, повторяющих слова пророка, но на деле презирающих женщин. Если женщина отважится нарушить наши обычаи, показывая неприкрытые руки или ноги, то она рискует быть избитой и вымазанной краской.

Наша служанка еле отчистила свои ноги растворителем, и они до сих пор еще оставались красными и воспаленными. Ей пришло в голову, что мутава выследила, где она живет, и теперь пришла, чтобы забрать ее в тюрьму. Она была в такой панике, что попыталась спрятаться под моей кроватью. Мне хотелось рассказать ей о причине визита полиции нравов, но я не могла раскрыть своей тайны.

Совершенно белый от ужаса Омар вбежал в дом и стал громко звать Али. Я видела, как Али опускается по лестнице, с трудом удерживая равновесие из-за перевязанной ноги. Я вместе с матерью последовала за ним в гостиную, где Омар судорожно крутил диск телефона, пытаясь дозвониться в офис к отцу. Представители мутавы ушли, оставив Омару образцы запрещенной продукции – один журнал, несколько слайдов и бутылочку спиртного. Остальное они унесли в качестве доказательства вины Али. А тот стоял без единой кровинки в лице и смотрел на часть своих «сокровищ», в беспорядке разбросанных на столе перед Омаром.

Заметив меня. Омар приказал, чтобы я покинула гостиную, но я вцепилась в материнскую юбку, а мать ласково гладила меня по голове. Мать, должно быть, всегда ненавидела хозяйское отношение Омара к ее детям и пристально посмотрела ему в глаза. Тот счел за лучшее проигнорировать меня. Он приказал Али сесть и ждать, так как отец уже на пути домой из своего офиса, а мутава отправилась оповестить полицию. «Али наверняка арестуют», – уверенно сказал он.

В комнате повисла мертвая тишина, подобная затишью перед бурей. На мгновение я почувствовала ужас, но Али быстро оправился от потрясения и, брызжа слюной, закричал на Омара:

– Они не могут арестовать меня! Я принц! Эти религиозные фанатики не более, чем мошки, пытающиеся укусить меня!

Мне пришла в голову мысль, что тюрьма пошла бы Али на пользу.

Визг тормозов отцовской машины возвестил о его прибытии. Он ворвался в комнату, едва сдерживая гнев, и принялся перебирать запрещенные предметы, лежавшие на столе. Бутылочку он презрительно отшвырнул в сторону, так как спиртное держали у себя дома все принцы без исключения. Но когда он поднес один из слайдов к свету лампы, то сразу же приказал нам с матерью немедленно выйти из комнаты. Из-за дверей мы слышали глухие звуки ударов, которыми он осыпал своего сына.

Как бы там дальше ни было, день для Али оказался не очень-то удачным.

Представители мутавы решили не спешить вызывать полицию, понимая, что имеют дело с членом королевской семьи. Они вернулись одни и потребовали у отца объяснений. Ему пришлось долго извиняться и просить их пожалеть па первый раз его единственного сына. В особенную ярость и мутаву, и отца привели слайды, изображавшие женщин, совокупляющихся с животными.

Шел 1968 год, и король Фейсал был не таким терпимым к проступкам принцев, как его старший брат Сауд. Мутава чувствовала за собой поддержку, поскольку и полиция, и отец прекрасно знали, что король будет взбешен, если содержание слайдов станет известно общественности. То, что мутаву боялись, было вполне понятно, если учесть курс на модернизацию страны, взятый правительством. Король Фейсал постоянно предупреждал своих братьев и кузенов, чтобы они не давали повода мусульманским старейшинам обвинять членов королевской семьи в недостойном поведении. Король пообещал представителям духовенства, что модернизация страны не превратится в ее вестернизацию. Он говорил, что от Запада надо брать только хорошее, отбрасывая то, что не годится для страны, управляемой по законам ислама. Мутава тщательно выискивала признаки разложения в королевском доме. Слайды, принадлежавшие Али, дали им возможность вслух говорить о том, о чем раньше они могли только перешептываться.

Мы слышали, как люди из мутавы до поздней ночи обсуждали, какого наказания достоин принц. Али крупно повезло, что он был членом семьи аль-Саудов. Представители мутавы понимали, что без личного разрешения короля ни один принц не может быть привлечен к суду. Такое могло произойти только в самом исключительном случае, и прецедентов пока не было. Однако, если бы Али оказался членом обычной саудовской семьи или иностранцем, он без всякой жалости был бы приговорен к длительному тюремному заключению.

Наша семья хорошо знала печальную историю, произошедшую с братом одного из наших шоферов-филиппинцев. Четыре года назад этот человек, работавший в итальянской строительной фирме в Эр-Рияде, был арестован за обладание копией порнографического фильма. Этот бедняга был приговорен к семи года тюремного заключения. Мало того, что он томился в тюрьме, его приговорили еще и к телесным наказаниям. Каждую пятницу он получал по десять плетей. Наш шофер, который навещал брата по субботам, плача, рассказывал Али, что каждый раз заставал брата в кровоподтеках с головы до пят. Он боялся, что бедный парень не сможет выжить до конца срока.

К несчастью для Али, его вину установили сразу и, без всякого сомнения. Его имя было четко напечатано на каждом запрещенном слайде и журнале. В конце концов, нашли своего рода компромисс: отец пожертвовал крупную сумму денег мечети, а Али обязали присутствовать па молитвах все пять раз в день под присмотром религиозных авторитетов. Мутава прекрасно знала, что мало кто из молодых принцев утруждает себя посещением мечети, так что наказание это должно было стать для Али весьма болезненным. Ему сказали, что он должен будет показываться представителю мутавы в нашей мечети во время каждой молитвы в течение ближайших двенадцати месяцев. Единственной уважительной причиной могло быть отсутствие в городе. Поскольку Али обычно спал до девяти часов утра, "он пришел в ужас от одной только мысли, что каждый день отныне ему придется вставать с рассветом, чтобы успеть к утренней молитве. К тому же, он должен был тысячу раз каллиграфически написать фразу: «Аллах велик, и я оскорбил его тем, что следовал аморальным и продажным традициям безбожного Запада». И, наконец, Али должен был назвать имя того, кто снабдил его слайдами и журналами. Журналы Али привез из своих поездок за границу, что было нетрудно, так как принцы редко подвергаются таможенному досмотру, который для них не более чем формальность. Что же касается слайдов, то ему их продал один иностранец, с которым Али познакомился на вечеринке, так что мой брат поспешил назвать его имя и адрес, чтобы перевалить поскорее вину на него. Позже мы узнали, что этот человек был арестован, выпорот плетьми и депортирован.

Я чувствовала себя ужасно. Моя глупая затея поставила всю семью в неловкое положение. Я далеко не была уверена, что происшедшее послужит для Али уроком, но знала, что доставила неприятности родителям, а может, и каким-то совсем посторонним людям. К тому же, как мне ни стыдно в этом признаться, я ужасно боялась, что мое участие в этом деле будет каким-то образом раскрыто, и молила Аллаха о том, чтобы все– осталось в тайне. Я поклялась, что, если Аллах убережет меня на этот раз, я с этого дня буду самым примерным и послушным ребенком.

Омар проводил людей из мутавы, а мы с матерью ждали, когда отец с Али вернутся в гостиную. Отец тяжело дышал и, схватив Али за плечо, грубо втолкнул его в комнату. Али посмотрел в мою сторону, и наши глаза встретились. Я видела, что он внезапно понял, кто был причиной его неприятностей. Но я видела также, что он скорее подавлен, чем сердит.

Я начала всхлипывать от сознания того, какое чудовищное преступление я совершила. Отец с жалостью взглянул на меня, затем ударил Али, крича, что тот расстроил всю семью, включая невинных детей. Впервые в моей жизни отец подошел ко мне, обнял, и сказал, чтобы я не волновалась.

Тут я почувствовала себя совершенно несчастной. То прикосновение, которого я ждала всю свою жизнь, оказалось незаслуженным и не принесло мне того счастья и блаженства, которое я мечтала испытать.

Но как бы то ни было, я достигла поставленной перед собой цели. Никто больше и не вспомнил о сломанном пальце Али и о том, что я спустила в унитаз его головной убор. Один грех перевесил другой, и оба они, в конце концов, перечеркнули друг друга.