Книга Шанхайский синдром онлайн - страница 2



2

В тот день в половине пятого старший инспектор Чэнь Цао, начальник особой бригады при отделе тяжких преступлений управления полиции Шанхая, понятия не имел о том, что произошло.

Вечер пятницы выдался знойным. На тополе, росшем за окном его новой однокомнатной квартиры на третьем этаже серого кирпичного дома, стрекотали цикады. Из окна открывался вид на оживленную улицу Хуайхайлу, по которой медленно полз поток машин. Впрочем, улица находилась достаточно далеко, и шум не мешал Чэню. Дом был удобно расположен почти в центре района Лувань. Меньше чем за двадцать минут можно было дойти пешком до знаменитой улицы Нанкинлу на севере и до Чэнхуанмяо – храма Хранителя города – на юге. А погожими летними ночами до этих мест долетал пряный ветерок с реки Хуанпу.

Старшему инспектору Чэню следовало сейчас быть на работе, а он находился один в своей квартире и ломал голову над трудной задачей. Растянувшись на кожаном диване (ноги доставали до стоящего рядом серого кресла на колесиках), он просматривал список на первой странице блокнотика. То вписывал туда что-то, то вычеркивал. Время от времени Чэнь смотрел в окно. В лучах заходящего солнца чернел силуэт подъемного крана. В квартале отсюда возводится новый жилой комплекс – стройка в самом разгаре.

Старший инспектор, который недавно получил квартиру, задумал отпраздновать новоселье. Получение новой квартиры в Шанхае – большое событие. От радости, повинуясь минутному порыву, Чэнь разослал приглашения. И вот теперь обдумывал, как получше принять гостей. Его друг Лу по кличке Хуацяо[3], или Иностранец, заранее предупредил: скромный домашний ужин не пройдет. По такому случаю надо устроить настоящий пир.

Чэнь еще раз просмотрел список приглашенных. Ван Фэн, Лу Тунхао и его жена Жужу, Чжоу Кэцзя и его жена Липин. Супруги Чжоу позвонили сегодня утром и сказали, что они, скорее всего, не придут, так как обязаны присутствовать на собрании в Восточно-Китайском педагогическом университете. Но на всякий случай их тоже необходимо учитывать – мало ли что, вдруг хотя бы одному из них удастся прийти.

Зазвонил телефон, стоявший на шкафчике с документами. Старший инспектор снял трубку.

– Квартира Чэня.

– Поздравляю, товарищ старший инспектор Чэнь! – услышал он голос Лу Иностранца. – Ах, я даже по телефону чувствую восхитительные ароматы из твоей новой кухни!

– Только не вздумай сказать, что вы задерживаетесь! Я рассчитываю на вас с Жужу!

– Не волнуйся, мы обязательно приедем. Вот только «курица нищего» допечется. Гарантирую, это будет самая вкусная «курица нищего» в Шанхае! Она готовится исключительно на сосновых иглах с Желтых гор; скоро сам сможешь насладиться их особым ароматом. Не волнуйся. Ах ты, счастливчик! Да мы бы ни за что на свете не пропустили твое новоселье!

– Спасибо.

– Не забудь поставить пиво в холодильник. И стаканы тоже. Вкус будет совсем другой!

– Уже поставил бутылок шесть. «Циндао» и «Будвайзер». А как быть с рисовым вином «Шаосин»? Кажется, до вашего прихода его лучше не подогревать?[4]

– Можешь считать себя наполовину гурманом. Нет, наверное, даже больше чем наполовину. Ты определенно быстро учишься.

Лу – он такой. Даже по телефону Чэнь расслышал в голосе друга радостное волнение, какое Лу всегда испытывал в предвкушении вкусного ужина. О чем бы ни шла речь, Лу почти всегда сворачивал разговор на свою любимую тему – еду.

– С таким учителем, как Лу Иностранец, успех гарантирован!

– Сегодня, после вечеринки, дам тебе новый рецепт, – пообещал Лу. – А все-таки – ну и везет же тебе, товарищ старший инспектор! Должно быть, твои усопшие предки сожгли связки благовоний в честь Бога удачи – а заодно и Бога очага.

– Моя матушка постоянно жжет благовония, вот только не знаю, кого именно она пытается задобрить.

– Зато я знаю. Богиню милосердия Гуаньинь. Как-то я видел, как она низко кланялась ее глиняной статуе – дело было лет десять назад, а то и раньше, – и спросил ее.

По мнению Лу, старший инспектор Чэнь стал любимчиком Богини милосердия – или любых других богов из китайской мифологии, приносящих удачу. В отличие от многих других «молодых образованных горожан» Чэня в начале семидесятых, после школы, не послали в деревню «на перевоспитание» – «учиться у бедняков и середняков». Так как он был единственным ребенком в семье, ему позволили остаться в городе. Поскольку он самостоятельно изучал английский язык, после культурной революции ему удалось поступить в Пекинский институт иностранных языков. На вступительных экзаменах он получил самый высокий балл. По окончании института его распределили на работу в управление полиции Шанхая. И вот теперь – еще одно доказательство удачливости Чэня. В таком перенаселенном городе, как Шанхай, где живут более тринадцати миллионов человек, жилищная проблема стоит особенно остро. А ему выделили отдельную квартиру.

Шанхайская жилищная проблема имеет долгую историю. В эпоху Мин Шанхай был маленькой рыбацкой деревушкой. Сейчас же Шанхай – один из самых процветающих городов на Дальнем Востоке. Иностранные компании и заводы растут в городе, как грибы после дождя, и приезжие прибывают со всех концов страны. Еще при гоминьдановцах жилищное строительство не поспевало за бурным ростом города. Когда в 1949 году к власти пришли коммунисты, положение неожиданно изменилось к худшему. Председатель Мао поощрял рождаемость; большие семьи при нем стали получать дополнительные карточки на еду, а дети ходили в бесплатные ясли. Вскоре все ощутили на себе катастрофические последствия перенаселения. Семьи, состоящие из представителей двух-трех поколений, ютились в комнатушке размером двенадцать квадратных метров. Жилье распределялось исключительно через трудовые коллективы. Заводы, школы, больницы и прочие организации получали ежегодную квоту на предоставление жилья от городских властей. Именно в коллективах решалось, какому работнику дать квартиру в первую очередь. Так, за Чэня ходатайствовал коллектив шанхайского управления полиции. Такая забота не могла не радовать.

В ожидании гостей он нарезал помидоры на гарнир и вспоминал детство. Когда они ходили в школу первой ступени, то часто, стоя под портретом «великого кормчего», председателя Мао, пели популярную в те годы песню: «Забота партии согревает мне сердце». В его квартире портрета председателя Мао не было.

Его новую квартиру трудно назвать роскошной. Кухни как таковой нет, только узкая ниша с двухконфорочной газовой плитой в углу. Над ней – навесной шкафчик. Настоящей ванной тоже нет: в крошечной кабинке едва хватает места для стульчака и зацементированного квадрата с душем из нержавейки. О горячей воде и речи быть не может. Зато имеется балкон, где можно хранить плетеные сундуки, запасные зонтики, покрытые ржавчиной латунные плевательницы – в общем, лишний хлам, который не умещается в комнате. Поскольку у Чэня ничего такого не было, он держал на балконе только складной пластмассовый стул и несколько книжных полок.

Ему квартира вполне подходила.

Кое-кто из его сослуживцев был недоволен тем, что Чэню предоставили такие привилегии. У одних стаж работы в управлении дольше, у других большая семья. То, что квартиру вне очереди дали старшему инспектору Чэню, казалось многим верхом несправедливости. Но Чэнь решил не обращать внимания на косые взгляды недовольных. Сейчас не время огорчаться по поводу завистников. Надо сосредоточиться на меню ужина.

Ему нечасто доводилось принимать гостей. Поэтому он решил готовить званый ужин по самым простым рецептам. Его поваренная книга была открыта на разделе «Несложные в приготовлении блюда». Однако вскоре выяснилось, что даже на приготовление самых простых закусок времени уходит довольно много. По мере того как на столе появлялись все новые яства, квартира заполнялась аппетитными ароматами.

Без десяти шесть старший инспектор Чэнь закончил накрывать на стол. Потер руки, довольный результатом своего труда. Он угостит друзей свиным желудком с китайской капустой, тонкими ломтиками копченого карпа на нежных листиках пряной зелени и очищенными креветками, сваренными на пару, в томатном соусе. Кроме того, Чэнь заранее заказал в ресторане морских угрей с луком-пореем и имбирем. Он открыл баночку паровой свинины «Мэйлин» и добавил к нему зелени – получилась еще одна закуска. На гарнир подал нарезанные помидоры и – отдельно – нарезанные огурцы. После прихода гостей он планировал еще приготовить суп на бульоне от консервированной свинины и рассоле из-под маринованных огурчиков.

Когда в дверь позвонили, Чэнь раздумывал, в какой посуде лучше подогреть шаосинское вино.

Первой пришла Ван Фэн. Она работала репортером в «Вэньхуэй дейли», одной из самых влиятельных китайских газет. Симпатичная, молодая, умная, – казалось, Ван Фэн обладает всеми качествами, необходимыми для журналиста. Но сейчас в руках у нее вместо обычного черного кожаного кейса была огромная коробка с тортом.

– Поздравляю, старший инспектор Чэнь! – сказала она. – Какая просторная квартира!

– Спасибо, – ответил он, принимая у нее торт с кедровыми орешками.

На то, чтобы показать гостье квартиру, ушло всего пять минут. Чэню показалось, что квартира ей очень понравилась. Она всюду заглядывала, открывала дверцы буфета, а в ванной даже встала на цыпочки и потрогала трубку душа над головой и новую душевую лейку.

– Надо же, и ванная!

– Я, как большинство шанхайцев, всегда мечтал получить квартиру в этом районе, – улыбнулся Чэнь, протягивая гостье бокал с шампанским.

– И вид из окна замечательный, – продолжала Ван Фэн, – почти как на картине.

Не выпуская бокала из рук, она подошла к окну и, опершись рукой о свежеокрашенный оконный переплет, посмотрела вниз.

– С тобой смотрится еще красивее, – заметил Чэнь.

Сквозь пластмассовые жалюзи в комнату проникали закатные лучи солнца; в их свете лицо ее казалось фарфоровым. Ясные миндалевидные глаза были достаточно длинными – явный признак решительного характера. Черные волосы каскадом струились по спине. На ней была белая футболка и юбка в складку с широким поясом из крокодиловой кожи, который подтягивал ее осиную талию и подчеркивал грудь.

Осиная талия. Эпитет, введенный в обиход Ли Юем, последним императором династии Тан, а также блестящим поэтом, который в нескольких прославленных стихотворениях изобразил восхитительные прелести своей любимой императорской наложницы. Поэт-император боялся, что нечаянно переломит ее надвое, если будет слишком крепко обнимать. Впрочем, считается, что обычай перевязывать девушкам ноги также зародился во времена правления Ли Юя. Что ж, подумал Чэнь, о вкусах не спорят.

– Что ты имеешь в виду? – спросила она.

– «Талия так тонка, хоть девушку ставь на ладонь». – Хорошо, что он вовремя вспомнил цитату другого прославленного поэта: Ван могло не понравиться сравнение с наложницей Ли Юя, которая, как известно, плохо кончила. После падения династии Тан она утопилась. – Знаменитые строки Ду My бледнеют рядом с тобой.

– Очередной неискренний комплимент, позаимствованный у старинного поэта! – поддразнила его Ван Фэн.

Чэнь с радостью отметил про себя, что Ван постепенно становится самой собой. Когда они познакомились в редакции газеты «Вэньхуэй», Ван Фэн была энергичной, живой и веселой. Потом он услышал о том, что ее муж стал невозвращенцем. Он поступил учиться в японский университет; после того как истек срок действия его визы, он решил остаться в Японии. Естественно, Ван тяжело восприняла измену мужа. И только в последнее время начала понемногу оттаивать.

– Я говорю искренне, – сказал Чэнь.

– Теперь, когда у тебя появилась квартира, у тебя больше нет оснований хранить безбрачие. – Вскинув голову, Ван осушила бокал.

– Что ж, познакомь меня с какой-нибудь хорошей девушкой.

– Разве тебе в таком деле требуется моя помощь?

– Почему бы и нет, раз ты выражаешь желание помочь? – Ему захотелось сменить тему. – А у тебя что слышно? Я имею в виду – квартирный вопрос. Скоро, готов поспорить, ты сама получишь такую.

– Хотелось бы мне тоже быть старшим инспектором и восходящей звездой на общественной сцене!

– Да перестань! – Чэнь поднял свой бокал. – Я многим обязан тебе.

Впрочем, Ван Фэн не кривила душой.

Их первая встреча была вызвана «производственной необходимостью». Ей поручили написать репортаж о сотруднике народной полиции. Ли, секретарь партийного комитета управления полиции, предложил кандидатуру Чэня. В ходе интервью, которое проходило в кабинете Ван, она больше интересовалась тем, как он проводит вечера, чем тем, как он выполняет свою дневную работу. Ей не нужны были «жареные факты», просто она хотела, чтобы статья вышла интересной и необычной. Ее расчет оказался верным. Читатели завалили редакцию письмами; всем очень понравился молодой образованный полицейский, который днем ловит преступников, а вечерами, когда Шанхай мирно спит, «допоздна переводит детективные романы, расширяя свой профессиональный кругозор». Статья привлекла внимание первого заместителя министра общественной безопасности, товарища Чжэн Цзожэня, который решил, что нашел новый образец для подражания. Отчасти именно благодаря рекомендации Чжэна его, Чэня, повысили и сделали старшим инспектором.

Справедливости ради необходимо отметить: Чэнь переводил детективы не только ради того, чтобы расширить свой профессиональный кругозор. Ему, молодому офицеру полиции, очень нужен был дополнительный заработок. Кроме детективов, он также перевел сборник американских поэтов-имажинистов, но издательство предложило ему всего двести экземпляров в счет гонорара за работу.

– С чего ты взяла, что я перевожу детективы, чтобы расширить свой кругозор? – спросил он.

– Ну разумеется! А для чего же еще? – Рассмеявшись, Ван повернула свой бокал к свету и стала любоваться игрой пузырьков в шампанском. – Помнишь, как я написала в статье: «Настоящий народный полицейский предан своему делу».

Сейчас она не была похожа на репортера. Репортер крупной газеты Ван Фэн брала у него интервью, сидя с прямой спиной за письменным столом, на котором перед ней лежал блокнот. Впрочем, и сам он, Чэнь, почти забыл, что служит старшим инспектором полиции. Сейчас он был просто мужчиной, который принимает у себя в гостях симпатичную женщину.

– Прошло больше года с тех пор, как мы с тобой впервые встретились в вестибюле «Вэньхуэй», – заметил он, подливая ей вина.

– «Время – как птица: то присядет на ветку, то улетит», – сказала Ван Фэн.

Это была строчка из его стихотворения «Разлука». Как мило, что она помнит!

– Должно быть, на написание стихов тебя вдохновила разлука, – заявила вдруг Ван. – Расставание с кем-то очень дорогим для тебя.

Ну и интуиция у нее, подумал Чэнь. Действительно, он написал то стихотворение после расставания с дорогим для него человеком… девушкой из Пекина, которую он не забыл до сих пор. Но в интервью он ничего о ней не рассказывал. Ван мелкими глотками пила шампанское и поглядывала на него поверх бокала. Глаза ее влажно блестели.

Ему показалось или он действительно уловил в ее голосе ревнивые нотки?

Стихотворение было написано давным-давно, но о той, кому он его посвятил, Чэнь сейчас говорить не хотел.

– Стихотворение не обязательно должно быть связано с личной жизнью поэта. Поэзия беспристрастна. Как сказал Т.С. Элиот, поэзия – это не взрыв чувств, а бегство от них, не выражение личности, а бегство от нее…

– Что такое? Какой еще взрыв чувств? – перебил его новый голос.

Через порог осторожно переступил Лу Иностранец, державший обеими руками громадную «курицу нищего»; ультрамодный белый костюм с широченными плечами на вате и ярко-красный галстук лишь подчеркивали его пухлощекость и общую толщину. Следом за мужем в квартиру вошла Жужу, стройная, как побег бамбука, в желтом платье. Она тоже ступала очень осторожно, чтобы не уронить большой пурпурный керамический горшок.

– О чем это вы тут секретничаете? – спросила Жужу.

Поставив подарок на стол, Лу тут же уселся на новый кожаный диван и смерил Чэня и Ван понимающим взглядом.

Чэнь промолчал, воспользовавшись тем предлогом, что нужно было распаковать «курицу нищего». От деликатеса исходил умопомрачительный аромат. Как считалось, рецепт изобрел некий нищий; украв курицу, он завернул ее в листья лотоса, обмазал глиной и испек в золе. То, что получилось, возымело потрясающий успех. Должно быть, Лу готовил ее все утро.

Затем Чэнь повернулся к керамическому горшку:

– А это что такое?

– Тушеные кальмары со свининой, – объяснила Жужу. – Лу говорит, в школе это было твое любимое блюдо.

– Товарищ старший инспектор, – вмешался Лу, хитро подмигнув ему, – ты у нас восходящий партийный кадр и к тому же поэт-романтик. Надеюсь, тебе не понадобится моя помощь, ведь я впервые в твоей новой квартире! К тому же рядом с тобой стоит такая девушка, прекрасная, как цветок!

– О чем это вы? – спросила Ван.

– Да всего лишь об ужине – какие запахи! Если мы сейчас же не сядем за стол, у меня начнется припадок!

– Уж он такой, – обратилась Жужу к Ван, которую видела в первый раз. – Как увидит старого дружка, обо всем забывает. Сейчас только старший инспектор Чэнь помнит его школьное прозвище Иностранец.

Чэнь посмотрел на часы:

– Семь часов. Раз профессора Чжоу с супругой нет, они уже не придут. Начнем!

Столовой в квартире не было. С помощью Лу и его жены Чэнь расставил раскладной стол и стулья. Когда Чэнь был один, он ел за письменным столом. Но специально для таких случаев он купил раскладной стол и стулья, не занимающие много места.

Ужин удался на славу. Чэнь боялся, что гостям не понравится угощение, однако все приготовленные им блюда быстро исчезали. Особенно всем понравился импровизированный суп. Лу даже попросил у него рецепт.

Встав из-за стола, Жужу вызвалась помыть посуду. Чэнь начал было возражать, но тут вмешался Лу:

– Товарищ старший инспектор, не лишай мою старуху возможности выказать свою домовитость!

– Ах вы, шовинисты! – улыбнулась Ван, следом за Жужу выходя в кухню.

Лу помог другу убрать со стола, убрал остатки и заварил чай улун[5]. Взяв чашку, он сказал:

– Дружище, мне надо попросить тебя об одной услуге.

– Что за услуга?

– Я всегда мечтал открыть собственный ресторан. Для ресторана самое главное – местоположение. Я уже давно подыскиваю подходящий вариант. И вот наконец нашел. Ты ведь знаешь «Дары моря» на улице Шаньсилу?

– Да, я о нем слышал.

– Синь Гэнь, владелец «Даров моря», – страстный игрок. Играет день и ночь. Дела забросил, а все его повара – идиоты. В общем, ресторан обанкротился.

– Тебе стоит попробовать приложить туда руки.

– Для такого отличного места Синь запрашивает невероятно мало. Ему так нужны деньги, что он готов взять плату частями. Мне достаточно внести первый взнос – пятнадцать процентов, остальное в рассрочку. Я продал несколько шуб, оставшихся после моего отца, но нам по-прежнему не хватает нескольких тысяч.

– Иностранец, ты вовремя обратился ко мне. Я как раз получил два чека от издательства «Лицзян», – сказал Чэнь. – Один за переиздание «Китайского гроба», а второй – аванс за «Тихую поступь».

На самом деле просьба пришлась не совсем кстати. Чэнь собирался купить в новую квартиру мебель. Он уже присмотрел письменный стол красного дерева в комиссионном магазине в Сучжоу. Стиль династии Мин, возможно, подлинная работа. Стол стоил пять тысяч юаней. Дорого, но, возможно, именно за этим столом он напишет свои будущие стихотворения. Несколько критиков подметили, что он удаляется от традиции классической китайской поэзии; возможно, антикварный стол придаст ему вдохновения, связав с прошлым. Вот он и написал письмо Лю, главному редактору издательства «Лицзян», с просьбой об авансе.

Чэнь достал оба чека, расписался на обратной стороне, выписал передаточный чек и вручил Лу:

– Вот, пожалуйста. Угостишь меня в твоем ресторане, когда раскрутишься.

– Я верну тебе деньги, – сказал Лу. – С процентами!

– С какими еще процентами? Вот заикнешься еще хоть раз о процентах, и я заберу все назад!

– Тогда входи в долю. Иначе не могу, приятель. Если Жужу узнает, что я оказался такой свиньей, знаешь, какой скандал у нас с ней будет ночью! Настоящий взрыв эмоций.

– Опять взрыв эмоций?

В комнату вошла Ван, за нею следовала Жужу. Лу не ответил. Вместо этого он встал во главе стола, постучал палочкой о бокал и произнес речь:

– Я хочу сделать объявление. Вот уже несколько недель мы с Жужу собираемся открыть собственный ресторан. Единственной загвоздкой до сих пор была нехватка денег. Сейчас вопрос решен, и все благодаря щедрой помощи со стороны моего друга, товарища старшего инспектора Чэня! Скоро, очень скоро вы будете приглашены на открытие нового ресторана «Подмосковье»!

В газетах пишут, что Китай переживает новую стадию социализма. Некоторые твердолобые старики ворчат: мол, Китай становится скорее капиталистическим, чем социалистическим, но кому какое дело? Социализм, капитализм – это все ярлыки. Ярлыки, и больше ничего. Главное – чтобы люди жили лучше, вот и все. А мы обязательно будем жить лучше.

Мой друг тоже процветает. Он не только получил повышение – в тридцать с небольшим уже старший инспектор, – но еще и прекрасную новую квартиру. И на новоселье к нему пришла самая красивая девушка-репортер. А теперь вечеринка начинается по-настоящему!

Выпив, Лу поставил в магнитофон кассету. По комнате поплыли звуки вальса.

– Скоро девять. – Жужу посмотрела на часы. – Я завтра в утреннюю смену, мне нельзя опаздывать.

– Не волнуйся, – заявил Лу. – Я позвоню к тебе на работу и скажу, что ты заболела. Летняя простуда. Кстати, товарищ старший инспектор, ты тоже не заикайся о работе! Позволь мне хоть один вечер на самом деле побыть хуацяо – заграничным китайцем.

– Как это на тебя похоже! – улыбнулся Чэнь.

– Заграничным китайцем, – кивнула Ван, – который пьет вино и танцует ночь напролет!

В танцах старший инспектор Чэнь не был мастером.

Во времена культурной революции единственным танцевальным действом, позволенным китайцам, был «танец верности». Люди дружно топали ногами, демонстрируя свою верность председателю Мао. Но говорили, что даже в те годы за высокими стенами Запретного города[6] устраивали много балов-маскарадов. Ходили слухи, что «даже после бала ноги председателя Мао, умелого танцора, оставались переплетенными с ногами его партнерши». Трудно сказать, было ли так на самом деле, или «жареный факт» придумали репортеры из таблоидов. Однако то, что до середины восьмидесятых китайцам запрещалось танцевать, – сущая правда. По доносу танцоров могли и посадить.

– Придется мне танцевать со своей львицей. – Лу притворился, будто огорчен.

Выбор Лу оставил Чэню единственную партнершу – Ван.

Беря Ван за протянутые руки, Чэнь не испытывал неудовольствия.

Ван танцевала лучше Чэня. Иногда она даже перехватывала инициативу и вела его. И без устали кружилась, кружилась, кружилась… Чэнь невольно залюбовался ею: на высоких каблуках она была чуть выше его ростом; пряди черных волос разметались на фоне белых стен. Когда он обнял ее, ему пришлось поднять голову, чтобы посмотреть ей в лицо.

Следующим был медленный танец. Опершись рукой о его плечо, Ван скинула туфли.

– Мы, наверное, подняли ужасный шум, – заявила она, поднимая голову и лучезарно улыбаясь ему.

– Какая тактичная девушка! – заметил Лу.

– Какая красивая пара, – подхватила Жужу.

Да, Ван поступила тактично. Чэнь и сам волновался из-за шума. Не хватало еще, чтобы новые соседи пожаловались на него в домком.

Они танцевали только медленные тустепы. Им не приходилось напрягаться; они плавно двигались в такт музыке, которая обволакивала их волнами. Сняв туфли, Ван двигалась проворно и ловко; пряди ее черных волос щекотали ему нос.

Когда заиграла другая мелодия, Чэнь попытался перехватить инициативу и закружил свою партнершу – но, пожалуй, слишком порывисто. Споткнувшись, Ван налетела на него, на мгновение прижавшись всем телом – мягким, податливым.

– Нам пора, – объявил Лу, когда музыка закончилась.

– Дочка будет волноваться, – добавила Жужу, забирая керамический горшок, который она принесла.

Решение супругов Лу оказалось неожиданным. Трудно поверить, что всего полчаса назад Лу объявил, что хочет, оправдывая свое прозвище, танцевать и веселиться всю ночь!

– Мне, наверное, тоже пора… – Ван отстранилась от Чэня.

– Нет-нет! – Лу энергично затряс головой. – Тебе придется остаться. С новоселья неприлично всем гостям уходить одновременно.

Чэнь понял, почему супругам Лу так не терпится поскорее уйти. Лу давно уже намекал, что другу пора жениться; видимо, сейчас он решил, что пора оставить Чэня и Ван наедине. Собственная находчивость ужасно радовала Лу.

Чэнь приятно удивился, когда Ван не стала настаивать на своем уходе. Она поставила другую кассету; эту песню он еще не слышал. Чэнь привлек ее к себе. Лето… Под футболкой на ней ничего нет… Как восхитительно ее волосы пахнут гарденией!

– Как от тебя чудесно пахнет!

– Эти духи Ян прислал мне из Японии.

Чэнь совсем забыл, что Ван замужем. Сейчас они одни, в его квартире, а муж Ван где-то далеко, в Японии. От волнения он сбился с ритма и наступил на ее босую ногу.

– Извини. Больно?

– Нет… На самом деле я даже рада, что ты такой неопытный.

– В следующий раз постараюсь быть лучшим партнером.

– Просто будь самим собой, – сказала она, – и все…

Ветер утих. Занавеска с цветочным рисунком больше не развевалась. В комнату с улицы проникал лунный свет; ее лицо сейчас казалось особенно молодым и оживленным. При виде этого лица в нем что-то дрогнуло.

– Начнем сначала? – предложил он.

Тут зазвонил телефон. Вздрогнув, Чэнь посмотрел на настенные часы. Потом нехотя убрал руку с талии своей партнерши и снял трубку.

– Старший инспектор Чэнь?

Знакомый голос – как будто из другого мира. Чэнь покорно передернул плечами:

– Да, слушаю.

– Говорит Юй Гуанмин. Докладываю: произошло убийство.

– Что случилось?

– В канале западнее района Цинпу обнаружен обнаженный труп молодой женщины.

– Я… сейчас приеду, – сказал Чэнь.

Ван подошла к магнитофону и выключила музыку.

– Это не обязательно. Я уже осмотрел место преступления. Тело скоро перевезут в морг. Просто хочу сообщить, что ездил туда, потому что в конторе больше никого не было. А связаться с вами мне не удалось.

– Все в порядке. Хотя мы занимаемся особыми делами, в отсутствие других сотрудников мы обязаны выезжать на место преступления.

– Завтра утром я представлю более подробный рапорт. – Голос Юя звучал как-то замедленно. – Пожалуйста, извините, если я помешал вам и вашим гостям.

Должно быть, Юй услышал музыку. Чэню показалось, будто он уловил в голосе своего заместителя язвительные нотки.

– Ничего страшного, – сказал он. – Раз вы осмотрели место преступления, думаю, мы сможем все обсудить завтра.

– Тогда до завтра. Желаю приятно повеселиться!

Теперь Чэнь явственно расслышал в голосе Юя сарказм.

Впрочем, подобная реакция вполне объяснима: его коллега был старше по возрасту, но квартиру ему не дали.

– Спасибо.

Положив трубку, он обернулся. Ван стояла у двери. Она уже успела надеть туфли.

– Товарищ старший инспектор, у вас много дел.

– Ничего страшного, обо всем уже позаботились, – возразил он. – Тебе не нужно уходить.

– Я лучше пойду, – сказала Ван. – Уже поздно. Они стояли лицом друг к другу.

Дверь была открыта. За ней в коридорном окошке виднелась темная улица; новая квартира сияла в ярко-белом свете.

На прощание они обнялись.

Чэнь вышел на балкон, но стройная фигурка его гостьи уже скрылась в ночи. Откуда-то из открытого окна доносились звуки скрипки. Чэню вспомнились строчки из стихотворения Ли Шанъиня «Драгоценная цитра»:

 
Половина струн порвана на цитре.
Каждая струна – память о былом.
 

Ли Шанъинь, поэт эпохи Тан, считается трудным для понимания. Его стихотворение о цитре очень известно. Конечно, речь в нем идет вовсе не о древнем музыкальном инструменте. Кстати, непонятно, почему Чэнь вдруг вспомнил стихотворение именно сейчас.

Может, все дело в убийстве?

Убитая – молодая женщина. Жизнь, прерванная на взлете. Порванные струны. Утраченные звуки. Жизнь, прожитая лишь наполовину.

А может, дело в чем-то другом?



Помоги Ридли!
Мы вкладываем душу в Ридли. Спасибо, что вы с нами! Расскажите о нас друзьям, чтобы они могли присоединиться к нашей дружной семье книголюбов.
Зарегистрируйтесь, и вы сможете:
Получать персональные рекомендации книг
Создать собственную виртуальную библиотеку
Следить за тем, что читают Ваши друзья
Данное действие доступно только для зарегистрированных пользователей Регистрация Войти на сайт