Книга Стервы большого города онлайн - страница 3

3

Виктория развернула салфетку и с облегчением обвела взглядом зал ресторана.

Пусть ее показ провалился, но как замечательно снова оказаться в Нью-Йорке, где женщины могут быть собой. Где могут прямо сказать: «Я хочу это!» – и никто не примет их за исчадия ада, нарушающие некий священный закон о поведении женщин.

В отличие от Японии, с иронией подумала она.

«Мисс Виктория, вы не можете отказаться от моего предложения! – заявил Икито. – Вы – женщина и должны слушать то, что говорит мужчина. То, что говорит мужчина, лучше».

В конце концов Виктория уступила, согласившись подумать еще день. Что безумно бесило ее.

«Дорогая, просто заставляй магазины брать твои модели, – сказал ее приятель Брайан Брамли, позвонивший с утешениями после тех катастрофических рецензий. – Не позволяй им командовать тобой. Это ты должна говорить им, что делать. И точка».

Конечно, Брайану легко говорить. Он сам знаменитый дизайнер, но еще он мужчина и голубой. И у него имидж примадонны. Люди боялись Брайана. Тогда как Викторию Форд, видимо, никто ничуть не боялся…

Так, она не станет об этом думать. Во всяком случае, сейчас, когда обедает со своими лучшими подругами в ресторане «У Майкла». Несмотря на все взлеты и падения, Виктории никогда не приедалась жизнь в Нью-Йорке и ленч «У Майкла» по-прежнему вызывал у нее трепет. Цены в этом заведении были неприлично высоки, а обстановка напоминала клановую атмосферу школьной столовой, но в тот день, когда перестанете совершать глупости и получать от этого удовольствие, вы превратитесь в ничто. И тогда уже никто не пожелает отвечать на ваши телефонные звонки.

Виктория приехала первой и воспользовалась возможностью обозреть сцену. Ресторан «У Майкла» был дорогостоящим заведением для сильных города сего. Некоторые из них так пристрастились к нему, что заходили сюда ежедневно словно в эксклюзивный загородный клуб. Чтобы напомнить людям о своем существовании, следовало пообедать «У Майкла», ибо его официанты, как поговаривали, состояли на содержании у журналистов, публиковавших светские сплетни, сообщая им, кто с кем обедал и о чем беседовал. Самые лучшие столики были пронумерованы от одного до десяти, и, вероятно, потому, что обедала она с Нико О'Нилли и Венди Хили (придерживаясь слишком скромного мнения о своей персоне, Виктория не ставила себя в один ряд с ними), их посадили за столик номер два.

На достойном, в нескольких футах от них, расстоянии обособленно стоял столик номер один, самый престижный в ресторане. Его не только считали столиком власть имущих, он был и самым уединенным в зале, поскольку располагался довольно далеко от других, что исключало подслушивание. Сейчас за ним сидели три женщины, которых Виктория мысленно назвала «первыми дамами». Ходили слухи, что они втайне управляют Нью-Йорком. «Первые дамы» не только достигли вершин каждая в своей области, но, прожив здесь по сорок и больше лет, обросли прочными связями со всеми нужными людьми. Одна из них, Сьюзен Эрроу, прославилась, кстати, таким афоризмом: «Каждый когда-то был никем, включая мэра».

Сьюзен Эрроу было, пожалуй, под семьдесят, но, глядя на нее, никто не решился бы определить ее истинный возраст. Что-то происходит с преуспевающими женщинами, когда они достигают сорока лет, – время словно обращается вспять, и каким-то образом они умудряются выглядеть лучше и моложе, чем в тридцать. Разумеется, они делали инъекции ботокса, подтяжку век, а иногда и лица, но эффект превосходил обычный результат, достигаемый благодаря скальпелю хирурга. Успех и самореализация – вот отчего на самом деле эти женщины излучали сияние; они светились от полноты жизни. Сьюзен Эрроу победила рак, перенесла две подтяжки лица и, возможно, носила в груди имплантаты, но кого это волновало? Она по-прежнему выглядела сексуальной, и на ней был кремовый кашемировый свитер с V-образным вырезом (обнажавшим неестественно молодую кожу декольте) и кремовые шерстяные брюки. Виктория и Нико всегда говорили, что надеются, им удастся в ее возрасте выглядеть хотя бы наполовину так же хорошо.

Рядом со Сьюзен, основательницей и президентом скандально преуспевающей пиар-компании «Эй-ди-эл», сидели Карла Эндрюс, известная тележурналистка, которая вела выпуски новостей, идущих в прайм-тайм, и Маффи Уильямс, самая молодая из трех женщин – ей не было шестидесяти лет. Президент американского филиала многопрофильной корпорации «Би энд си», выпускавшей предметы роскоши, Маффи считалась самой могущественной женщиной в индустрии моды Соединенных Штатов. Однако ее внешность резко контрастировала с мягко звучащим именем «коренной» американки – белой протестантки англосаксонского происхождения. Маффи действительно принадлежала к старой семье (ведущей начало от бостонского семейства Брэмен), но выглядела стопроцентной и неприступной француженкой. Темные волосы она зачесывала назад и закрепляла в небольшой пучок, всегда носила очки от Картье с голубыми тонированными стеклами и в оправе якобы из восемнадцатикаратного золота. Безжалостная деловая женщина, Маффи не терпела глупости и могла создать или погубить карьеру модельера.

У Виктории дрогнуло сердце, когда она вошла в ресторан и увидела Маффи, – вовсе не от страха, скорее от восхищения. Она обладала безупречным вкусом и почти недосягаемыми стандартами. Доброе слово из уст Маффи означало для Виктории все, и хотя кое-кто счел бы это ребячеством, Виктория хранила в памяти разнообразные комментарии, за многие годы сделанные Маффи по поводу ее работы. Шесть лет назад, после первого большого показа Виктории в павильонах, Маффи пришла за кулисы, величественно похлопала ее по плечу и прошептала с легким акцентом жительницы Восточного побережья: «Это очень мило, дорогая. Очень, очень мило. У вас есть по-тен-ци-ал».

В обычных обстоятельствах Виктория подошла бы к их столику поздороваться, но сейчас решила, что мнение Маффи относительно ее коллекции, вероятно, совпадает с высказываниями критиков. Конечно, Маффи не выразила бы неприятия, но ее молчание красноречивее слов. Иногда лучше не ставить себя в заведомо неловкое положение, поэтому, когда Маффи заметила усаживавшуюся Викторию, та лишь кивнула ей.

Однако когда Виктория рассматривала столик «первых дам», Маффи внезапно подняла глаза и перехватила ее пристальный взгляд. Та смущенно улыбнулась, но Маффи как будто не обиделась. Она встала и, положив салфетку на сиденье, направилась к столику номер два.

Господи, нервно подумала Виктория. Она не представляла, что показ был настолько плох, что заставил Маффи встать и выразить свое мнение. В мгновение ока Маффи, худая как жердь и облаченная в твид с блестками, оказалась рядом и наклонилась к Виктории.

– Дорогая, я хотела вам позвонить, – прошелестела она.

Виктория удивленно посмотрела на нее. Раньше Маффи никогда не удостаивала ее телефонным звонком. Но не успела Виктория ответить, как Маффи продолжила:

– Я хочу, чтобы вы знали: ваша коллекция великолепна. Критики не ведают, что говорят… столь же часто как верные, они выносят и ошибочные суждения. Продолжайте в том же духе, дорогая, и со временем мир догонит вас.

Сообщив свое мнение, Маффи дважды похлопала Викторию по плечу и вернулась за свой столик.

Несколько секунд Виктория сидела ошарашенная, пытаясь осмыслить неожиданный комплимент, а затем ее переполнило ощущение счастья. Подобные моменты редки, и что бы ни случилось в дальнейшем, Виктория знала: она будет хранить в памяти слова Маффи как редкую фамильную драгоценность, время от времени возвращаясь к ним и вспоминая их в трудную минуту.

От дверей распространился поток энергии – появилась Нико О'Нилли. Пролетев мимо метрдотеля, Нико направилась прямиком к столику, и ее лицо просияло, когда она увидела Викторию. Нико почти всегда была сдержанной и часто холодной, но только не с друзьями.

– Как Япония? – спросила она, обнимая подругу.

– Ужасно, – ответила Виктория. – Но Маффи Уильямс сейчас сказала мне; что считает мою коллекцию великолепной. На этих словах я продержусь следующие три года.

Нико улыбнулась:

– Тебе не придется, Вик. Ты – талант.

– О, Ник…

– Я серьезно. – Рывком развернув салфетку, Нико обернулась к официанту. Стоя поблизости, тот ожидал нужного момента, чтобы подать меню. – Официант. Воду с газом. Пожалуйста, – произнесла она.

Виктория с обожанием посмотрела на Нико. Отношения с подругами она очень ценила. Ведь только с женщинами можно позволить себе расслабиться – попросить, чтобы погладили по спине, не опасаясь, что тебя сочтут безнадежно беззащитной. Но дружеские узы, связывавшие ее с Нико, были еще крепче. Когда-то, в трудную минуту, когда у Виктории не хватало денег на производство очередной коллекции, Нико одолжила ей сорок тысяч долларов. Виктория не просила и даже не думала об этом, но однажды вечером Нико появилась в ее мастерской, словно фея-крестная.

– У меня есть необходимые тебе деньги, – заявила она, выписывая чек. – И не волнуйся, что не сможешь отдать. Я знаю: сможешь.

В людях интересно то, думала Виктория, что никогда не постигнешь их до конца, особенно таких, как Нико О'Нилли. Познакомившись с ней, она не представляла, что именно Нико научит ее дружбе, что за внешней отчужденностью этой женщины скрывается глубокая преданность. Если бы только официант догадывался, какой потрясающий человек Нико! Виктория с улыбкой посмотрела на официанта, нерешительно протягивающего меню. Нико отмахнулась от него.

– Не надо, я уже знаю, чего хочу.

Ее слова прозвучали вполне безобидно, но у официанта был такой вид, будто его ударили. Подобно многим мужчинам, сталкивающимся с женщинами, которые не желают соблюдать общепринятые правила, официант, вероятно, решил, что Нико стерва.

Однако она, невосприимчивая к мнению о себе большинства людей, возбужденно наклонилась через стол к Виктории. Нико была необычно взвинченна. Встреча в «Хаккабис» прошла чрезвычайно успешно: Питер Борш в основном игнорировал Майка Харнесса… а потом, на волне своего триумфа, она сделала то, чего и сама от себя не ожидала – позвонила Кирби Этвуду и договорилась о встрече после ленча.

– Я только что совершила ужаснейший поступок, – гордо заявила она, словно совсем не считая его таковым. – Сегодня утром я так разозлилась на Майка Харнесса…

– Уверена, он заслужил это…

– Ну вообще-то это не имеет никакого отношения к работе. – Нико откинулась на стуле и опустила глаза, поправляя салфетку на коленях. – Я осознала, что заперла себя в башне. Я – неприкосновенна и поэтому сделала нечто ужасное…

Виктория засмеялась:

– Милая, ты никогда не делаешь ничего ужасного. Особенно в светском смысле. Ты всегда совершенна.

– Но это не так. Ну или, во всяком случае, я не всегда хочу быть такой. И поэтому я… – Нико умолкла и, оглянувшись, убедилась, что их никто не слышит.

В этот момент женщин заметила Сьюзен Эрроу и, облокотившись на стол, прокаркала, как старая ворона:

– Здравствуйте, девочки.

Нико тут же снова превратилась в профессионала.

– Дорогая, мы можем поговорить о вашем клиенте, Тэннере Коуле? – спросила она.

Тэннер Коул, кинозвезда, должен был украсить обложку ноябрьского номера «Фейерверка». Он настаивал на том, чтобы предварительно одобрить фотографию. Чтобы ублажить его, понадобилось три фотосессии, а потом Коул напугал ассистентку, предложив ей сделать ему минет в туалете.

– Милая, этот человек вырос в хлеву. В буквальном смысле слова. Он совершенно невоспитан, – отозвалась Сьюзен.

– Кто? – насторожилась Карла Эндрюс, прикладывая ладонь к уху. Карла сидела по другую сторону стола и не могла допустить, чтобы что-то прошло мимо нее… Многие предполагали, что в частности и по этой причине она так долго удержалась на своей работе, когда более молодых женщин уже давно выбросили на свалку.

– Тэннер Коул. Кинозвезда, – пренебрежительно уточнила Маффи Уильямс. Несмотря на роман индустрии моды с Голливудом, Маффи упрямо придерживалась старомодного взгляда на актеров, заключавшегося в том, что они – избалованные дети, которым изрядно переплачивают, и относиться к ним следует соответствующим образом.

– Я знаю, что он киноактер. – Карла наградила Маффи надменным взглядом. – Да одна я девять раз брала у него интервью. Я интервьюировала Коула, когда он был почти младенцем.

– Ты уверена, что хочешь обнародовать эту информацию? – Маффи приложила к губам салфетку.

– Мне плевать, кто и что знает. Я ничего не боюсь! – отрезала Карла.

– Виктория, – не обращая на Карлу и Маффи внимания, позвала Сьюзен, – Лайну Беннету удалось связаться с вами?

Вот, значит, как он получил номер, подумала Виктория и кивнула:

– Он звонил мне сегодня утром.

– Я надеялась, вы не будете против, – сказала Сьюзен. – Я никогда не даю чужих номеров, но Лайн терзал меня последние три недели. Со дня вашего показа. Я все говорила, что сначала должна спросить у вас, но Лайн, он такой… если что возьмет себе в голову. Он звонил мне пять раз, утверждая, что должен познакомиться с вами…

Господи, содрогнулась Виктория, теперь весь ресторан узнает, что Лайн Беннет пригласил ее на свидание. Но ничего страшного – едва она появится с ним на публике, как все и так все узнают.

– Но я уже знакома с ним, – ответила Виктория, озадаченная поведением Лайна. – Мы раз десять встречались.

– Вы, может, и сто раз встречались, – фыркнула Сьюзен, – но Лайн ничего не помнит. У него дырявая голова. Пару лет назад он встретил на банкете своего первого делового партнера и не узнал его.

– Не настолько же он глуп. Беннет все же миллиардер, – вставила Карла.

– В любом случае он безобиден, – усмехнулась Сьюзен.

– Милашка, – добавила Карла. – Женщины постоянно используют его. Особенно умные женщины.

– Он мужчина. И не имеет понятия о том, чего хочет, – прошептала Маффи.

– Одно время мы с ним очень дружили, – чопорно заявила Сьюзен. – Может, он и не идеален, ну а кто идеален? Я всегда напоминаю себе, что, как бы ни раздражал меня мой муж, Уолтер, я, вероятно, еще хуже…

– А вот и Венди, – сказала Нико, подняв глаза.

– Здравствуйте. Простите, что опоздала, – проговорила Венди Хили, подходя к столу. Очки у нее запотели, и сама она слегка промокла.

– Золотце, да вы, похоже, шли пешком, – проскрипела Сьюзен. – Вас совсем не берегут в этом вашем «Сплатч»?

Венди поморщилась. Ей пришлось идти пешком от самой конторы – ее помощник Джош небрежно заметил, что не смог получить для нее машину.

– У меня помощник – мужчина, – объяснила Венди.

– Как-то раз у меня был мужчина-помощник, – заметила Виктория. – Он носил розовые свитера, которые покупал в магазине подержанной одежды, и днем укладывался спать. На диван. Как ребенок. Меня так и подмывало дать ему молока с печеньем.

– В этом городе все мужчины с ума посходили, что ли? – спросила Венди.

– Кстати, вы в последнее время не встречались с Виктором Мэтриком? – как бы между делом поинтересовалась Сьюзен.

– Должна увидеться с ним сегодня днем, – ответила Венди.

– Передайте ему мой сердечный привет, дорогая, – попросила Сьюзен.

– Обязательно.

– Приятного аппетита. – Нико, помахав рукой, прекратила разговоры.

– Не подозревала, что Сьюзен знает Виктора Мэтрика, – прошептала, усаживаясь, Венди.

– Она с ним встречалась, – объяснила Виктория. – Они по-прежнему вместе отдыхают на Сен-Бартсе.

– Я беспокоюсь за Виктора, – сказала Венди. – Сегодня утром казалось, что у него не все дома. Если он уйдет, мне конец.

– Карьера не должна зависеть от того или иного человека, – заметила Виктория. – Она должна зависеть только от тебя.

– Должна. Но тебе повезло, что ты не работаешь на корпорацию.

– И никогда не буду – по этой самой причине, – проговорила Виктория. – Но «Парадор» делает деньги. И все знают, что только благодаря тебе.

– Это легко, – пожала плечами Венди. – Мне нужно получить «Оскара», только и всего. За «Пилигримов». Или Нико – получить место Виктора.

– Это займет не меньше двух лет. – Нико говорила об этом как о чем-то вполне для нее возможном. – А тем временем я не стала бы без оснований волноваться за Виктора. – Она подала знак официанту. – С Виктором можно договориться. Если знаешь, как с ним обращаться.

– Да? – нерешительно проговорил официант.

– Мы хотим сделать заказ.

– Я буду бифштекс-хангер. Среднепрожаренный, – сообщила Виктория.

– Форель, пожалуйста, – сказала Нико.

– А мне – салат «Никуаз» с тунцом, но без картошки, – заказала Венди.

– Картофель подать отдельно? – уточнил официант.

– Картошку вообще не надо. Даже на отдельной тарелке. Более того, было бы идеально, если б вы убрали всю картошку из этого ресторана. – Официант непонимающе посмотрел на нее. – Мне нужно сбросить вес, – пояснила Венди подругам. – У меня сиськи до пупа обвисли. Сегодня утром я на них посмотрела и чуть не померла. Неудивительно, что Шон уже полгода не предлагает мне заняться с ним сексом.

– Как Шон? – осведомилась Нико.

– Ой, не знаю, – ответила Венди. – Я почти не вижу его. Затея Шона с рестораном, наверное, провалится, поэтому он все время в паршивом настроении, только с детьми держится. Клянусь, иногда мне кажется, что Шону лучше бы родиться женщиной. В любом случае мы видим друг друга только в постели, и, я знаю, это звучит ужасно, но мне все равно. В какой-то момент я перестану работать, и остаток нашей жизни мы проведем вместе, действуя друг другу на нервы.

– Тебе повезло, – усмехнулась Виктория. – Шон – очаровашка. Моя единственная надежда – Лайн Беннет. И могу вас заверить, что остаток жизни мы проведем не вместе.

– Откуда ты знаешь? – возразила Нико с нехарактерной для нее мечтательностью. – Любовь является как гром среди ясного неба.

– Я все еще верю в настоящую любовь, – закивала Венди. – Но не обязательно с пятидесятилетним холостяком. Ну что в этом такого?

– Не знаю, – сказала Виктория. – Во всяком случае, я в настоящую любовь не верю. По-моему, это все вранье.

– Все верят в настоящую любовь, – возразила Венди. – Приходится. А что же еще заставляет нас жить дальше?

– Работа, – ответила Виктория. – Желание что-то совершить в этом мире. Кроме того, необходимость есть, одеваться и иметь крышу над головой.

– Но это так скучно! – воскликнула Венди. – Если люди не будут верить в настоящую любовь, никто и в кино не пойдет!

– О чем я и говорю. – Виктория пожала плечами. – Это маркетинговый ход, разработанный для продажи некоего продукта.

– Не слушай ее. – Нико с нежностью посмотрела на Викторию. – Она нарочно упрямится.

– Да знаю я, – отозвалась Венди. – Однажды и она влюбится…

Виктория вздохнула:

– Я слишком стара для этого и смирилась с тем, что до конца жизни – или еще не меньше десяти лет, пока меня уже не захочет ни один мужчина, – мои отношения с ними будут сдержанными и вполне цивилизованными: никто не повышает голоса, но и никто ни к кому особенно не привязан.

«Правда ли это? – усомнилась Нико. – Разве бывают слишком старыми для любви и желания?» От этой мысли ей стало не по себе и захотелось сменить тему. Она-то думала, что давным-давно оставила мысль о романтической любви.

– Так или иначе, – продолжала Виктория, – я не представляю, зачем Лайн Беннет хочет встретиться со мной. Я совсем не в его вкусе.

Нико и Венди переглянулись. Венди вздохнула:

– Вик, ты во вкусе любого мужчины. Ты красива, умна, занятна…

– И все прочее, что женщины говорят друг другу, когда не могут найти мужчину, – закончила Виктория. – Это так глупо. Все равно отношения с мужчинами всегда оборачиваются разочарованием… да и как иначе, когда на них возлагают такие надежды? А потом ты в очередной раз осознаешь, что лучше бы потратила это время на работу. Простите, но ничто не сравнится с удовлетворением, которое испытываешь, создавая что-то своими руками и мозгами… То, чего никто у тебя не отнимет ни при каких обстоятельствах. – Она вспомнила о разговоре с Икито.

– А мне по-прежнему нравится тискаться с Шоном, – призналась Венди, с тоской подумав, как давно этого не было. – Я все еще люблю его. Он отец моих детей. Мы создали этих детей. Это такая глубокая связь.

– А ты что-нибудь испытываешь к Сеймуру? – спросила у Нико Виктория.

Услышав имя мужа, Нико почувствовала себя виноватой, поскольку собиралась изменить ему. Рассказать им о Кирби? Она хотела поделиться с Викторией, но не стала. Пока и рассказывать-то нечего. Подруга придет в ужас и наверняка в ней разочаруется. Виктория никогда не была замужем и, как большинство людей, не живших в браке, имела о нем идеалистические представления. Она придерживалась очень строгих понятий о том, как должны вести себя женатые люди. Нико не осуждала Викторию, но если бы та рассердилась на нее, она не знала бы, как поступить. И не стоило делать подруг соучастницами преступления.

Приходилось менять тему разговора.

– Возвращаюсь к Виктору, – сказала Нико. – Он способен на все. Однако едва ли от него следует ожидать проблем. А вот Майк Харнесс – иное дело. – И Нико рассказала им, как он пытался использовать встречу в «Хаккабис» для своих целей.

– Возвращаемся в «Сплатч Вернер»? – спросил водитель.

– Вообще-то нет. Не сейчас, – ответила Нико. – Мне нужно кое-куда заехать. Забрать одну вещь для дочери.

Она распорядилась с обычной своей властностью, но тут же поняла, насколько неубедителен этот предлог. Никто не поднимается за вещью, размышляла Нико, роясь в сумочке в поисках адреса, дольше чем на пять минут. Но возможно, она и проведет там несколько минут. А вдруг, увидев Кирби Этвуда, сразу поймет, что эта затея – ошибка, и уйдет.

– Мы можем пойти погулять в парк, – с энтузиазмом предложил Кирби, когда утром Нико позвонила ему из своего кабинета. – Это совсем рядом с моим домом. И парк мне очень нравится. Я даже куплю вам хот-дог, очаровательная дама.

– Кирби, – терпеливо прошептала она, – меня не должны видеть с тобой в Центральном парке.

– Почему?

– Потому что я замужем!

– И поэтому тебе нельзя погулять с другом в парке?

– Я могла бы приехать к тебе домой. – Нико подумала, что Кирби и сам мог бы предложить это, если бы действительно хотел заняться с ней сексом.

– Ну да, – отозвался Кирби, – я и сам должен был догадаться.

То, что Кирби понял свою ошибку, внушало надежду.

Нико нашла клочок бумаги, на котором записала его адрес, и сверилась с ним. Дом Кирби находился совсем не рядом с парком – на пересечении Семьдесят девятой улицы со Второй авеню. Видимо, для молодого человека пять лишних кварталов ничего не значат.

– Мне нужно к трехсотому номеру по Восточной Семьдесят девятой улице, – сказала Нико водителю.

Боже, что она делает?

Нико включила сотовый телефон – она не могла надолго отрываться от своего офиса – и позвонила помощнице Миранде, чтобы принять сообщения. Сказать Миранде то же, что и водителю? Лучше не вдаваться в подробности.

– Я должна заехать в одно место. – Нико посмотрела на часы. Почти два. Если они с Кирби действительно решатся, сколько это займет? Пятнадцать минут? Но тогда придется поговорить с ним – немного до того, немного после. – Я вернусь в офис часам к трем, – сказала она Миранде. – Может, к половине четвертого, в зависимости от пробок на дорогах.

– Все нормально, – ответила Миранда. – У вас встреча в четыре. Просто позвоните, если будете опаздывать.

Слава Богу, подумала Нико, Миранда – умница. Она сообразительна, поэтому знает, когда не следует задавать вопросов. Миранда поняла, что больше ей знать и не нужно.

Нико ответила на два звонка, а затем автомобиль застрял в пробке на Пятьдесят девятой улице. Почему же водитель не поехал через парк? Ах да, днем парк закрыт. Какое глупое, неудобное правило. Нико поймала себя на том, что торопит транспортный поток. Как только она решилась позвонить Кирби, путь назад был отрезан и Нико находилась в состоянии возбуждения – не чая дождаться встречи и вместе с тем боясь ее. Ей словно опять восемнадцать лет, и она едет на свое первое свидание. У Нико даже слегка закружилась голова.

Надо звякнуть Сеймуру, подумала она. Не хотелось бы, чтобы он позвонил ей, когда она будет у Кирби; тогда придется лгать и ему.

– Ап, – произнес Сеймур, поднимая трубку в их городском доме. С тех пор как два года назад Сеймур занялся разведением собак, он усвоил некоторые странные и неестественные привычки. Одной из них стал новый способ отвечать по телефону.

– Алло, – сказала Нико.

– В чем дело? Я занят, – проворчал Сеймур. Нико знала, что он не хотел грубить. Просто он был таким и не изменился за четырнадцать лет со дня их первой встречи на вечеринке. Сеймур убедил ее уйти с той вечеринки и отправиться с ним в бар, а потом спросил, когда она к нему переедет. Сеймур, поглощенный собой, своими мыслями и деятельностью, находил себя бесконечно привлекательным, и этого ему хватало. Нико предполагала, что и все мужчины таковы.

– Чем занимаешься? – спросила она.

– Докладом. Для сенатского подкомитета. Совершенно секретный материал, – ответил Сеймур.

Нико кивнула. Сеймур был талантлив и в последнее время начал консультировать правительства по вопросам, относящимся к интернет-терроризму. Как скрытного человека, такой род деятельности устраивал его. Официально Сеймур занимал должность преподавателя политических наук в Колумбийском университете, где читал одну лекцию в неделю, но до этого работал в банке, на высоком посту, связанном с инвестициями. В результате никто никогда не сомневался в его образованности или обоснованности его мнения, а он имел доступ к одним из самых блестящих умов современности.

«К тебе они приходят за роскошью и блеском поп-культуры, – как-то сказал ей Сеймур. – А ко мне – побеседовать».

Нико полагала, что могла бы расценить это как оскорбление, но не расценила. Сеймур во многом был прав. У них обоих были сильные и слабые стороны, и они мирились с различиями друг в друге, зная, что вместе составляют замечательную команду. Это и делало их брак жизнеспособным. Когда Нико начала зарабатывать деньги, они решили, что Сеймур должен оставить работу в банке и отдаться своему настоящему призванию – преподавательской работе. Нико нравилось думать, что благодаря ей Сеймур получил возможность сделать значительную, хоть и малооплачиваемую карьеру. Порой она с иронической улыбкой подумывала, не просчитал ли все это Сеймур втайне с самого начала, поощряя ее и наставляя, как преуспеть и подняться по корпоративной лестнице, чтобы сам он мог заняться любимым делом.

Разумеется, Нико зарекомендовала себя энергичной и способной ученицей. Сеймуру не требовалось убеждать ее в необходимости успеха.

Сейчас она спросила:

– Значит, у тебя нет времени поговорить о приеме?

Каждые две недели они устраивали в своем городском особняке нечто вроде официального приема – от небольшого ужина на двенадцать человек до фуршета на пятьдесят или коктейля на сотню. Все эти вечеринки служили деловым целям, поддерживали имидж Нико на высоком уровне, позволяли завязывать знакомства и быть в курсе всего, что должно случиться, прежде чем это появится в «Новостях». Нико эти приемы не любила, но знала: Сеймур прав, и устраивала их, чтобы доставить ему удовольствие. Да и особых хлопот они ей не доставляли. Сеймур договаривался с поставщиками, заказывал напитки и составлял меню, хотя в их доме почти не пили. Сеймур ненавидел пьяных. Не выносил людей, неспособных контролировать себя, а кроме того, придерживался правила, согласно которому они каждый вечер ложились не позднее десяти тридцати.

– Обсудим это вечером, – сказал Сеймур. – Ты едешь домой?

– Не знаю, – ответила Нико. – У меня запланировано еще одно мероприятие, связанное с раком груди у женщин.

– Тогда тебе лучше поехать туда, – согласился Сеймур. – Нужно хотя бы там показаться.

Он дал отбой, и на Нико внезапно навалилась усталость. У нее в жизни теперь совсем не осталось радостей. Но так было не всегда. Вначале, когда она шла к вершине и все было внове, жизнь казалась взрывом. Каждый день был наполнен восхитительными маленькими переживаниями, и их с Сеймуром не покидало удивительное упоительное чувство, будто они чего-то добиваются и что-то покоряют. Одна беда: никто не объясняет, что покорять придется постоянно. Ты не вправе остановиться. Ты вынужден идти все дальше и дальше.

Но в этом и состоит, полагала Нико, жизнь. Не важно, где ты, ты должен безостановочно познавать себя, отыскивая желание продолжать движение. А когда сил больше нет, ты умираешь.

И все забывают о тебе.

Разумеется, когда ее имя исчезнет из памяти людей, ее самой уже не будет, так что какая разница?

Нико посмотрела в окно. Они наконец двигались по Третьей авеню, но машины все еще тащились удручающе медленно. Не стоит думать о печальном. Через несколько минут она увидит Кирби. Нико считала, что он – случайно выпавшая ей в жизни карта, шут-джокер в пестром наряде, конфета в красивой обертке.

– Вы сказали, трехсотый по Восточной Семьдесят девятой? – спросил водитель, врываясь в ее мысли.

Кирби жил в огромной башне из светло-коричневого кирпича, подъездная дорожка сворачивала с Семьдесят девятой улицы на Вторую авеню. Здание для среднего класса, но подъездная дорожка, скорее создававшая неудобства, должна была, видимо, придать дому некий шик. Под навесом находились две вращающиеся двери и стеклянная раздвижная, открывающаяся автоматически, как в аэропорту. В холле стоял большой стол, за ним сидел консьерж свирепого вида.

– К Кирби Этвуду, – сказала Нико.

– Что? – нелюбезно переспросил консьерж. Нико вздохнула:

– К Кирби Этвуду.

Консьерж сердито посмотрел на нее только потому, что она побеспокоила его, заставив выполнять прямые обязанности, и перелистал справочник внутренних телефонов. Снял трубку и набрал номер.

– Как вас зовут? – осведомился он.

Нико молчала. Она никогда не делала ничего подобного раньше и потому не была знакома с данной процедурой. Должна ли она назвать свое настоящее имя? В этом есть доля риска. Если же она назовет выдуманное имя, Кирби, возможно, не поймет, кто пришел, и это создаст еще более неловкую ситуацию.

– Нико, – прошептала она.

– Что? – переспросил консьерж. – Николь?

– Совершенно верно.

– Здесь к вам Николь, – сказал в трубку консьерж. И, с подозрением оглядев Нико, буркнул: – Поднимайтесь наверх. Двадцать пять джи. Из лифта – направо.

Дом номер триста по Восточной Семьдесят девятой улице был огромным зданием, состоявшим из квартир, «помещенных» одна на другую, как обувные коробки. В здании насчитывалось тридцать восемь этажей, на каждом по двадцать шесть квартир, обозначенных буквами алфавита. Всего квартир было девятьсот восемьдесят восемь. Они с Сеймуром жили в подобном доме, когда поженились, но быстро съехали оттуда и переместились на более высокий уровень во всех отношениях.

Нико услышала, как открылась дверь, звук эхом разнесся по пустому коридору. Она ожидала, что из какой-нибудь двери высунется красивая голова Кирби, но вместо этого по коридору к ней помчался огромный пес. Он весело прыгал, радуясь то ли гостье, то ли тому, что удалось вырваться из «коробки». По весу животного – фунтов сто – и пятнистой гладкошерстной шкуре Нико предположила, что это помесь борзой с датским догом.

Нико остановилась, готовясь схватить собаку за холку, если та попытается прыгнуть, но не успел пес добежать до нее, как в коридоре появился Кирби и резко приказал:

– Щенок! Сидеть!

Пес мгновенно остановился и сел, шумно дыша.

– Это Щенок. – Кирби, направился к Нико с уверенной улыбкой.

На нем была темно-синяя рубашка, застегнутая всего на одну пуговицу – на груди, словно он только что накинул ее, сняв с решетки, на которой она сушилась. Тело Кирби произвело впечатление на Нико, но еще больше поразили его педагогические способности. Нужны особое терпение и доброжелательная властность, чтобы так идеально вышколить собаку.

– Как поживаете, очаровательная дама? – небрежно спросил Кирби, словно визит к нему домой для секса в разгар рабочего дня женщины, старше его по возрасту, был абсолютно нормальным явлением.

Нико внезапно смутилась. Как ей держаться? Чего ждет от нее Кирби? Как он ее воспринимает?.. Не зная, на что опираться в создавшейся ситуации, Нико надеялась, что Кирби представляет их обоих как Ричарда Гира и Лорен Хаттон в «Американском жиголо». Может, войдя в роль Лорен Хаттон, она сумеет сыграть эту сцену?

И что стоит за словами «очаровательная дама»?

– Прости, я сглупил, сразу не пригласив тебя к себе, – сказал Кирби и двинулся в обратную сторону. Он обернулся на ходу и улыбнулся такой милой и покаянной улыбкой, что Нико растаяла. – А я, кстати, очень хотел, чтобы ты увидела мою квартиру. С той минуты, как мы встретились, я подумал: «Хорошо бы узнать ее мнение о моей квартире».

Дико, да? Встретил человека и сразу хочешь узнать его мнение. Дело в том, что я подумываю переехать отсюда. В центре города жить престижнее, но я только что отделал квартиру и, по-моему, глупо снова затевать переезд что скажешь?

Нико уставилась на него. Как на это реагировать? Они с Сеймуром жили в центре, в большом особняке в Уэст-Виллидже на Салливан-стрит. Видимо, это «престижное» место, но на самом деле они выбрали его потому, что там тихо, приятно и можно дойти пешком до школы Катрины. Быть может, ей следует посочувствовать Кирби в связи с хлопотами, доставляемыми ремонтом? Особняк они ремонтировали год, но Нико не принимала в этом настоящего участия – всем занимался Сеймур. А когда завозили мебель и декоратор завершал отделку, они на три дня переселились в отель «Марк». Потом ей вручили комплект ключей, и в один прекрасный день она после работы приехала вместо старой квартиры в новый особняк. Они исходили из соображений удобства, но Нико вдруг осознала, что это звучит по-барски и в конце концов она начнет считать себя выше Кирби. Нико смущенно улыбнулась:

– Я, право, не знаю, Кирби…

– Ну, что-нибудь да скажешь. – Кирби распахнул дверь и придержал ее рукой, так что Нико пришлось нагнуться, чтобы войти в квартиру. Она коснулась его груди и покраснела. – Хочешь вина или воды? – спросил Кирби. – Я подумал: она похожа на женщину, которая любит белое вино, поэтому пошел и купил.

– Ну что ты, Кирби, не стоило, – отозвалась Нико, чувствуя себя косноязычной школьницей. – Мне не следует пить в середине дня.

– О, я знаю. Ты деловая женщина. – Кирби зашел в кухню – узкую щель справа от двери, – открыл холодильник и вынул бутылку вина. – Но тебе не помешает расслабиться. Вредно постоянно мчаться со скоростью сто миль в час. – Он повернулся с улыбкой.

Нико улыбнулась в ответ. Внезапно Кирби стремительно, как змея в броске, наклонился к ней и впился в ее губы поцелуем. Держа в одной руке бутылку, другой он притянул Нико к себе. Она с готовностью прижалась к Кирби, думая о том, что его губы напоминают мягкий, спелый, сочный плод – папайю, может быть, – по контрасту с его неотразимо крепким телом. Поцелуй продолжался, кажется, несколько минут, но на самом деле, наверное, секунд тридцать, а потом Нико почувствовала себя придавленной, стало нечем дышать, как бывает в замкнутом пространстве. Она оттолкнула Кирби.

Он отступил на шаг и внимательно посмотрел на Нико, пытаясь понять ее реакцию.

– Слишком решительно и слишком быстро, да? – спросил он, нежно касаясь щеки Нико. Однако в следующую минуту он сменил тему, как ребенок, вдруг обнаруживший новую игрушку: – Все же выпьем вина, а? – Кирби поставил бутылку на стойку, словно обрадовался, что она оказалась у него в руке. Достал из буфета два бокала. – Я купил их в «Крейт и Баррел». Ты когда-нибудь была там? У них всегда скидки. Эти стоили всего по пять долларов штука, а они хрустальные, – рассказывал он, открывая вино и разливая его по бокалам. – Однажды, – продолжал он с молодежной вопросительной интонацией, – я катался на яхте какого-то богача, так там все бокалы, даже для сока, были хрустальными. Но что мне нравится в Нью-Йорке – здесь дешево можно купить действительно хорошие вещи. Ты обращала на это внимание? – Кирби подал Нико бокал, и она кивнула, наблюдая за его движениями – слова не шли у нее с языка, желание лишило ее дара речи.

Пес протиснулся в кухню и, к счастью, отвлек их. Нико погладила его по голове, потом, почесывая за ухом, подняла его морду и пристально посмотрела ему в глаза. Щенок выдержал.

– Хороший пес, – заметила Нико. – У него есть настоящее имя?

– Я хотел посмотреть, какой у него характер, прежде чем дать имя, – с умным видом ответил Кирби. – Потому что иногда назовешь собаку, потом видишь, что имя неподходящее, а уже ничего с этим не поделаешь. Кличку ведь не поменяешь? Собаки не так умны. Это сбивает их с толку, – пояснил он. – Как детей. Например, ребенку пять лет, а родители вдруг ни с того ни с сего меняют ему имя. Да он потом даже не сообразит, в какую школу ему идти.

Кирби выжидательно посмотрел на нее, и Нико засмеялась, что, видимо, ему понравилось. Нико не знала, чего ждать, но не предполагала в нем такого… такого наивного, прелестного, неожиданного… ума? Ну, может, и не ума, подумала она. Но Кирби оказался более интересным, чем она подозревала.

– Я как раз вспомнил, что должен показать тебе свою квартиру. Я ведь этим тебя сюда заманил, верно? – проговорил он. – Просто отвлекся. Засмотрелся на очаровательную даму. – Кирби бросил на Нико многозначительный взгляд, и она чуть поморщилась. Может, он и не глуп, но хоть бы перестал называть ее дамой. От этого Нико чувствовала себя не в своей тарелке, словно была матерью Кирби или немолодой родственницей.

– Кирби, я…

Он подошел к ней, снова обнял и надолго прильнул к ее губам. «Может, Кирби всех женщин называет дамами?» – подумала она, когда он расстегнул ее блузку и, проведя ладонью по спине, ловко расстегнул лифчик. В любом случае обращается он с ней не как с матерью, решила она, когда Кирби мягко взял в руку ее грудь. Он знал, как прикасаться к женщине, и когда начал легонько массировать пальцем ее сосок, Нико почувствовала такое вожделение, какого никогда не испытывала к Сеймуру…

Вдруг запаниковав, она стала отталкивать его, отворачивать лицо. Что она делает? Сеймур… Кирби… через несколько секунд он разденет ее… и что подумает о ее теле? Кирби, без сомнения, привык спать с двадцатипятилетними супермоделями.

Кирби убрал руку.

– Эй, все в порядке? Потому что нам не обязательно… ну, ты понимаешь.

– Я хочу, – прошептала Нико. – Просто я…

Он понимающе кивнул:

– В первый раз?

Она с недоумением посмотрела на Кирби, не понимая, о чем он говорит.

– Ну, мужу изменяешь, – пояснил он.

Нико, оторопев, открыла рот, и Кирби воспользовался этим, чтобы снова поцеловать ее.

– Не переживай, – пробормотал он. – Ты поймешь, что у тебя есть на это причины, ведь так?

Неожиданно Кирби обхватил Нико за талию и, подняв, как ребенка, посадил на стойку. Наклонился, но она откинулась назад, еще не вполне готовая отдаться, особенно после его замечания насчет измены. Зачем он так грубо выразился? Но ведь это правда. Она изменяла. Возможно, Кирби это особенно возбуждало.

– И если тебя это волнует, у тебя отличное тело, – прошептал он, задирая Нико юбку и раздвигая ей ноги. Она сопротивлялась, думая о том, как приятно чувствовать, что Кирби хочет ее, что пытается заставить ее уступить. А потом она сможет солгать себе, что ничего не могла поделать… это было выше ее сил.

Нико позволила раздвинуть ее ноги, и Кирби провел ладонями по внутренней стороне бедер, наблюдая за выражением ее лица. Спасибо Сеймуру, подумала она, спасибо, что каждое утро в шесть часов он заставлял ее по полчаса заниматься на тренажерах в подвале их дома. Сеймур говорил, что это нужно не только для эстетического вида, но и для здоровья, повышения выносливости и способности концентрироваться. И Нико вдруг пришло на ум, что Сеймур обращался с ней скорее как со скаковой лошадью, а не как с женщиной.

– Они нужны тебе? – спросил Кирби, оттягивая резинку колготок. Нико посмотрела на него в полном недоумении. – Или я их разрежу? – бодро осведомился он. – Я хочу разрезать их ножницами, чтобы добраться до тебя, но может, потом это покажется подозрительным? Если ты вернешься домой без колготок…

– Ничего страшного, – прошептала Нико, ложась на спину и позволяя ему действовать. Это так на нее непохоже, но ведь никто никогда не узнает, чем она занималась на кухне у Кирби. В маленькой гардеробной, примыкающей к ванной комнате в ее офисе, есть запасная пара колготок, а в конторе никто не заметит, если она вернется с голыми ногами…

Из расписанной цветами керамической подставки, в которой стояли разнообразные деревянные ложки и лопаточки, Кирби вытянул кухонные ножницы. Мало того что он хорош в постели, так еще и готовит! Кирби игриво провел рукой по животу и внутренней стороне бедер Нико, а потом, оттянув колготки, начал невыносимо медленно разрезать их сверху вниз. Дойдя до лобка, он отложил ножницы и разорвал колготки.

Нико казалось, что она умрет от желания.

Затем Кирби аккуратно сдвинул в сторону ластовицу ее трусиков (к счастью, очень симпатичных – светло-голубых, из тонкого шелка, от «Ла Перла») и стал ласкать ее. Нико не любила разговоров во время секса, но тут издала низкий, гортанный стон. Ей стало немного неловко, казалось, что она ведет себя как в порнофильме, но Кирби это не смущало.

О Боже! Нико и в самом деле получала удовольствие. Что может быть лучше, чем отличный секс с моделью, рекламирующей нижнее белье от Калвина Клайна?

Как это ей так повезло?

Внезапно Нико ощутила вину. Если бы это попытался проделать с ней Сеймур, она велела бы ему забыть о подобных приемах. Нико постоянно отталкивала мужа, все дальше и дальше за эти годы, поэтому теперь он почти не проявлял инициативы.

– У тебя восхитительная киска, – проговорил Кирби и начал лизать ее, одновременно погружая пальцы в ее глубины. – В следующий раз я поставлю тебя на четвереньки, – жарко прошептал он, заставив Нико позабыть о Сеймуре и представить то, что он обещал. – О черт, я больше не могу терпеть! – Взяв ножницы, Кирби решительно разрезал ластовицу, достал из кармана презерватив в пакетике и зубами разорвал его. В одну секунду он расстегнул молнию брюк и извлек твердый как камень пенис, оказавшийся чуть больше и длиннее обычного. Во всяком случае, больше, чем у Сеймура…

Кирби ловко надел презерватив, и Нико чуть не засмеялась, по-девически смутившись. Презервативы! Она и забыла про них. Нико ни разу не спала с мужчиной, который ими пользовался, потому что последние четырнадцать лет была близка только с Сеймуром. А всего их у нее было пятеро, не считая Кирби.

– Ты не против, нет? – спросил он. – Так лучше. Тогда нам не придется волноваться. А ты такая влажная…

Она покачала головой, предвкушая то, что испытает, когда Кирби войдет в нее.

Со стоном наслаждения Нико откинулась назад, ударившись головой о стену. Кирби поднял ее ноги, так что ступни уперлись в край стойки. Нико была абсолютно беззащитна. То, что она позволила себе настолько раскрыться, волновало. Ведь такого никогда не было… с Сеймуром…

А затем она выбросила Сеймура из головы. Ей не хотелось, чтобы муж испортил ей недолгое удовольствие.

Потом она лежала на стойке, как смятая тряпичная кукла.

– Правда, было хорошо? – спросил Кирби, помогая Нико слезть со стойки. Она встала на ноги и одернула юбку. Она потеряла не только трусы и колготки, но и туфли. – Ты так кричала, когда кончала, – заметил Кирби. Нико смутилась:

– Правда? – Она подобрала в углу туфлю. – Обычно я не делаю этого.

– Ну а сегодня сделала! – пылко возразил Кирби. – Да ты не переживай. Мне это понравилось. – Он протянул ей разрезанные трусики. – Они тебе нужны?

– Едва ли, – ответила Нико. Неужели Кирби полагает, что она зашила бы их?

– Весь день сегодня ты будешь напоминать мне о скачках. – Кирби взял ее лицо в ладони. – И каждый раз у меня будет вставать.

Нико нервно рассмеялась. Она не привыкла, чтобы мужчины думали о ней как о сексуальном объекте. Но значит ли это, что Кирби хочет снова увидеться с ней?

Надеясь на это, Нико опиралась на его плечо, пока надевала туфли. Так, а что теперь? Просто уйти? Она посмотрела на часы. Два тридцать. Если она уйдет сейчас, то будет в офисе к трем. Но не обидится ли Кирби?

– А теперь я устрою тебе экскурсию по квартире, – сообщил он. – Мы, между прочим, так и остались на кухне. Ничего себе, а?

Нико посмотрела ему в лицо. Кирби был необыкновенно красив. Прекрасные черты и гладкое лицо молодого человека. Есть то, чего нельзя добиться с помощью скальпеля хирурга или инъекций косметолога, – упругость кожи и крепость мышц, особенно шеи. Шея Кирби была такой гладкой, а кожа такой тугой! От одного взгляда на его шею Нико снова возбудилась. Все разговоры о том, что женщин привлекают в мужчине не внешность и молодость, – ложь…

Внезапно Нико задумалась о том, сколько здесь уже перебывало женщин. Но спросить об этом Кирби не решилась. Он не должен заметить, что она не уверена в себе. Надо брать пример с него.

– Я с удовольствием посмотрю квартиру, – сказала Нико.

Жилье оказалось небольшим – гостиная, спальня и стандартная нью-йоркская ванная комната, – но мебель удивительно красивая.

– Мне дали восемьдесят процентов скидки у Ральфа Лорена, так что я здорово выгадал, – объяснил Кирби.

Он сел на обитый замшей диван, и Нико расположилась рядом. Альбом с рекламными фотографиями Кирби лежал на столике, и Нико начала перелистывать его. Крупный план лица Кирби, рекламирующего средство после бритья. Вот он на мотоцикле в рекламе компании, производящей изделия из кожи, а вот – в Венеции, в Париже, в ковбойской шляпе где-то на Западе, может быть, в Монтане. Он положил ладонь на ее руку.

– Не надо, – попросил он.

Нико посмотрела на Кирби, жалея, что не может утонуть в его глазах, светло-карих, с золотыми искорками. Ей захотелось слиться с ним.

– Почему? – удивилась она.

Нико не узнала свой голос. Глядя на фотографию в альбоме (Кирби верхом на лошади), она не верила в то, что произошло между ними. Это какое-то чудо. Разве можно было предположить, что у нее будет такой секс, в ее возрасте, с таким молодым и красивым мужчиной?!

– Ненавижу работу модели, – признался Кирби. – Терпеть не могу, когда со мной обращаются как с куском мяса, понимаешь? Фотографам абсолютно наплевать, что я представляю собой как личность.

А вдруг она влюбится в Кирби Этвуда? Нико смотрела на него с сочувствием. Слава Богу, Кирби не может прочесть ее мысли.

– Это ужасно. – Его отчаяние казалось Нико необычайно трогательным. Ее потрясло, что красивые так же ранимы, как все остальные. – Но у тебя хорошо получается.

– Ну да, хорошо. Что тут хорошего? На меня направляют камеру и велят прикинуться счастливым. Или сильным. Или изображать какую-нибудь другую чушь. Но иногда, – Кирби шутливо коснулся руки Нико, – я предлагаю им кое-что другое. Принимаю задумчивый вид, будто о чем-то размышляю.

– Покажи, как это, – попросила Нико. Господи, что она творит? Надо возвращаться в контору.

– Да? – удивился Кирби.

Он склонил, а затем поднял голову, уставившись в пространство. Несколько секунд Кирби пребывал в этой позе, с видом слегка задумчивым, но кроме этого, на его лице ничего не отразилось. О Боже, подумала Нико.

– Ну, ты уловила? – с жаром поинтересовался он. – Похоже, что я задумался?

Ей не хотелось проявлять жестокость.

– О да! Это здорово, Кирби.

– А видно было, о чем я думаю?

Нико улыбнулась. Его непосредственность так мила.

– Ну скажи.

– О сексе! – ухмыльнулся Кирби. – О сексе, которым мы с тобой только что занимались. Конечно, ты считаешь, что мне следовало бы выглядеть счастливым. Но я обманул тебя. На самом деле я думал, как бы снова тебя увидеть, и не знал, хочешь ли этого ты.

– О-о! – воскликнула Нико. Он постоянно удивляет ее. Умение проявлять чувства никогда не было ее сильной стороной, особенно с мужчинами. – Я хочу увидеть тебя снова. Но, Кирби, – Нико взглянула на часы, – мне пора в офис.

– Да, мне тоже пора собираться. Столько всего еще нужно сделать.

Поднявшись с дивана, они мгновение смущенно смотрели друг на друга, потом Кирби поцеловал ее.

– Здорово было, ведь правда?

– Здорово, – пробормотала Нико, жалея, что ей не дано рассказать ему, как это было чудесно.

– Щенок! – позвал Кирби, отстраняясь от Нико. Пес прибежал из спальни. – Сидеть! Дай лапу! – Пес поднял лапу. Нико пожала ее.

Венди Хили сидела в конце просмотрового зала на сорок третьем этаже здания «Сплатч Вернер».

В зале, обитом панелями светлого дерева, было пятьдесят мест – темные кожаные кресла с невысокой спинкой и углублениями для бокалов в подлокотниках. Если приходилось что-то записать, из правого подлокотника выдвигалась маленькая деревянная подставка. В комнате находилось человек пятнадцать: Питер и Сьюзен, администраторы, работавшие под началом Венди; Селден Роуз, начальник отдела кабельного телевидения, и два его заместителя; Черил и Шарлайн – ответственные за рекламу на Восточном и Западном побережьях; режиссер с подружкой и трое актеров, занятых в этом фильме, – Тэннер Коул, Дженни Кейдайн и «новичок» Тони Крэнли, невысокий скромный молодой человек. Все прочили ему большое будущее, и он никуда не ходил без своего агента Майры, грузной блондинки с волосами цвета меда и по-матерински располагающей внешностью.

– Привет, лапочка. – Майра поцеловала Венди, посадив Тони в первом ряду, рядом с Тэннером.

– Садитесь с нами, – предложила Майре Шарлайн.

– На минутку, – кивнула Майра. Она посмотрела на Тони: тот изображал, что наносит Тэннеру удар в ухо.

– Как дела? – спросила Венди, поправляя очки. Она немного нервничала, и очки постоянно съезжали на кончик носа.

Майра взглянула на Тони, закатила глаза и пожала плечами, отчего Шарлайн и Венди рассмеялись. – Да нет, правда, все отлично, – ответила Майра.

– Мы видели заметку на шестой странице, – сообщила Шарлайн. В ней рассказывалось, что на церемонии вручения наград Тони схватил за задницу известную молодую киноактрису и получил за это по физиономии.

– Ненавижу актеров, – вздохнула Венди.

– Ты, – провозгласила Шарлайн, указывая на нее пальцем, – актеров любишь. Тебя знают как актерского продюсера. Они все тебя обожают. И ты точно так же обожаешь их.

– Шарлайн едет в Индию, – сказала Венди.

– Боже, хотела бы я быть на ее месте, – простонала Майра.

– Ради Бога! – с жаром воскликнула Шарлайн. – Что тебе мешает? Месяц назад я проснулась, посмотрела вокруг и подумала – чем, черт побери, наполнена моя жизнь? Чем я занимаюсь? И поняла, что мне надо жить. Вне этого всего. Нужно увидеть перспективу.

– Все упирается в это, не так ли? – согласилась Венди. – В перспективу.

– Ничто не мешает тебе поехать, – продолжала Шарлайн.

– Нет, она не может. У нее дети и все остальное, – возразила Майра.

– Поверь мне, я думала об этом, – развела руками Венди.

– Сделай вид, что подыскиваешь натуру для съемок, – предложила Шарлайн.

Венди улыбнулась. Ей никогда не удастся совершить подобное путешествие. Но сама мысль о такой поездке… об этом она мечтала в детстве. Увидеть мир. Экзотические страны… Венди быстро выбросила эти мысли из головы и окинула взглядом комнату, поправляя очки.

– Кого мы ждем? – спросила Майра.

– Виктора Мэтрика. – Шарлайн подмигнула Венди.

Венди нахмурилась. Она терпеть не могла эту часть своей работы. Мучительные минуты перед началом просмотра, когда ты знаешь (и при этом не имеет значения, считаешь ли ты свой фильм хорошим), что через два часа, возможно, потерпишь полное фиаско. То, что казалось тебе блестящим, смешным, ясным, по каким-то причинам не увлекло зрителей. И тогда, несмотря на то что ты была продюсером множества фильмов и не раз добивалась удачи, провал нависнет над тобой как смерть. Венди понимала, что нельзя эмоционально относиться к своим фильмам (мужчины считали это свойством женщин), но невозможно вложить столько трудов в проект, если ощущаешь только равнодушие. И поэтому, когда фильм не удавался, Венди переживала это как смерть лучшего друга. Друзья бывают разгильдяями, дураками и неудачниками, но это не значит, что ты не любишь их, не желаешь им удачи.

И когда они терпели крах, умирали, Венди на несколько дней всегда погружалась в черную дыру. Ее снедал стыд. Не фильм провалился, а она. Она подвела себя и всех тех, кто принимал участие в его съемках…

– О, Венди! – всегда говорил Шон, закатывая глаза и с отвращением вздыхая. – Почему ты все принимаешь так близко к сердцу? Это же просто тупой голливудский фильм.

А она всегда улыбалась и отвечала:

– Ты прав, милый.

Но на самом деле Шон ошибался. Смысл жизни в том, чтобы любить – по-настоящему любить – какое-то дело. И брать на себя ответственность за свои увлечения…

Зазвонил ее сотовый.

– Шон, – прошептала она женщинам.

– Везет тебе, – с улыбкой кивнула Шарлайн. Более пяти лет ни у Шарлайн, ни у Майры не было серьезных отношений с мужчинами, и эта мысль, похоже, постоянно маячила у них в подсознании.

Венди вышла поговорить в коридор. Двери с толстой обивкой бесшумно закрылись за ней.

– Привет! – радостно воскликнула она. В этот день они созванивались первый раз.

– Ты занята? – отчужденно спросил он. Разве Шон не помнит, что у нее сейчас начнется просмотр? Но может, она не говорила ему?

– У тебя все в порядке, милый? – тепло и сердечно поинтересовалась Венди.

– Нам надо поговорить, – ответил Шон.

– С детьми все хорошо? С Магдой ничего не случилось?

– С детьми все нормально. – В его голосе прозвучала досада. – Нам надо поговорить.

Начало не сулило ничего хорошего. В мозгу Венди пронесся десяток предположений. Умер кто-то из знакомых; из налогового управления прислали письмо, требуя вернуть налоги; партнеры Шона вышвырнули его из ресторана… Она подняла глаза. По коридору энергично шагал Виктор Мэтрик. Почему мужчины и матери всегда выбирают для звонков самое неудачное время?

– Я перезвоню тебе после просмотра, – с деланным спокойствием сказала Венди и отключилась.

– Здравствуй, Венди. – Виктор пожал ей руку.

– Рада вас видеть, Виктор. Мы все очень рады, что вы пришли.

Венди смущенно постояла, давая ему возможность первым войти в просмотровый зал. Она женщина, но Виктор старше и гораздо выше ее по положению. Возраст важнее красоты. Проведя много лет в бизнесе, Венди до сих пор не знала, как обращаться с мужчинами вроде Виктора Мэтрика – старыми белыми мужчинами, наделенными властью. Она ненавидела власть мужчин. Каждый раз, сталкиваясь лицом к лицу с такими мужчинами, как Виктор, Венди чувствовала себя девочкой, вынужденной во всем слушаться своего отца. Отношения у них сложились не очень хорошие. Отстраненный, он не принимал Венди всерьез, словно никогда и не ждал от нее больших достижений. Отец до сих пор удивлялся, что у нее есть работа, а еще больше его поразило количество зарабатываемых ею денег. Узнав, что в год Венди получает три миллиона долларов, он заметил: «Я больше не понимаю этот мир». А вот Нико прекрасно знала, как держаться с мужчинами вроде Виктора. Она немного льстила. Разговаривала с ними на равных. Держалась так, словно была одной из них. У Венди это никогда не получалось. Она не чувствовала себя с этим человеком на равных, поэтому притворяться не имело смысла.

– Как полагаешь, Венди, нас ждет хит? – спросил Виктор.

Он принадлежал к числу старых корпоративщиков, которые постоянно повторяли твое имя, якобы желая, чтобы ты осознала свою значительность. Но скорее всего они стремились подавить тебя своей идеальной памятью, которой ты не обладала.

– Виктор, это будет грандиозно, – ответила Венди.

– Именно это мне и нравится видеть в моих руководителях. Энтузиазм, – отозвался Виктор, кулаком правой руки ударив в ладонь левой. – Поиграем же в мяч!

Венди следом за Виктором вошла в зал и села позади него. Экран ожил, белый свет осветил широкий затылок Виктора, его короткие седые, с желтоватым оттенком, волосы. Венди откинулась в кресле, и в голове у нее мелькнула шальная мысль – как бы отреагировал Виктор, если бы она подошла к нему и сказала: «Правильно, Виктор! Давайте поиграем в куклы!»

Ровно через сто одиннадцать минут Тэннер Коул, сидевший с Дженни Кейдайн в запряженных лошадью санях, которые мчались по аллее Центрального парка, наклонился к девушке и поцеловал ее. Венди множество раз видела финал в монтажной, однако ощутила, что к глазам подступили слезы. А это случается только тогда, когда зрители верят, что мир спасет настоящая любовь. Достичь такого финала, казалось бы, легче всего, но в действительности это самое трудное. Исходные данные скудные: мужчина, занимающий высокое положение, влюбляется в женщину, стоящую ниже его на социальной лестнице, но заслуживающую большего. (Или девушку, что еще лучше.) Пятьдесят лет феминизма, образования и успеха не уничтожили этот миф, и порой Венди становилось не по себе от того, что она сбывает женщинам подобную чепуху. Но выбора у нее не было. Она работала в индустрии развлечений, а не правды. И кроме того, сколько женщин с восторгом ухватились бы за противоположную возможность: женщина с высоким статусом (умная, могущественная, преуспевающая) влюбляется в мужчину ниже себя по положению… и заканчивает тем, что окружает его своей заботой.

Нет. В таком виде сюжет приобретает несколько иной подтекст.

Шарлайн наклонилась вперед и тронула Венди за плечо.

– Я хочу, чтобы это случилось со мной, – жалобно проговорила она, указывая на застывший на экране поцелуй Тэннера Коула и Дженни Кейдайн, на фоне которого шли заключительные титры.

– С нами такого никогда не произойдет, – фыркнула Майра. – Ты еще не поняла этого?

– Но я хочу, чтобы это случилось, – повторила Шарлайн.

– Я хочу яхту и личный самолет. Но этого у меня тоже не будет, – отозвалась Майра.

Все начали вставать.

– Это фантастика, детка! – крикнул Тэннер Коул с переднего ряда.

– Все отлично поработали, – заявил Виктор Мэтрик. – Первоклассная вещь, первоклассная. А ты что скажешь, Селден? Хит?

Венди улыбнулась. Желудок скрутило от тревоги, смешанной со страхом и злостью. Это ее фильм, а не Селдена. Селден ничего не сделал для его создания – лишь прочитал сценарий и несколько раз позвонил, чтобы заполучить режиссера Питера Симонсона. А теперь Селден подошел к Виктору и жал ему руку, и подлизывался, словно успеха добивался глава компании. Проклятый жеманник Селден Роуз с его косматой шевелюрой и этой глупой улыбочкой (иные женщины в компании всерьез находили его красивым, но Венди категорически отрицала это) пытался вылезти вперед за ее счет…

Она шагнула в проход и встала прямо перед Виктором и Селденом. Было жизненно важно заявить о себе. Венди не так уж часто находилась в одном помещении с Виктором Мэтриком, и следовало извлекать выгоду из любой возможности. Наклонив голову, она улыбнулась Селдену, делая вид, что слушает его. Венди знала Роуза много лет, с той незапамятной поры, когда он еще жил в Лос-Анджелесе. Селдена считали одержимым честолюбцем. Что ж, она такая же. Вдвоем можно играть в любые игры.

– Виктор, – льстиво проворковала Венди (тошно, но сделать это необходимо), – я должна поздравить вас с вашей преданностью качеству. В этом фильме повсюду виден интеллект «Сплатч Вернер»…

Глаза Виктора блеснули – то ли безумием, то ли старостью, а может, тем и другим, – и он ответил:

– Мой ум, Венди, состоит в том, чтобы нанимать для управления моими компаниями самых лучших в мире людей. Вы оба потрясающе справились с работой.

Венди улыбнулась. Краем глаза она видела, что Дженни Кейдайн и Тэннер Коул направляются к ней по проходу. Еще тридцать секунд, и Дженни будет здесь… а тогда разговор с Селденом и Виктором закончится. Дженни потребует внимания. Она кинозвезда, а следовательно, предпочтение должны оказывать ей.

– Спасибо, Виктор. – Селден перехватил взгляд Венди. – Мы с Венди отлично работаем вместе.

Венди чуть не ахнула, но удержала на лице улыбку. Так вот, значит, во что играет Селден. Она внезапно осознала все: Селден хочет включить «Парадор» в свое подразделение «Муви тайм». Он клонит к тому, чтобы руководить и «Муви тайм», и «Парадором» и стать начальником Венди, – это неслыханно! Три года назад, когда «Сплатч Вернер» приобрела «Парадор» и она, Венди, заняла кресло президента, Селден Роуз не желал иметь с компанией никаких дел. Он переживал какие-то серьезные неприятности с бывшей женой, и даже ходили слухи, что Селден подкапывается под «Парадор», стремясь его повалить. Но поскольку «Парадор» выпустила пять фильмов-хитов, а «Муви тайм» по-прежнему хромала, неудивительно, что Селден возжаждал крови.

Дженни Кейдайн была уже в двух шагах. Венди вздохнула, чтобы обеспечить приток кислорода к мозгу. Если она спустит это Селдену в присутствии Виктора, Селден сунет в трещину свои жадные пальчики и будет ковырять и ковырять, пока не образуется расселина.

Уж она прищемит ему пальцы дверью!

– Селден очень помогает мне, Виктор. – Венди кивнула, словно согласилась с предыдущей репликой Селдена. – Мы всего пару раз встречались по «Пятнистой свинье», но Селден связал нас с Питером Симонсоном, режиссером. – Она улыбнулась, словно весь успех фильма зависел от одного короткого звонка. – И он проделал изумительную работу, – завершила Венди.

Она умолкла, поздравляя себя с мастерским ударом. Венди достаточно ясно дала понять Селдену, что, если он собирается перейти ей дорогу, его ждет борьба. Вместе с тем Венди ловко напомнила Виктору, что она по-прежнему командный игрок, хоть и отвечала за фильм. И по времени она все рассчитала идеально. В следующую секунду подошла Дженни Кейдайн и оперлась на плечо Венди, что означало: любые разговоры, не касающиеся Дженни, следует закончить.

– Вен… – обольстительно пробормотала Дженни. – Я устала. Я хочу сегодня прийти к тебе на ужин. Ты сделаешь свою знаменитую лазанью?

Венди похлопала Дженни по руке.

– Ты знакома с Виктором Мэтриком?

Дженни, в которой было пять футов девять дюймов роста и около ста двадцати пяти фунтов веса (включая не меньше четырех фунтов солевых имплантатов в груди), выпрямилась изящным змеиным движением и протянула длинную белую руку.

– Здравствуй, папочка, – произнесла она, взяв Виктора за руку, а затем наклонилась к нему и запечатлела смачный поцелуй на его щеке. Виктор оживился. «Благослови Боже Дженни, – подумала Венди. – Она никогда не упустит своей выгоды». – Как мне нравится этот славный, большой папочка! – восторженно продолжала Дженни.

Виктор просиял. Вся группа потянулась к лифтам.

– Венди работает над классным новым сценарием для меня, – сообщила Виктору Дженни. У нее были огромные голубые глаза, и когда она расширяла их, желая придать особый вид своим словам, эти глаза завораживали. – Но он серьезный. Мы надеемся, он тянет на «Оскара»…

– Поговори об этом с Венди. – Виктор похлопал Дженни по плечу. – Я никогда не расспрашиваю своих руководителей. – Он улыбнулся присутствующим и пошел по коридору в свой кабинет.

Селден Роуз вызвал лифт. Просмотровый зал находился на предпоследнем этаже, там был секретный лифт, который вел в личный кабинет Виктора и столовую, на этажах ниже располагались конторы различных отделений компании «Сплатч Вернер». Кабинет Венди был на первом этаже. Она поцеловала Дженни и просила приехать к ней домой часов в восемь. Стоявший перед лифтом Селден нажимал кнопки на сотовом, и Венди размышляла, разозлился он или нет. Но это не важно. Теперь, когда она утопила его, можно позволить себе проявить великодушие.

– Поздравляю, Селден, – сказала Венди и без иронии добавила: – Ты отлично поработал.

Селден поднял глаза.

– Это твой проект. – Он пожал плечами.

Странно как-то. Венди не раз имела дело с мужчинами, похожими на Селдена Роуза (их полно в киноиндустрии), и обычно подобная негласная внутренняя борьба вела к необъявленной войне. Но возможно, Селден не так ужасен, как о нем говорят… Или она просто успешно осадила его и он на пару месяцев оставит ее в покое. Венди только этого и надо было – ей есть о чем волноваться. Когда она шла по коридору в свой угловой кабинет, ее сотовый запищал. За прошедшие два часа накопилось пятнадцать сообщений, из них пять от Джоша, одно от дочери и три – от Шона. Что с ним такое? Наверное, нужны деньги. Он прав. Им нужно поговорить. Она не банкомат.

Венди нажала кнопку быстрого набора номера дочери.

– Здравствуй, мам-ма, – пропела Магда, для пущей важности растягивая звук «м».

– Здравствуйте, графиня Кучи-Ку, – ответила Венди.

– Мне кажется, тебе придется купить moi^[3] пони.

– Да что ты говоришь? – удивилась Венди, отнюдь не обескураженная требованием дочерей. Это, видимо, означало, что урок верховой езды, который Магда посетила вместе с Катриной, дочерью Нико, прошел успешно, на что, собственно, Венди и надеялась. Магде пойдет на пользу какое-нибудь совместное занятие с подругами, что-то способное расшевелить ее. Кстати, сколько стоит пони? Это же миниатюрная лошадка. Две, ну три тысячи долларов?

– Поищи в Интернете объявления о продаже пони, и тогда мы поговорим, – сказала Венди.

Магда раздраженно вздохнула:

– Мам-ма. Пони так не покупают. По Интернету. – Недовольство в голосе дочери было почти ощутимым. – Ты должна полететь в Палм-Бич на своем личном самолете, и там есть человек, который покажет тебе лучших пони в стране…

Господи помилуй! Один урок верховой езды, и Магда заговорила так, словно собирается участвовать в Олимпийских играх. Откуда она набралась всей этой чуши?

– Милая, мы не будем покупать пони в Палм-Бич, – терпеливо ответила Венди. – Уверена, мы найдем очень милого пони здесь, в… Нью-Йорке. – Возможно ли это? И откуда вообще берутся пони? Но где-то же они должны быть? В конце концов, в Нью-Йорке обитают все виды тварей – от людей до всех прочих… Разве нет здесь любых животных и жуков, о существовании которых ты даже не подозреваешь? – Мы потолкуем об этом, когда я вернусь домой. На ужин приедет Дженни Кей.

– Дженни кто? – лукаво переспросила Магда. Венди вздохнула:

– Актриса, Магда. Ты знаешь. Одна из твоих любимых. Она играла любопытную принцессу в том фильме, который тебе нравился.

– Это, мам-ма, был мультфильм.

– Она озвучивала принцессу, – сказала Венди и сменила тему. – Папа дома?

– Нет.

Телефон Венди снова запищал. Шон. – Папа на другой линии. Я перезвоню тебе. – Она отключилась. Шон прислал ей сообщение.

«Мне нужен развод», – гласило оно.

Это было такой очевидной попыткой привлечь внимание, что Венди чуть не рассмеялась. Шон никогда не захочет развода. Куда он пойдет? Что будет есть? Как будет покупать дорогие рубашки от «Дольче энд Габбана», которые так любит?

«Не глупи, – написала она. – Я люблю тебя».

«Я серьезно».

«Отложи развод. На ужин придет Джен Кей. – И добавила: – Придет. Понял?»

Дом номер пять пятьдесят по Седьмой авеню, самый престижный в Швейном квартале, располагался прямо в его центре, между Тридцать девятой и Сороковой улицами. Это узкое здание со сдержанно-элегантными конторами было выстроено из мрамора, а в небольшой вестибюль вела сияющая медью вращающаяся дверь. На стене висел список обитателей, своего рода «Кто есть кто в мире моды»: Оскар де ла Рента, Донна Каран, Ральф Лорен – и в середине этого списка Виктория Форд.

Виктория со вздохом посмотрела на свое имя и вошла в лифт. Она перебралась в это здание четыре года назад из захламленной тесной мастерской на одной из боковых улиц, сообщив тем самым индустрии моды о своем явлении миру. Ее студия была одной из самых маленьких – лишь часть этажа по сравнению с тремя этажами, занимаемыми Ральфом Лореном, – но в мире моды восприятие – это половина победы. Именно по этой причине дизайнер сегодня мог быть у всех на устах, а завтра – вылететь из бизнеса. Виктория никогда не забудет тот день, когда, вернувшись с ленча, увидела в вестибюле каких-то мужчин и потом прикрыли фирму Уильяма Джеймсона…

Но Уилли знал людей, которые на него ставили, напомнила себе Виктория, когда дверь лифта начала медленно закрываться. Над дверью шла длинная полоса с логотипами всех дизайнеров, обосновавшихся в здании, – логотипы освещались по мере того, как поднимался лифт. Поговаривали, что Уильям все же зарабатывал, но недостаточно, чтобы удовлетворить спонсоров, поэтому они и прекратили поддержку. Его преступление заключалось лишь в том, что он выставил подряд три не слишком успешные коллекции…

С ней этого не случится. Кроме того, Уильям находился наверху. А она там еще не побывала. Пока не побывала.

Лифт звякнул, и загорелся причудливый логотип «Виктория Форд». Она вышла и сделала несколько шагов к двери из матового стекла с выгравированным на ней логотипом. Внезапно у Виктории упало сердце от страха. Стоимость аренды этого помещения составляла двадцать тысяч долларов в месяц. В год – двести сорок…

– Здравствуй, Клэр, – бодро, словно ничего не случилось, приветствовала она девушку в приемной. Клэр, молоденькая и красивая, усердная городская девушка, до сих пор испытывала восторг по поводу того, что получила работу-мечту в волшебной индустрии моды.

– Привет, – с энтузиазмом отозвалась Клэр. – Как ваше путешествие?

– Все нормально, – ответила Виктория, скидывая пальто. Клэр сделала движение, собираясь взять его, но Виктория жестом остановила девушку. Она никогда не позволит подчиненному сделать то, что обычный человек должен делать сам.

– Как там, в Японии?

– Жарко.

– Для вас только что пришло два больших пакета, – сообщила Клэр.

Виктория кивнула. Она все утро с ужасом ждала их прибытия – со времени ее разговора с господином Икито и его похвал по поводу плана нанять мисс Мацуда для разработки моделей. Более того, он сказал, что она уже сделала их и сегодня они будут доставлены к ней в офис. «Ответ «нет» не принимается», – заключил Икито.

Виктория уже начинала ненавидеть его. Как она раньше не сознавала, насколько он ей несимпатичен?

– Спасибо, Клэр. – Виктория кивнула.

Напротив стойки секретаря находился элегантный салон, где покупателям и знаменитостям показывали модели. Стены и ковер серовато-розовые, с потолка свисают две маленькие люстры из хрусталя баккара. Понадобилось несколько недель, чтобы подобрать нужный цвет. Сама идея насчет розового была блестящей – женщины испытывают к этому цвету естественную тягу, и он улучшает почти любой цвет лица. Но в реальности розовый цвет обычно оборачивается катастрофой. Слишком яркий, он кажется молодежным; неверный оттенок напоминает всем о средстве от изжоги. Но этот розовый, смешанный с бежевым, был идеален, ибо создавал атмосферу утонченности и покоя.

Однако в передней части салона Викторию поджидало нечто совсем иное: почти полный кронштейн образцов весенней коллекции. Эту одежду отправили Нейману Маркусу в Даллас всего тремя днями раньше, и ждали назад не раньше конца недели. Сердце у Виктории упало окончательно.

– Клэр? – позвала она. – Когда вернулась коллекция?

– О! – нервно отозвалась Клэр. – Ее прислали тоже сегодня утром.

– Нейман звонил?

– Не думаю, – ответила Клэр, но с надеждой добавила: – Правда, мне пришлось сбегать в аптеку. Может быть, Зоэ приняла сообщение.

– Спасибо. – Виктория пыталась сохранить внешнее безразличие.

Она пошла по длинному коридору в свой кабинет, минуя большую эскизную и закройную комнаты, где за швейными машинками сидели четыре женщины; потом еще две комнаты, поделенные на кабинки – для рекламных агентов, помощников и молодых сотрудников-практикантов; другой маленький кабинет, занимаемый ее помощниками по корпоративным связям и связям со средствами массовой информации; и наконец, кабинетик в конце коридора, где сидела Марша Зиндерхоф, офис-менеджер и бухгалтер. Дверь Марши была, по обыкновению, закрыта и украшена табличкой «Осторожно, злая кошка!». Виктория постучала и вошла.

– Привет! – Марша оторвалась от компьютера. Всего на пару лет старше Виктории, Марша тем не менее принадлежала к разряду тех женщин, которые выглядят на средний возраст, вероятно, со старших классов. Она жила в том же районе Куинса, где выросла, и последние пятнадцать лет – все с тем же приятелем. Скучная Марша была гением по части цифр, и Виктория считала большой удачей урвать такого специалиста.

– Ты могла бы получить работу в крупной финансовой фирме на Уолл-стрит, – как-то заметила Виктория. – У тебя, наверное, была бы более высокая рабочая страховка.

– Моя лучшая страховка – твердая уверенность в том, что твои бухгалтерские книги в порядке, – ответила Марша.

Марша не любила перемен, и Виктория знала, что, вероятно, вполне могла бы платить ей меньше. Но она была твердо убеждена: там, где дело касается наемных работников, ты получаешь то, за что платишь. Люди же должны получать то, чего они стоят. Марша зарабатывала сто тысяч долларов в год плюс пять процентов от прибыли.

– Мне кажется, нас ждут тяжелые времена. – Виктория села на металлический складной стульчик перед столом. Марша могла бы иметь кабинет побольше и обставить его получше, но она сказала, что ей нравится именно такой кабинет – недорогой и тесный, – поскольку это обескураживает посетителей.

– Да. – Марша кивнула, взяв из верхнего ящика стола пластинку жевательной резинки.

– Черт! Я надеялась, ты скажешь, что все это только мои фантазии и мне незачем волноваться, ибо все будет хорошо.

– Это все твои фантазии, – согласилась Марша, энергично жуя. – Ты знаешь все дела так же хорошо, как и я, ну ты понимаешь. – Она нажала пару клавишей на клавиатуре компьютера. – Если японцы подтвердят лицензии, как и в прошлом году, все будет в порядке. Но продажи в универмагах снизились с прошлого года на пятьдесят процентов. Виктория только охнула.

– Да, неприятно, – кивнула Марша. – Негодяи. Это возвращает нас туда, где мы находились три года назад.

– А если японцы тоже нас прокатят?..

– Будет совсем плохо. В прошлом году доход от них составил два миллиона пятьсот семьдесят тысяч долларов. Не хотелось бы лишиться этого.

– Негодяи! – взорвалась Виктория. Марша вопросительно посмотрела на нее, и Виктории стало тошно.

– Но есть и хорошие новости. – Марша проглотила жвачку и взяла новую пластинку. Она ела жевательную резинку как настоящую пищу, и Виктория содрогнулась при мысли о том, на что похожи внутренности ее бухгалтера. – Аксессуары, которые ты сделала прошлой весной для магазинов беспошлинной торговли, очень хорошо продаются. Зонтики, резиновые сапожки и перчатки. Пока что прибыль составляет двести восемьдесят девять тысяч долларов, а плохая зимняя погода продержится по меньшей мере еще пять месяцев.

– Резиновые сапоги и зонтики, – повторила Виктория. – Кто бы мог подумать.

– Это именно те вещи, которые нужны в путешествии, но почему-то их всегда забываешь положить в чемодан. А красивый зонтик вообще очень трудно купить.

Виктория кивнула, слегка поморщившись при слове «красивый». Неужели оно прилипло к ней навсегда? «Виктория Форд – она такая красивая!» – написала ее воспитательница в детском саду на самой первой отчетной карточке. Это слово последовало за ней из Иллинойса на Манхэттен. «Красивая! Красивая! Красивая!» – таким был заголовок ее первого интервью «Женской одежде». Виктории так и не удалось отделаться от этого слова.